Кирилл Серебренитский: "Сплющивание" (l' aplatissement) Истории

Недели две назад, на таблоиде в метро - я увидел бегущую строку: "250 лет назад Осетия добровольно присоединилась к Российской Федерации"; и далее - что один из поездов оформлен в честь этого события. Жаль, не сфотографировал для иллюстрации, не догадался. 

... То, что история общеупотребительная, официальная, и, в основных неясных своих постулатах, общедовлеющая, ( - я предпочитаю обозначение "школьная история", (все то, что усваивается, даже вопреки желанию,  из школьных учебников, детских книг, исторических фильмов,)- то, что школьная история лжива, дезинформативна, - (то ли в россыпи мелких деталей, то ли в эскизных очертаниях основных концепций),  - это, как ни странно, тоже нечто почти что общедовлеющее и  общепринимаемое. По крайней мере, по моему опыту, с этим охотно соглашаются люди, не обладающие историческими познаниями и влечениями: да, в сущности, враньё это всё, заказ чей-то. 

Манифестацию лживости официальной, академической истории свирепо поддерживают конспирологи, фольк-хисторики, историсофы, масоноведы и рептилоидографы. 

То есть довлеющая история оказывается, казалось бы, в положении крепости, которую атакуют извне и не защищают изнутри, но между тем она остаётся непоколебимой. 

*** 

... Фраза "250 лет назад", и т. д. - вдруг вспышкой отразилась в моих линзах, (несмотря на то, что я, вроде как, полвека подобное читаю, слышу, и произношу даже), - но: именно тогда, в метро, эта строчка натолкнула меня на следующее соображение, (я даже две остановки лишних проехал, размышляя). 

В основе общепринято-школьных исторических версий заложена не ложь, по крайней мере, - не какие-то осознанные фальсификации. Более того, если осторожно препарировать толщу академической истории и отделять от неё филигранно выстроенные и вычищенные фрагменты, - то получается, то эти самые фрагменты вполне достоверны. Нет лжи, в прямом понимании, - и в кардинальных концепциях. Если я решу выяснить, что именно произошло 250 лет назад между Осетией и Россией, - то к моим услугам откроются подробные тексты, опирающиеся на безусловно доказательные первоисточники. Не сомневаюсь, что мне станет понятно, каким образом, когда и зачем был выведен и утверждён данный дискурс: "250 лет назад Осетия.... " и тд, 

Беда, точнее, дыра бездонная - вот где: дело в том, что 250 лет назад  не было ни Осетии, ни России, в современном понимании этих терминов. Даже самих этих терминов не существовало. Этот дискурс - не ложь. Это - абсурд. Это - то, что как бы придумал не как бы Мюнхгаузен, не как бы Гофман и не как бы Толкин; а - как бы Ионеско, как бы Кэрролл и как бы Хармс. 

Как это делается - я знаю, но не уверен, что этот эффект кем-то пристально изучался. Возможно, он даже толком не сформулирован. Про себя я его называю - l' aplatissement, сплющивание (следуя завету кэрроловской Чёрной Королевы, который так успешно применяет философ Дугин: - Когда не знаешь, что сказать, говори по-французски). 

Поясню. Скажем, так: 

София Широгорова (Stalag Null): Тайна путинской исторической политики раскрыта!

Вопрос на засыпку: какая концепция лежит в основе российской исторической политики?  

Только за год об этом вышло три англоязычные монографии (из заметных), статей же в прессе просто не счесть. 

Авторы ломают голову: это советский взгляд на прошлое? Позднесталинский? Брежневский? Имперский, как при условном Александре III? Или – уже экзотика – околофашистский, под Ильина, о чем пишет Тимоти Снайдер? 

Проблема в том, что ни одно из объяснений не в состоянии охватить собою все проявления исторической политики путинского режима. Прославлять одновременно Сталина, Александра III и Столыпина? Украину придумал Ленин, но Богдан Хмельницкий молодец потому, что воссоединился с Россией? Революция это катастрофа, но крестьянские восстания Гражданской – бандитизм? Православие + сталинизм? Гитлер спал и видел, как бы устроить "геноцид советского народа", но пакт Молотова-Риббентропа – триумф советской дипломатии? 

Любое объяснение, подобно тришкиному кафтану,  натягивается на пару-тройку памятников, речей, фильмов и учебников, но все остальное в себя не вмещает – а потому кажется неубедительным. 

У меня есть ответ. 

Итак: историческая концепция в нынешней РФ – это "история начальства". 

Главная идея очень проста: начальство всегда право, вне зависимости от того, какова его идеология и какую политику оно проводит. 

Те, кто против начальства – враги, бунтовщики, пятая колонна, американские наймиты, фашисты и т.п. 

Следите за руками.  

Пока большевики находятся в оппозиции к начальству – они безродные террористы и немецкие шпионы. Как только они сами становятся начальством – они молодцы, все правильно делают, и уже те, кто борется с ними, это предатели и пособники Антанты. 

(Знаете, как я была удивлена, когда приехала в Краснодар, и не нашла на зданиях штаба и ставки ВСЮРа хоть таблички, хоть памятной доски? А нечего против начальства быть).

Николай II молодец, правильно влез в ПМВ, и политику проводил замечательную, но потом выпал из НАЧАЛЬСТВА, и молодцом быть перестал. Даже не очень-то и жалко, что расстреляли, метро Войковская никому не мешает. 

Александр III – начальник, Сталин – начальник, Брежнев – начальник, Петр I начальник... складывается что-то, м? 

Не важна идеология, тип режима, способ прихода к власти, внутренняя и внешняя политика – начальство право и интересно лишь потому, что оно ПРАВИТ. 

Единственный повод для критики - это если начальство  лишается власти или  ограничивает свои полномочия. Отсюда отсутствие энтузиазма по поводу Александра II (хотя казалось бы, с его внешней политикой каждый "имперец" обязан носиться по потолку от восторга), или Александра I (чел победил НАПОЛЕОНА, но нет, НЕ ТО). Хрущев вылетел из начальства, а предыдущее начальство разгромил в пух и прах, КАК МОЖНО. Ну и т.д., и т.п.

Конечно, в рамках такой концепции надо уметь быть гибким: колебаться вместе с линией партии, примирять непримиримое, прославлять новые идеи очередного начальства, клеймить тех, кто еще вчера сам был у руля. 

В рамках такой концепции не нужна история (=здесь со значением "парадигма")   "советская", "имперская", или "либеральная" — нужна история послушная, крученая-перекрученная.

Что показательно, такой же гибкости и почтения перед начальством ждут и по поводу событий нынешних: не только либерахи неприятны, но и ястребы, и т.н. "патриоты" не нравятся, если они не готовы помалкивать, одобрять и подстраиваться. Буквально: "мне нужны не умники, а верноподданные".

Андрей Шуман: О практике "искусственной неисторичности"

 Большинство современных наций неисторичны. 

Проблема в том, что они созданы в XX в. Одни из древнейших политических наций -- США (1783) и Великобритания (1707). 

Много наций создано в начале XX в. -- Турция (1923). Но большинство наций создано в середине XX в. -- Индия (1947), Израиль (1948), КНР (1949). Тем не менее хватает наций совсем молодых -- Украина (1991), Беларусь (1991), Россия (1991). Хотя у них есть некоторая предыстория -- УНР (1917) и УССР (1922), БНР (1918) и БССР (1922), Российская Демократическая Федеративная Республика (1918) и РСФСР (1922). Выводить эти нации из Российской империи нельзя. Эта нация была уничтожена в ходе гражданской войны.

А неисторичность многих наций в том, что не имея истории, они эту историю фальсифицируют, делая свою нацию искусственно очень древней. Индия не была нацией до 1947. На формирование нации сыграли важную роль не столько маратхи, сколько ост-индские компании, которые модернизировали право, позволив сформироваться современной нации. Но в индийском публичном дискурсе индийская нация была единым целым до ост-индских компаний, а те лишь эту нацию угнетали. 

Самым интересным экспериментом в неисторичности была концепция истории в СССР. Чтобы попасть в историю, нужно было пройти проверку. Например, чтобы стать писателем, который войдет в историю, нужно было войти в Союз писателей и т.д. Книги таких писателей печатали не потому, что их покупали, а потому, что печатали именно их, прошедших проверку. И в этом плане самая интересная историческая роль узбекского писателя Хамзы Хакимзаде Ниязи. Его сделали всенародным узбекским культурным деятелем. В 1977-1984 сняли даже телесериал "Огненные дороги" об этом поэте. Но с распадом СССР он исчез. Испарился. Как и не было. Больше такого деятеля в Узбекистане не знают и не помнят, а тогда каждая вторая улица была названа в его честь.

Почему в Индии получается, а в СССР не получилось? В Индии неисторичность -- свойственный индийской культуре тренд ещё с античности. А в СССР этот тренд хотели создать искусственно. Так называемая "искусственная неисторичность". А в таком виде это не работает. Потому что историчность или неисторичность начинаются с живой памяти. С меня и вас. Насильно придуманную историю сделать нельзя.

Максим Демченко: Индра / Яхве каждого цикла

Миф об убийстве Индрой Вритры - ключевой для всех индоевропейских народов. 

И у меня нет сомнений в том, что библейский образ победы Яхве над Левиафаном - его реперкуссия. 

Интересно вот что: если мы поставим библейское повествование в циклическую перспективу, то, возможно, в Откровении этот подвиг Яхве (Ваала, Мардука, Индры и прочих змееборцев) повторяется потому, что он открывает уже следующий цикл. 

В пуранах в каждой манвантаре правит свой Индра (Индру нашей эпохи зовут Пурандар, в следующей его должность будет занимать Бали). 

Библейский автор просто мыслит узкими рамками одного цикла, так что для него "в начале" (Быт.1.1) - это действительно в начале, а "творю всё новое" из Откровения - это переход во вневременное состояние. 

На самом же деле, "в начале" Змееборец (Яхве/Индра) одолел Змея (Вритру) и стал править в этом цикле. 

Точно также Змееборец следующего цикла уже здесь и готовится к своей миссии - убийству вновь набирающего силы Змея и "сотворению всего нового". 

Нынешний Яхве/Индра уйдёт в брахманирвану, а сам он станет Яхве/Индрой новой манвантары. 

С точки зрения Вишну Пураны, как я уже отметил, следующим Индрой станет царь Бали, гордыню которого некогда усмирил Господь Вамана, и теперь Бали правит одним из подземных миров ("сошествие в ад?"), будучи одним из восьми чирандживи, бессмертных во плоти ("смерть, где твоё жало?"). Бали - потомок Кашьяпы и правнук бхакта Прахлады, ради которого некогда пришёл Господь Нарасимха (Человеколев). 

С удивлением обнаружил уже после того, как сформировал эту гипотезу сам, что некоторые керальские христиане с давних пор проводят параллели между царём Бали (Махабали) и Иисусом, правда их нарратив носит несколько антивайшнавский характер, так что здесь я его приводить не буду. Замечу только, что имя Махабали можно перевести как "великое жертвоприношение".

Кирилл Серебренитский: Мистическое поклонение архиву - это дурацкое дикарское заблуждение, карго-культ

Ещё в юности я с этим сталкивался: 

когда пытался спорить о том, что история как наука и историческое чтиво (роман, фильм, учебник) - это явления совершенно несовместимые, взаимоуничтожающие, 

- материя и антиматерия,  

- и что соприкасать их в личном историческом восприятии никак нельзя: взрыв произойдёт,  мозг обуглится, восприимчивость испепелится, чутьё исчезнет.

Мне часто возражали на это - одним словом, не простым, а - особым, сакральным, которое одним своим звуком должно было пресечь любые споры: 

- Ты не прав. Он, - (автор романа, Пикуль, или кто там ещё), не просто так сочиняет, он же - в архивах работает. 

Слово "архив" тут надо бы курсивом выделить: "работает в архивах" - это произносится чуть пониженным от почтительности, доверительным тоном, тяготеющим к шёпоту; голос чуть подрагивает от осознания важности только что произнесённого. 

Такой шелест с присвистом: ар-ххххифф....

Предполагается следующее: то, что публикуется в открытом доступе - это, конечно, вторичная, разрозненная, сбивчивая и косноязычная история.  

Истинная же история, - чистая, точная, целостная, предельно достоверная, - она спрятана в каких-то тёмных сундуках, в гулких прохладных подземельях, и доступна тем немногим, кто сможет в эти подземелья просочиться, и прочитать подлинные древние пергаменты при зыбком свете факела в дрожащей руке. 

Более того: по всем архивам рыщут - уже тысячелетиями, - какие-то чудища, то ли люди, то ли не очень люди, и охотятся на эти самые пергаменты, и если находят, то рвут их в клочья, сжигают или, что особенно ужасно, вписывают туда, - тщательно, имитируя чернила и шрифты, - что-то своё, какую-то преднамеренную чешуйчато-земноводную ложь. Чтобы сбить с толку и замести свои когтистые следы. 

Именно поэтому в преобладающем восприятии фильм и роман по сути своей ничем не отличаются от монографии историка: разве что - тем, что монография скучна и непролазна, перегружена унылыми нагромождениями безмолвных имён и цифр; а роман - легко и интересно, там - разговоры, погони, любовь и интрига. 

И хороший историк, и честный литератор, - оба ныряют сквозь некие щели в недра архивов, и на равных вытаскивают оттуда обрывки нарратива, - то, что удалось ухватить. 

*** 

Это - заблуждение. 

Кирилл Серебренитский: Стратегический анализ исторических нарративных систем

... В любом историческом сюжете я отчётливо вижу три регистра:

фактологический,

юридический,

эпический.

То есть: существует, на самом деле, не одна история, а три параллельных нарративных конструкта: история де-факто, история де-юре, и, так сказать, история de heroice.

Между этими феноменами - если присмотреться, - пролегают отчётливые границы, - хотя бы потому, что это разные когнитивные сферы, разные направления исследования, и - главное, самое драматичное: это разные востребованности.

Это - три плохо совместимых социальных заказа, которые тянут, собственно, "историю" - в разные стороны, и тем постоянно рушат целостность нашего восприятия.

Еxempli gratia:

Школьный учебник - это эпическая история (к тому же, непрестанно подвергаемая идеологической трансформации, ком пластилина в жёстких пальцах актуальности).

Территориальные претензии, например, и вообще всё это "седьмое колено", исторические иски, требования от потомков расчёта за преступления предков - это юридическая история.

Научный трактат, который из всех сил пытается, - при условии академической добросовестности исследователя, - воспроизвести реалии исторического события, собрать в единую индуктивную структуру все наличные обрывки фактов и ошмётки первоисточников, - это история фактологическая.

Во второй половине XIX века в академических науках якобы восторжествовала диалектика, рациональный аналитический скептицизм размахивал победными знамёнами на обугленных руинах и готовился к роли властного оккупанта.

Эпос и легитимация оказались как бы в подчинении фактологии, и смиренно отошли в тень.

Но:

это создало только новые нагромождения дикой эклектики и сбитая с толку читательская аудитория начала посматривать на историческую науку в целом всё более подозрительно, - каждый раз, когда выяснялось, что неоспоримые документы не втискиваются в героический эпос, а комплексное изучение фактов превращает документальную реальность в недостижимый мираж, в отчуждённую аллегорию.

По моему убеждению, эти три регистра нужно отчётливо разделять именно в исследовании.

Историк это разграничение должен сделать первым, на опережение.

И - более того: эти фронталы могли бы открыть совершенно новые горизонты, - именно там, где, казалось бы, всё настолько истоптано, исхожено, взрыто и перепахано исследованием, что и пяди нетронутой не осталось.

Владимир Можегов: Мессианская война

Два мессианских проекта

Практически все философы Нового времени, начиная с просветителей, интерпретировали историю в безусловно прогрессистском духе: сегодня лучше чем вчера, завтра будет лучше чем сегодня. 

Время постмодерна, почти покончив с прогрессистскими иллюзиями, сбивчиво заговорило то о «конце истории», то о «столкновении цивилизаций», одновременно пугая обывателя различными версиями анти-утопий и пост-апокалипсисов. 

Однако, начиная смутно догадываться, что «просветители», обещавшие Светлое завтра, обвели его вокруг пальца, человек постмодерна не может уже и вернутся к стройным картинам Священной истории Средних веков: он слишком много узнал и уже почти во всём разуверился. Современный историк, если он хочет вернуть истории смысл (а, следовательно, и смысл существования современному человеку), должен увидеть отражение священной истории в зеркале истории политической; услышать биение сердца Священной истории в эмпирических тканях истории мировой. 

Таким будет и наш подход. Мы предлагаем посмотреть на историю как столкновение двух глобальных мессианских проектов, двух проектов священной истории, или, условно говоря, двух идей: римско-имперской и национально-иудейской. 

Начиная с III в. до н.э. два эти проекта формировались в тесном взаимодействии, чтобы к V-VI вв. н.э. кристаллизоваться уже в новом качестве в виде христианско-мессианского (далее, ХМП) и антихристианско-мессианского (далее, АМП) проектов. 

Что касается христианского мессианизма, то своё высшее воплощение ХМП находит при римских императорах Юстиниане и Ираклии (VI-VII вв.). Другую попытку реализовать христианскую мессианскую программу предпринимает христианский Запад в эпопее Крестовых Походов. Обе эти великие экспансии – сперва христианского Востока, а, затем, христианского Запада – кончаются крахом. Восток, уже в VII в. заливают орды исламских завоевателей, Запад начинают разрывать внутренние центробежные силы. 

Две эти великие неудачи подрывают силы христианского мира. На этом фоне всё большую силу начинает набирать альтернативная мессианская программа (АМП), которая с падением Константинополя (1453) и началом Реформации (1517), переходит в решающее наступление. Важными фазами реализации АМП становятся: Реформация, захват Европы ростовщическим капиталом, английская, французская, американская, русская революции, мировые войны XVII (Тридцатилетняя война), а затем ХХ века, послевоенное наступление антиимперских, антихристианских и антибелых идеологий: неолиберализм, культурмарксизм, неоконсерватизм, мультикультурализм и тд. 

Сегодня, когда антихристианский мессианский проект близок к своему завершению, его внимательное изучение становится как никогда более актуальным. 

Борис Межуев: Интеллектуальный класс как настоящий субъект истории

Насчет того, что приходит на смену старому либерализму вместе с BLM, дистантным образованием, ювенальной юстицией и однополыми браками. Я сомневаюсь, что за всем этим стоит "заговор банкиров", желающих превратить людей в роботов. 

Вообще, версии, что движущей силой истории являются элиты, которые недовольны качеством рабочей силы, слишком желающей есть, спать, развлекаться и размножаться, очень популярны у нас в стране, но вызывают сомнения - слишком много социокультурных затрат ради элементарного снижения производственных издержек. 

Версия, что за всем этим стоят разбуженные расовые и сексуальные меньшинства, мне представляется столь же малоубедительной - зачем геям дистант, зачем афроамериканцам ювенальная юстиция? Тут что-то не то. 

Если мы все-таки не будем углубляться в мистику и попытаемся трезво проанализировать суть происходящего, то мы неизбежно придем вновь ко все той же проблематике второго тома "Заката Европы" - поистине проклятой книге западной общественной мысли, вычеркнутой из всех престижных библиографических списков. Шпенглер противопоставлял "сословие тотема" "сословию табу" - то есть аристократию духовенству, секуляризированным наследником которого и является интеллектуальный класс.

Все дело в том, что настоящим субъектом истории являются не корыстные элиты, думающие о том, как избавиться от рабочей силы, и не завистливые меньшинства. Субъектом истории является интеллектуальный класс, который каждый раз, выходя из своих научных монастырей и заявляя о своих претензиях на лидерство, рушит все возможные социальные порядки, борясь со всеми "неприятными классами", попеременно заключая союз с одними против других. 

C моей точки зрения, у интеллектуального класса есть одна главная утопия, опубликована она в 1627 году и называется "Новая Атлантида". Она понятна, логична и кажется даже осуществима. Интеллектуальный класс постоянно пытается ее реализовать, но как только он к ней приближается, что-то происходит, и утопия превращается в антиутопию. Откуда ни возмись, появляются "неприятные" классы, причем еще более "неприятные", чем предыдущие. В 1920-е гг. в СССР казалось бы интеллектуальный класс уже уничтожил все "неприятные классы", расчистил место для Новой Атлантиды, и тут вдруг появляется номенклатура и уничтожает вождей интеллектуального класса... Иными словами, брахманы сбрасывают очередных кшатриев и получают еще худшую элиту в качестве Немезиды. Это и есть по видимому тот механизм истории, который Шпенглер открыл во втором томе "Заката Европы", и именно по этой причине Цымбурский хотел поставить Шпенглера на место Маркса.

Новый уклад - это союз интеллектуального класса с менеджериальной элитой против силовых структур, национальной бюрократии, частных предпринимателей, части ученого сословия и духовенства, вписавшихся в мир Модерна. 

Чтобы победить "неприятные классы" интеллектуальный класс заручается поддержкой тех самых меньшинств, натравливая их на "неприятные классы", казалось бы взявшие верх в 1990-е годы. 

То, что сейчас происходит, - это своего рода реванш этого класса, который считал себя главным бенефициаром глобализации, но в итоге вынужден был отдать власть людям, демонстративно не читающим книг и разговоривающим на блатном языке. Поэтому столь много интеллектуалов сегодня с надеждой ждут поражения трампизма, за которым стоят почти все "неприятные классы" уходящей эпохи кроме поссорившихся с Трампом военных и спецслужб. 

Ювенальная юстиция  необходима интеллектуальному классу как шаг к разрушению семейного ойкоса, в котором видится ячейка воспроизводства "неприятных классов". Это попытка создать комфортную среду для интеллектуального развития, а она несовместима с многодетной семьей. Человек не может быть одновременно предан семье и интеллектуальному монастырю (вспомните хотя бы "Девять дней одного года").

Кирилл Серебренитский: Метаистория и конспирология

...аварский аул Хунзах на севере Дагестана и буришское княжество Хунза(х) на севере Индии: для академического учёного это - случайное созвучие, для поэта - изысканная симметрия фонем.

Сходство квази-калатравского креста из города Куэнка, в Ла Манче, Испания, и плетёного иранского солярного символа в Кубачи, в южном Дагестане: академический учёный обязан на это пожать плечами, но он вполне может уступить место художнику.

Я - вот о чём: конспирология, или, точнее, философствующая на средневековый алхимический манер метаистория и её деревенская простодушная внучка - фолк-хистори, - были бы прекрасны, и даже - необходимы, если бы не объявляли кухонную войну академической науке. И не жили бы только этой войной. А бежали бы впереди, разведывая дорогу.

Конспирология, на самом деле, совершенно не нуждается в нарративной зоне, которую занимает академическая история. Она не должна туда лезть, как в переполненный вагон, с воплями "я с ребёнком", "я титульная нация" или "трудящему человеку присесть некуда".

Нарратив не нужно делить. Но его следует разграничивать для того, чтобы осваивать разными методами, не задевая контрабас черенком лопаты.

Вместо того, чтобы осваивать собственные пространства, метаисторики современные уныло паразитируют на академическом нарративе (с отставанием в 20-30 лет, потому что используют те огрызки, которые валятся в мусорный бак популяризации). Соответственно, они ведут себя как вечно голодный и злобный холоп, который вынужден доедать остатки за барином и, при этом, искренне не понимает, чем он хуже барина, оттого и злится. Меня ещё в молодости именно это от них отталкивало.

Метаистории всего лишь нужно осознать себя в роли совершенно особого феномена, близкого, но параллельного научной истории. Переродиться в облике когнитивной игры, довлеющей, скорее, к искусствам.

Проникновение в пограничные созвучия и соцветия смыслов, романтически-авантюрные зигзаги по гипертексту, вольная эквилибристика на фронталах восприятия, - это то, что академическая наука не может (и не должна) себе позволить, но то, что порой ей нужно, даже необходимо - в помощь.

И всё было бы хорошо. ...Если бы позиции во главе метаистории не захватили бы воинственные угрюмые дураки, для которых главная интенция - это: "а чой-та он профессор, а я нет? я тоже книжки читать могу". Но они захватили. Прочно.

***

P.S. Комментарий доктора исторических наук, ведущего научного сотрудника Института керамологии НАН Украины Константина  Юрьевича Рахно:

Кирилл, я частично с Вами соглашусь. Нужна такая площадка, на которой проигрывались бы догадки и гипотезы, выдвигались бы смелые теории, прорабатывались бы версии. В том числе, и о распространении символов, о культах и верованиях, о связях между народами.

Помните, были раньше такие научно-популярные книги, типа "По следам Добрыни" или про народную игрушку, с гипотезами, что откуда в орнаментике? Они не были академичны, но и не антинаучны, их было интересно читать и, в принципе, можно было даже сослаться на них, если уж совсем приглянулась версия - без особого греха.  Тогда, в 1970-1980-х, было поколение вдумчивых читателей, они читали побуквенно, осмысливали и строили версии, порой очень здравые.

Вот Мишель Песель, автор "Золота муравьёв". Человек выучил дардский язык, поехал к дардам, записал их фольклор, описал обычаи и увидел всё своими глазами ради проверки метаисторической (?) версии. Я был бы рад, если бы кто-то поехал в один Хунзах, пожил там, всё изучил, а затем во второй. Так от них есть этнографический толк, потому что умный и одарённый человек пусть не докажет что-то там, но увидит, подметит и опишет важные и интересные подробности.

Да и у каждого академического учёного есть свои сложно доказуемые теории или такие пространства, где движешься по интуиции.

Тут причина - для меня - не столько в свойстве этих дисциплин, сколько в общем упадке эрудиции. Было поколение интересных метаисториков, читавших старинные книги, что-то искавших.

Егорий Годунов: "Подсолнечное царство" и его тотемы

Изначально, с профессором Николаем Вячеславовичем Абаевым, мы договорились о публикации эссе, которое будет содержать весьма доступное понимание изложения по сути мистического текста с доступным описанием сакральной геометрии построения тотемов в двух родственных Традициях:  Северной Лесной Традиции Поморов и Горно-Таежной Традиции Саянидов, с совершенно одинаковыми тотемами, которые далее будут представлены в настоящей книге о “Подсолнечном Царстве и Царевне Лебедь”.

Прежде написания книги были уже окончательно подготовлены к возможности изготовления, (в виде обережных ювелирных украшений), пять воплощенных боевых, то есть защитных тотемов Северной Дивы Славян и Русов - Лесной богини Зеваны. Исторически, со времен падения Арконы - последней Ведической Столицы Славянского Царства в Европе, еще не было ни одного известного сведения о заново воссозданных и посвященных именно ей, как боевой богине, Оберегах, которые охраняют путника Северного Царства не только во всех Трёх известных Мирах - Небесном, Земном, Объединенном Подводном и Подземном Мире, но также и на его пути к самым Далёким Звёздам Тридевятого Царства нашей Вселенной, то есть везде, где только Царит Жизнь.

Но всё же основновная Линия самой “Книги” - это напоминания о том, что изначальная Русь во времена правления Годуновых уже именовалось как и прежде, еще в незапамятные времена, “Единым Подсолнечным Царством”. При смене династий, сначала Романовых, а следом за ними и Гольштейн-Готторпов, которые также именовали и величали себя Романовыми, само изначальное “Подсолнечное Царство Великого (Севернонго) Океана” было отделено от Подсолнечного Царства континентальной Руси, и уже не считалось Единой Русью. При том правлении, Таинственное же “Подсолнечное Царство Русского Великого Поморья” весьма заметно уменьшилось в размерах до очертаний “Призрачной Земли некоего Санникова”. При последних двух правящих олднофамильных династиях Романовых, письмена, которые могли бы подтвердить былое Величие “Объединённого Подсолнечного Царства Руси” исчезли совершенно бесследно в особо тёмных водах времен Крепостного Права, обернувшихся в годы их правления Рабством для всей Руси.