Роман Бончук: Міжгалактичний синдром

Астрофізика та квантова неологіка, математика психоаналізу та морфологія психолінгвістичних практик є тим зерням, з котрого з часом виросте ще щось більш глибинно міждисциплінарне та нове. Сутність в багатошаровій мультиповерхневості, звісно, є профанійною методою, хоча профанізм, у свою чергу, є наслідком десакралізації, тобто канон, як стала догма, піддається мультифункціональному подрібненню; суто наукова специфіка, з огляду на те, що отримання Якісно новітнього є можливим внаслідок розпадів та каузальних зіткнень й змін траекторій. Якщо глобально, тоді нічого Сталого взагалі не існує, бо сталість є категорією найвищої тимчасовості, а твердість  й синдромність окремих об'єктів є просто взаємонеобхідністю окремих сегментів та частин й частинок. Фізика чудова наука, можливо й практика окремої магії чи просто сухореброї догматичної логіки, в котрій все ніби підпорядковано окремому бажанню об'єднання в сферичну біполярну сомнамбулу. 

Якщо ми сягнемо в окремі сегменти галактик та міжгалактичних порожнеч, ми зрозуміємо, що знання є обмеженим внаслідок недосконалості Інструментарію й хибності окремих конструкцій щодо логістики побудови суджень відносно Внутрішньої природи окремих об'єктів. Атомарний рівень й знання самого Логосу поєднання та взаємодії атомів дає нам картинку Прямого та непрямого Контактів, в котрих все залежить від напрямів руху (спінів), характеристих суто "плюсів-мінусів" (квантові підрівні), та моментам Взаємопроникнення, тобто переходів окремих центрів Ядер в інші ядра, із виходом в нескінченність окремих мікрочастинок із невідомою нам інформацією. Життя атомів дало можливість створити моделі мікрокосмосів, зокрема спільнот і угрупувань, полісів та ареалів, де головний фактор, Свобода, сягає свого вичерпного моменту. 

Якщо елінізм свого часу дозволив й створив умови для розуміння своєї свободи саме в межах Полюсу, то спадковий еліністичний синдром (епоха Олександра) грається в суто паразитарний спосіб розуміння феному всепоглинання імперського. Полюси,  поглинаючи інші полюси, створюють Імперії, де, зокрема, феномени свободи руйнуються вшент, так і на міжгалактичному просторі Великі галактики пожирають меньших, як на суто нуклеотичному рівні більш активні та гарячі суспензії та субстрати розчиняють холодні. Тепло - це вже життя... 

Александр Волынский: Пифагор и Воинства

Гатри в своей «Истории греческой философии» утверждал, что Пифагор был первым, кто применил слово Космос по отношению к миру. Вера в космический прядок проистекала из уверенности в том, что Архэ — это не вода, не огонь не воздух и даже не бесконечный айперон, но Число. Для Пифагора и его последователей философия должна была служить прежде всего путем к вечному спасению, которое могла обеспечить только вечность души. Пифагорейцев именно постоянство небесных циклов убеждало в божественности Чисел и бессмертии познавших их Тайну.

В «Государстве» Платон пишет о философе, который «направил свою мысль на бытие»: «Видя и созерцая нечто стройное и вечно тождественное, не творящее несправедливости и от нее не страдающее, полное порядка (kosmos) и смысла, он этому подражает и как можно более ему уподобляется. Или ты думаешь, будто есть какое-то средство не подражать тому, чем восхищаешься при общении?.. Общаясь с божественным и упорядоченным (kosmios), философ также становится упорядоченным (kosmios) и божественным, насколько это в человеческих силах».

Тезис «подобное познается подобным», является характерным как для Сократа, так и для Платона, а также для пифагорейцев. Это основание всей системы воспитания душ юных «стражей» в «Государстве» в моральной красоте через прекрасное окружение, которое радует зрение и слух. Главный принцип этого «раннего образования», который заключается в том, что душа неизбежно уподобляется тому, что созерцает, принимая его свойства, очевидно пифагорейский. Для пифагорейцев было очень характерно следовать симпатической магии в которую входили самые разные табу вроде запрета на поедание бобов, мяса или стирание вмятины от горшка на пепле.

Игорь Гарин: Инстинкт самосохранения или вырождение?: эссе о русской интеллигенции

Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно.
Ленин

Интеллигенция — это отбросы общества.
Гитлер

На всех языках мира интеллигенцию определяют как мозг нации. Почему же два вурдалака-диктатора сошлись в мнении, что она является говном или отбросами? Даже в словаре русского языка профессора Д.Н.Ушакова читаем, что интеллигент — «человек, социальное поведение которого характеризуется безволием, колебаниями, сомнениями». Правда, за сим следует ссылка на товарища Ленина: «Вот она психология российского интеллигента: он на словах храбрый радикал, на деле маленький чиновник». Я бы сослался еще на одну цитату русского диктатора, испохабившего страну, о классе, из которого вышел: «Душонка у вас насквозь хамская, а вся ваша образованность, культурность и просвещенность есть только разновидность квалифицированной проституции. Ибо вы продаете свои души и продаете не только из нужды, но и из «любви к искусству»!».

Более ёмко, как долженствует поэту нарождающейся сволоты, высказался В.Маяковский: «Интеллигенция есть ругательное слово».

Любопытно, что в России подобные мысли высказывали и враги большевистского путча. Ярый монархист Иван Солоневич, обвинивший русскую интеллигенцию в отрыве от «почвы», без обиняков писал: «Русская интеллигенция есть самый страшный враг русского народа».

Обращаю внимание на распространенность подобных идей в русском сознании вне зависимости от лагерной принадлежности: «Думаю определение от Ленина очень точно показывает истинную гнилость этой касты прихлебаев и паяцев»; «Если отбросив лавровые венки и бутафорский пафос трезво посмотреть на этих упырей (интеллигентов), то становится ясно, что там за воротничком — жалкая плебейская душонка, желающая одного — сладко есть и мягко спать, на чужой счет» (Н.Кожемяка); «Интеллигент в первом поколении — хам, получивший образование» (М.Берг). «На смену царской пришла новая — советская «интеллигенция», которая оказалась еще большим говном, чем прежняя» Моя подруга и большая ценительница русской культуры Майя Уздина высказалась по этому поводу так: «Ведь по-русски написаны не только: «Я помню чудное мгновенье», но и: «Интеллигенция — это не мозг нации, а говно»».

Галина Иванкина: Антиутопия?

Я очень долго не желала читать хрестоматийную вещь Евгения Замятина «Мы» — именно потому что её обзывали хрестоматийной. Она считалась изначалом таких кошмаров, как «О, дивный новый мир» Олдоса Хаксли, «1984» Оруэлла и «Москва 2042» Войновича. А ещё, эту вещь неизменно ставили в единый ряд с платоновским «Котлованом» и объединяли общей формулой «глубокий антитоталитарный замысел». Британский ужас Оруэлла с капустной вонью и бытовыми неудобствами перекликался в миром Войновича и упирался в Котлован. Ад мистера Хаксли был стерилен с виду, но давно сгнил изнутри — его первые были не лучше последних и «альфа»-представители смотрелись не умней/не краше всяких «дельт».

Но замятинский мир … это сильно другое. Больше того, когда я наконец-то до него добралась, я увидела совсем иное. Не пугающее и не отталкивающее. А, скорее, завораживающее. Нет, я не хотела бы там жить — я слишком интровертна, чтобы избрать сие в качество личного идеала. Но, тем не менее, это — мощно и свежо. Впрочем, предоставим слово самому автору: «Через 120 дней заканчивается постройка Интеграла. Близок великий, исторический час, когда первый Интеграл взовьется в мировое пространство. Тысячу лет тому назад ваши героические предки покорили власти Единого Государства весь земной шар. Вам предстоит еще более славный подвиг: стеклянным, электрическим, огнедышащим Интегралом проинтегрировать бесконечное уравнение Вселенной. Вам предстоит благодетельному игу разума подчинить неведомые существа, обитающие на иных планетах — быть может, еще в диком состоянии свободы».

Бируте Ланге: О родовой памяти и глубинных национальных корнях

Память рода — пожалуй, одно из наиболее загадочных явлений человеческого сознания и души. Кто-то верит, что оно и правда существует, то есть человек временами может извлечь из подсознания ощущения связи со своими далекими предками, осознавать  связь с землей своей крови. Кто-то не верит в это, считая подобное иллюзией и выдумкой…
Как бы там ни было, в жизни порою бывают моменты, которые заставляют задуматься о том, что эта память все же имеет место. Возможно, некоторые люди ее просто не ощущают или же не придают ей значения.
Мой рассказ будет посвящен событиям моей жизни, произошедшим в 2011 году… Начну издалека.
Много лет назад мне выпало на долю общаться с одним нашим далеким родственником… Он был очень образованным человеком, известным интеллектуалом. На всю жизнь у меня осталось в памяти что он рассказывал мне многое о восточной культуре, о поэзии и философии, в частности про такое мистическое духовное направление как суфизм. Мое воображение еще тогда поразили стихи, которые он читал мне — удивительная, завораживающая суфийская лирика. Спустя много лет память об этом духовном наследии помогла мне  справиться с крайне сложными ситуациями, воспрянуть духом и не сломаться морально…
Итак, мой рассказ. Хочу заранее предупредить, что в рассказе будет много информации, которая казалось бы никак не имеет никакого отношения к нашей теме, но все же имейте терпение дочитать все до конца!

Валерия Седова: Исповедь Химеры

Алхимия (лат. alchimia, alchymia, от араб. خيمياء‎‎, предположительно от египетского «chemi» — черный, откуда также греческое название Египта, чернозёма и свинца — «черная земля»; другие возможные варианты: др.-греч. χυμος — «сок», «эссенция», «влага», «вкус», др.-греч. χυμα — «сплав (металлов)», «литье», «поток», др.-греч. χυμευσις — «смешивание», др.-греч. Χιμαιρα — «Химера») — общее название существующих в различных культурах систем трансформации физических предметов (в первую очередь металлов) или человеческого организма.

Диалог с Возлюбленным Близнецом. Чистота.

 — Кого ты ждешь? —  как то спросил меня голос, который я услышала из чаши. Она сверкала фиолетовым пламенем, на фоне черной, мрачной комнаты. Но в ней, почему то было тепло и уютно. Так как в объятиях. Сама не знаю как это быть в объятиях, просто мне почему то так казалось…

— Куда ты пропал?

— Я с тобой…

— Я тебя не вижу милый…

— Зато ты чувствуешь меня!

— Как так мой Орфей, почему не слышна твоя песня мне?

— Ты закрыла сердце и открыла ум, ты сама себе не веришь!

— Как поверить в то, что делает мне больно??? Орфей, мой Близнец куда же ты пропал? Где обещание твое? Где твой обет? Мой алтарь пуст и я в темноте…

— Ты не была сама собой со мной…

— Как так, мой любимый? Как ты не поверил мне?

— Я просто таких не встречал…И просто не мог поверить в то что вижу!

— Я истинная Суть самой себя, я алхимик, любимый мой, я тот кто держит магистериум, я сама создатель и творец, я альтернативная реальность, я Химера. Я Уроборос беременный идеей, я Закат

— Я люблю твою душу,  Химера!

— Так полюби меня  полностью, полюби и плоть, Посланник Силы!  Ибо мы едины!

Кирилл Серебренитский: Ya inostranets

Второй справа - Кирилл Серебренитский

1. Ya inostranets.

2. Я родился и всю жизнь прожил на реке Volga, а сейчас вот живу на реке Moskowa, а — не правда ли? — не может быть ничего более Russes, чем Volga и Moskowa. Я говорю, пишу,
читаю и думаю, — постоянно читаю, непрерывно думаю, сутки напролёт пишу, и говорю, бывает, по три часа, не прерываясь, — только на русском языке. Всегда было жаль немного, — не того, что на русском, конечно, а того, что только на нём.
(Есть ещё пара языков, на которых я совсем не думаю, читаю не каждый день и стараюсь говорить только в случае самой крайней необходимости, а если всё-таки говорю, то на второй секунде понимаю, что лучше бы молчал).
Но я — inostranets. Не потому, что я так хочу, а потому что так вышло. Понятия не имею, почему так вышло.
Я теперь уже не часто inostranets. Изредка, как-то стал привыкать, наверно. Я inostranets не по влечению, не по ненависти, не по из презрения или мести, не из снобизма, не из эстетизма, не из желания быть особенным (а что тут особенного?).
Я inostranets — по недоумению. И даже никакой величавой позы у меня не получится. Это не какое-то всеобщно-обширно-гуманитарное, — и притом стариннейшее, антикварное, — латиноязычное, — НЕДОУМЕНИЕ, монументально внушительное, продуманное, философское недоумение, — такой бронзовый памятник, вызывающе-филигранный, надменно-профессиональный, — в основном лейбницеанско готический, но не без вольтерьянского барокко, — (нечто вроде Канта, немного смахивающего на Шекспира, в плаще Сервантеса и в шляпе Наполеона).
Это несколько совершенно интимно моих, ни с кем не делимых, непонятно каким образом попавших ко мне, мелких, бытовых недоумений.
Более скажу. И грустнее.
Я не в России inostranets. И не в СНГ. И не на континенте. Я просто inostranets. Не один такой, насколько я знаю.

Алексей Ильинов: STRAHL (ЛУЧ) I: Novo Sovieticus

“Феб Ликорей, гряди, о блаженный”
(Орфические гимны)

В воспаленном полуденном созерцании. Низвержение на кромку, в полую глухую тьму. Поиск соли земли. Насыщение соками девственниц. Оргия, Apollo Phoebe! Оргия. Дорийская оргия победителей-варваров на руинах томного Хноссоса. Изнасилованные вдовы — жрицы Змеерукой — танцуют на разгульном пиру. Жар разгорается в теле, когда ты видишь их обнаженные пышные груди и тонкие загоревшие руки с колышущимися шипящими плетьми. Ты научился осквернять божков чужаков, о Волк-кифаред. Они завывают. Они неистово танцуют. Они бегут по скользким плитам разрушенного дворца Миноса — молчаливого судии Гадеса. Боги, боги, когда это было? Ты, кажется, научился задавать глупые вопросы профана? Да, ты научился, юноша, когда погружал железный горящий меч в сытое и вялое тело ахейского аристократа. Ты призывал его, Волка-кифареда, сыгравшего тебе на бронзовых грубых струнах. Пламя! Пламя! Пламя! Ты гнал его под грохот перунов Зевеса и кровавый орел сверкал в зените. Оргия убийства на полях Таната. Оргия. Арррррр… Земля, ставшая женой Ареса. Волк-кифаред. Златокудрый оборотень…

Низверженный в душную глубь, ты уподобился кратеру с горьковатым вином, опрокинутому неверной рукой. Ты был вылит. Потом ты осознал, что это фантом. Просто конечный мираж. Эит возрадовался, когда заполучил тебя. Он готов был изнасиловать твое потухшее тело. Ты был столь для него сексуален и свеж, что Князь Преисподней возжелал тебя. Ложе, украшенное мягкими звериными шкурами и дорогими тканями из дальнего Кемта, убаюкало тебя. Кифаред, ты грезил. Ты созерцал свое падение. Прикованное проклятое тело, изорванное в клочья. Содрогание чернее черных мерцающих асфальтовых звезд Нижнего мира. Эит, куда ты ведешь его? Абсолютный начинающий с потускневшим нимбом. Святой, потерявший благодать.

Алексей Ильинов: Spreu & Weizen: Живая память мёртвой земли

*SPREU & WEIZEN «Gott Erhalt’s!» (2010, Reminiscences Production)*

Мартиал-индастриал, что нужно признать, давно уже перестал быть неким откровением, ибо ныне всякое новое имя и новый релиз представляют на суд слушателя-ценителя, к тому же излишне «перекормленного» всяческими там экстремально-подпольно-элитарными «изысками», всё тот же узнаваемый набор, состоящий из барабанных и перкуссионно-духовых блицкригов, нойзов, эмбиента, неофолковых «глубокомысленных» песен и всевозможных «тоталитарных» и иже с ними коллажей-сэмплов. Количество разнообразных «плачей по Европе» и «реквиемов по Империи» только возрастает и потому слушаются они как-то очень уж обыденно, без какого-либо там прежнего энтузиазма. И, вроде бы, совсем нет никакого повода для удивления, ибо чересчур велика предсказуемость. Но, к счастью, встречаются и очень приятные исключения, ибо они как бы лишний раз подтверждают, что из вполне стандартного, знакомого вплоть до последней ноты, мартиал-конструктора можно создать нечто выдающееся и претендующее на достойное место в истории жанра.

Бируте Ланге: Неизбывная память…

Представляем вниманию читателей эссе нашего нового автора из Латвии!

Мне лишь слезы тихие ронять,
Кланяясь земле благословенной...

Почему же все именно так? Вот наиболее сложный и в то же время удивительный вопрос. С него же все начиналось, а ответом, верно, и закончиться. Ведь есть стремление к тому, чтобы в конце всего духовного пути и был ответ. Да и сам путь, уже может служить ответом на это «почему». Почему балтийская земля навечно в душе моей.
И, думается, завершение пути будет трагическим и красноречивым ответом, что скажет больше, чем любые слова.
И было известно начало этого всего, глубинная основа, источник того, что связывает с древней традицией. Так дан был путь на этой земле, дан свыше, преисполненный волей Богов.
Можно было ясно ощутить это, так как многое было даровано видеть глазами своей души.
Кровь моя сольется когда-нибудь с землей предков. В ней же дух древний, превечный, та Сила, часть которой и во мне есть. Язык этой священной земли – песня души моей, то, что жизнь ей дарует, и единство с древними святынями. Вряд ли стоит все же задаваться вопросом, «почему». Просто путь мой сквозь это шел, и на это была не моя воля, а воля, дарованная свыше. Да, это и есть наивысшая воля. Ею же, мой путь и привел меня к тому, что вечно и свято.
Так поздно…Но нет, Единство с родной землей было у меня всегда. Но верно, нужно было на время отдалиться от них, чтобы лучше понять, какими величественными они были, есть и будут.

Константин фон Хоффмейстер: Настоящий национализм

Константин фон Хоффмайстер
поэт, независимый культуролог, эссеист, инициатор проекта «Национал-Футуристическая Партия Европы»

Первая часть

Человеческий род - это конструкция. Он не реален. Человеческие популяции слишком сильно отличаются, чтобы иметь общую судьбу. Белая раса - это конструкция. Это не реальность. Белые народы слишком отличаются, чтобы иметь общую судьбу. Нации это объединения этнически однородных народов связанные с почвой. Белый национализм – идеология глобализации и таким образом это вообще не настоящий национализм. Фашизм и национал-социализм оба были империалистическими идеологиями. Реальный национализм – враг империализма и глобализации. Реальный национализм является сепаратистским и демократичным. Реальный национализм стремится разбить большие искусственные структуры (такие как империи) и восстанавливать естественные этнические образования (такие как нации).

Алексей Ильинов: Король-Механик (Апокрифы и утопии юнкера из Страны Замков)

Полёты во сне чем-то похожи на воспоминание об особой духовной силе.  Собственно, я имею в виду, скорее, парение во сне, когда сохраняется  ощущение тяжести. В сумерках мы скользим над самой поверхностью земли, и,  как только её касаемся, сон исчезает.
Эрнст Юнгер «Полёты во сне» 
(«Сердце искателя приключений. Фигуры и каприччо»)

I.

И было в плохоньком, законченном явно второпях, заключительном акте  драматического фарса нашего нечто  восторженно-исступлённо-ностальгическое, ибо о чём-то подобном мы, ещё  неоперённые и безрассудные птенцы, читали на отсыревших страницах  книжных раритетов, чьи годы мудрого и терпеливого учительства давным-давно  обратились в пыльную отраву. Мы слёзно выпрашивали их у замковых  зануд-библиотекарей и потом, задыхаясь от счастья и предвкушения близкой  arcana magna, жадно вбирали в себя куртуазную наигранность строчек, совсем  не имея представления об их истинных авторах. Да и имена их, чуждые для  модерновой рассудочности, ни о чём не говорили нам, ибо, по мнению  господина Секретаря Главного Библиотекаря, они были придуманы позднее  изобретательными переписчиками, которые таким вот образом решили  проблему авторской безымянности. Но нас это и не интересовало особо, так как  мы мечтали о героическом вдохновении и опасных вояжах по ту сторону  воображения, ибо тихое сияние нашей сокровенной Звезды над Архипелагом  влекло нас.

Алексей Ильинов: Меченосец Огненный (Шествующий Ныне)

And in the days, oh to come —
The sound of iron and the sound of drums
And in the days, oh to come —
The earth shall seethe and the clouds will bleed
And in the days, oh to come —
Will we be drowned in a sea of scum?
SOL INVICTUS “In Days To Come”

1.

Буря, огненная царская буря, разрывающая глиняную плоть пустоты и заполняющая её бессмысленно-лживую овечью никчемность живительной амброзией, древним выдержанным вересковым хмелем, обжигающим исцарапанные глотки иссохших облезлых костяков, всё ещё бродящих по истощённой, больше не дающей плодов, земле! Буря, что простирает свои пурпурно-багровые, с аристократическими чёрно-золотистыми смальтами сусальных мазков, крыла-плащаницы над задыхающимися в вое тоски и одиночества песками тяжкими, пекельными, ибо в аду перестали кривляться и хохотать, ибо в аду тают сугробы свинцовые, ибо в аду грянула весна нездешняя и распустились бутоны невиданных прежде цветов! Буря, буря, буря, кого ты утаила в родящем материнском чреве своём, где клокочут, содрогаются, неистовствуют в танце вихри-знаменосцы и леденяще бьют барабаны небесные? Что лицезришь ты там, вдали, в сочащемся лихорадочной болотной слизью, блудливом флоридском Карфагене, откуда наползает, хитро змеится, похотливая, изголодавшаяся тьма, чьи ублюдочные порождения, нахлобучившие на себя бездарно раскрашенные языческие личины, оскалили блестящие клыки, изготовившись к решающему броску? Ибо ныне настало то опьяняющее Время Откровения, когда Меченосцы Огненные, Дворяне Божьи, Отроки Солнечные, покинувшие строгие монастырские камни узилищ и тесные коридоры бункеров, служат Великую Литургию Гнева и Отмщения! И лики их торжественно сияют, а разомкнутые уста жарко и жадно шепчут новые исцеляющие молитвы!

Алексей Ильинов: Esclavage

И странной близостью закованный,
Смотрю за тёмную вуаль…
Александр БЛОК

Величье низкое, божественная грязь!
Шарль БОДЛЕР

Аромат твоей чуть влажной, в прозрачных душистых слёзках, кожи принуждает помнить о первом поцелуе девочки Саломеи, искренне отданном моложавому вельможному мерзавцу… О, как же я люблю прикасаться к ней и горьковатый, с едва уловимым шоколадным оттенком, привкус навсегда, до предательского удара в горло подосланного убийцы, остаётся на потрескавшихся от неиспитой долгой жажды губах.
Чужая пленённая царевна, чья всё ещё детская память хранит расколотые глыбы лесистых гор, попирающие дождливые долины, и неопытного оленя с разорванным горлом на обледенелом берегу никогда незамерзающего ручья. Расскажи мне, милая, о своей почти забытой родине, где я никогда не был. Быть может, именно я, недостойный отпрыск своих сиятельных родичей, сокрушу всех её порочных идолов, чьи выпяченные негритянские губы смазывают бардовой бычьей кровью и липкой ячменной кашей. Рано или поздно я, нежданный пришелец, ворвусь в терем твоего отца, где низкий потолок чёрен от очажной копоти, чтобы взять причитающееся тебе приданое – ненавистью требовательной бронзы. Я сделаю пиршественную чашу из черепа твоего брата, предварительно содрав с него кожу, и наполню её шипучим пьяным напитком, щедро сдобренным едкими пряностями. Твой некогда славный и воинственный народ будет верно служить мне и воспевать мои уже свершённые и ожидаемые деяния. Эй, кифаред, начинай же! Где ты прячешься, старый дурень? Ударь по струнам и прилежно пой, дабы я, твой единственный господин и бог, был доволен и счастлив!

Алексей Ильинов: Отчее Царство (Этюд об Отце и Сыне)

И октябрь безконечный торговался с душой…
Александр Непомнящий

Muzak Theme: Daniel Menche «October’s Larynx» (2001)

Окрестности захлебнулись в чернильном киселе потёмок, который запросто можно было бы черпать ложками и жадно, причмокивая от удовольствия, есть. Вымирающая деревушка-бродяжка с незрячими оконцами низеньких, по крыши зарывшихся в никогда не просыхающую грязь, сгнивших домишек, разрушенная церквушка на лысом холме, мосток-жердина через ленивую, заросшую кувшинками и камышом, речушку, погост на краю овражка и кривенькая яблонька-дичок с меленькими яблочками, нападавшими в крапиву – всё исчезло, будучи приговорено к исчезновению. Налетевший с выгоревших до пороха лугов вор-суховей трепал расстрелянную в упор листву, гоняя её туда-сюда по дороге. Мёртвые тянулись к живым, ну а живые – к мёртвым. И трупики листвы погребали тех, кто остался лежать на дорогах. Не было до них никакого дела… И потому суховею, налетевшему с выгоревших до пороха лугов, было здесь вольготно…

Алексей Ильинов: Marienburg Jugend – IV (Крест-Германиум)

О сердце бедное, не трусь: 
Всё переменится отныне!
Людвиг Уланд «Вешняя Вера»

«Да здравствует священная Германия!»
Последние слова графа Клауса фон Штауффенберга, выкрикнутые им перед расстрелом

I.

А ты всё смотришь на меня из синевы выгоревшей до глины ямы, что пропахла промасленным брезентом и силуэтами бензиновых призраков.  Травинки по краям её стали недолговечными и пекельно-чёрными, будто колкие проволочные обрывки на перепаханном снарядными разрывами  и танковыми клиньями поле с одинокой, переломленной пополам, берёзой. А была ли та трава? Или мне только почудилось, что какая-то  случайная травинка «оттуда» непонятным образом прилипла к обшлагу рукава?
Знаешь, а облака ведь нисколечко не изменились, хотя города наши расцветают в ночи невиданными цветами и превращаются в благоухающие  покосные луга. И утро наступает как-то слишком запоздало – то ли понарошку, то ли взаправду.
Кто ныне нашёптывает тебе вдохновенные строчки Поэмы, которую наверняка одобрил бы сам Князь Миннезингеров, чародей-стихотворец  Стефан Георге?
Может быть это неистовая Громовая Дева с пронзительно-синими очами в сверкающей кольчуге, что повела тебя в бой в то прекрасно-страшное лето,  когда рассыпались и пылали царства, подобно вагнеровской Вальгалле?
Прокляты шуты, объявившие себя властелинами мира и околдовавшие его своим дьявольским смехом.
Благословенны храбрецы, меч обнажившие, ибо перестали они слышать сей смех.
Да не забудутся праведники, сорвавшие с себя дурацкие наряды и убившие шута в неубитом сердце своём. 

Алексей Ильинов: Кольцо Декабрьских Архангелов (Sacrificare)

Импрессия: VON THRONSTAHL “Turn The Centuries”, “Vorwarts, die Raben der  Endzeit”

I

Miр наш отражается в зрачках погибших ангелов…
Возможно что-то, не подлежащее внятному рациональному объяснению,  побудило меня покинуть эти постылые стены, переполненные  непрекращающимся шумом и излишне бурными эмоциями. Да и что я мог забыть  среди розоватых невзрачных обоев, наклеенных явно в спешке (дабы «сдать  объект в срок»), лестничных клеток, прокуренных до последней треснувшей  плитки заплёванного пола, и сырых каморок туалетов? Ступенька за  ступенькой, проём за проёмом – и вот уже снаружи гудит вечерняя улица,  погружённая в звериные сумерки, чередующиеся с горелой сальной вонью из  цехов отдалённой мыловарни. «Чудовищный город, бесконечная ночь!», —  совсем в духе экстремальных бдений юного Артюра Рембо. Напротив маячат  аршинные буквы рекламы очередной шоу-премьеры – «Апокалипсис».  Символично. Особенно накануне его прямой трансляции… В витринах всё то же  самое, что и было вчера, и позавчера, и поза-позавчера – свиньи, свиньи,  свиньи.

Алексей Ильинов: Древо-Дитя и Поход Сознательного Добровольца

Рвётся цепь, и стрелок опускает ружьё
Гилберт Кейт Честертон «Песнь поражения»

И нетронутое разгульными стихиями Древо-Дитя, прорастая из покинутого (неборождёнными счастливцами ли?) танкового остова, благоухает, вознося гибкие цветущие ветви свои к облачным донжонам, тауэрам, базиликам и палаццо. И неустанно философствующие обитатели их, очнувшиеся от бесконечно-отстранённых размышлений и медитаций, с самым искренним удивлением и восхищением рассматривают клейкие душистые цветки, рассыпанные подобно мерцающему бисеру в омытой росой листве. Они хлопают в ладоши и в один голос восклицают: «О, чудо! О, прекраснейшее чудо из чудес! Ныне ты, о, желанное, явилось нам!». Но недолговечная восторженность уступает, таки, место педантичной университетской страсти к классифицированию и упорядоченности. И цветки эти обречённо превращаются в ещё один коллекционный гербарий, факт существования коего подтверждается многосложным нумером в всезнающем Каталоге, куда аккуратным почерком вписываются редкие новинки — будь то микроскопическая букашечка с безымянных островов Юга или же спиральная раковина-исполин, поднятая ныряльщиками-лунариями прямо со дна Лунного Океана.

Вячеслав Бучарский: Заветный берег Марины Цветаевой

Назавтра после Международного женского 8-го марта 1934 года у передовой  скотницы из села Клушино на Смоленщине Анны Тимофеевны Гагариной,  тридцати одного года, родился третий ребенок, которого назвали Юрием в честь  Георгия Победоносца и Алексеевичем по батюшке. В предместье Кламар под  Парижем русская эмигрантка, мать троих детей Марина Ивановна Цветаева,  сорока двух лет, в ту весну упорно и лирически думала о смерти.
Поэтесса, широко известная в европейской «продвинутой» культуре, жена  белогвардейского офицера Сергея Яковлевича Эфрона, бежавшего из Одессы в  Константинополь после разгрома деникинского воинства, Цветаева в начале  весны 1934 года напряженно трудилась над темами публицистической прозы.  Она написала несколько эссе и заканчивала очерк детской души под названием  «Хлыстовки».
В том мемуарно-художественном произведении МЦ повествовала о сакральных,  то есть таинственных переживаниях гимназистки младшего возраста,  случавшихся с нею в летние дни начала ХХ века в дачной Тарусе Калужской  губернии.
Фантастические образы яблочных браконьеров восставали с придонного слоя  ностальгического колодца души гениальной российской поэтессы. В тарусской  сектантской группировке материнских лет «кирилловну» кликали Богородицей, а  ее вороватого сына Рыжим Христом.

Дайсаку Ікеда: Життя — це загадка, безцінний скарб

З книги есе „Пелюстки сакури”

…У снігу є велика місія. Він – посланець, який передає на землю небесну красу, здатну затьмарити собою всю непривабливу реальність оточуючого світу. І людина, яка дивиться на сніг, мимоволі стає поетом.
…Білий колір не має кордонів і дає можливість відтворити на ньому будь-який малюнок. А людська душа – талановитий художник.
Будь-яке суспільство і будь-яке життя – це картини, намальовані душею людини. Кожен із нас є живописцем свого життя, за яке лише він сам може бути у відповіді.
В який яскравий колір пофарбувати своє життя та створити з нього видатний твір, може вирішити лише твоя душа.

…Зміна сезонів благодатна. Людська душа може іноді піддаватися смуткові, застигати від печалі та горя, але пори року завжди йдуть своєю чергою, ні на мить не уповільнюючи власної ходи. Часом саме ці зміни природи сколихують затверділу душу та м’яко підштовхують людину, яка самотньо стоїть, до нового життя…

… Можливо, людина приходить у цей світ саме для того, щоб стати мужньою перед лицем будь-яких перепон та навчитися насолоджуватися життям.
Життя довге. Бувають періоди, які вимагають від людини лише терпіння. У такі часи слід терпіти, молитися та будь-що продовжувати рух до сонця…