Андрей Бондарь: Моральное перерождение России начнется с криминала / Андрій Бондар: Моральне переродження Росії почнеться з криміналу

Андрей Бондарь: Моральное перерождение России начнется с криминала

Мне почему-то думается, что война может стать непопулярна в России только тогда, когда одна из ведущих идеологических составляющих залесской недоимперии скажет войне "нет".

Я имею в виду – фсб, церковь и криминал.

Так вот, только у криминала есть потенциальная возможность освободиться из-под пресса сук и смотрящих и сказать свое решительное "нет" войне.

Война – это наглое нарушение всех понятий. Война и насилие в криминальном мире не одобряются. В том криминальном мире, где еще что-то означали слова идейных "воров", а не "беспредельщиков" с 1990-х, сросшиеся с фашистским государством и забывшие арестантский уклад.

И я думаю, что именно российский криминал – самый близкий наш союзник там. И именно с него, с криминала, начнется перерождение России.

Будем откровенны: россиян невозможно превратить в пацифистов-толстовцев. Особенно учитывая то состояние, в котором они сегодня находятся. Поэтому их указателем на годы угасания империи снова станет лозунг "сарынь на кочку!"*. Ибо только в тамошнем криминале, в уголовных отношениях и способе ведения дел, в строгом арестантском укладе и понятиях можно найти их еще не до конца убитый человеческий облик.

Поэтому моральное перерождение России начнется с криминала. Их Христос сейчас в колонии для малолетних сидит. Запомните эту запись.

-------------------

Андрій Бондар: Моральне переродження Росії почнеться з криміналу

Мені чомусь думається, що війна може стати непопулярною в росії тільки тоді, коли одна з провідних ідеологічних складових заліської недоімперії скаже війні "ні".

Я маю на увазі – фсб, церкву і кримінал. 

Так-от, тільки у криміналу є потенційна можливість визволитися з-під пресу сук і смотрящих і сказати своє рішуче "ні" війні. 

Війна – це нахабне порушення всіх понятій. Війна і насильство у кримінальному світі не схвалюються. У тому кримінальному світі, де ще щось означали слова ідейних "воров", а не "беспредельщиков" з 1990-х, які зрослися з фашистською державою і забули арештантський уклад.

І я думаю, що саме російський кримінал – найближчий наш союзник там. І саме з нього, з криміналу, почнеться переродження Росії. 

Будьмо відвертими: росіян неможливо перетворити на пацифістів-толстовців. Особливо беручи до уваги той стан, у якому вони сьогодні перебувають. Тому їхнім дороговказом на роки згасання імперії знову стане гасло "саринь на кічку!"* Бо тільки у тамтешньому криміналі, у кримінальних стосунках і способі ведення справ, у суворому арештантському укладі і понятіях можна знайти їхню ще не до кінця вбиту людську подобу. 

Тому моральне переродження Росії почнеться з криміналу. Їхній Христос зараз в колонії для малолітніх сидить. Запам'ятайте цей запис. 

* «Сары́нь на ки́чку!» — приказ волжских разбойников (ушкуйников) собраться команде корабля в передней части судна для беспрепятственного ограбления. Древнерусским словом «сара» («сар») с конца XVI до начала XVIII века называли матросов. Слово «кичка» означает нос корабля.

Ольга Полякова: Восточный и западный типы мышления как две стороны диалектического процесса человеческого познания

На сегодняшний день вырисовывается такая картина: 

жители Восточной половины Евразии, т.е. Азии, сохраняют любой ценой древние знания и, по возможности, следуют древним культам и религиям, 

а представители Западной половины континента, т.е. Европы, сравнительно быстро отказываются от традиционных знаний и верований, быстро забывают традиции, быстро приобщаются к новым знаниям. 

Здесь нельзя однозначно подходить к этой философской проблеме, т.е. делить людей на плохих и хороших, отсталых и передовых. 

Для полноценного процесса человеческого познания необходимы оба способа усвоения знания. 

В случае с восточным способом накоплени язнания мы имеем почти полностью сохраненный генетический код памяти человеческого познания, но огромные объемы памяти, затрачиваемые на усвоение такого объема знания, не дают возможности быстро ориентироваться в плане усвоения новой информации. 

Западный же способ мышления действует по принципу «отрицания отрицания (Гегель, 1939, с. 312), и быстро осваивают новые области знания. 

Западный человек освобождает запасники своей памяти для новой информации, восточный человек хранит в них, по возможности, всю информацию предков.

 

Николай Власов: Волчье время

«Волчье время» - так назвал свою книгу о первом послевоенном десятилетии в Германии Харальд Йенер (Jähner H. Wolfszeit: Deutschland und die Deutschen 1945-1955. 2019 ;  Aftermath: Life in the Fallout of the Third Reich, 1945–1955). Автор – не профессиональный историк, а публицист, и его книга рассчитана на массовую аудиторию. Из этого не стоит делать поспешных выводов; Йенер глубоко погрузился в эпоху, изучил множество источников и в результате написал очень интересный и качественный текст. Да, популярный характер этого текста нужно держать в голове, когда возникает искушение обобщить прочитанное; автор, разумеется, порой обращается к наиболее ярким, а не самым типичным эпизодам. Тем не менее, в книге масса интересных мыслей, которыми я в очередной раз хочу поделиться с вами в формате кратких тезисов, не являющихся ни полноценной рецензией, ни тем более конспектом «Волчьего времени».

1. Окончание Второй мировой войны в Европе стало временем несбывшихся прогнозов. У победителей существовало относительно немцев два серьезных опасения, выглядевших в свете имевшегося опыта весьма логичными и обоснованными. Первое заключалось в том, что фанатично сражавшиеся немцы после капитуляции развернут масштабную партизанскую войну. Второе – что в Германии вспыхнет в той или иной форме гражданская война: между виновниками и жертвами нацистских преступлений либо между местными жителями и «пришлыми» (в 1945 году более половины немцев находились вдалеке от своих постоянных мест жительства – беженцы, переселенцы из разрушенных крупных городов и т.д.). К немалому изумлению победителей, ни первого, ни второго не случилось. Сразу же после капитуляции весь фанатизм и желание сражаться до последнего куда-то испарились, а общие послевоенные трудности в значительной степени примирили друг с другом немцев с разными взглядами и прошлым. 

2. Окончание войны сразу же вызвало сильный всплеск преступности, проблемы со снабжением усугубились. Однако самым тяжелым временем стала так называемая «голодная зима» 1946/47 годов. Продовольственные трудности испытывала тогда вся Европа, а немцы в особенности. Оккупационные власти зачастую оказывались не в состоянии обеспечить положенное по карточкам количество продовольствия. Немцы, в свою очередь, воспринимали это как сознательный обман, в британской оккупационной зоне начались «голодные демонстрации», активно распространялись слухи, что победители хотят выморить немцев голодом. Поскольку легально выживать получалось с трудом, пышным цветом расцвели явления, которые знакомы нам в основном по описаниям времен Гражданской войны в России: мешочничество, массовая детская преступность (воровство и контрабанда), коллективные налеты обычных граждан на поезда с углем, отношение к общественной собственности как к «ничейной» - например, многие немцы приобрели привычку выкручивать лампочки в общественных местах. 

3. Все это усиливало тенденцию, проявившую себя сразу после окончания войны: немцы видели в роли жертв в первую очередь себя. Тезис о том, что в послевоенной Германии «молчали о прошлом», не совсем верен – о прошлом говорили часто и многословно, описывая беды, незаслуженно свалившиеся на немецкий народ в лице сначала нацистов, а потом оккупационных держав. А вот о судьбе евреев в Третьем рейхе немцы в пятидесятые годы предпочитали молчать.

Из дневника Корнея Чуковского

 25 июля 1969 года.

Весь поглощен полетом американцев на Луну. Наши интернационалисты, так много говорившие о мировом масштабе космических полетов, полны зависти и ненависти к великим амер. героям - и внушили те же чувства народу. В то время когда у меня "грудь от нежности болит" - нежности к этим людям, домработница Лиды Маруся сказала: "Эх, подохли бы они по дороге". Школьникам внушают, что американцы послали на Луну людей из-за черствости и бесчеловечия; мы, мол, посылаем аппараты, механизмы, а подлые американцы - живых людей! Благодаря способности русского народа забывать свое вчерашнее прошлое, нынешняя пропаганда может свободно брехать, будто "только при бездушном капитализме могут посылать живых людей на Луну".

Володимир Єрмоленко: Народжується спокійна сила

Я бачу поволі, як у нас народжується така річ як спокійна сила. Поєднання сили і спокою

Здебільшого, сила в нашій історії була неспокійною. У ній була енергія сили, але страх її втратити. 

Також часто в нашій історії було присутнє інше: неспокійне безсилля. Цього теж було чимало. Маю відчуття, що воно зараз відходить, а може і відійшло.

Можливо, зараз ми живемо в час, коли неспокійне безсилля стало неспокійною силою, і коли неспокійна сила поволі стає спокійною силою. 

Спокій сили - це відчуття, що сила буде з тобою, що ти її не втратиш, попри загрози. І тоді ти йдеш своїм курсом, хто би що не говорив, хто би що не намагався зробити. 

Можливо, це і є Козак Мамай? Переосмислений, перевинайдений. Спокій сили, сила спокою.

Olexander Zhukov: "Русский мир" - это мир гомеостаза

Руководитель специальных проектов Института социально-экономических проблем народонаселения РАН, ответственный секретарь Научного совета по вопросам гендерного равенства Президиума РАН Елена Кочкина:

«... Русский мужчина с раннего детства попадает в негативную социальную матрицу, которая противоречит биологическому инстинкту самосохранения. Мальчикам уже с детского сада внушают, что они всем по кругу должны - родителям, Родине, семье, жене.

В России одним из главных факторов, разрушающих мужчин, является... институт брака. Неженатые мужчины живут дольше женатых, что совершенно неоспоримо доказывает статистика. Это связано с тем, что русские женщины в массе своей воспринимают мужчин не как равных партнеров, а как расходный материал, из которого надо по максимуму выжать все блага, а затем поменять на другого, более свежего. И очень мало мужчин находят в себе силы противостоять этой агрессивной общественной морали. В большинстве они уходят в алкоголизм и другие саморазрушающие паттерны поведения».

Тут надо добавить, что мужчину как расходный материал воспринимают не только женщины, но и начальство из самих мужчин. В идеале такой мир (Русский Мир) стремится к минимуму мужчин, а также молодёжи. Это мир гомеостаза. Очень ярко он проявился на Донбассе, где буквально за 8-9 лет он превратился в территорию пожилых женщин-бюджетниц и старух. Это – идеал Русского Мира.

Этот же Институт РАН по одному из своих исследований сделал дополняющий вывод:

«Выявлена закономерность гендерных распределений в сфере труда, связанная с её U-образной формой, при которой мужчины преобладают в крайних группах, т.е. на самых высоких и самых низких позициях, а женщины – на средних».

В таком "русском мире" есть альфа- и омега-самцы (верх и низ в рангах), а бета-самцов (середняков) – очень мало. Роль бета-самцов, как фактор, удерживающий общество, исполняют в России женщины.

Тарас Лютий: Як ідеї стають убивчими: Звідки походить російська агресія та деструктивність

Напевно, чи не найбільшим когнітивним непорозумінням, яке вразило нас в попередні роки, було проголошення росіянами тези, що вони й українці — це один народ. Не в останню чергу саме це переконання спричинилося до повномасштабного вторгнення. Часом такої безапеляційності годі прийняти, вона до того спантеличує, що виникає природне бажання з’ясувати, від якого часу росіяни почали так вважати. Вочевидь, подібна затятість старіша за імпульсивну й розхристану сучасну доктрину «русского мира». У філософа Ніколая Бєрдяєва є твір, який має назву «Русская идея» (1946). Властиво, його міркування підходять близько до розуміння вбивчої сили російської ідеї.

Вибуховий характер росіян випливає з поляризації цього розташованого між Заходом і Сходом і неймовірно схильного до крайнощів народу. Це свідчення їхньої непередбачуваності, а відтак і постійної перестороги щодо них з боку західного світу. Бєрдяєв переконливо показує підхожі характеристики росіян. Останні перебувають під неабияким впливом діонісійної стихії (бунт і смута), що жене їх підкоряти простори, проте залишаються нездатними оформити імпульси, під дією яких вони залишаються. Почуття постійної натхненності заважало їм виробити соціальні чесноти. Це унеможливило формування лицарського кодексу честі й аристократії, а відсутність досвіду приватності не сприяла появі буржуазного суспільства на штиб західного. Запозичувалися суто формальні ознаки, після чого виникає суттєва прірва між народом і барством. Засилля деспотичної держави (вселенського царства) та догматичного, не грецького, а російського православ’я (істинного християнства) не давали прижитися раціональності, що нагадувала їм радше вічно підозріле латинство. Водночас, філософія вряди-годи переслідувалася: в 1850 році її взагалі на певний час заборонили викладати в університетах, а в радянський період замінили марксистсько-ленінською доктриною.

Мехман Ибрагимов: Амишизм - основная беда России

Совсем недавно решил изучить уникальное социорелигиозное явление в Америке - под названием амиши. Прочитал и просмотрел не мало материаллов... 

Все время меня неотступно преследовала мысль - с амишами мы давно знакомы, я их знаю лично и сталкивался с ними не раз... Но я никогда не был в Америке, я даже не был в Европе, если не считать советскую Прибалтику Европой... Где же я мог так близко познакомиться с амишами, что мне понятен их образ жизни?.. Да чего там скромничать - мне ясен образ их мыслей и ценность их скрепов...

Понял все , только прочитав все коменты к своим постам за последние шесть месяцев... Вы сейчас стльно удивитесь, но амишей я встречал в России! Причем, их там намного больше, чем в Америке. Некоторые из них являются моими постоянными хейтерами и сейчас опять напишут в коментах "Бред конспиролога!", "Ты просто по заказу американцев и украинцев мочишь великого Пу" или еще что-то типа этого...

Поэтому поясню высказанную выше мысль. Вы спросите: где русские и где амиши? Не так далеко, как вам может показаться. Абсолютное большинство русских (говорят - около 80 %) это самые настоящие амиши.

Сразу заявлю, что здесь я не имею намерений оскорбить ни тех, ни других!.. 

Ведь смотрите, какие основные скрепы амишей? Жить как деды и отцы! Воспитать детей так как воспитали нас! Уважение к прошлому и к традициям - залог счастья и благополучия! Ничего не менять внутри себя и вокруг! Это самое главное! Все эти их одежды из 19 века и паровозы - это символы их постоянства и силы духа. Если они дрогнут и допустят изменения даже одного элемента одежды - они проиграют и потеряют все.

Точно также и русские амишисты уверены, что если они потеряют хоть одного из вчерашних союзных республик или территорий их традиционного влияния, тогда они проиграют вечную битву с западом и потерчют все! Философия амишистов на государственном уровне в самой большой и богатой ресурсами стране! Вот бы многие из них удивились если бы узнали, что их идеологические товарищи вполне комфортно устроились в "ненавистной Америке" и совершенно гармонично и мирно сохраняют свои исторические скрепы.

Все, кто считают русский народ фашистами, имперцами или националистами глубоко ошибаются!..  Конечно, разрушенные города Украины, картины убийств и пыток делают это неизбежным... Но весь русский народ нацисты и фашисты?!! Нет, это не так!.. Я всегда говорил и буду утверждать это до конца: это прекрасный, добрый и великодушный народ! Они создали прекрасный язык, которым мы все с удовольствием пользуемся и общаемся далеко за пределами русских земель... Но этот народ очень боится пот ерять себя, раствориться и исчезнуть... Он видит свою идентичность через формальные символы и структуры так, как имиши видят себя через широкие шаровары, косоворотки и лошадиные повозки...

К сожалению это массовое амишонство регулярно приводит к власти нечистоплотных, а часто и просто криминально ориентированных и болезненно амбициозных людей, которые под лозунгами сохранения ценностей насаждают насилие и сеют вражду между народами...

"Русские амишисты" отличаются от американских не толтко формой сохранения старого уклада, но и методом реализации своего образа жизни: американские амиши не пускают мир в свою жизнь, русские же свой образ жизни хотят разнести по всему миру и насадить везде, где хватит сил его удержать... Они считают, что только через распростронение их образа жизни они смогут сохранить свою идентичность и свои скрепы. Отсюда и вся эта дефектная идеология "русского мира" и болезненно-агрессивное стремление насажления/сохранения русского языка в частях бывшей империи. 

Однако законы физики и правила бухучета часто работают и в социуме: чем больше агрессии в насаждении своего языка и традиций, тем сильнее противодействие и отторжение...

Вот и получается, что русские амишисты несчастны и агрессивны, американские - счастливы и дружелюбны... Эээххх, опять Америка переиграла Россию... "А если и Украину нашу заберут себе проклятые америкосы, то совсем пропадет матушка Россия и растащат вороги лютые ее родимую по камешкам...". Вот страх амишей по-русски... Вот и получается, что опять во всем виноваты американцы... Извечные два русских вопроса: Кто виноват? и Что делать?..

Димону (Д. Медведеву, - ред.) нужно было ехать не в Пало-Альто, а в Филадельфию и создавать не Сколково, а Коммуны русского мира и перенять опыт американских амишей, а не айтишников...

Владимир Емельянов: Россия отличается от Западной Европы тем же, чем Дума от Парламента

Россия отличается от Западной Европы тем же, чем Дума от Парламента. 

Неразвитость речи. 

Парламент это когда много говорят и договариваются. 

А Дума это когда много думают, но говорит за всех тот, кого спрашивает Государь. И последнее слово за Государем. А надуманные мысли остальных рассеиваются, истаивают в воздухе. 

В русском народе не любят тех, кто много и красиво говорит. Считают пустобрехами или мошенниками. А тех, кто много спрашивает, подозревают в шпионаже. 

Западные же люди говорят без умолку, говорят, задают вопросы, спорят, сомневаются. А если собеседник молчит, то спрашивают, здоров ли он. 

Большая разница!

Ярослав Золотарев: Главное, что нужно знать о российском обществе - оно фрагментировано, цинично, атеистично, националистично и озлобленно

Почему наиболее вероятен распад России после проигранной войны и особенно в случае продолжения санкций, наложения репараций и так далее.

У меня широкий опыт общения с низшим и средним классом разных регионов - и по работе, и по социальному положению (низший средний класс), по полиэтническому происхождению (могу при необходимости имитировать несколько национальностей и втираться в доверие). Московские - как власть, так и оппозиция - полностью оторваны от того, что в стране реально. Иногда прорывается правда в научных исследованиях, которые впрочем никто не читает. Главное, что нужно знать о российском обществе - оно фрагментировано, цинично, атеистично, националистично и озлобленно:

1. На самом деле никто не верит и никогда не поверит ни в какую религию: для бедных это просто одно из бесплатных и традиционных развлечений; для среднего класса попы - просто  мошенники, потенциально опасные для бизнеса.

2. Во всех слоях общества господствует жуткий национализм, причем у русских он идет по региональному принципу ("русские" из других регионов - чужие). Общерусский национализм - мечта незначительной группы московских дураков.  Кстати, агрессивные речи массовых ватников во время текущего конфликта - это им просто позволили наконец-то излить свой национализм хотя бы на украинцев. На самом деле они ненавидят и всех остальных, и в быту готовы точно также ругать и любую другую нацию (и русских из другого региона).

3. Все социальные страты ненавидят друг друга, нет никакого социального контракта. Все сообща ненавидят власть. Участие в общенациональных культах типа победобесие - имитация или развлечение. 

4. Единственная мораль, которую россияне исповедуют, корпоративная: надо помогать своим и вредить чужим. Они готовы это делать даже бескорыстно, если получится и никто не помешает.

В какой-то степени объединяет "русский язык", но он никому не принадлежит и не воспринимается как "свой", его просто не замечают.

По всей видимости единство страны в таких условиях искусственно поддерживали те самые страны Запада, которые якобы "за распад России". Просто потому что так легла труба, а границы на этой территории могут помешать экспорту сибирских ресурсов в Европу. Это в принципе главное, что Россия делала в мировой экономике - охраняла трубу. Если окажется, что дешевле охранять трубу без России, а Путин вводит именно такую ситуацию - не будет поддерживать и Запад.

Сами россияне распадутся, как только их оставят в покое. Вообще говоря, нравственный "сепаратизм" (помогать своим) - единственная доступная им и реально применяемая ими мораль.

Михаил Эпштейн: Почему мы в Украине?

 У Нормана Мейлера есть известный роман "Почему мы во Вьетнаме?" (1967). Там о Вьетнаме нет ни слова до самой последней страницы. Рассказывается об отце, сыне и его друге, которые охотятся на Аляске, пользуясь огромным арсеналом оружия. Убивают волков, баранов, оленей, но отец одержим желанием убить медведя. Сын все более разочаровывается в бездарных и бесчестных методах охоты, включая загон зверя с вертолета. Все это и есть ответ на вопрос: "почему мы во Вьетнаме?" В конце романа сына призывают на эту войну. 

Мне тоже хотелось бы ответить на вопрос: "почему мы в Украине?". Но сначала речь пойдет о другом — о погоде и языке. 

О погоде.

Нигде так много не говорят о погоде, как в России. Я имею в виду не сельскую местность, где это было бы естественно, а Москву и Петербург, вполне защищенные от разгула стихий. Приведу отрывок из рассказа Фазиля Искандера "Начало": 

"Единственная особенность москвичей, которая до сих пор осталась мной не разгаданной, — это их постоянный, таинственный интерес к погоде... — Тише! — встряхивается вдруг кто-нибудь и подымает голову к репродуктору. — Погоду передают... В первое время, услышав это тревожное: "Тише!", я вздрагивал, думая, что начинается война или еще что-нибудь не менее катастрофическое. ...Так в чем же дело? Можно подумать, что миллионы москвичей с утра уходят на охоту или на полевые работы. Ведь у каждого на работе крыша над головой. Нельзя же сказать, что такой испепеляющий, изнурительный в своем постоянстве интерес к погоде объясняется тем, что человеку надо пробежать до троллейбуса или до метро?....Тут есть какая-то тайна". 

Жадный интерес к метеосводкам в советскую эпоху объяснялся, прежде всего, тем, что только этим новостям и можно было доверять. За ними стояли действия стихий. А все сообщения о действиях людей: труд, героизм, вести с фабрик и полей, политическая, да и культурная жизнь — воспринимались как поддельные и сомнительные. Все личное и деятельное было смутно и недостоверно, и только тучи и ветра несли свою верную, безыскусную службу. 

К тому же на погоду легко свалить беды личной и общественной жизни. Если болит голова, то от перемены погоды. Сердце покалывает, ночью не спится, днем не работается — виновата магнитная буря. Если плохое настроение, тревога на душе — это от солнечной активности. Или от полнолуния. Или циклона, антициклона, наступающей грозы, прошедшей грозы, скопления туч, радиоактивного фона, электромагнитного поля и т. д. 

И в Англии, и в Америке в зачине светских разговоров принято кратко обсуждать погоду, поскольку это общая точка соприкосновения с любым собеседником, вежливая светская беседа (small talk) — без риска кого-то задеть и обидеть (если только не переключиться на глобальные изменения климата). Но там нет такой манеры упорно сваливать на погоду свои недомогания и подробности самочувствия. Наблюдение Виктора Шендеровича: "Продавщица у метро - тяжелый винный запах на метр, несчастные глаза на красном лице - жалуется соседке: "- Эта магнитная буря меня замучила."" 

Может быть, это такая прикладная демонология? Рефлекс непреодоленного язычества? Даже в общественном транспорте на информационных табло, наряду со сведениями о маршрутах и расписании, дается ежедневный астрологический прогноз. Знаки зодиака всё объясняют, точнее, отменяют необходимость объяснения. Женщина жалуется: "У меня ребенок такой неуправляемый, чуть что — каприз". Собеседница утешает: "Чего же ты хочешь, он у тебя Лев". "А муж такой упрямый – хоть кол на голове теши!" — "Так сама ведь выходила за Козерога"… 

Постоянное обсуждение погоды — повседневная дань неуправляемым стихиям и их роковому воздействию. Оно укрепляет нас в сладком чувстве своей простительной безответственности. Ведь в стране, подвластной капризам вождей, самодуров, бессмысленных законов, сущее удовольствие – испытывать на себе пусть вредное, зато невинное воздействие стихий: снега, дождей, излучений, испарений. Они не хотят тебе зла, на них не может быть обиды. Подчиняться все равно придется, но насколько ветер все-таки лучше и милосерднее, чем начальник! Погода напоминает нам, что есть Бог, и безличные конструкции в отношении стихий звучат почти как языческие заклинания. 

Барбара Эренрайх: Тёмные истоки позитивного мышления

Позитивное мышление как современный аналог популярной религии имеет все те же ключевые аспекты. Вместо пасторов и проповедников — мотивационные ораторы, вместо воскресных проповедей — семинары по мотивационному развитию личности, вместо молитвы — аффирмации и визуализации, вместо священных текстов — self-help книги, вместо грехов — негативные мысли, вместо рая — обретение успеха и богатства. Барбара Эренрайх исследует феномен популярности этого явления и находит его протестантские корни и прародителей.

В конце XX — начале XXI века грусть превратилась в подобие греха, спасение от которого предоставляют индустрия развлечений, шоппинг и self-help книги. Мотивационные ораторы, ставшие проповедниками новой религии позитивного мышления, собирают огромные залы и сколачивают многомиллионные состояния благодаря обещаниям избавить людей от негативных мыслей, неуверенности в себе, а заодно и бедности. Позитивное мышление, как и большинство современных культурных явлений, зародилось в США, где на людей сегодня со всех сторон сыплются призывы быть счастливыми, улыбаться, верить в лучшее и мыслить позитивно.

Мы живём в эпоху деспотизма позитивности.

Откуда у американцев этот радостный, оптимистический взгляд на мир? На первый взгляд, ответ кажется очевидным: они приобрели «новый» мир, полный возможностей и потенциальных богатств — по крайней мере, после того, как с коренным населением было покончено. Для пессимизма и угрюмости не было времени на земле, где каждый поселенец, прибывший из перенаселенной Европы, мог иметь столько гектаров, сколько пожелает. Идеология фронтира, бескрайние просторы и безграничные запасы природных ресурсов также наверняка сыграли свою роль в формировании позитивного мировоззрения. Но всё началось не так.

Американцы развили в себе позитивное мышление не по причине географии страны, а из-за того, что ранее испытали на себе последствия противоположного подхода.

Кальвинизм, который белые поселенцы принесли с собой в Новую Англию, можно описать как систему, способствующую развитию депрессии. Бог кальвинизма был всемогущим и деспотичным, и испытывал к своим творениям не любовь, а ненависть. Его рай имел ограниченное количество мест, причём те, кому они достанутся, были выбраны задолго до своего рождения. Главной задачей живых было непрестанно искать в себе грешные помыслы и искоренять их. В качестве единственной отдушины от этого болезненного самокопания кальвинизм предлагал физический труд: строительство, рубку леса, посев полезных растений и шитьё одежды.

Всё, кроме работы — повседневной или духовной — считалось грехом и заслуживало всякого порицания.

В детстве я частично испытала на себе эту идеологию, пусть и в облегченной и нетеологической форме. Мои предки покинули Шотландию после того, как землевладельцы решили, что их земля принесёт больше прибыли, если использовать её в качестве пастбища для овец. Они принесли с собой в Британскую Колумбию пресвитерианство (ветвь кальвинизма). Из–за крайней бедности, постигшей поколение моей бабки, мою мать воспитывали мои прабабушка и прадедушка. Несмотря на бунт против пресвитерианского наследия — она курила, пила и читала непристойные тексты вроде «Отчётов Кинси» о сексуальном поведении человека — она всё же впитала некоторые его принципы. В нашей семье любые проявления эмоций, в том числе улыбки, считались «аффектами», а слезы влекли за собой оплеухи. Труд считался единственным лекарством от душевных мук, из–за чего моя неработающая, необразованная мать заполняла всё своё время уборкой и другой работой по дому. «Когда жизнь ставит тебя на колени, — любила повторять она, — мой полы».

Я признаю, что кальвинизм и протестантская этика в целом помогают развить определённые сильные качества — например, самодисциплину и нежелание довольствоваться мнимым душевным покоем, который дарит любовь всепрощающего Бога. Но я также знаю кое-что о недостатках кальвинизма. Тяжкий труд был нашей единственной формой молитвы, единственным путём к спасению и единственным противоядием от бессмысленности существования.

Освобождённые от своей теологической составляющей, элементы кальвинизма продолжили жить в американской культуре вплоть до конца XX века. В 80-х и 90-х годах, средний и высший классы начали рассматривать постоянную занятость как признак статуса. Именно в это время работодатели стали требовать от своих сотрудников всё больше вовлечённости, а новые технологии стерли грань между работой и личной жизнью: сотовый телефон всегда был под рукой, а ноутбук каждый вечер возвращался домой вместе со своим обладателем. В словаре появились слова «многозадачность» и «работоголизм».

Тогда как элиты прошлых веков гордились своим досугом, современные обеспеченные классы кичатся тем, что они постоянно «по уши в делах», «в ожидании звонка» и «работают не покладая рук».

Владимир Емельянов: Ученому точно не нужно выбирать Россию

В России хорошо рождаться деятелям искусства. Их здесь любят. 

Ученым лучше рождаться в тех странах, где люди естественно любят науку. Там и память об ученых другая. На домах простых профессоров мемориальные доски с указанием профессии, как в Геттингене. 

Вот умерли в один день Мамонов и Пигарев. Мамонова не славит только ленивый. Хотя там ни музыки, ни слов, одни движения, мимика и драйв. А о Пигареве говорят только в контексте борьбы с самокатами. Нет чтобы рассказать о его теориях и экспериментах! В России считается, что это никому не нужно. Именно считается. Потому что если сделать такую передачу - очень многие прилипнут к экранам. 

Странно, что людей не спрашивают перед рождением, кем они будут и где хотели бы жить. 

Ученому точно не нужно выбирать Россию. Во-первых, русский - это не язык науки, а во-вторых, никто тебя в деталях не поймет. Никому твой анализ не нужен. От ученого в России ждут чуда. Среднего регистра тут вообще нет. Либо так называемый "прорыв" и ты творишь чудо, либо, если ты спокойно и честно делаешь свое дело, ты просто не нужен. Причем, не нужен вместе со всеми своими теориями и результатами...

Пустое дело эти ожидания. Наука - не цирк и не церковь. Поэтому Пигарев не только раздавлен, но и сразу забыт. А Мамонов торжествует и при жизни, и потом.

Кирилл Серебренитский: Россия страна хлыстовская, не православная

... В молодости я искал следы хлыстов, хлыстовщины, в Среднем Поволжье. Этот спиритуальный феномен - не деноминация, не "секта" (по этому поводу  я уже в девятнадцать лет готов был поспорить и с Мельниковым-Печерским, и с "Настольной книгой атеиста"). 

Хлыстовщина  - это не вероисповедание, а мистическая праксиология. Квази-оккультные практики, невероятное разнообразные, и, если присматриваться, чудовищно, динозаврово древние,  преантичные, и сводятся они к одному сценарию: если Бог желает сделать что-то Своей волей, вмешаться в ход событий, то действует Он через человека, через живых людей, - воплощается в них, по загадочному Своему выбору, порождая необходимое количество живых богов, Божественной энергии в человеческих телах. 

В девятнадцать лет я читал уже не Мельникова-Печерского, а ежегодные отчёты о хлыстовщине, которые миссионеры Самарского епархиального управления печатали в "Самарских епархиальных ведомостях", в 1890х-1900х годах. Обширные, наивно-подробные изложения, личные впечатления сельских батюшек, пересказы полицейских протоколов, свидетельства очевидцев и участников хлыстовских радений. 

Естественно, перед миссионерами была поставлена обычная казённая задача: подсчитать. И - вот: из этих сбивчиво многословных канцелярски бесстрастных и от того особенно достоверно убедительных текстов, -  передо мной вставало - внезапно и торжественно, как из Волги  динозавр размером с пол-Самары, - пдлинное измерение этого явления. 

Село Колывань (около которого лежал восемь лет в землянке живой бог Поликарпушка Безликий, никто никогда не видел его лица, закрытого шёлковым белым платком), из 1200 жителей - 850 хлыстов. 

Соседнее село Дубовый Умёт (где обитала хлыстовская династия Белопортковых, даже фамилию получившая от хлыстовских белых одеяний, одно из прозваний хлыстов - "белые портки"): из 900 жителей около 500 хлыстов 

И так далее...

Я, собственно, вот о чём: Россия - страна не православная,  - если принимать этот термин в буквальном, евангельско-патрологически-византийском значении.  

Россия страна хлыстовская. 

Хлысты, конечно, не составляли большинства населения, но они аккумулировали резкую, активную, атакующую религиозность. 

Хлыстовщина втягивала и структурировала людей, которые воспринимали веру как действие, как преобразующую силу. То есть - определяла спиритуальную реальность, на самом деле, формировала этос страны, трансформировала по-своему российский менталитет на рубеже веков (а может, и раньше). 

Хлысты создавали социальные паттерны, которым следовала пластичная биомасса крестьянского "большинства", несмотря на то, что это большинство знало о хлыстах только понаслышке, смутно и тревожно, чуждалась их и побаивалась.  

Большинство, которое в 1900х ничем не отличалось от нынешнего большинства, и религиозность, - всё такое, заумное, зателесное, забудничное, - воспринимало только как украшение  бытового фона, отсчёт будничности от праздника к празднику.

Володимир Єшкілєв: Про колективного підлітка та “зовнішнє управління”

 Коли люди чують слово “народ”, у кожного виникає іншій образ. Насправді, як стверджують медіатехнологи, у небагатьох, дуже небагатьох “народ” асоціюється з натовпом на площі чи з якоюсь умовною асамблеєю у великій залі.

Здебільшого при слові “народ” уява синтезує людську постать. Комуністичні пропагандисти звідкись знали про це, тому замовляли у художників плакати з зображенням “народу” у вигляді здоровенного дядька у робочій блузі з суворим виразом обличчя, простацькою зачіскою та виробничим знаряддям у мускулястій руці. Дядька доповнювала “мати-батьківщина” – не менш сувора тітка з вимогливим поглядом.

Чому це саме так? Є різні пояснення. Медіатехнологи впевнені, що йдеться про так звані архетипи – образи колективної уяви, що сформувалися в наших предків за давніх часів. Відповідно плакатні постаті радянської доби, на їхню думку, є хоча й далекими, проте прямими нащадками язичницьких ідолів – верховного племінного (солярно-військового) божества та богині-матері.

Пройшли десятиліття, карусель подій і вражень пришвидшила оберти, але закони візуалізації суспільних понять не змінилися ні на йоту. У грудні минулого року кільком сотням українців запропонували без попереднього обдумування описати “народ”. Понад половина з них уявила чоловіка доволі зрілого віку та велетенського зросту. Дехто з учасників експерименту спорядив його козацькими вусами, оселедцем і свиткою, інші одягнули “народ” у костюм або спецівку. Майже ніхто не уявив “народ” жінкою, навіть самі жінки. І в жодного з візуалізаторів не виникло образу народу-підлітка. А дарма.

Історія останніх трьох десятиліть натякає нам на те, що та уявна  спільнота, яку ми звикли позиціювати як “народ України”, колективно рефлектує далеко не так, як мав би реагувати на виклики і проблеми отой могутній зрілий дядько з оселедцем у піджаку-спецівці. “Народ” доволі мляво реагує на критичні загрози своїй самобутності, особливо на культурно-освітньому та інформаційному полях.

“Народ” легко й радісно ведеться на ситуативні подразники на кшталт “мєнти наших побили”. “Народ” всіма своїми колективними фібрами ненавидить багатих та успішних лише за те, що ті багаті та успішні. “Народ” обирає у владу не відповідальних професіоналів, а людей, яким вдалося емоційно його вразити – естрадників, крикливих і плаксивих харизматів, козаків-гаврилюків та просто хуліганів.

За всіма ознаками ми маємо справу не з колективним зрілим дядьком (суворою тіткою), а з колективним п’ятнадцятирічним вуличним підлітком (дворовою пацанкою). У цього колективного підлітка, як і в підлітка звичайного, поточні емоції домінують над розумом, бажання негайного драйву заступає бачення перспектив, а інтенції тверезого розрахунку зазвичай зводяться до хатнього куркульства та дитячого жлобства (не дам іграшки!).

Колективний підліток хоче халяви, видовищ, подорожей, тусовкової поваги. Підліток не хоче напружуватися і слухати вчителів; прагне, щоби все було так, як у дешевих фільмах: поганих мають посадити (а ще краще – стратити), а свої мають отримати валізу з грошима та сісти за кермо крутої тачки (варіант: щасливо одружитися). До того ж все це, умовно позиціоноване як “справедливість”, має відбутися без довгих послідовних зусиль, а через якесь диво, або ж за сценарієм хепенінгу.

Якщо хепенінгу не виходить, а диво десь затримується, підліток впадає в нерви, смертельно ображається і хейтить тих, кого призначає винним. Ну а кого саме призначити винним, йому підказують “друзі народу”, які сидять у зомбоящику.

Александр Елисеев: Морская мечта Речной цивилизации

Русские — совершенно Речной народ. Пожалуй, самое могучее воплощение географического Образа России — великие реки. Европейская Волга, сибирский Енисей и т. д. 

«Расея, моя Расея, от Волги — до Енисея» — может и «промах», но символично.

Моря — сие очень важно, но для России — вторично, на втором, хоть и почётном месте.

Однако, синеокая, речно-озерная Русь грезит Морем. И мне часто снится море, но оно всегда оборачивается рекой или озером. Грёзы сии понятны — Река грезит о том, чтобы внести свой волевой импульс в Море. Ибо, что такое Река? 

Река  символизирует некий волевой ток, когда стихия воды устремляется потоком, стрелой, линией, молнией, Энергией. Сама Вода — символизирует не(недо)бытийный хаос изначального творения. «Земля была безвидна и пуста, и тьма над бездной, и дух Божий носился над водою».

Берега континентальной Империи подчиняют и направляют ток Реки, они несут её творческие импульсы — в хаос Морей.

А вот само Море — символизирует именно сей безграничный Хаос, недобытийную тьму Воды. Причём, апогеем Моря является Океан. Апогеем Океана является Атлантика — с её безбожной плутократией. Реинкарнация черномагической Атлантиды.

Русские люди живут «Волгой» (волостью-властью), которая властно же впадает в «Море». Но они же часто прельщаются образом Моря. Воспринимают следствие за  причину.

И сие очень «по-русски», тут разные плюсы и минусы. В результате, возникают два полюса Русскости:

Северный — Речной, нордический.

Южный — Морской, зюйдический.

К слову, великий морефил Пётр Первый впечатлялся, на деле, не германством (к коему я пиетета не имею) , но  средиземноморством. Питер подобен южной Венеции, и само его создание было своего рода жертвой Морскому царю, желанию примириться с Морем. Ну, или так — примириться, завоевав. В то же время, у Петербурга есть и речной символизм, тут, вообще, много смыслов. «Сфинкс и город на реке Навь».

Конечно, указанные два полюса органичны. 

Речной Русский грезит о Море, ничего плохого. Но надо иметь ввиду, что Море — в первую очередь, объект — для субъективной воли Русской Реки.

Надо, чтобы и Морской Русский стал грезить о Реке. «Гиперборея как Речное царство».

Рустем Вахитов: Цивилизация рубля и цивилизация земли

Существуют не только субъективные, личностные и не только верхушечные, актуальные, политические причины происходящего сегодня в Белоруссии. Есть еще и глубинные социологические причины, о которых в газетах не пишут и по телевизору не говорят, но которые более или менее ясны специалистам. И главная среди них – ускоренная урбанизация республики в последние 20 лет.

Это давно уже известный факт. Лукашенко пришел к власти в 1994 году в республике, где селяне составляли до 40%, да и многие горожане были таковыми лишь номинально. Они жили в малых и средних городах и были полуаграриями (совмещали работу в городском госсекторе с садоводчеством и огородничеством, чувствуя себя наполовину крестьянами – почти как их отцы и деды). Лукашенко был для них «своим», он воплощал их представления о руководителе, их менталитет, он говорил, как они и думал как они.

Теперь в Белоруссии горожан – около 80%. Беларусь одна из самых урбанизированных республик на постсоветском пространстве. И без сомнений – это следствие эффективности политико-экономического курса Лукашенко. Но, по законам диалектики, успех белорусского социализма подготовил и почву для его кризиса (как это произошло и с советским социализмом в целом). Итак, белорусы теперь – нация горожан. Причем значительная их часть живет в мегаполисе – Минске. Молодежь из малых и средних городов стремится в Минск, как в России их сверстники – в Москву.

Демограф Вишневский в книге «Серп и рубль» отмечал, что горожанин отличается от селянина ментально: горожанин – индивидуалист, он не знает даже соседей, он обеспечивает себя не при помощи своего хозяйства, а при помощи продажи на рынке своей силы и умений, для него большую роль играют деньги. Это уже «цивилизация рубля», а не «цивилизация земли». Люди «цивилизации рубля» ориентированы на рынок, выгоду, деньги, на договорные отношения, а не на общинную патриархальную взаимопомощь. Они – в большей мере циники, воспринимают себя как «высшее сословие» по сравнению с селянами. Посмотрите на интернет-хомячков с шариками на улицах Минска. Они презрительно смотрят на Лукашенко, да и на все прежнее поколение – то есть на своих отцов. Отцы для них – «колхозники», которые «не врубаются в современную жизнь». Это – постмодернистские Эдипы. Их уже много, но не критически. Однако ближайшие лет 15 станут решающими. Если не удастся возродить село (и цивилизовать его, чтоб люди оттуда не бежали), а также создать небуржуазный вариант урбанизма, то все проиграно (не только в Белоруссии, но и в России). Городская цивилизация тоже необходима и тоже имеет свои плюсы, но она не должна конфликтовать с «почвой», из которой выросла. У нас между городом и селом еще ведь – цивилизационный раскол, наш урбанизм – западнический.

К тому же в наших же условиях, на периферии мирового капитализма местная либерально-западническая «цивилизация рубля» вообще мало жизнеспособна. У нее нет «своей периферии», которую можно высасывать, как делает «цивилизация доллара» (а если и есть более бедные страны, то это временно, и много из них не высосешь).

Володимир Єшкілєв: При брамі темних часів, або Про інституціональну культурну пам’ять

Людині властиво чіплятися за минуле. І не лише тому, що вона має щоденну потребу спиратися на спільний (громадський, суспільний, цивілізаційний) досвід. Одним із суттєвих складників людської природи є пам’ять як  постійне відтворення образів минулого. Культура й цивілізація складені з цих образів, наче з цеглинок. І людська спільнота не лише “використовує пам’ять” як інструмент життя, вона живе через пам’ять, живе пам’яттю. Життя людської спільноти на 90%, або й на 95% – чисте згадування.

Освіта, яка сама на 100% є згадуванням, заштампувала до наших уявлень про цивілізаційний та культурний поступ старий середньовічний шаблон, ідеологему про те, що все “нове” має органічно витікати зі “старого”. Знамените nanos gigantum humeris insidentes Бернара Шартрського – “ми подібні до карликів, які влаштувалися на плечах гігантів” – відмовляє в рації всьому, що не спирається на досвід попередників. Це відчуття власної “карликовості” в ХХ ст. зрослося з ресентиментним мисленням “повсталих мас” і з претензіями мільйонів “маленьких людей” на велику та унікальну значущість.

У карликів зростало невдоволення, проте вони не спішили злазити з плечей гігантів, будуючи різні варіанти “міфології пам’яті” та залучаючи померлих гігантів до своїх смішних ресентиментальних оповідок про “страждання талановитих людей”. Ішов час, революційну епоху змінила постмодерна “реакція”. Гігантів ставало все менше, критично мало. Карлики нахабніли.

І саме тепер нам випадає жити за такої доби, коли карлики вирішили, що плечі гігантів – не найкраща позиція. Карлики злізли з тих плечей і зраділи тому, що горизонт звузився. “Нас дурили! – підняли крик карлики. – Все простіше, ніж нам розповідали. Нас репресували, нас гнітили, нам брехали, що Земля кругла і крутиться навколо Сонця, хоча всі нормальні люди бачать, що це Сонце крутиться навколо пласкої Землі”. Покричавши, карлики усвідомили, що їм у світі вузького горизонту дуже комфортно. Що це їхній світ. Що в ньому вони не відчувають себе карликами. А якщо добре вип’ють і потягнуть косяка, то й море по коліно, наче правдивим гігантам.

А ще в карликів з’явилися гаджети, а в них – відповіді на всі питання. Тому карлики звільнили свої карликові голови від багажу знань. Багаж і до того не був важким, але викинули і його. Більшість карликів, знайшовши в собі внутрішнього кочовика (так модно), вирішила зайнятися потоками: великими, малими й зовсім дрібними. Бо, як каже карликова мудрість, де тече, там обов’язково капне. Але меншість зрозуміла, що біля потоків буде штовханина, і тому обрала шлях активізму.

“Світ гігантів був світом несправедливості, – сказала активна меншість. – І ця несправедливість неподолана. Треба звільнити світ від інституціональної пам’яті про гігантів. А якщо не вийде, то від інституціональної пам’яті взагалі. Навіщо нам та інституціональна пам’ять, якщо через браузер можна у два кліки знайти та скачати всі необхідні лайфхаки?”

Так і почався Гіпермодерн, епоха кочової тоталітарності та маніфестального (фронтального) ідіотизму.

Николай Карпицкий: Что сделал Шаман

1. Объяснил Путину свою позицию и свои намерения на понятном тому языке, причем так, что тот реально испугался.

2. Предложил людям этическую стратегию поведения: поступай как сводный человек, игнорируя антиконституционную узурпацию власти. Подобную стратегию так и не смогла выработать оппозиция, играя все время по правилам власти, поэтому и проигрывала. Иначе говоря, Александр Габышев сделал то же самое для России, что Махатма Ганди для Индии. Общим в их стратегии является ненасилие, но есть и различия. Ганди предлагал пассивное сопротивление, Габышев – активное игнорирование незаконных властей: нужно не бездействовать, а активно действовать так, как если б их и не было.

3. Обратил действие архетипа русского менталитета, и это вызвало тектонический сдвиг в общественном сознании. Я имею в виду архетип воли.

Если в западной традиции свобода реализовывалась в защите прав от произвола власти, то в России – в том, чтобы вырваться на волю: оставить свой дом, отправится на новые дикие земли, где не достанет власть. Рано или поздно власть все равно настигала, и тогда приходилось бежать дальше. Так и шла колонизация Сибири.

Будучи сибиряком, Александр Габышев прекрасно понимает русский менталитет, но при этом свободен от его ограниченности. Это и позволило ему обратить действие архетипа воли. Вместо того чтобы убегать, он реализует свободу в том, чтобы идти в самый центр империи. Изменив вектор человеческих стремлений, он придал архетипу воли новый характер, в силу чего стремление к воле более не рассеивало импульсы людей по мере их бегства, а наоборот, фокусировало их в намерении действовать свободно. Дабы воплотить в реальности эту трансформацию архетипа, ему действительно нужно было самому пешком идти в центр, набираясь силами от людей. И это не просто метафора, ибо его поход уже сам по себе вызывал изменение сознания людей.

Костянтин Дорошенко: Долгое Средневековье может быть бесконечно долгим. Выйти из него возможно лишь персонально

Термин «Средневековье» возник из желания человека отделить себя от предыдущих поколений, взбунтоваться против порядка, почитания и наследования праотцов, поставить индивидуума выше Бога в качестве великой идеи. Концепция, в которой человек становится центром бытия, впрочем, делает всякую науку наукой о человеке. И заставляет науку историческую сосредоточиться на человеческом сознании и воображении в том или ином времени. Отсюда возникает понятие «менталитет», которое французская школа «Анналов» исследует уже почти 90 лет.

Понимание менталитета доказывает, что в разные века в разных географиях люди вкладывали не одинаковое значение в одни те же слова, что опровергает вульгарную идею о неизменности человеческой психики. Одновременно поддавая серьезному сомнению психологически выгодную нам версию смены исторических формаций, прогресса.

Представитель школы «Анналов» Жак Ле Гофф предлагает «долгое, очень долгое Средневековье, фундаментальные структуры которого медленно развиваются от ІІІ до середины ХІХ столетия. Тогда промышленная революция, господство Европы, настоящий рост демократии (античный полис был лишь очень ограниченным ее прообразом) создали действительно новый мир, несмотря на непрерывность определенного наследия и постоянство определенных традиций» [1].

Но в чем суть прогресса? Почему, с точки зрения не механических изменений благосостояния, но человеческого сознания, мы можем говорить о продвижении? «Что мыслили люди этого века такого, чего раньше не мыслили, такого, что даже было немыслимым?», — спрашивает уже о ХХ столетии французский философ Ален Бадью [2]. «По сути с какого-то момента век увлекся идеей изменить человека, создать человека нового. Это правда, идея эта витает среди фашизмов и коммунизмов, монументы которых даже чем-то похожи: статуя пролетария на пороге освобожденного мира или образцовый ариец Зигфрид, побивающий драконов упадка. Творение нового человека всегда приходит к тому, что нужно уничтожить человека прошлого», — отвечает он [3].

А тут — внимание! Концепция нового человека, построения нового, окончательно справедливого мира — что это, как не сверхчеловеческая идея? Реальный человек — снова средство, в центре — великая идея. Бог умер, да здравствует Бог!