1. Мы признаем, что колебания — естественный миропорядок.
2. Мы должны освободиться от столетия модернистской идеологической наивности и циничной неискренности его внебрачного ребёнка (постмодернизма, — прим.).
3. Впредь движение должно осуществляться путём колебаний между положениями с диаметрально противоположными идеями, действующими как пульсирующие полюса колоссальной электрической машины, приводящей мир в действие.
4. Мы признаём ограничения, присущие всякому движению и восприятию, и тщетностью любых попыток вырваться за пределы, означенные таковыми. Неотъемлемая незавершённость системы влечёт необходимость приверженности ей, не ради достижения заданного результата и рабского следования её курсу, но скорее ради возможности нечаянно косвенно подглядеть некую скрытую внешнюю сторону. Существование обогатится, если мы будем браться за свою задачу, как будто эти пределы могут быть преодолены, ибо таковое действие раскрывает мир.
5. Всё сущее захвачено необратимым сползанием к состоянию максимального энтропийного несходства. Художественное творение возможно лишь при условии происхождения от этой разницы или раскрытия таковой. На его зенит воздействует непосредственное восприятие разницы как таковой. Ролью искусства должно быть исследование обещания его собственных парадоксальных амбиций путём подталкивания крайности к присутствию.
6. Настоящее является симптомом двойственного рождения безотлагательности и угасания. Сегодня мы в равной степени отданы ностальгии и футуризму. Новые технологии дают возможность одновременного восприятия и разыгрывания событий с множества позиций. Эти возникающие сети, отнюдь не сигнализирующие о его угасании, способствуют демократизации истории, освещению развилок, вдоль которых её грандиозное повествование может странствовать здесь и сейчас.
7. Точно так же, как наука стремится к поэтической элегантности, художники могут пуститься в искания истины. Вся информация являет почву для знания, будь то эмпирического или афористического, независимо от её правдоценности. Мы должны принять научно-поэтический синтез и информированную наивность магического реализма. Ошибка порождает смысл.
8. Мы предлагаем прагматичный романтизм, не скованный идеологическими устоями. Таким образом, метамодернизм следует определить как переменчивое состояние между и за пределами иронии и искренности, наивности и осведомлённости, релятивизма и истины, оптимизма и сомнения, в поисках множественности несоизмеримых и неуловимых горизонтов. Мы должны двигаться вперёд и колебаться!
Автор: Люк Тёрнер (Luke Turner). Британский художник и автор артистических перформансов. Известен своим совместным проектом с голливудским актёром Шайей ЛаБафом и финнской художницей Настей Саде Ронкко.
Перевод манифеста выполнен Дмитрием Ерохиным и Александром Филоновым.
Текст на английском языке: http://www.metamodernism.org
***************************************************************
Текст українською мовою:
МАНІФЕСТ МЕТАМОДЕРНІЗМУ
1. Ми визнаємо, що коливання – це природний світовий порядок.
2. Ми мусимо звільнитись від інерції сторіччя модерністської ідеологічної наївності і цинічної нещирості її позашлюбної дитини.
3. Надалі рух має здійснюватись шляхом коливань між позиціями з діаметрально протилежними ідеями, які діють як пульсуючі полюси колосальної електричної машини, що змушує цей світ рухатись.
4. Ми визнаємо обмеження, притаманні будь-якому руху і переживанню, а також марність будь-яких спроб вийти за окреслені межі. Особлива риса системи – її недосконалість – вимагає прихильності не заради досягнення заданого результату або рабського слідування її курсу, а, скоріше, заради можливості побіжно побачити те, що приховано зовні. Існування збагатиться, якщо ми будемо ставити своє завдання так, ніби ці межі можна подолати, тому що така дія розкриває світ.
5. Все, що існує, захоплено незворотним сповзанням до стану максимально ентропійної несхожості. Художнє творення можливе лише за умовою породження або розкриття відмінностей. Афект в його кульмінації – нічим не опосередковане переживання відмінності як такої. Метою мистецтва повинно бути дослідження перспективи власних парадоксальних амбіцій шляхом виманювання позамежного до присутності.
6. Теперішнє – це симптом народження двійні: безпосередності сприйняття і поступового його згасання. Сьогодні ми ностальгісти тією ж мірою, в якій ми – також і футуристи. Нові технології дають можливість одночасного сприйняття і розігрування подій з безлічі позицій. Ця виникаюча мережа сприяє зовсім не згасанню історії, а її демократизації, виствітлюючи розгалужені стежки, уздовж якими її грандіозні оповідання можуть мандрувати тут і зараз.
7. Художники можуть вирушити на пошуки істини так само, як наука прагне до поетичної елегантності. Вся інформація є основою знання, емпіричного чи афористичного, незалежно від її справжньої цінності Ми повинні розкрити обійми науково-поетичному синтезу і просвітницькій наївності магічного реалізму. Помилка породжує сенс.
8. Ми пропонуємо прагматичний романтизм, що не скутий ідеологічними засадами.
Таким чином, метамодернізм слід визначити як мінливий стан між і за межами іронії та щирості, наївності та обізнаності, релятивізму та істини, оптимізму та сумніву в пошуках множинності несумірних і невловимих горизонтів. Ми маємо рухатись вперед і коливатись!
**************************************************************
Метамодернизм (англ. Metamodernism) — понятие, отражающее изменения и состояние культуры с начала 1990-х годов до настоящего времени и пришедшее на смену понятию постмодернизм. Термин ввели в 2010 году голландские ученые и философы Тимотеус Вермюлен и Робин ван ден Аккер в своем эссе «Заметки о метамодернизме» (Notes on Metamodernism), которое впоследствии было опубликовано на сайте основанного ими одноименного проекта. В качестве синонима используют термин постпостмодернизм.
Авторы говорят об окончании эпохи постмодернизма и приводят две категории причин этого, отмеченные различными авторами: 1) Материальные (изменение климата, финансовый кризис, террористические атаки, цифровая революция); 2) Нематериальные (присвоение критики рынком, интеграция дифферанса в массовую культуру). В статье отмечается, что большинство постмодернистских тенденций принимает новую форму и, что главное, новый смысл: «что история продолжается уже после её поспешно объявленного конца», — отмечают ученые, проводя параллель между объявленной в прошлом веке концепцией «конца истории» и «позитивным» идеализмом Гегеля. Метамодерн «осциллирует между энтузиазмом модернизма и постмодернистской насмешкой, между надеждой и меланхолией, между простодушием и осведомлённостью, эмпатией и апатией, единством и множеством, цельностью и расщеплением, ясностью и неоднозначностью» — этакий концептуальный оксюморон.
В 2015 году в своей статье «Метамодернизм: краткое введение» (Metamodernism: A Brief Introduction) один из авторов проекта Notes on Metamodernism, английский художник Люк Тернер утверждает, что приставка «мета-» происходит от термина Платона metaxis, обозначающего колебание между двумя противоположными понятиями и одновременность их использования. Возникновение новой концепции автор связывает с рядом кризисов и изменений с начала 1990-х годов (изменение климата, финансовые спады, рост числа вооруженных конфликтов), а также с провозглашением т.н. конца истории.
В статье Тернер называет основные черты постмодернизма, к которым относятся следующие понятия: деконструкция, ирония, стилизация, релятивизм, нигилизм. Метамодернизм возрождает общие классические концепции и универсальных истин, при этом не возвращаясь к «наивным идеологическим позициям модернизма» и находится в состоянии колебания между аспектами культур модернизма и постмодернизма. Таким образом, по словам Тернера, метамодернизм сочетает в себе просвещенную наивность, прагматический идеализм и умеренный фанатизм, колеблясь при этом «между иронией и искренностью, конструкцией и деконструкцией, апатией и влечением». Другими словами, поколение метамодерна — это своего рода оксюморон, в котором могут сочетаться, казалось бы, противоположные вещи.
Метамодернизм — концепция не предписательная, но описательная. В качестве примеров метамодернизма в искусстве Тернер приводит музыку таких исполнителей, как Arcade Fire, Билл Каллахан, Future Islands, работы таких художников, как Олафур Элиассон и Питер Дойг, кино таких режиссеров, как Уэс Андерсон и Спайк Джонз. К слову, в качестве обложки своей статьи Тернер использует кадр из фильма Уэса Андерсона «Королевство полной луны». Также в статье Тернер упоминает опубликованный им ранее «Манифест метамодерниста» (Metamodernist // Manifesto), который художник охарактеризовал как «одновременно определившим и поддержавшим дух метамодернизма; одновременно логически последовательным и абсурдным, серьезным и обреченным на провал, но все еще оптимистичным и полным надежд».
Еще в 2001 году в журнале «Знамя» была опубликована статья философа, культуролога и литературоведа Михаила Эпштейна «De’but de sieсle, или От пост- к прото-. Манифест нового века», в которой он говорит об окончании эпохи с приставкой «пост-» и вводит новый термин с приставкой «прото-» — протеизм. Суть новой эпохи, по его словам, заключается в «сращении мозга и вселенной, техники и органики, в создании мыслящих машин, работающих атомов и квантов, смыслопроводящих физических полей, в доведении всех бытийных процессов до скорости мысли». Он не говорит о культурном возвращении к истокам и т.н. «радикальной открытости», замещающей популярные в эпоху постмодернизма противопоставления концепциям прошлого. Однако говорит о технологическом аспекте новой эпохи, его возможностях и рисках.
В 1998 г. ивано-франковский писатель Владимир Ешкилев, близкий к «Крымскому Клубу» Игоря Сида, вместе с Юрием Андруховичем и Олегом Гуцуляком, реализовал проект «Возвращение демиургов: Малая энциклопедия актуальной литературы» (журнал «Плерома», 1998, № 3; републикация на сайте журнала «Ї»), в котором предложил в качестве альтернативы на постмодернизм метамодернистский метод «нюансированной демиургии». Он реализируется в нарративных текстах типа жанра «фэнтези» или «детектива», где присутствует такой способ художественной креации, когда автор обуславливает сюжет, концепцию и дискурсивный пространство литературного произведения построением специфического мира. В пространствах этих текстов возникает эффект чудесного, содержатся в качестве субстанционального и невидстороненого элемента сверхъестественные или невозможны миры, существа или объекты, с которыми персонажи или читатель оказываются в более или менее тесных отношениях. Писатель и художник здесь – это вдохновенный «медиатор», добываемый свои образы из идеального мира и увековечивающий их в эмпирическом. Тем самым реализуется модернистский призыв Ф. Ницше создать «ряды жизненных ценностей», чтобы образы их вросли в образы бытия, преобразовывая мир. Не только создать в мире мир, но сделать его реальным для других. С помощью «нюансированной демиургии» (по типу борхесовского рассказа «Тлён, Укбар, Орбис Терциус») казалось бы нереальные, миры «фэнтези» впитываются в реальность и изменяют её. Происходит своеобразная «экспансия ирреального» в реальность: человек ещё не согласился с новым измерением, но ему предлагают мыслить в определенных понятиях – и, в конце концов, мир «Розы Мира», «Матрицы», «Космических войн», «Звёздного Крейсера Галактика», «Сейлормун», «Властелина колец» или «Брата / Брата – 2» и «Мы из будущего / Мы из будущего 2» становится реальным миром – его «жизненные ценности» врастают в образы бытия, делают его реальными для других, вступают в космогоническую борьбу с небытием. Метамодернизм «нюансированной демиургии» состоит в том, что она возвращает такие униженные постмодернизмом функторы (functeurs) как Великий Герой, Большое Путешествие, Великие Опасности, Большая Цель и т.п. То есть идет апелляция к «первомифу» о том, как Герой отправляется на поиск приключений для «Большой Встречи».
Эта «демиургия» стремится реставрировать, как пишет Владимир Ешкилев, «… органические для классического мировоззрения космологические координаты, ставя «золотой век» в начале линейной хронологии, а День Судный – на конец … Фэнтези реставрирует также и ницшеанское amor fati, «улыбку судьбы» – бытийное обещание чуда «как награды за сверхусилия», а через эту реставрацию – возрождает этос подвига, погребенный постмодернистской эпохой под кладбищенскими плитами ироник» (Єшкілєв В. Повернення деміургів // Плерома (Івано-Франківськ). – 1998. – № 3. Мала українська енциклопедія актуальної літератури «Повернення Деміургів». – С. 10).
Итак, в то время, как постмодернизм настаивает на двух типах толерантности – формально-языковой и мировоззренчески-аксиологической, демиургами метамодернизма постулируется «кредонизм» (лат. Credo) – верность «Большой Традиции» с ее великими героями, путешествиями, приключениями и победами. И на определенном этапе в массовой культуре данная практика демиургии «работает». Ведь если в античные времена греки утешались-очищались, «катарсировали» в театре, наблюдая коллизии мифических деяний, а римляне – в колизеях, наблюдая космогонические гладиаторские бои, то для современного человека такой ареной стало телевидение с его «мыльными/космическими операми» и «политическими ток-шоу», где мифологические сюжеты разыгрываются носителями архетипов современной цивилизаии – Добро, Зло, Непобедимый Герой, Галантный Рыцарь, Изменница-Любимая, верный Друг, Чудак-Учёный и т.д.
Но в отзыве на данную концепцию Ю. Каграманов предостерег, что со временем «демиургическая практика» не выдерживает противостояния «инерции явственного бытия» (Каграманов Ю. Вперед к новой Византии? // Дружба народов (Москва). – 2001. – № 2. – С.163]).
Комментариев нет:
Отправить комментарий