Лион Левинсон: Рационалисты более жестоки

Тамерлан складывал пирамиды из тысяч человеческих голов, давил конницей маленьких детей и при переправах заполнял реки невинными живыми (недолго) людьми, переходя по ним как по мосту.

Конечно отдельные моменты его поступков бездоказательны и, может, легендарны, но общая атмосфера удушающего ужаса, рек крови и пирамид из голов - безусловны.

Нет, Тамерлан не был жестоким. Он был рациональным.

Если перегонять толпу пленников - их малые дети замедляют движение. А оставить малолеток не на кого. Пирамида из голов - хорошая наглядная агитация. На строительство переправы времени нет, а местные жители под рукой - и без всякой злобы, чисто рационально наладили переправу из людей, как из стройматериала.

А так-то Тамерлан обращался относительно мягко и заботливо с крестьянами, торговцами и даже попавшими в его руки врагами (!). 

Когда жестокость не приносила выгоды, он её не применял. Тамерлан не был жесток, он был рационален. Проблема в том, что жестокость в глазах людей рациональна достаточо часто...

90% войн, убийств и преступлений - по рациональным (как кажется осуществляющим это) причинам. Религиозных, каких-то фанатичных войн в истории человечества было не так много. Почти всегда войны по рациональным причинам - экономика, этногенез и т.п. Хоть иногда и прикрывались, как фиговым листком, каким-то псевдо-фанатичным лозунгом.

Рационалисты уничтожали людей на порядок больше, чем фанатики. И намного более жестоко.

Когда мне говорят "ты не рационалист, ты фанатик" - я соглашаюсь. Я знаю, что я на более доброй, намного более доброй стороне.

Артем Корсун: Когда же наступают критические времена

Ещё в самом начале пандемии, я сидел и пытался понять, что общего у лидеров по числу заболевших. Иран. Корея. Италия. Испания. Ныне к ним прибавились США (In god we trust). Ничего общего ни в культуре, ни в традициях, ни в уровне жизни.

Есть единственный параметр, который их объединяет - зашкаливающая религиозность, в этих странах % верующего населения намного выше, чем в других.

В Израиле среди религиозных больше заболеваний, потому что был праздник Пурим. Они собирались своими большими семьями и друг друга перезаражали. Плюс они не сильно слушают светские власти и карантин хуже соблюдают. А сегодня с утра попалась интересная статистика по городам Израиля (http://xprt.co.il/news/6332). В лидерах - Иерусалим (Город Золотой в Святой Земле) и небольшой Бней-Брак. Именно там прошла та самая Чёрная Свадьба. Как там пел Высоцкий: "Молились строем - не помогло".

В Корее разносчиком стал как раз член секты - т.наз. "пациент 31". 

Китай не атеистическая страна, на уровне официальной религии у них конфуцианство, основанное на почитании предков и данных ими обычаев. Но Китай в данном списке отсутствует по другим соображениям - он первоначальный очаг эпидемии. Понятно, что в очаге заболеваемость будет выше, чем в других местах.

Кажется, мы имеем наглядный пример эволюции в действии. Одна из теорий отмечает, что эпидемия затронула регионы на 40-й широте. Ниже вирус не выживает, т.к. при повышении температуры воздуха выше 26 градусов не выживает. Но 40-я широта интересна ещё и тем, что это страны не затронутые эволюционными изменениями во время Малого Ледникового Периода. В этом поясе можно было выживать сохраняя привычный уклад жизни и дикие верования.

Бог очень хорош для спокойных времён, для неспешной беседы за рюмочкой чая о различных толкованиях тёмных мест в Августине.

Когда же наступают критические времена:

- Что мы говорим Богу?

- Не сегодня. 

Михаэль Дорфман: Свои страшнее чужих

Утверждение о том, что свои куда более опасны, чем чужие, вроде бы противоречит логике, здравому смыслу. На самом деле никакого здравого смысла нет, а есть страх перед чужим, внушённый (порой не без основания) поколениями воспитателей и проповедников. Учёные и рядовые граждане, очевидно, верят, что наши улицы кишат видимыми, а ещё больше – невидимыми, враждебными чужаками, которые только и делают, что в «столкновении цивилизаций» пытаются бросить вызов нашему образу жизни.

Чужим быть легче?

В реальности всё иначе. Насилие обычно поднимается и нарастает изнутри, а не приходит извне. И в этой ситуации чужаком быть проще и безопасней. Я вырос во Львове. Там жило разнородное население, не испытывающее особой любви друг к другу. Русские, украинцы, поляки, евреи, армяне и ещё десятки национальностей СССР. Ещё горожане и выходцы из деревни, центровые и жители окраин; атеисты, православные и греко-католики, римские католики и баптисты. Антисемитизма во Львове хватало и на бытовом, и на официальном уровне. И я как-то инстинктивно создал свою особую еврейскую идентичность. Скажем, сидел народ, водку пил, салом с луком закусывал. Я же им говорил, что я – еврей, и сала мне нельзя и, пожалуйста, сварите мне яичко. Народ удивлялся, но уважал. Зато тем, кто пытался мимикрировать, выдавать себя за русских, украинцев, поляков и т. д., приходилось куда тяжелей.

Сергей Аверинцев: Тоталитаризм: ложный ответ на реальные вопросы

Преодоление» тоталитаристского прошлого — это задача, которая теоретически стоит перед всеми народами с подобным опытом, хотя на практике, как мы видим, принимается к сведению далеко не всеми.
Один из уроков, который мы извлекаем из анализа тоталитарных безумств, состоит в том, что безумством становится всякая система рассуждений, когда она становится некритичной по отношению к себе. Для любого вида критицизма дело чести — трезвый взгляд на себя. Необходимо отметить, что сам по себе императив «преодоления» своего прошлого, то есть систематической критики поведения не тех или иных предводителей нации, но нации в целом, и притом в ее собственном самосознании, является вполне новым явлением, для которого нет аналогий во всей человеческой истории. Когда Карл Ясперс выступил в 1946 году со своим знаменитым трудом «Die Schuldfrage», он формулировал задачу, до сих пор никогда не обсуждавшуюся. Я имею в виду, конечно, не специальный казус Германии, но саму логическую структуру вопроса о различных ступенях коллективной вины.

Павел Рахшмир: Ханна Арендт: Тоталитаризм — зло ХХ века

ПОБОРНИЦА «ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ»

Ханне Арендт (1906-1975) по праву принадлежит одно из мест в первом ряду политических мыслителей ХХ века. Причем ее творчество не стало достоянием истории, пусть даже новейшей, а проложило мосты в будущее.
Родилась она в Ганновере в еврейской семье, основательно укоренившейся в немецкую духовную культуру. Семья принадлежала к среднему классу, но придерживалась социал-демократических взглядов. Отца (он был по профессии инженером) Ханна лишилась еще в 7-летнем возрасте. Тем не менее она получила великолепное образование в университетах Марбурга, Фрейбурга и Гейдельберга. Среди ее учителей такие мировые величины, как М. Хайдеггер, Э. Гуссерль, К. Ясперс.
Во время учебы в Марбурге она пережила бурный роман с М. Хайдеггером, который был старше ее на 17 лет. Хотя воззрения Х. Арендт всегда отличались оригинальностью, но мощное интеллектуальное влияние Хайдеггера так или иначе сказалось на них.
В Гейдельберге судьба свела ее с другим выдающимся философом — Карлом Ясперсом. Можно сказать, что мудрый и благородный Ясперс в какой-то мере заменил Ханне отца. В семье Ясперсов она чувствовала себя как дома. Ее диссертация на тему «Понятие любви у Святого Августина», опубликованная в 1929 году, была подготовлена под руководством Ясперса.
С приходом к власти нацистов в январе 1933 года жизнь молодой женщины, решившей посвятить себя науке, круто меняется. Весной этого года Х. Аренд подверглась кратковременному аресту. Это был сигнал тревоги. Вместе с матерью она конспиративным путем перебирается в Прагу. После этого некоторое время ей удалось поработать в Женеве в Международной организации труда — одном из подразделений Лиги Наций. Наконец, Париж, где Х. Аренд участвует в международном антифашистском движении. Нацистская оккупация вынудила ее покинуть Францию и эмигрировать в США. Там она активно занималась публицистической деятельностью и еще до окончания второй мировой войны приступила к работе над книгой о сути нацизма.

Ханна Арендт (1906 — 1975): Афоризмы

В условиях тирании гораздо легче действовать, чем думать.

Тщетны все усилия убежать из мрачного настоящего в ностальгию по все еще сохраняемому прошло, ту или в предвосхищении лучшего будущего,  которое дарует нам забвение.

Непоколебимую верность членам тайных обществ внушает не столько тайна, сколько пропасть между ними и всеми остальными.

Если тоталитарные режимы не стремятся к конечной цели, к тотальному господству, то, скорее всего, они утратят ту власть, которую смогли уже  захватить.

Тоталитарное господство несет в себе семена собственного уничтожения.

Тотальное господство не допускает свободной инициативы в любой области жизни.

Самое тревожное в успехах тоталитаризма — это истинное бескорыстное самоотречение его приверженцев.

Священник Георгий Чистяков: Философские и психологические основы фанатизма

Произнося слово «фанатизм», нужно иметь в виду, что была не только  Варфоломеевская ночь, не только убийство Грибоедова разъяренными персами,  но было и 11 сентября 2001 года. То есть фанатизм — это не только далекое  прошлое, но и то, с чем мы сталкиваемся сегодня. Это все разбросанные по  российским городам синангоги, где либо били окна, либо устраивали пожары или  взрывы. Подобной участи не избежали и многие протестантские храмы. Это и  история в Татарстане, где мусульмане воспротивились строительству  православного храма. Это и рассылки в США по Интернету адресов врачей,  делающих аборты, чтобы потом этих врачей убивали.
С проявлением фанатизма можно столкнуться практически во всех религиях.  Возникает вопрос, что такое фанатизм. Представители различных конфессий  часто стараются подчеркнуть, что фанатизм — это нечто особенное, не имеющее  отношения к религии. Верится с трудом, поскольку история религии во все века  была связана с историей фанатизма. Вольтер говорил о фанатизме как об  извращенном ребенке религии, и, скорее всего, на этом определении стоит  остановиться. Хотя можно, воспользовавшись образом Шварца, сказать, что  фанатизм — это тень религии. Может быть, фанатизм — это плод манипулирования  сознанием масс в тех или иных политических целях. Например, в Средние века  Ян Гус, которого сжигали на костре, увидел в фанатизме окружавшей его толпы  плод манипулирования ее сознанием. Заметив старушку, подбрасывающую  хворост в его костер, он воскликнул: «Святая простота!» — имея в виду, что  старушка думала, будто делает нечто хорошее.