Алексей Ильинов: Меченосец Огненный (Шествующий Ныне)

And in the days, oh to come —
The sound of iron and the sound of drums
And in the days, oh to come —
The earth shall seethe and the clouds will bleed
And in the days, oh to come —
Will we be drowned in a sea of scum?
SOL INVICTUS “In Days To Come”

1.

Буря, огненная царская буря, разрывающая глиняную плоть пустоты и заполняющая её бессмысленно-лживую овечью никчемность живительной амброзией, древним выдержанным вересковым хмелем, обжигающим исцарапанные глотки иссохших облезлых костяков, всё ещё бродящих по истощённой, больше не дающей плодов, земле! Буря, что простирает свои пурпурно-багровые, с аристократическими чёрно-золотистыми смальтами сусальных мазков, крыла-плащаницы над задыхающимися в вое тоски и одиночества песками тяжкими, пекельными, ибо в аду перестали кривляться и хохотать, ибо в аду тают сугробы свинцовые, ибо в аду грянула весна нездешняя и распустились бутоны невиданных прежде цветов! Буря, буря, буря, кого ты утаила в родящем материнском чреве своём, где клокочут, содрогаются, неистовствуют в танце вихри-знаменосцы и леденяще бьют барабаны небесные? Что лицезришь ты там, вдали, в сочащемся лихорадочной болотной слизью, блудливом флоридском Карфагене, откуда наползает, хитро змеится, похотливая, изголодавшаяся тьма, чьи ублюдочные порождения, нахлобучившие на себя бездарно раскрашенные языческие личины, оскалили блестящие клыки, изготовившись к решающему броску? Ибо ныне настало то опьяняющее Время Откровения, когда Меченосцы Огненные, Дворяне Божьи, Отроки Солнечные, покинувшие строгие монастырские камни узилищ и тесные коридоры бункеров, служат Великую Литургию Гнева и Отмщения! И лики их торжественно сияют, а разомкнутые уста жарко и жадно шепчут новые исцеляющие молитвы!

И разверстые зевы язв – червоточины-парадизы – затягиваются, безобразные бугры рубцов разглаживаются, становясь просторными долинами, и молодое, терпкое, вяжущее язык, густое вино, с коим ничто не может сравниться, Вино Причастия Невечернего, наполняет истомившиеся от нестерпимой жажды сосуды человеческие.
Ибо таково Начало!
Подай, Господи!


2.

И ныне будешь шествовать ты по вздыбленным пашням мечей, чьи острые побеги-лезвия ранят в кровь не только беззащитные нагие стопы твои, но и душу – твою бессмертную, дарованную Всемилостивым и Всеблагим Всевышним, младенческую душу! И тогда Солнце, что однажды вспыхнет над прокажёнными погостами Запада яростно-багровым радиоактивным шаром, ощетинившимся растрепанными щупальцами протуберанцев, немилосердно обожжёт кожу твою, и она почернеет, обуглится и обратится в жёсткую, шершавую на ощупь, каменную корку, сочащуюся вязким желтоватым гноем и сукровицей. И крик твой грохнет колоколом соборным, отлитым из драгоценного металла облачного, над опалённой скорлупой некогда шумных и греховных городов – отныне безгласных, тихих, покойных, где даже тени жалки, горестны, пугливы и покорны. Тебе бродить по уходящим в никуда критским лабиринтам улиц его. Тебе всматриваться в немые глазницы неживых насельников его, кои молчат вечно. Тебе искать ответ в опустевших коробах домов его, ощерившихся иглами оплавленной арматуры и раскрошенными зубами бетонных балок и перекрытий. Помнишь ли, как ушёл ты из света неонового в далёкую тишину, где были только мерзостный промозглый октябрьский дождичек, сырой пластилиновый асфальт, безъязыкие трупы-витрины и приютское осеннее безлюдье, будто вот-вот на горизонте должна была полыхнуть Сверхновая финального ядерного удара? Тебе прислушиваться к сиротливому собачьему вою ветров, что несутся куда-то прочь, за океанский инфернальный сумрак — оттуда приходят странные и ужасающие сновидения, чьи зрачки зловеще светятся. И вот ты вопрошаешь их: «Доколе, доколе, доколе будет продолжаться бархатное безумие ночи, и сморщенные старухи-гарпии будут ликующе пожирать свою законную (ибо им причитается) добычу, а в нетопленных избах Мертвополиса отпевать положенных в гробы-домовины, дабы под утро (но кто знает, когда оно настанет?) они воскресали и вечером снова отходили?». Но в ответ лишь хохот и свист. Но в ответ лишь стенания и визг. И уносятся ветры, пропадают в холодных чужих глубинах и издыхают во мраке фиолетовом донном.
Но чья-то десница боговдохновенно выписывает в храмовой васильковой вышине Огнелик неведомого ещё Святого, что взирает на мiр сей очами грозовыми, меченосными, ненавидящими. Ибо пора всеобщей Любви истекла, траурной грязевой сметаной сделалась. Ибо ныне кроткие причащаются Словом и Мечом, дабы обрести крепость необоримую и истину Креста Духа Святого! Ибо ныне настало то опьяняющее Время Откровения, когда Меченосцы Огненные, Дворяне Божьи, Отроки Солнечные, покинувшие строгие монастырские камни узилищ и тесные коридоры бункеров, служат Великую Литургию Гнева и Отмщения! И лики их торжественно сияют, а разомкнутые уста жарко и жадно шепчут новые исцеляющие молитвы!
Ибо таково Начало!
Подай, Господи!


3.

И ныне соборы иные — небывалые и нетленные — возносят ввысь белые пречистые стены, пронзая княжьими шапками куполов мелёные домотканые холстины облаков. А над ними невидимый кто-то неосторожно расплескал ослепительную цареградскую позолоту и чуть-чуть прибавил северной восхитительной поморской лазури. И Святые благословляют тебя перстами янтарными, тонкими, детскими, в коих заключена вся мудрость и красота мiра грядущего, пришедшего на смену заточению, тлению и страданию, ибо зима, извиваясь в звериных корчах мартовской агонии, наконец-то околела псиной оголодавшей, кликушей причитающей отошла, канула. И благовест весенний, апрельский, духмяный, разомлевший, пахнущий сдобой свежих куличей, разносится над пожарищами и проливается тёплым материнским молоком на пепельную степную горечь. И вот Меч мой, Господи, коим возвращал я Слово Живое роду неразумному, бесноватому, уже не помнящему Имя твое! Благослови его, Всемилостивый Боже, ибо покинул он ножны, дабы уже никогда не вернуться обратно! Благослови его, ибо ныне я навечно стану на страже Царствия Твоего Третьего, пламенеющего в заревых небесах!
И вот необъятная рожь огня неугасимого пред стенами картонными нашими, кои стекленеют от жара нестерпимого и осыпаются стружкою трухлявою. И вопли, вопли, вопли и рыдания раздирают в клочья горящее тряпьё оглохшего эфира. И молят, голосят, исходят водами слёзными и потоками кровавыми они: «За что, Господи? Помилуй!». Но лишь карающее безмолвие Высшего Судии изливается на Мертвополис, растекается по сточным канавам улочек его, скапливается в смрадные тепловатые лужи на булыжных мостовых и истоптанном асфальте площадей, ядовито светится на экранах мониторов и рекламных щитах…
Ибо ныне настало то опьяняющее Время Откровения, когда Меченосцы Огненные, Дворяне Божьи, Отроки Солнечные, покинувшие строгие монастырские камни узилищ и тесные коридоры бункеров, служат Великую Литургию Гнева и Отмщения! И лики их торжественно сияют, а разомкнутые уста жарко и жадно шепчут новые исцеляющие молитвы!
И вот я, Господи, Божий Дворянин твой, в рубище грубом, нищем, вервью подпоясанном, ибо ничего нет у меня, кроме Слова и Меча. В огонь иду, Господи! В рожь твою огненную…
Ибо таково Начало!
Подай, Господи!

Май 2006 г.