Конец XV в. на Руси был отмечен всплеском сильных эсхатологических и мистических воззрений. Несостоявшийся «конец света» 1492 г. открыл в русской культуре эпоху нового мышления, ренессансного типа [1], с характерными чертами: желание просветить нацию, эмпирическое познание мира, интеллектуальная и гуманистическая направленность.
В XVI в. достигла расцвета «третья» культура [2], основу которой составляли иудейские и греческие апокрифы, переводные сочинения античных и арабских учёных. А так же большая группа текстов естественнонаучного, прикладного характера (математические, астрономические вычисления). Они попали в разряд запрещённых книг. Реформаторские движения «нового благочестия» охватили Европу XV — XVI вв. Их отголоском на Руси была ересь жидовствующих, в связи с которой наблюдались акты вандализма над иконами [3].
В литературе и изобразительном искусстве XVI в. возникли сюжеты, прославляющие чудеса от икон как противодействие иконоборчеству приверженцев ереси жидовствующих. Появились Сказания о чудесах от икон Богородицы «Владимирская», «Тихвинская», «Смоленская» и Христа — «Сказание о Спасе Нерукотворном».
В искусстве, как и в литературе, существовало идеологическое направление, полемизирующее с вольнодумцами. Считается, что в клеймах икон «Страсти Господни в евангельских притчах» и «Воскресение- Сошествие во ад с евангельскими сценами» Благовещенского собора Московского Кремля дан художественный ответ официальной церкви еретикам. Церковное искусство XVI в., несмотря на символико- аллегорические художественные формы, отличалось чёткостью идеологического смысла. В литературе полемика с евреями была заявлена в книге «Просветитель» Иосифа Волоцкого. Кроме того, в русской книжности распространились списки Толковой Палеи и полемических святоотеческих сочинений, например «Слово св. Афанасия Александрийского об иконе Господа Нашего Иисуса Христа», антиеретические творения преп. Иоанна Дамаскина.
С другой стороны, в изобразительном искусстве возросло количество ветхозаветных мотивов, связанных с видениями пророков, с темой Дня Господня и пришествия Мессии. Раньше ветхозаветные книги были частично известны в пересказах толкователей Св. Писания, но благодаря собранию библейских текстов новгородским архиепископом Геннадием («Геннадиевская Библия» 1499 г. ) они стали более доступными для чтения. Художники XVI в. для изображения сцен из Ветхого Завета, как правило, опирались на миниатюры и тексты Толковой Палеи и «Христианской Топографии» Козьмы Индикоплова, содержавшие доступное изложение ветхозаветных сюжетов. На иконах, в аллегорической форме, стали изображать видения ветхозаветных пророков космологического и эсхатологического характера — это вызвало недовольство дьяка Висковатого (изображения Христа «в Давидове образе», «Единородный Сыне…». Ветхозаветная космология отразилась в сюжетах «Почи Бог в день седьмый», «Всякое дыхание да хвалит Господа», «Да молчит всякая плоть», «Троица в в деяниях» и «Шестоднев». Стали создаваться подробные циклы иллюстраций Книги Бытия, дополненные иудейскими апокрифическими источниками[4] (книга Еноха, «Заветы двенадцати патриархов» и др. апокрифы). Художники стали подписывать изображение Бога словом «Саваоф».
В интерьерах церквей доминантой убранства иконостасов становится расширенный пророческий ряд. Чаще всего пророки изображались с атрибутами пророчеств.
Появились иконы «Похвала Богородицы», на которых изображена Богородица, царственно восседающая в окружении пророков со свитками пророчеств о воплощении Сына Божия. Среди иконографий богородичных икон возникает отождествление исторической личности Марии с видениями и символами из ветхозаветных пророчеств. Например, образ горы из видения пророка Даниила был заимствован для иконографии Богоматери «Гора Нерукосечная».
В XVI в. достигла расцвета «третья» культура [2], основу которой составляли иудейские и греческие апокрифы, переводные сочинения античных и арабских учёных. А так же большая группа текстов естественнонаучного, прикладного характера (математические, астрономические вычисления). Они попали в разряд запрещённых книг. Реформаторские движения «нового благочестия» охватили Европу XV — XVI вв. Их отголоском на Руси была ересь жидовствующих, в связи с которой наблюдались акты вандализма над иконами [3].
В литературе и изобразительном искусстве XVI в. возникли сюжеты, прославляющие чудеса от икон как противодействие иконоборчеству приверженцев ереси жидовствующих. Появились Сказания о чудесах от икон Богородицы «Владимирская», «Тихвинская», «Смоленская» и Христа — «Сказание о Спасе Нерукотворном».
В искусстве, как и в литературе, существовало идеологическое направление, полемизирующее с вольнодумцами. Считается, что в клеймах икон «Страсти Господни в евангельских притчах» и «Воскресение- Сошествие во ад с евангельскими сценами» Благовещенского собора Московского Кремля дан художественный ответ официальной церкви еретикам. Церковное искусство XVI в., несмотря на символико- аллегорические художественные формы, отличалось чёткостью идеологического смысла. В литературе полемика с евреями была заявлена в книге «Просветитель» Иосифа Волоцкого. Кроме того, в русской книжности распространились списки Толковой Палеи и полемических святоотеческих сочинений, например «Слово св. Афанасия Александрийского об иконе Господа Нашего Иисуса Христа», антиеретические творения преп. Иоанна Дамаскина.
С другой стороны, в изобразительном искусстве возросло количество ветхозаветных мотивов, связанных с видениями пророков, с темой Дня Господня и пришествия Мессии. Раньше ветхозаветные книги были частично известны в пересказах толкователей Св. Писания, но благодаря собранию библейских текстов новгородским архиепископом Геннадием («Геннадиевская Библия» 1499 г. ) они стали более доступными для чтения. Художники XVI в. для изображения сцен из Ветхого Завета, как правило, опирались на миниатюры и тексты Толковой Палеи и «Христианской Топографии» Козьмы Индикоплова, содержавшие доступное изложение ветхозаветных сюжетов. На иконах, в аллегорической форме, стали изображать видения ветхозаветных пророков космологического и эсхатологического характера — это вызвало недовольство дьяка Висковатого (изображения Христа «в Давидове образе», «Единородный Сыне…». Ветхозаветная космология отразилась в сюжетах «Почи Бог в день седьмый», «Всякое дыхание да хвалит Господа», «Да молчит всякая плоть», «Троица в в деяниях» и «Шестоднев». Стали создаваться подробные циклы иллюстраций Книги Бытия, дополненные иудейскими апокрифическими источниками[4] (книга Еноха, «Заветы двенадцати патриархов» и др. апокрифы). Художники стали подписывать изображение Бога словом «Саваоф».
В интерьерах церквей доминантой убранства иконостасов становится расширенный пророческий ряд. Чаще всего пророки изображались с атрибутами пророчеств.
Появились иконы «Похвала Богородицы», на которых изображена Богородица, царственно восседающая в окружении пророков со свитками пророчеств о воплощении Сына Божия. Среди иконографий богородичных икон возникает отождествление исторической личности Марии с видениями и символами из ветхозаветных пророчеств. Например, образ горы из видения пророка Даниила был заимствован для иконографии Богоматери «Гора Нерукосечная».