Салман Север: Политбешенец

Скулёж нежных российских беглоэмигрантов, которым сворачивают визы в ЕС, слушаю с презрением.

В августе 2013 г. я покинул Россию, сбежав из-под следствия. Мне было 26 лет. Через три месяца должен был защищать кандидатскую диссертацию.

Осенью был подан в Интерпол. Был заблокирован через Францию и Германию в Шенгенской информационной системе. Отечество гадило как могло.

В одночасье был лишён страны, дома, перспектив, семьи, соратников. Росфинмониторинг заблокировал все счета. В эмиграцию отправился с $1 тыс. налом, парой брюк и сорочек. Первую зиму в Стамбуле проходил в открытых тапках и носках. Живал и столовался у добрых людей где придётся. В день эвакуации из России мой турецкий лексикон состоял из одного слова - "Merhaba", "Привет".

Год потратил на удаление меток о себе из шенгенского "волчьего списка". В январе 2015 г. добился своего от президиума криминальной полиции Германии. С 2014 по 2022 гг. не мог получить от французов внятного ответа на вопрос "почему вы перекрыли мне доступ в Европу?" В их отказах значилось: "Запрашиваемые Вами сведения относятся к защищаемой государством информации".

Не мудрено: российские медиа ославили меня как пропагадиста терроризма, пособника убивавших ментов партизан, вербовщика джихадистов, сатаниста, агента украинского Майдана, связного британских и анатолийских спецслужб, организатора лагерей подготовки боевиков в Абхазии, торговца оружием на Северном Кипре, "чёрного трансплантолога" в Сирии, куратора сети русскоязычных моджахедов в Турции и лицо, причастное к серии подрывов - от автобусов в Волгограде до аэропорта им. Ататюрка. В конце концов стал "русским идеологом полка "Азов".

Это делалось последовательно. Я не возражал против того, сего и третьего, пока СМИ в России не причислили меня к пeдepacтaм (в лучшем смысле слова). Это был перебор.

Друзья называли меня из-за ироничного отношения к любым этикеткам "Салман Радуевич". Мой политический наставник говорил, что русские сваливают на меня всё подряд, "потому что считают оператором кучи стрёмных тем". Я не делал и не заявлял ничего в опровержение.

Шутки шутками, а товарищей сажали в тюрьмы, указывая на причины подброса им оружия, взрывчатки, экстремистских материалов. - Наказание за связь со мной. Знакомых вербовала служба защиты конституционного строя РФ для моей ликвидации, когда я жил в Курдистане. Спасался, уезжал жить туда, где российские ликвидаторы не осмеливаются шуметь.

Когда покидал ту страну, меня намеревались задержать в своих водах греческие пограничники. Почему-то по требованию Франции им нужно было выдать меня россиянам.

Меня помещали в ереванский централ, пока русские готовили фабулу для экстрадиции. Выходил из тюрьмы под залог и в очередной раз сбегал из-под следствия. Количество ищущих меня стран умножалось.

Был вынужден менять имена и фамилии в проходивших через мои руки документах. Знал расценки, каналы, сроки изготовления любых нужных политэмигранту бумаг. "Ночь в Лиссабоне" Ремарка читал так же, как люди разглядывают сэлфи.

Прибывал в Европу как гражданин Ичкерии, но подвергался арестам как бывший россиянин. Полиция защёлкивала браслеты на моих запястьях, подлавливая на пороге миграционной службы. Мне приходилось создавать заслонку от выдачи русским палачам в Армении и Норвегии. Оба государства не верили тому, что моя личность соответствует паспортным данным.

В документах миграционного учёта числился как юридическая фикция - несуществующий гражданин страны, гражданином которой не являюсь. Подпоручик Киже, который бьётся над тем, чтобы доказать, что он есть тот, кто он есть.

В Норвегии полицейские вручали мне бланки для добровольного возвращения на родину. Их не подписывал. Тюрьма "Трандум" располагалась напротив взлётно-посадочной полосы аэропорта, откуда всех нас должны были депортировать. Это угнетающе действовало на сокамерников. 

Мне запрещали жить с домочадцами, запрещали вылететь к ним в Южную Америку. Депортировали семью при каждой попытке приехать ко мне. Свою дочь впервые увидел, взял на руки, когда ей пошёл третий год.

Миграционный делопроизводитель - бугай со стальной хваткой - заявлял, что мой кейс относится к "двум-трём сложнейшим за текущий год; нет ничего случайного в том, что его поручили именно мне". Помимо него, специалиста по фарси с не-чиновничьей выправкой, кейсом занимались пятеро в двух отделах. Один из департаментов расследовал мой след на Ближнем Востоке.

Из моего досье изымались файлы. Единственное, что адвокат могла выудить, сообщало, что мой случай "чувствителен для госбезопасности и внешней политики Королевства Норвегия".

Адвокат совершала кульбиты, которые позволили нам узнать, почему Франция была так неравнодушна. Я открывал для себя, что пока писал докторскую в Эрзуруме и изучал иврит в ульпанах Иерусалима, "лицо с такими же паспортными данными принимало участие в террористической деятельности на территории Сирийской Арабской Республики и собиралось запросить убежище во Франции".

Так из невъездного в Европу лица я на четыре года превратился в невыездное. В фигуранта дел, близких к военным преступлениям. 

(Масла в огонь подливало заверение одного русского нациста сделать всё от него зависящее, чтобы никто из участников Национальной Организации Русских Мусульман не осел в Норвегии.

Судьба нациста сложилась печальнее, чем он рассчитывал. Он принял Ислам, уехал воевать в ИГИЛ, потерял в бою ногу, оказался в иракской тюрьме у курдо-марксистов. На его просьбы к властям Норвегии вытащить хотя бы на норвежскую зону Осло ответило лишением вида на жительство.)

Я никогда не собирался становиться беженцем во Франции. Однако в самой конструкции политического убежища что-то отвечало моим незакрытым гештальтам. Без малого 10 лет считал, что Россия оклеветала меня и попыталась размазать, как она делает налево и направо. Занозой в голове засела непримиримость к государственной машине, которая может сравнять с асфальтом и не покашлять.

Стоял вопрос принципа - не быть претерпевающим, получить признание допущенной в отношении меня несправедливости. Признание сопоставимой инстанции: государства свободных людей, в котором главенствуют закон и порядок. Признание политическое, которое восстанавливает в статусе персоны, непричастной к тому, в чём её обвиняла кремлядь.

6 сентября, в День независимости Ичкерии, с паспортом которой я начал процесс легализации в Норвегии, был признан норвежцами лицом, международно и политически преследуемым властями России. Всё в соответствии с критериями Конвенции ООН 1951 г.

Когда 24 февраля 2022 г. я отправил в армию Норвегии письма с просьбой зачислить меня в добровольческий резерв, оно начиналось с:

"Являюсь убеждённым идеологическим врагом Российской Федерации, долг которого - бороться с нею любыми способами..."

Ответ формальный: "Не будучи резидентом Норвегии, Вы не вправе пополнить резерв иностранных добровольцев".

Выражаю почтение властям Норвегии за то, что теперь мне дано право считаться резидентом страны со всеми вытекающими.

Благодарю всех, кто способствовал тому, чтобы мои имя и репутация были отбелены: журналистов, правозащитников, гражданских активистов, политических и религиозных деятелей.

Долгая история, полная мозголомных правовых парадоксов, которые я городил, и драйва, который поймут только собратья по юридическому цеху, завершилась милостию Господней.

Начинается история новая, контуры которой не берусь прочертить. Ясно одно: это будет обретение родной земли заново.

С новой злостью и новой свободой.