Извечная неизменная победоносность русского оружия - от Святослава до (нужное подчеркнуть)
- это современный школьный эпос, который сооружён при помощи чрезвычайно простых, можно сказать, игрушечных способов.
(Справедливости ради, следует отметить, что эти способы применяются с давних времён, и отнюдь не в одной нынешней РФ; тут дело, скорее, не в самом феномене, а в его густоте, удушающей плотности, изобилии и шквальном напоре).
1. Эффект Илиады.
В истории каждой военной кампании: яростное, тщательно-подробное, многотиражное высвечивание тактических и стратегических успехов (в спектре от монографий до поэм) и низведение поражений до уровня примечаний внизу страницы, комментариев и небольших статей в специальных малотиражных сборниках.
Например, всё внимание сосредотачивается на победоносных сражениях в глубинах России, и одновременно до предела ужимается нарратив, долженствующий объяснить, каким образом противник оказался в этих самых глубинах.
(Классический пример - скажем, поход 1799 года: чрезвычайно ярко высвечены победы князя Суворова-Италийского при Нови и Треббиа, а разгром Римского-Корсакова при Цюрихе оставлен для утончённо-маргинальных знатоков, в последнее время часто определяемыми термином "задрот").
2. Эффект Роланда.
Эпическая героизация поражений, которая создаёт преобладающее ощущение триумфа, независимо от скучных цифровых результатов означенного сражения.
(Классика - Бородинское (Москворецкое) сражение: да, Наполеон оказался после этого сражения в Москве, но "наши" сражались отважнее и самозабвеннее, и вообще это был хитроумный план).
В определённых условиях (наиважнейшим из которых является тотальная историческая игнорантность широкой аудитории) - посредством этого метода можно превратить в победы не только отдельные разгромные сражения, которые могут быть оправданы победоносной кампанией (как война 1812 года); но и целые разгромные кампании в эпическом мировосприятии превращаются в победоносные.
Например, разгром российских войск в Срединной войне 1805 - 1807 годов размыт и замаскирован, например, посредством описания "подвигов Багратиона", при размывании общего контура события (арьергард князя Багратиона умело прикрывал панические отступление основных сил.)
Классический же пример - это Крымская война (яростная акцентация обороны Севастополя и фактологическая деструкция сражения при Альме).
3. Эффект Цахеса.
Последовательная диффамация действий союзных армий, из которых следует, что союзники на самом деле были, скорее, то ли отягощением "наших", то ли латентным противником в тылу.
Этот метод наиболее близок к прямым осознанным фальсификациям, так как постоянно требует утаивания весьма значительных фактов, а то и целых концепций.
(Так выстроены издавна, например, эпические версии турецких кампаний князя Суворова: выясняется, что в каждом сражении он решал сразу две тяжёлые задачи: громил турок и спасал союзных австрийцев).
4. Эффект Орлеанской Девы.
Семантические операции, при помощи которых, - большей частью посредством интонационных ударений, - победа проецируется на современность, а поражение вытесняется в небольшой, локальный, целенаправленно компроментируемый сегмент прошлого, "старого режима", что позволяет возлагать вину за поражения на покойных персонажей, снимая её с категорий "мы", "наша армия", "наша страна".
(Классика - Цусима. То есть: при Гангуте, Чесме, Корфу и тд. победы одержали "мы" ("наш доблестный флот"), а в цусимском разгроме виноват лично царь и его паркетные адмиралы, от которых "мы" вскоре избавились).
Часто используется такой инструмент, как принесение в жертву какого-то конкретного полководца, в идеале - носителя иноземного ("ненашего") имени: сражения 1807 года (Пултуск, Фридланд, Эйлау) проиграли не "наши", а лично барон Беннигсен; летнее отступление 1812 года - в них виновен лично граф Барклай де Толли (частично реабилитированный, поскольку в 1813ом он возглавил наступление). Создаётся уверенное впечатление, что если бы войсками командовал полководец с "нашей" фамилией, то исход был бы иным.
5. Эффект Чингачгука.
Метод, родственный предыдущему.
Он применялся весьма широко именно в советское время: наиболее эпичные персонажи прошлого, которые сражались, успешно и доблестно, против российских войск внутри границ Империи, причисляются к борцам против "царизма", "старого режима", - и, таким образом, как бы априори сражались за победу (в отдалённом будущем) режима нынешнего, то есть советского; а поскольку в настоящее время СССР и "Россия" прочно (и опасно для оппонентов) отождествляются, то выходит, что избранные стратеги и герои, воевавшие против России, одновременно сражались за Россию.
В СССР таких персонажей было множество, - чаще всего они использовались для вовлечения этнических и национальных эпосов в постумный советский легендариум.
Героизировались монументально, например, имам Шамиль или полевые командиры последней Польской войны, красной (якобинской, республиканской) ориентации - Калиновской, Сераковский, Домбровский и тд.
Таким образом, победы Императорских войск над инсургентами описывались как успехи русского оружия ("наши"), а победы инсургентов над царскими карателями - как подвиги прогрессивных сил и национально-освободительной борьбы (тоже "наши").
(Классика: "крестьянский царь Пугач", (волжско-уральский сепаратист и старообрядческий ультраконсерватор, который, по сути, дистанцировался от гражданской войны и создал своё государство, воевавшее с Россией), а также его этнические сподвижники, Салават прежде всего).
* ПРИКАРПАТСЬКИЙ ІНСТИТУТ ЕТНОСОЦІАЛЬНИХ ДОСЛІДЖЕНЬ ТА СТРАТЕГІЧНОГО АНАЛІЗУ НАРАТИВНИХ СИСТЕМ
