Кирилл Серебренитский: Их тысячелетняя история начинается в 1941 и заканчивается в 1945ом, потому, что у них нет ничего, кроме мировой войны

...они так бешено, с такими истошными воплями и с ядовитым кипением слюны - вцепились в ВОВ -  

...Просто:  у них, для патриотической потребности, больше вообще ничего не осталось.

 Предыдущие столетия, - Московия, Петербург,  - это, как бы они ни тружились, - чужая, вражеская страна, которую разгромили и уничтожили дочиста их прадеды. 

Четверть века до ВОВ - босхов ад Коминтерна, который приходится теперь как-то натужно обволакивать многослойной ложью, чтобы не сойти с ума от ужаса и осознания позора. 

После ВОВ - сонное отупение, первые поколения  раборожденных колхозников, выползающих из колхозных подземелий; насквозь лживая, сооружённая из вранья, стоящая на вранье и враньём покрытая бутафорская империя, в которой было строго запрещено слово "империя", и которая - совсем уж не по-имперски, - сама собой развалилась, лишь потому, что всё это было устроено изначально чудовищно глупо, - и из-за этого саморазвала опять же они вынуждены, как-то, по клоунски кувыркаясь, изворачиваться, и - врать, врать, врать, самим себе, - чтобы хоть как-то оправдать  столетие непрерывного стыда. 

Далее: поехало то, что они сами же, во всё горло, объявили оккупацией, - хотя сами же эту оккупацию устроили, возглавили и углубили. 

 До ВОВ враньё и позорище, 

после ВОВ позорище и враньё. 

Их тысячелетняя история начинается в 1941 и заканчивается в 1945ом.

Они всё время бормочут, верещат, рычат, поют и пляшут о мировой войне, - потому, что у них нет ничего, кроме мировой войны.