Причин невнимания к политической эсхатологии сразу несколько.
Во-первых, известную роль тут играет традиционное недоверие Церкви к счислению «времен и сроков» Второго Пришествия, к установлению конкретных, «слишком человеческих» отождествлений между богооткровенными символами последних времен и теми или иными конкретными политическими ситуациями и событиями. Профанические толкования Апокалипсиса, устанавливающие актуальные политические отождествления для тех или иных символов последних событий, и в самом деле основательно отбивают вкус к историческому и политическому пониманию эсхатологического предания.
Во-вторых, велика негативная роль того исторического релятивизма, который характерен для современной библеистики и патристики. Этот исторический релятивизм прививает нам, как ни парадоксально, взгляд на историю как на нечто малозначимое. Мы сегодня лучше знаем Писание и Отцов в смысле понимания исторического контекста, источников тех или иных образов и идей, но за этой горой сведений мы не слышим голоса Святого Духа «глаголавшего пророки» и продолжающего говорить во святых и до сего дня. Историцистский взгляд на Предание мешает нам увидеть, что боговдохновенен не только «общий смысл» Писаний и творений Отцов, но и их конкретное содержание, если оно правильно понятно и речено в согласии с учением Церкви. Символы Откровения безграничны, но это не значит, что они лишены конкретного, определенного смысла и значения. Будь это так – это были бы уже не символы, а «симулякры», то есть знаки лишенные значения и означаемого.
В-третьих, известное значение в отходе политической стороны эсхатологии на зданий план, тот факт, что долгие столетия политическая наука пребывала в неразвитом, неоформленном состоянии. Церковь, для раскрытия глубины своего вероучения традиционно пользуется воцерковленным языком светских дисциплин — будь то философии, этики, филологии, истории или даже наук естественных. Однако политическая наука лишь в середине ХХ столетия достигла своей концептуальной и технологической зрелости, впервые с эпохи Платона и Аристотеля подошла к осмыслению основ политики, а значит только сейчас и стала подлинно пригодна к воцерковлению, к использованию ее строя для раскрытия тех или иных сторон церковного учения.
В следствие ослабления собственно церковного внимания к политическому аспекту последних событий, эта, несомненно важная сторона эсхатологии, отдана на откуп произвольным толкованиям, случайным суждениям и тенденциозным подгонкам Откровения под те или иные идеологические концепции. Иногда эти спекуляции более удачны, в том смысле, что ведут к укреплению благочестия, иногда менее удачны и лишь смущают членов Церкви. Церковным богословам, тем более в России, не следовало бы страшиться гнева тех влиятельных сил в современном мире, которые хотели бы добиться полного забвения церковной эсхатологии, и скрытия его «неудобного» политического содержания. Богословие Церкви должно иметь мужество свидетельствовать и о грядущем торжестве христианских начал в истории, и об обострении антихристовой ненависти, и о всеобщем отступлении от Христа, и о действии «тайны беззакония», и об Антихристе и установленной им «тирании» (по политическому определению преп. Иоанна Дамаскина), и о сопротивлении верных этой тирании, и торжестве над этой тиранией истинного царя мира – Господа Иисуса Христа.
По мере нашего приближения к последним событиям, Церковь накапливает в своем Предании все больше и больше конкретных сведений об этих событиях, многое становится яснее и из исторического опыта двухтысячелетнего странствования Церкви в мире сем и Её созидания Своего небесного удела. Год от года, десятилетие от десятилетия становятся все более напряженными и эсхатологические ожидания сынов Церкви, в том числе и переносимые на конкретные политические ситуации и события. И за последнее столетие не раз и не два возникали ситуации, когда именно недостаточная разработанность, недостаточная четкость в разработке политического содержания эсхатологического учения Церкви вели к многочисленным недоумениям и, порой, трагическим церковным разделениям. То интеллектуальное оружие, которое дали христианам Святые Отцы, своим истолкованием эсхатологического учения Церкви, небрежением последующих поколений затупилось и было сокрыто в запасниках. Пора, думается, наточить его вновь.
Конец истории vs Конец времен
Антиисторизм, проникший в православное богословие вместе с историческим релятивизмом, нельзя назвать чем-то случайным. Он является плодом долго и направленного интеллектуального давления на Церковь со стороны внешнего мира. Целью этого давления было либо добиться признания того, что истина Церкви относительна, либо «ухода от ответа» через провозглашение истины Церкви полностью «неотмирной», не имеющей определенного значения в мире сем, поддающейся любым перетолкованиям. Одни христиане пошли по первому пути, пути модернизации и релятивизации вероучения, другие предпочли своеобразный эскапизм. В результате существенная часть учения Церкви была попросту унята с полок и убрана в запасники. Выяснилось, что у Церкви якобы нет ни определенного учения о государстве, ни ясного взгляда на историю мира, ни конкретных нравственных требований к человеку, что Церковь вообще, якобы, ни о чем не имеет мнения, кроме своих внутренних дел.
Это расцерковление реального исторического пространства является только частью общего процесса сознательного «обессмысливания» истории, которое ведет к торжеству вполне определенного эсхатологического проекта «Конца Истории», противостоящего подлинной христианской эсхатологии. Сущность этого проекта, одинаково успешно развивавшегося как коммунизмом, так и либерализмом, в своеобразном бунте времени против истории. Его цель — достижение такого состояния, в котором временная длительность будет носить внеисторический характер, будет лишена каких-либо новых идей, смыслов, идеалов пробуждающих большие исторические движения. «Шатания языков» будут в ней умирены, поскольку не будет никаких причин для этих шатаний. Понятно, что либеральная эсхатология по Фукуяме достаточно одномерна и в чем-то пародийна даже по сравнению с эсхатологией марксистской, предполагавшей прыжок «из царства необходимости в царство свободы». То есть переход к обществу, в котором отсутствуют принудительные социальные связи – исторические, политические, экономические, духовные… Понятно и то, что у любой эсхатологии внеисторического времени существует достаточно много модификаций. В их числе можно указать и на мессианскую эсхатологию иудаизма, предполагающую «фиксацию» истории в состоянии установленном машиахом, то есть состоянии торжества еврейского народа и еврейского мировидения над остальными народами, еще по сю сторону времени.
Христианская эсхатологическая перспектива полностью противоположна идее «Конца Истории» как торжества бессмысленного времени. Она основана на идее Конца Времен, прекращения течения лет и веков, при сохранении Истории и её торжестве через установление её конечного смысла. Второе Пришествие Христово и, тем более, предшествующие ему события не вынесены из Истории, как не вынесено из нее и первое пришествие Господа и Спасителя. Так же, как ветхозаветная эсхатология отражало историческое устремление Народа Израиля к своему Мессии, так и эсхатология новозаветная передает историческое устремление Нового Израиля, Церкви к Грядущему во Славе Спасителю. Если Крест и Воскресение есть высшая точка, кульминация Истории, то Парусия есть её конечная цель, усовершение. Именно в этой точке любое историческое движение, любое событие или цепочка событий обретает свой предельный смысл, занимает свое место в общей исторической картине.
В этом смысле даже прекращение времени, «конец веков», не упраздняет Историю. Напротив, именно тогда, когда «времени больше не будет» История торжествует в своей завершенности, а Рай и Ад, Небесный Иерусалим и апокалипсическое Огненное озеро выступают своеобразной координатной сеткой истории ставшей из времени мистическим пространством. Идея Конца Времен, это полнота времен, торжество смысловой стороны истории над текучим «становлением». Конец Времен – это не конец, а венец истории.
Это теоретическое противопоставление имеет для политической эсхатологии свой конкретный смысл. Отрицание «опустошения времени», псевдохристианская версия которого осуждена как ересь хилиазма, означает неустранимость из истории и политического конфликта, как противостояния своего и чужого, друга и врага. Противостояния, составляющего по взгляду Карла Шмитта сущность «понятия политического». Последние события будут временем предельного политического напряжения, которое будет предопределено напряжением духовным, противостоянием остатка верных той системе, которую установит «сын погибели», антихрист. И лишь с действительным концом времени, с торжеством Христа-Царя и Вседержителя закончится и эта политическая борьба.
«Тайна беззакония» и «удерживающий теперь»
В чем сущность этой борьбы, приобретающей с течением времени все большее напряжение, порождающей на своем пути многих «антихристов» и антихристовых предтеч и разрешающейся последним «кризисом» в царствование «того самого» антихриста?
«Да не обольстит вас никто никак: ибо день тот не придет, доколе не придет прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога. Не помните ли, что я, еще находясь у вас, говорил вам это? И ныне вы знаете, что не допускает открыться ему в свое время. Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего» (2 Фес. 2, 3-8). Святой апостол Павел во Втором послании к Солунянам раскрывает для нас сущность этой борьбы через противопоставление «тайны беззакония» и «удерживающего теперь». Вокруг этих двух понятий, особенно о втором, ведется немало богословских споров, и существуют серьезные экзегетические разногласия.
Обратим, однако, внимание на следующий аспект. По гречески «тайна беззакония» звучит как «мистерия аномии», то есть апостол употребляет термин греческой политической жизни, означающей вполне определенное состояние – отсутствие закона, отсутствие какого-либо правила и порядка, который вынуждал бы человека уклоняться от зла и совершать благо. Аномия, для греков, означала без-законие, как без-властие (анархия). И это вполне согласуется с воззрениями самого св. апостола Павла, который дает в 13 главе Послания к Римлянам вполне определенный взгляд на государство, на власть, как на способ водворения справедливости, устранения аномического состояния общества. «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести. Для сего вы и подати платите, ибо они Божии служители, сим самым постоянно занятые. Итак отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь» (Рим. 13, 1-7)
Интересно отметить удивительный риторический параллелизм слов апостола, посвященных власти, прежде всего — римской власти, и её самохарактеристики в «Энеиде».
Римлянин! Ты научись народами править державно
— В этом искусство твое! — Налагать условия мира,
Милость покорным являть и смирять войною
надменных.
Понятно, что Вергилий говорит о внешней мощи, которая может быть сопряжена и с несправедливостью, в то время как апостол обращает внимание на нравственную миссию власти. Но совпадение риторического и смыслового построения не может быть совсем уж случайным.
Поэтому, когда св. Иоанн Златоуст, еще в древности признававшийся лучшим из толкователей Павловых посланий (не случайно ведь возникло предание о том, что сам Павел диктовал Златоусту толкования на свои послания), понимает «удерживающего» как римский государственный порядок, он, тем самым, подхватывает именно внутреннюю логику и связь Павловых воззрений. «Когда прекратиться существование римского государства, тогда он (антихрист) придет. И справедливо, — потому что до тех пор, пока будут бояться этого государства, никто скоро не подчинится (антихристу); но после того, как оно будет разрушено, водворится безначалие (анархия), и он будет стремиться похитить всю – и человеческую и божественную власть» (Творения свт. Иоанна Златоуста. Т. XI, кн. 2, стр. 598).
Римская власть удерживает от распадения социальный порядок, который непременным условием своего существования имеет некоторую меру добродетели и справедливости, и, тем самым, удерживает и мир от водворения в нем условий, способствующих приходу антихриста. И напротив, действие «мистерии аномии», тайны беззакония, состоит в разложении справедливого порядка, в распространении в обществе аномического состояния. Этой аномии ни что так не способствует, как тирания. Именно поэтому Златоуст делает такой парадоксальный ход, как отсылает в толковании понятия «тайны беззакония» к фигуре императора Нерона, одного из «малых антихристов» церковного предания. Общей чертой этих антихристов является тиранический подрыв справедливости, безумное гонительство по отношению к Церкви, богопротивление, и через это разрушение справедливого порядка, благозакония, «евномии». Таким образом, действие «тайны беззакония» есть не столько некий мировой заговор против правильного порядка, сколько разрушение доверия к порядку со стороны исхитивших власть антихристов, противников Божиих.
В современной политической науке термин «аномия», возрожденный Эмилем Дюркгеймом, понимается удивительно созвучно со святоотеческим толкованием. Аномия есть состояние, в котором большинство людей находятся вне общества, не участвуют ни в каких поддерживающих социальность структурах и связях. Закон не регулирует подлинные общественные отношения, а эти отношения, в свою очередь, никак не согласуют себя с законом. В аномическом обществе нормой является «девиация», отклонение. Существование в аномическом обществе труднопереносимо для человека, противоестественно для него, и именно в отталкивании от аномии Златоуст усматривает ту причину, по которой люди «скоро подчинятся антихристу». Характерно, что и здесь святой отец размышляет в классической парадигме античной политической мысли с её представлением о круговращении государственных форм, в ходе которого из безначалия, власти толпы и рождается тирания.
Таким образом «тайна беззакония», «аномия» есть приуготовление пути антихристу, но не есть само антихристово царство, которое мыслимо, как раз, как своеобразная противоположность состоянию аномии, как избавление от него. И здесь мы тесно подходим к другой важной теме православной эсхатологии – экзегезе символов «четырехчастного царства» и Вавилонской блудницы.
«Четыре царства» и «дщерь вавилонская»
Римская тема в эсхатологии, которую развивает Златоуст, толкуя пророчества апостола Павла, тесно увязана с темой четырех мировых монархий, раскрытой в Книге Даниила. Четыре металла, из которых изготовлен колосс в видении Навуходоносора, четыре зверя в видении самого Даниила, очень рано и вполне однозначно отождествлены с четырьмя царствами, которыми отмерена мировая история – Ассиро-Вавилонским, Персидским, Македонским и Римским. Причем последнему, Римскому царству, отводится привелегированное значение по крепости, силе и мощи. Это «железо» в видении истукана, это зверь «страшный и грозный». Это власть, которой неспособна противостоять ни одна другая власть, ни одно другое царство.
Но именно от пророчества Даниила перекидывается символический мостик к зверю, изображающему царство антихриста в «Откровении» св. Иоанна Богослова. И там и там присутствует зверь с дестью рогами, означающими царей, которые передадут свою власть антихристу. И там и там символически изображен «послеримский» порядок, который станет порядком «предантихристовым», когда антихрист как политический вождь сокрушит три царства из десяти и подчинит остальные. Это утверждение государственного плюрализма на развалинах римской власти повторяется в писании трижды – дважды у Даниила и в Апокалипсисе, а значит, — не может быть случайной, или маловажной чертой. Именно десять царств, часть из которых будут, согласно видению Навуходоносора, «железными», то есть наследующими римскому порядку, а часть глиняными, то есть не основанными на прочных основаниях, станут основой власти антихриста, причем только три из них перейдут под его прямой контроль, остальные же цари будут послушны ему, но сохранят некую самостоятельность. Отсюда следует очень интересный вывод, опровергающий некоторые популярные суждения о постепенном «эволюционном» становлении «всемирного государства» антихриста. Политическая эсхатология священного писания дает нам совершенно другую картину.
В ней антихрист выступает своеобразным «восстановителем» римского царства после периода его упадка. По словам св. Андрея Кесарийского антихрист «придет как царь Римский под видом того, чтобы устроить, обновить и усилить начальство их, а на самом деле — чобы произвести в них совершенное опустошение» (Толкование на Апокалипсис. Слово XIX. Гл. 55.). А Лев Александрович Тихомиров, доведя ту же мысль до предельной четкости, говорит о том, что «Антихрист является консерватором-контрреволюционером. Но, с другой стороны, он явится перед миром с совершенно новой идеей, несравненно более революционной чем та, которую он упразднил» (Религиозно философские основы истории. М., 2004, с. 670).
В чем же суть этой новой идеи антихриста, которая полностью извратит мнимо осуществленное им «восстановление» должного порядка? Все святоотеческое предание указывает здесь на идею возможности духовной и нравственной жизни без Бога и против Бога. В идее нравственного развращения, примитивной скотской греховности нет ничего такого, что могло бы полностью прельстить людей и «даже избранных». Антихрист меньше всего может быть либертеном. Напротив, говорится о том, что он придет в притворном образе благочестия. Но центром этого благочестия будет не истинный бог, а сам антихрист, как человек, сумевший без Бога быть как бог, сумевший без благодати творить благо, сумевший без веры творить чудеса, точнее призраки чудес. Изощренное злодейство антихриста будет состоять именно в этом ложном образе блага, в том числе и блага социального. Режим антихриста не будет уже аномией, напротив, он будет торжеством социальности и порядка, но обезбоженных, лишенных высшего смысла.
Чтобы вполне уяснить это обстоятельство мы должны попытаться хотя бы поставить вопрос, который в свое время вызвал затруднение даже у мудрейшего св. Андрея Кесарийского. Почему Господь попускает десяти царям возненавидеть и разорить блудницу Вавилонскую, хотя Вавилон кажется средоточием антихристова духа и всяческого зла? «И десять рогов, которые ты видел на звере, сии возненавидят блудницу, и разорят ее, и обнажат, и плоть ее съедят, и сожгут ее в огне; потому что Бог положил им на сердце — исполнить волю Его, исполнить одну волю, и отдать царство их зверю, доколе не исполнятся слова Божии» (Откр. 17, 16-17). Почему десять постримских царств восстанут против города «царствующего над земными царями»?
Если мы обратим внимание на характеристику этого города в следующей, 18 главе Апокалипсиса, то мы обнаружим, что эта характеристика не приложима ни к Царству Антихриста, каковое отождествление еще по недоразумению встречается, ни к отступнической Церкви, каковое мнение широко распространено в «зилотской» литературе. Цари земные лишь «любодействуют» с блудницей. Подлинным же ее смыслом являются веселье, разврат, волхование и роскошь, от которых «разбогатели земные купцы». Разорение Вавилона мыслится прежде всего как разорение его купцов, товаров которых никто уже не покупает, как прекращение веселья и волхования: «горе, горе тебе, город великий, драгоценностями которого обогатились все, имеющие корабли на море, ибо опустел в один час! И голоса играющих на гуслях, и поющих, и играющих на свирелях, и трубящих трубами в тебе уже не слышно будет; не будет уже в тебе никакого художника, никакого художества, и шума от жерновов не слышно уже будет в тебе… Ибо купцы твои были вельможи земли, и волшебством твоим введены в заблуждение все народы» (Откр. 18, 19; 22-23).
Очевидна неосновательность порой встречавшегося в церковной литературе отождествления апокалиптического Вавилона с Римом. Образы центра всемирной монархии и всемирного паразита явно несовместимы. Столь же очевиден и отсыл к историческим реалиям падения реального Вавилона, центра купечества и волхования на древнем Востоке, не имевшего давно уже политического значения, зато концентрировавшего в себе тлетворный дух купеческой цивилизации. Наш же современник не без труда опознает этот образ в современных реалиях — это мировая, глобальная система аномии и паразитизма, транснациональный мир «людей воздуха», финансово-экономической элиты мира, контролирующей земные царства через кредит, медиа, культуру комфорта и потребления. Этот «мировой город» сам не есть царство, но вынуждает «любодейстовать» с собой всех царей земных и через это «царствует над земными царями». Эта система нравственного растления и беззакония, волхования и релятивизма, ведет уже видимую войну против святых и пророков, за истребление самого имени Христианства.
Однако глобальный порядок Вавилона равно ненавистен и святым Божиим и земным царям. Эти последние одушевлены другой идеей, предать царство и власть человекобогу, представителю куда более возвышенной и одновременно страшной идеи добродетели и духовного делания без Бога. Именно поэтому мы и сталкиваемся в Писании с парадоксом повествования о последних временах — уничтожением Вавилона как приготовлением пути антихристу, как ложному восстановителю римского порядка и могущества.
«Свидетельство языком»
Наши размышления ставят перед нами непростые вопросы о тех или иных широко распространенных сейчас в церковной среде политико-эсхатологических воззрениях. С одной стороны, это восприятие «вавилонского» начала как начала антихристова, в то время как оно лишь приуготовляет антихристову веру. А с другой, вера в имперский, римский порядок как в само по себе благодетельное начало. Оба этих воззрения по своему справедливы, но однобоки. Антихрист явится не только как великий чудотворец и лжеучитель, не только как машиах иудейства, но и как римский царь. Однако в отличие от подлинного царя, сердце коего «в руце Божией», антихрист будет тираном, закон которого будет корениться не в Божией, а в его личной воле, а этос, — не в добродетели, а в его эгоистическом нраве… При этом антихрист будет подлинным «апостатом», отступником от истины Христианства, а не просто плодом вавилонского безверия. Он будет прекрасно знать, что отвергает и осуществит, в этом смысле, высшее разделение верных от неверных.
Именно в этом сознательном отречении антихриста, в его тотальной апостасии, можно увидеть объяснение того чуда, которое в Писании зафиксировано только как прорицание о том, что в Конце Времен Евангелие будет проповедано по всей вселенной «во свидетельство языком». Но в предании, особенно относящемся к последним векам, сконцентрирован целый пласт предсказаний и пророчеств святых о восстановлении православного царства, причем именно в России, как в «Третьем Риме». Этим пророчествам уделяется большое внимание, поскольку в тяжкие дни, переживаемые Россией, они служат к утешению многих. С другой стороны, они порой подвергаются необоснованной критике, за которой, часто, ничего не стоит, кроме нежелания, чтобы подобное радостное изменение судьбы России свершилось. Но и в том и в другом случае не уделяется должного внимания той миссии, которая предполагается этим пророчеством и той мысли, которая в него вложена.
Последний взлет «благозаконной» римской государственности нужен за тем же, зачем нужна и проповедь Евангелия по всей вселенной — «во свидетельство» и в обличение отступления. Представление о вселенской проповеди Евангелия принимают, порой, какой-то одномерный характер, многие думают, что речь идет о проповеди, обращенной к отдельным индивидам, и объясняют это тем, что божественная справедливость требует, чтобы каждому человеку во всех уголках планеты было дано слово Христово, чтобы каждый мог уверовать. Однако этому представлению явно противоречит тот факт, что те каждые, кто жил после воплощения, но до всеобщей проповеди, явно обделены справедливостью, лишены возможности принять евангелие. Для чего предполагается привилегия именно тех, кто живет при конце времен, — совершенно непонятно. Однако возвращение к библейскому языку дает нам ключ к объяснению – проповедь по вселенной будет обращена не к индивидам, а к «языкам», к народам как культурным общностям и субъектам «большой истории». Именно народам, а не отдельным лицам дана будет возможность принять или отвергнуть христианскую проповедь. И сама эта проповедь будет свидетельством и обличением за или против них.
С такой проповедью к народам может выступить либо Церковь, либо государство, как сильный исторический субъект. Только тогда эта проповедь будет услышана. Вернее же всего предположить, что речь идет о сильной Церкви в сильном государстве, чего явно сейчас нет нигде. И пророчества о восстановлении России говорят о приготовлении к этой миссии служения Богу в последние дни. А царство антихристово мыслится как своеобразный перелом, после крайнего благодатного напряжения «последнего расцвета». Не случайно, что в византийских преданиях о «последнем царе» прямо говорится о том, что тот, по окончании своего служения предаст царство Богу, а власть земная перейдет к антихристу. В этом смысле национальная эсхатология России как Православного Царства, особенно занимающая умы наших современников, это эсхатология не исторического триумфа, а трагического надрыва, неприятия миром жизни, устроенной по Евангелию и направленной на проповедь Евангелия. Последнее торжество истинного благозакония мыслимо именно как свидетельство, к укреплению верных и к осуждению тех, кто отверг его и засвидетельствованную им истину.
Образ последнего свидетельства
«Перед концом будет расцвет» — так, словами старца Варнавы Гефсиманского можно подытожить многочисленные пророчества русских подвижников ХIХ-ХХ веков[1]. Все они говорили о скором наступлении последних времен, предсказывали страшную катастрофу России под гнетом безбожников, разрушение храмов и развращение народа, распад Российского государства. Но пророчества эти завершались оптимистическим указанием на возрождение. «Явлено будет великое чудо Божие, …все щепки и обломки, волею Божией и силой Его, соберутся и соединятся и воссоздастся корабль (Россия) в своей красе и пойдет своим путем, Богом предназначенным. Так это и будет явное всем чудо», — говорил преподобный Анатолий Оптинский в феврале 1917 года.
Само по себе это предсказание было бы слишком общим, скорее похожим на «благое пожелание», чем на действительно предсказание, если бы не довольно подробный «сценарий», опять же фигурирующий слишком во многих пророчествах, чтобы считать его просто «случайностью»: «Предстоит один и последний расцвет Православия, на сей раз во всем мире — во главе с Россией. Произойдет он после страшной войны, в которой погибнет не то 1/2, не то 2/3 человечества… «И будет проповедано евангелие во всем мире», ибо до сего времени проповедовалось не Христово Евангелие, а Евангелие, искаженное еретиками. Будет период всемирного благоденствия — но не надолго. В России в это время будет Православный Царь, которого Господь явит русскому народу. И после этого мир опять развратится и не будет уже способен к исправлению, тогда попустит Господь воцарение Антихриста».
«Костяк» этого предсказания создан был еще в Византии, задолго до наших дней. В первоначальных греческих текстах говорилось о великой северной стране, так как имя Руси еще не было известно. Говорилось о великой битве между «израильтянами» (то есть православными христианами) и «измаильтянами», то есть южными, мусульманскими народами, которые начнут великий поход на христиан. Когда будет казаться, что христианам нет уже спасения ниоткуда, внезапно восстанет «Царь Греческий» (в смысле — Православный) и «с яростию великою» сокрушит врагов. На недолгий срок на всей земле должны воцариться мир и благоденствие, короткая «тишина», предсказанная в Апокалипсисе, после чего уже быть концу мира. Эта древняя схема пророчества о «предпоследних» временах в наше время не менялась по сути, а только дополнялась по мере того, как грядущие исторические обстоятельства становились все более различимыми.
Предшествовать восстановлению России будет крайняя степень ее кризиса и оставленности всеми: «Бог отнимет всех вождей, чтобы только на Него взирали русские люди. Все бросят Россию, откажутся от нее другие державы, предоставив ее себе самой, — это чтобы на помощь Господню уповали русские люди». Из среды мирового кризиса, который также был предсказан и который большинство мира повергнет в то же состояние, в котором находится Россия, и суждено начаться русскому подъему.
Началом событий должно стать восстановление в России Православного Царства и явление истинного Царя. «До пришествия антихриста Россия должна еще восстановиться на короткое время. В России должен быть Царь, предъизбранный Самим Господом. Он будет человеком пламенной веры, великого ума и железной воли», — говорил Святитель Феофан Полтавский, скончавшийся в 1940 году в эмиграции духовник царской семьи. Пророк монах Авель, предсказавший Императору Павлу I его убийство, Александру I разорение французами Москвы, и предрекший мученичество Николая II, предсказывал и о Последнем Царе. Его явление не вызовет никаких сомнений и разногласий у людей, так что не будут спорить «здесь Царь, или там», но все скажут: «Вот он!». Пророк Авель оставил и указание на имя этого Царя — два правителя с таким именем восседали на Русском троне, но не на троне Царей. Из всех русских Великих Князей такое сочетание дают только два имени Владимир и Георгий. Последний Царь не будет прямым потомком Романовых, но будет находиться с ними в родстве по матери — этим сохранено будет преемство с предшествующей императорской Россией.
«Есть только один вождь, способный нам вернуть Россию — Владимир Святой! Россию надо «крестить». Только наново крещенная Русь может снова стать Православным Царством. Возможно ли это новое рождение духовное? Это — проблема не только наша, русская. Это проблема мировая. От того или иного решения ее зависит вопрос о возрасте мира и о близости наступления Восьмого Дня», — писал отец Константин (Зайцев). Важнейшим делом нового Царя будет восстановление чистоты Православия, удаление еретиков из церковной иерархии и уврачевание расколов в Православной Церкви. Как резюмирует современный автор такие пророчества: «Под предводительством такого Царя, как и авторитета церковного и стоящего над различными юрисдикциями, мог бы быть собран законный собор Русской Церкви… Подобно тому, как всегда бывало в истории Церкви, собор под председательством такого Царя очистил бы иерархию от отступников, объединил бы все здоровые силы…». С именем преподобного Серафима Саровского связывается и пророчество о созвании последнего Вселенского Собора: «цель которого: Последнее предупреждение против всеобщего антихристианского ослепления; Объединение всех Святых Христовых Церквей против антихристианского направления; Окончательное проклятия всего масонства, иллюминатства и всех подобных партий, под какими бы названиями они не появлялись, руководители которых имеют одну цель: под предлогом полного благоустройства земли вызвать анархию во всех государствах и разрушить христианство во всем мире, и силою золота, сосредоточенного в их руках, подчинить весь мир антихристианству в лице богоборного царя — одного над всем миром».
Именно с этим связана будет Великая Война, также постоянно упоминаемая в предсказаниях. Ученик Феофана Полтавского — схимонах Антоний (Чернов) рассказывал: «В последние времена, рассказывал владыка, в России будет монархия. Это вызовет во всем мире враждебную реакцию. Враги поползут на Россию яко саранча. «Разве это война? — вопрошал владыка Феофан (во время Второй Мировой), — Вот будет война, когда на Россию весь мир вооружится». И действительно, антихрист представит Россию как врага мира, ибо она объявит себя Православной». Эта война мира, возможно всего Нового Мирового Порядка против России будет ужасной по своим последствиям для человечества, унеся миллиарды жизней. Победителем останется Россия, Русское Царство, которое сможет установить после войны прочный мир и благоденствие на земле, хотя оно и не будет завоевывать большинство земель своих противников, в некоторых пророчествах даже есть указания на то, что территориально оно будет меньше России начала ХХ века, хотя и присоединит к себе ряд земель Православного Востока — например, Святую Землю. Русское Царство, по одному из пророчеств, не будет очень богато материально, но интересно, что заслугой Последнего Царя как земного правителя станет превращение Сибири в цветущую и плодоносящую страну, которая будет кормить всю Россию.
От России, как от победительницы и восстановительницы мира, начнется проповедь истинного Православия. «Сей дивный свет Христов озарит оттуда и просветит все народы мира, чему поможет промыслительно посланная заранее в рассеяние часть этого народа, которая созиждет очаги Православия — храмы Божии, по всему миру. Христианство тогда явит себя во всей своей небесной красоте и полноте. Большинство народов мира станет христианами. На некоторое время во всей подлунной воцарится благоденственное и мирное христианское житие… А потом? Потом, когда наступит исполнение времен, начнется уже во всем мире полный упадок веры и прочее предсказанное в Писании, появится антихрист и наступит кончина мира», — так пересказывал Архиепископ Русской Зарубежной Церкви Серафим (Иванов), хранящиеся на Востоке пророчества о последних временах. Многие пророчества с единодушием называют одно и то же время Последнего Царства — 15 лет (правда, непонятно — считать ли этот срок от воцарения Царя, или от установления на земле мира). В это время Последний Царь, согласно древним сказаниям, вселится в Иерусалим, который станет центром Православного Царства, и проживет в нем 7,5 лет. Это будут последние годы мирной и исполненной духовной радости жизни для человечества. Затем придет последнее Отступление, отступление, которое откроет путь Антихристу. Как при ярком свете тень выглядит очень резкой, а черное — черным, так и смущающее человеческую душу действие сатаны будет бросаться в глаза людям, будет очевидно, так что сатана не сможет прикрываться десятками подделок, как теперь. Но при этом люди, изнемогшие от света, будут готовы броситься непосредственно в «глубины сатанинские», которые предложит им Антихрист.
Это Отступление будет носить, скорее всего, характер духовной «прелести» (обмана). Люди обнаружат в явившемся Антихристе какую-то «высокодуховную» исключительную личность и, возможно, изгонят Последнего Царя. В древнерусском переводе греческих предсказаний о Последнем Царе так говорится о конце его земного пути: «Когда же явится сын погибели, взыдет Царь на Голгофу, где верху Древо Крестное (оно, видимо, будет чудесно обретено и водружено на Голгофе, как то было в Византийские времена). И снимет венец свой с главы своей, возложит на крест и поднимет руки свои к Небу и предаст царство Богу. И взыдет крест с венцем на Небо. И когда взыдет Крест на небо с венцем тогда предаст дух свой Царь. И тогда разрушится всякая власть и старейшинство и обличится сын пагубный». Это конечное поражение Последнего Царя, обернется великой духовной победой истинного христианина над носителем духа сатанинского.
Длинные Стены
Идея «удерживающего» многообразна и многозначна, не сводясь только к определенной системе власти, и к лицу монарха. В некотором смысле, «удерживающим» может считаться все то, что проникнуто Божиим благословением и что препятствует развитию «мистерии аномии» и пришествию вслед за ней антихристова порядка. На одном уровне это может быть геополитический субъект, на другом, государственное установление, на третьем – добрый и благочестивый обычай. Однако общий знаменатель всех форм и видов «удерживающего» один. «Сдерживание» антихриста не есть самоцель. Это средство для осуществления другой, стократ важнейшей миссии, спасения человеческих душ. Там, где царит истинный, затронутый благодатью порядок, где не разрушена, по выражению архимандрита Константина (Зайцева) «аппаратура спасения», там большее число людей имеет шанс уберечь свою душу, спасти ее от растления антихристом.
Там, где существует защищенный от аномии социум, в котором люди поддерживают посредством социальных связей благочестие друг у друге, там путь человека к Богу надежно огражден от насильственного прерывания. Некогда древние афиняне построили между своим городом и портом, ведущим в открытое море, «Длинные стены», которые мешали неприятелю перерезать связь города с миром. Правильно устроенное государство, государство-катехон напоминает такие «Длинные стены», препятствуя насильственному перерезанию сообщению человека с Богом. И в этом смысле, оно играет свою роль не только в общей, но и в частной эсхатологии человека, прикрывая от внешних вторжений его личный путь на небо. Там, где это прикрытие действует, возможно возникновение феноменов, подобных феномену Святой Руси, когда не отдельные представители нации, но ее цвет, ее элита, ее лучшие люди вместе приходят в обители Царя Небесного, составляя там высшее исполнение отечества земного. Там же, где эта связь града с горним миром повреждена, там открывается путь не только к аномии Вавилона, но и к сатанократическому царствованию антихриста. Которое, впрочем, осуждено на поражение. И в истории и в полноте времен, историю увенчивающей. Подлинным победителем и последним царем христиан является Иисус Христос, Царь Славы.
[1] Большинство текстов данной главы приведены по изданию под редакцией Сергея Фомина «Россия перед вторым пришествием. (Материалы к очерку русской эсхатологии)». 3 изд. М.-СПб., 1998. Читателю, заинтересовавшемуся соответствующей проблематикой и будет разумнее всего обратиться именно к этому изданию.
Комментариев нет:
Отправить комментарий