Практически все философы Нового времени, начиная с просветителей, интерпретировали историю в безусловно прогрессистском духе: сегодня лучше чем вчера, завтра будет лучше чем сегодня.
Время постмодерна, почти покончив с прогрессистскими иллюзиями, сбивчиво заговорило то о «конце истории», то о «столкновении цивилизаций», одновременно пугая обывателя различными версиями анти-утопий и пост-апокалипсисов.
Однако, начиная смутно догадываться, что «просветители», обещавшие Светлое завтра, обвели его вокруг пальца, человек постмодерна не может уже и вернутся к стройным картинам Священной истории Средних веков: он слишком много узнал и уже почти во всём разуверился. Современный историк, если он хочет вернуть истории смысл (а, следовательно, и смысл существования современному человеку), должен увидеть отражение священной истории в зеркале истории политической; услышать биение сердца Священной истории в эмпирических тканях истории мировой.
Таким будет и наш подход. Мы предлагаем посмотреть на историю как столкновение двух глобальных мессианских проектов, двух проектов священной истории, или, условно говоря, двух идей: римско-имперской и национально-иудейской.
Начиная с III в. до н.э. два эти проекта формировались в тесном взаимодействии, чтобы к V-VI вв. н.э. кристаллизоваться уже в новом качестве в виде христианско-мессианского (далее, ХМП) и антихристианско-мессианского (далее, АМП) проектов.
Что касается христианского мессианизма, то своё высшее воплощение ХМП находит при римских императорах Юстиниане и Ираклии (VI-VII вв.). Другую попытку реализовать христианскую мессианскую программу предпринимает христианский Запад в эпопее Крестовых Походов. Обе эти великие экспансии – сперва христианского Востока, а, затем, христианского Запада – кончаются крахом. Восток, уже в VII в. заливают орды исламских завоевателей, Запад начинают разрывать внутренние центробежные силы.
Две эти великие неудачи подрывают силы христианского мира. На этом фоне всё большую силу начинает набирать альтернативная мессианская программа (АМП), которая с падением Константинополя (1453) и началом Реформации (1517), переходит в решающее наступление. Важными фазами реализации АМП становятся: Реформация, захват Европы ростовщическим капиталом, английская, французская, американская, русская революции, мировые войны XVII (Тридцатилетняя война), а затем ХХ века, послевоенное наступление антиимперских, антихристианских и антибелых идеологий: неолиберализм, культурмарксизм, неоконсерватизм, мультикультурализм и тд.
Сегодня, когда антихристианский мессианский проект близок к своему завершению, его внимательное изучение становится как никогда более актуальным.
Этому феномену и посвящена наша работа. История начинается, Обозревая с высоты сегодняшних знаний горизонты человеческой цивилизации, не трудно убедиться, что большую часть бытия человечества история как таковая отсутствует.
От едва являющейся из тумана времён цивилизации Шумера и Египта до самых последних веков дохристианской эры нам откроется лишь неспешное медитативное кружение архаичных культур вокруг своих сакральных центров, культур, абсолютно равнодушных к истории. Такое принципиально внеисторическое бытие архаичного человека, как убедительно показал Мирча Элиаде было совершенно осознанным, а формула жизни архаичных цивилизаций: «так делали боги – так делают люди» оставалась неизменной тысячелетиями.
Выйти из зачарованного хоровода «вечного возвращения» и бросить историю вперед могло только нечто совершенно новое — некое ожидаемое ещё Событие, которое переводило бы мир в новое качество.
По-видимому, впервые идея такого События является у персов, в мировоззрении которых мир представлял собой арену священной войны божественных армий Ахура-Мазды и противостоящих ему демонических полчищ Ахримана.
История в представлении персов становилась, таким образом, полем битвы сил света и тьмы в ожидании Спасителя-Саошьянта, который положит конец демоническому смешению Ахримана и даст сигнал к воскресению мёртвых и преображению вселенной.
Так, впервые является идея Священной истории, исполненной великого смысла и великой мечты. Этой сверхидеей инспирирована была и персидская империя Ахеменидов, принявшая Зороастризм в качестве государственной религии.
Империя Александра Македонского, принявшая у персов эстафету империи, переняла и её главный принцип: настоящая империя должна иметь сверхидею (imperio – высшая власть, власть всевышнего). Сверхидеей греков стала высокая эллинская культура, которую они несли миру.
Наконец, в римском прочтении принцип империи получил политический смысл справедливой власти: "Я же могуществу их не кладу ни придела, ни срока, Дам им вечную власть… Римлянин! Ты научись народами править державно – В этом искусство твое! – налагать условия мира, Милость покорным являть и смирять войной непокорных", - в этих эпических формулах «Энеиды» Вергилий оформил политическую программу Рима.
Рим, однако, оказался не одинок в своих притязаниях на мировую власть. В это же время свою мессианскую программу являет миру Израиль.
При этом иудеи кажутся народом, во всём противоположным римлянам. Их крайний национализм и патернализм как будто бросают вызов универсализму и открытому духу Рима. Лишь в одном они оказываются схожи – в непреложном убеждении своего права на овладение миром: «… И всю землю которую видишь дам тебе и потомству твоему навеки… И сделаю потомство твое как песок земной… И благословятся в тебе все племена земные…» (Быт. 13:14-17). Это обетование Иеговы праотцу Аврааму, обосновывает религиозно-политическую программу иудея и легитимирует его право на мировую экспансию. Позднее Христианская церковь назовет Авраама «отцом всех верующих» и отнесёт свершение обетований к Иисусу Христу, придав завету Авраама с Богом поистине универсальный, всечеловеческий смысл. Но народ, имевший основания называть себя «детьми Авраама», относил обетования, прежде всего, к себе лично.
Так, на стыке римской и иудейской идеи, римского и иудейского политического проектов начинается движение истории, как мы её знаем. Однако, что же такое еврейство?
Еврейство как цивилизационный проект
В самом деле, что это за особенный феномен? Именно особенный, каковым на всем протяжении истории его признавали все народы, которые с ним сталкивались. Причем, отношение это редко бывало спокойным, весьма редко – дружественным, очень часто – резко негативным. Что можно видеть уже по античным авторам, так или иначе, о еврействе писавшим. «…Есть один народ, рассеянный среди народов и обособленный, и законы у него иные, чем у всех народов…» - эти слова персидского царя Амана из Книги Эстер (3:8) являют квинтэссенцию традиционного взгляда народов на евреев.
Более того, перед нами, без всякого преувеличения, центральный вопрос истории. Собственно, еврейство – и есть, в большом смысле, сама история (ось истории, как говорил Бердяев). Так что же такое еврейство? Народ? Или все же религия? Люди разных рас, цветов кожи, антропологических типов, говорящие на разных языках, живущие в разных частях света, и, зачастую, не желающие терпеть друг друга, но, тем не менее, связывающие себя единой традицией. Нечто трудноуловимое, подобное странному фосфоресцирующему облачку, висящему над миром, раздражающему и не дающему покоя прочим народам.
Еврейство – это семья, убежденно отвечает большинство раввинов. И с этим определенно согласятся и многие антисемиты, саркастично произнеся слово «семья» в значении «мафия». Так что же, семья? Или некая мультикультурная банда, связанная каким-то тайными, вполне явственными, но не вполне понятными человечеству нитями? Пожалуй, и правда семья.
Скажем, всякий, принявший иудаизм, становится евреем; но и всякий вышедший из иудаизма, не перестает до конца быть евреем; пусть и в том и в другом случае ощущается некая неполноценность. Но это, определенно, признак семьи. А в семье, как известно, не без урода. Еврейский философ эпохи Хаскалы и Гегеля Нахман Крохмаль (1785-1840) назвал «национальной идеей» еврейства идею абсолютного единства. Что ж, это кажется весьма близким определением.
Однако, самым убедительным представляется то, которое дал в 1930-е гг. американо-еврейский теолог Мордехай Каплан, назвавший еврейство – цивилизацией (М. Каплан «Иудаизм как цивилизация», 1934). То есть, явлением, одновременно единым, цельным, развивающимся во времени, имеющим собственную систему ценностей, свой взгляд на все вещи мира, и – свою цивилизационную программу, противостоящую и конкурирующую с иными программами иных цивилизаций.
Да, несомненно – особая цивилизация. Точнее, цивилизационный проект. Еще точнее: мессианско-цивилизационный… При этом, прямо, принципиально, безоговорочно и непримиримо противостоящий другому мессианско-цивилизационному проекту – христианскому…
Происхождение еврейства: «казачество» Хабиру и реформатор Эхнатон
Притязания еврейства беспрецедентны так же, как и вражда, питаемая им к христианству, Последнее еврейство считает узурпатором, нагло захватившим его законное место. Но, насколько оправданны притязания самого еврейства? Подтвердить реальность Авраама и других праотцов Библейского рассказа, нет, разумеется, никакой возможности. Это так или иначе, мифология. Что, впрочем, ничуть не умаляет смысла Священной истории, о чем мы еще скажем ниже.
Сколько-нибудь исторически обоснованной можно признать фигуру Моисея. Благо, само Пятикнижие повествует о Моисее как настоящем создателе еврейского народа. Речь идет, подчеркнем, именно о создании, а не «избрании» народа. Моисей, как повествует Тора, увлекает за собой конгломерат разрозненных семей, племен и кланов семитов, выводит их из Египта, ведет к горе Синай, где и связывает новосозданный народ именем единого Бога, общей кровью и общим законом. Это и есть момент рождения Израиля.
Такова суть послания книги Исход.
Таким образом, евреи и правда – уникальный народ: народ, искусственно созданный для несения определенной миссии. Однако, огромная трудность ждет нас и здесь. Ибо само пребывание евреев в Египте не подтверждается ровно никакими памятниками и источниками.
При том, что огромный массив письменности Египта изучен весьма тщательно. Однако, от завоевания гиксосов (18-16 вв до нэ) до средних веков Нового царства (стелла Мернептаха, текст которой утверждает, что над Израилем одержана победа, 13 век), никаких следов пребывания евреев в Египте не обнаруживается. Исключая нескольких упоминаний о хабиру, полубандитских ватагах, бесчинствующих на границах страны.
Впрочем, о связи этнонимов еврей (сим. Ибри, Hebrew) и хабиру (Habiru) нет единого мнения. Первый означает пришельца (Ибри – переходить через, заречные, перешедшие через реку (Евфрат); то есть – относительно здешних Амореев – пришлые, понаехавшие). Хабиру (Habiru - изгой, странник, бродяга, бандит) - аккадский термин, обозначающий бродяжьи шайки, скрывающиеся в зарослях Сирии, Верхней Месопотамии и Загроса и занимающиеся «немного земледелием, немного мелким скотоводством, немного разбоем».
По-шумерски хабиру передается как са-газ (подрезатели жил, головорезы). Интересно, что тот же термин са-газ мы встречаем и в египетских документах, причем в то же самое время, что и в Вавилоне (а это расстояние в полторы тысячи километров). Одним словом, это весьма боевитые и мобильные ватаги, своего рода сиро-палестинские казаки, бегущие от государственных властей Сирии, Палестины и Египта, орудующие на огромных пространствах, и доставляющие множество неприятностей окрестным царькам и самому Египту. Власть фараонов хабиру ненавидят особенно сильно. Так, из египетских текстов мы узнаем, что хабиру много злоумышляют против Аменхатепа ІІІ, и, особенно против его сына, Эхнатона, подстрекая против Фараона и Египта в целом. В одном из документов Аменхотеп ІІІ «требует доставить хабиру для работ на каменоломнях в Нильской Эфиопии» (46,249). Во время правления его сына, Эхнатона, правитель Иерусалима Абдхиба сообщает, что хабиру напали на страну и разграбили ее... И.М Шифман считает, что между хибиру и ибри можно смело ставить знак равенства. К. Кеньон подчеркивает наличие у хабиру семитских имен и допускает сопоставление этнонимов Hebrew и Habiru с египетским Apiru. Другие исследователи связь ибри и хабиру склонны отрицать. По мнению В. В. Струве, хабиру – это западно-семитские племена, родственные аморреям-сутиям вавилонских документов, из которых вышли предки будущих евреев.
Так или иначе, именно эпоха Эхнатона представляется наиболее вероятной, для появления такого феномена, как еврейство. То есть, - той целостной общности, связанной единым богом, вождем и законом, какую мы знаем по Торе. По многим причинам. Главная из которых – деятельность фараона Эхнатона и характер его реформ, погружающие Египет в глубокий кризис.
Эхнатон предпринимает грандиозную попытку введения единобожия в стране, не только привыкшей к многочисленным божественным ликам, но и связанной огромной традиции священного предания. Здесь следует заметить, что сам египетский политеизм есть, как сегодня становится понятным, во многом заблуждение. За множеством своих богов египтянин никогда не переставал видеть Единое, одновременно трансцендентное и имманентное миру Божество.
Однако, тотального разрыва с преданием не мог принять египетский народ, а покушения на культ Омона-Ра – фиванские первосвященники, претендующие на роль верховных жрецов царского культа. Потому, резкая попытка Эхнатона порвать с привычными Египту богами и священным преданием была обречена. Но потрясение реформой было всеобщим. Эпоха Амарны обозначившая переход от Среднего царства к Новому, стала центральным событием египетской истории, и – началом конца Египта. Который так и не смог уже до конца оправится от потрясения. Крушение культа Атона (солнечного диска), введенного Эхнатоном, озарило Египет заходящим солнцем и обозначило закат его цивилизации...
И, конечно, только такая эпоха, эпоха всемерного кризиса, эпоха крушения всего, к чему шел Египет в течение тысячелетий (а именно к идее единого Бога, веры, очищенной от тысячелетних же наслоений, египетский гений, очевидно, и шел) могла породить феномен, подобный тому, о котором мы говорим.
Итак, попытка Эхнатона ввести культ единого Бога - Творца и Подателя жизни, с его «апостолами», поднятыми им из египетских низов, и сочувствующими жрецами Гелиополя (богословской столицы Египта), потерпела крушение. А сам фараон-реформатор был, вероятно, убит… Вот тот трагический контекст, в котором только и могла возникнуть нужда в явлении совершенно нового феномена. Феномена поистине новой, невиданной еще общности, которой предстояло выйти за пределы ветхой цивилизации, не познавшей времени своего посещения, чтобы унести с собой свет откровения, которое эта цивилизация отвергла…
Египет и Израиль: вечность и время
Есть еще один важный момент, который необходимо уяснить, чтобы понять непреходящее различие между бытием египтянина и еврея, между еврейством и всеми иными народами мира. Это разница между бытием в вечности и бытием во времени, в истории.
Высшим смыслом, целью и ценностью египетского бытия была вечность: жизнь, согласно божественному закону Маат. То есть – праведная жизнь «в истине», наградой за которую становилась жизнь вечная. Египет – это цивилизация, весь строй которой был подчинен идее непрестанного перехода из жизни земной, временной, в жизнь вечную. Понятно, что идее времени, идее истории здесь просто неоткуда было взяться, негде взойти. Смерть смерти, следовательно, времени – то, что совершил Осирис, познав и победив смерть (смертию смерть поправ). Потому время, как агент смерти изгоняется за пределы священной земли Египта, земли вечной жизни. Линейного времени Египет просто не знает, оно под запретом, нет даже слова для его обозначения. Есть время как бесконечность и приближение к вечности (солнце, свершающее свой ход, годовой круг с разливами Нила, севом и жатвой), это время «нехех», его символизирует Ра, солнце. И есть незыблемое, нерушимое время иного мира «джет», его символизирует Осирис.
Совсем другое дело еврей. Еврей – это само олицетворение времени. Это сама история. Вечный Жид – это прозвание, закрепившееся за евреем среди народов в веках, несет в себе, прежде всего, эти коннотации - драму истории, бездну времени, как такового... Да ведь и сам еврей считает себя прародителем истории. Более того – прародителем человечества, первочеловеком, единственным настоящим человеком, если уж на то пошло. У еврея – особое отношение с Богом, ведь он его, Бога семья (Шехина), ради него творится мир, и это все, что имеет значение. Адам и Ева – были евреи, скажет он убежденно. А если были и другие, то стоит ли о том говорить? Имеет ли это какое-либо значение? Скорее, нет. Священная история – это история еврея, и первая, главная, непревзойденная вершина ее – история Авраама и его обетования: «… И всю землю которую видишь дам тебе и потомству твоему навеки…». Это – начало истории, концом которой должно стать – исполнение этих обетований.
Мир принадлежит еврею по праву первородства – это впитано с молоком матери, и именно эта непреложная вера в свое божественное право – обладания, овладения, владычества – делает еврея евреем. Может меняться цвет кожи, антропологический тип, религия и идеология еврея, но это всегда и везде остается вечным и неизменным: неколебимая уверенность в своей избранности, в том, что он имеет право на эту землю, этот дом, это имущество – все, что видит его глаз, на что дерзнет простираться его рука: …Ибо всю землю которую видишь дам тебе … навеки…(Не случайно, например, так настойчивы утверждения евреев в том, что на корабле Колумба было много евреев, что еврей первым увидел американский берег и ступил на него. Этим еврей удостоверяет свое право на обладание Америкой). Это лежит в самой глубине, основе основ еврейского характера. Отсюда растут вечный непокой, неудовлетворенность еврея, и его тоска – с горячим бурлением крови, неуемной страстью к движению, овладению, обладанию. Этот особый, неусидчивый, дерзкий и страстный характер (комсомольцы – беспокойные сердца) – совершенная противоположность прочим народам древности – уравновешенным, созерцательным, как бы кружащимся в хороводе «вечного возвращения», каждый – вокруг своего сакрального центра. И, в особенности, это противоположно Египту – первой (не считая шумеро-вавилонии) мировой цивилизации, самой Традиции в центральном, примордиальном смысле этого слова. Египет – икона традиции, икона цивилизации, икона государства, икона царства. Египет – воплощение вечности. «Все боится времени, время боится пирамид» – говорили греки, отлично понимая, что такое Египет. И в этом смысле, Израиль – есть воплощение всего, Египту противоположного: воплощение времени, истории, и, увы, смерти… Жизнь египтянина – созерцание вечности, пока его лодка неспешно переплывает Нил – с одного берега на другой, из города живых – в город мертвых (т.е. вечно живых). Жизнь еврея – непрестанная неуемная жажда деятельности, не могущей ни угасить жара крови, ни растворить тоски его бархатистых глаз… Египтянин живет в вечном покое Маат, живет «в истине», не зная смерти. Еврей живет в вечном непокое, вечном устремлении к заветной цели, в движении к которой не познает ничего, кроме времени, истории, смерти…
Израиль – это общность, которая отказывается от вечности в пользу времени. Общность, которая, выходя из Египта, входит в реку времени, разрывая круг вечности (не об этом ли сам образ перехода через Чермное море?). Израиль – это общность, которая оказывается способна породить сам феномен истории…
Ведь очевидно: чтобы история началась, круг вечности должен разомкнуться, а впереди – взойти, явиться, зажечься новая звезда, новая великая цель – конец пути, конец истории. И это должна быть не просто великая цель, но такая, которая способна увлечь за собой огромную, разноликую, разношерстную толпу.
Тора говорит о шестиста тысячах, ушедших с Моисеем. Но даже и шестьдесят тысяч (цифра, более правдоподобная) людей в здравом уме увлечь совершенно новой, сумасшедшей идеей – задача не из простых…
Гелиопольский жрец Моисей
Наконец, есть свидетельство, склоняющее к нашей версии происхождения еврейства как «избранного народа» (точнее, народа созданного). Вообще, единственное, кажется, свидетельство, способное пролить свет на загадку еврейства. Принадлежащее, к тому же, человеку весьма авторитетному. Мы говорим о египетском историке Манефоне (4-3 в до нэ.), репутация которого в античном мире была безупречна. Египтологи и сегодня продолжают пользоваться составленным Манефоном списком династий фараонов, который не колеблют в целом никакие новые открытия. Кроме одного пункта, который особо нас интересует.
А именно, известного фрагмента, сохранившегося благодаря Иосифу Флавию (книга «Против Апиона»), вступающему с ним в полемику. Фрагмент этот (о происхождении евреев) и правда являет собой некоторые несуразности. Вполне, однако, объяснимые, если принять нашу точку зрения. Манефон (который был, вероятно, верховным жрецом Гелиополя) вынужден говорить обиняками ввиду того, что само имя фараона, с которым связаны описываемые события (т.е. реформатора Эхнатона), вычеркнуто из истории и анналов Египта.
Далее отметим лишь самое важное: Манефон говорит о большой группе прокаженных и нечистых, которую фараон Аменофис (вероятно, Аменхатеп ІІІ) собирает по всему Египту и ссылает на каменоломни, а впоследствии отдает им город Аварис, бывшую столицу гиксосов. Манефон говорит, что к этим-то людям и приходит гелиопольский жрец Асорсеф (будущий Моисей), чтобы научить их верить в то, во что Египет не верит, и не верить в то, во что Египет верит. Не будем останавливаться на других приключениях этих отверженных, приключениях, которые нужны Манефону, очевидно, чтобы объяснить время правления Эхнатона, преданное проклятию и забвению (да и отстоящее от самого Манефона на тысячу лет). Добавим лишь, что кроме прокаженных и нечистых (под последними египтяне разумели не только физически больных, но и отступников веры, и прочих нравственных уродов), в Аварисе вполне могли находится и потомки гиксосов, и разрозненные шайки хабиру и отдельные кланы ибри (если под последними разуметь именно семейные кланы).
Суть нашей гипотезы в том, что откровение, данное Эхнатону, откровение о едином Боге-Творце, владыке мира, дарующим жизнь всему живому, откровение, которое Египет не принял, это откровение вынужден был взять и понести ближайший сподвижник Эхнатона, верховный жрец Гелиополиса, Осарсеф (Моисей). Что это Бог Эхнатона, Бог солнца Атон говорил с Моисеем из несгорающей купины. И что для того, чтобы выполнить свою миссию и Его повеление, Осарсеф вынужден взять самое низкое и отверженное Египта. Поскольку ведь и Египет отверг откровение. И вот, Моисей идет к злодеям, в город Аварис, посвященный Сету (отцу смерти и врагу Осириса), чтобы собрать из них новую общность, заключив в ней, как в Ковчеге Завета (ковчег – египетское слово, означающее саркофаг, корабль) откровение Эхнатона, и, вывести ее за границы египетской цивилизации… С тем, чтобы пронести отвергнутое откровение сквозь время, до того момента, когда люди снова станут готовы к тому, чтобы откровение это принять. До нового явления Пророка, который вновь откроет людям истину о едином Боге-Творце: Боге-Свете, Боге-Слове, подателе жизни и победителе смерти. Интересно, что неожиданного союзника этой версии происхождения еврейского народа мы находим в лице Зигмунда Фрейда, который так же считал Моисея египетским жрецом, сподвижником Эхнатона (см. работу Фрейда «Этот человек Моисей»).
Другим косвенным (впрочем, и существенным) доказательством может служить знаменитый 103 псалом, чаще других звучащий в христианских церквах, и представляющий собой, как ясно признано сегодня, свободное переложение большого гимна солнцу фараона Эхнатона…
Новый Священный канон
Но какую же цель мог предложить этим людям Осарсеф? Чем можно было увлечь деклассированный сброд Авариса? Идея вечной жизни, которой жил Египет, людей, которые Египет ненавидели и находились при том, на самой низкой ступени развития, увлечь, разумеется, не могла.
Смутьяны, бандиты, прокаженные, нравственные дегенераты, ненавистники царя и отечества – увлечь подобную ватагу отщепенцев могло только одно – признание их чем-то святым и обещание их детям и потомкам власти над всем Египтом, всей Азией и даже – более того…
Опереться в этом Осарсеф мог на наиболее крепкие кланы ибри, если таковые там оказались. И, легитимируя притязания «новых людей», написать для них новую Священную историю.
Говорим это без всякого сарказма. Собственно, свои священные истории, «истории богов», были у всех великих народов древности. Эпос о Гильгамеше, противостояние Ахара-Мазды и Аримана, история Осириса – все это священные истории, определяющие онтологический фундамент бытия народов.
Представить себе, чтобы дикие ибри, тем более, хабиру, имели свою родословную, пусть даже в качестве устных преданий, почти невозможно. Написать же текст Торы, представляющий собой не просто компиляцию огромного корпуса текстов – египетских, месопотамских, ассирийских, но, фактически, новую традицию – такое под силу было только одному жреческому институту того времени – высшей священнической аристократии Египта. Египет, вообще, был единственной цивилизацией, способной такой проект осуществить. Потому и еврейская традиция, приписывающая авторство Пятикнижия Моисею, права, думается, более, нежели вся библейская критика, вместе взятая. Причем, именно жреческая школа Гелиополиса – центр египетской мудрости, имеющая в своих анналах тексты десятков веков сменяемых династий фараонов и верховных жрецов – имела возможность осуществить такой проект.
Да, не секрет, что основу Пятикнижия составляют заимствования из Египетских, Ассирийских, Вавилонских текстов. Однако, перед нами, конечно, не просто компиляция, но совершенно новый авторский текст, новая уникальная традиция. Скажем, все источники «Маленьких трагедий» Пушкина прекрасно известны. Но можно ли назвать их компиляцией? Конечно, перед нами совершенно самоценное произведение, смысл и глубина которого превосходит первоисточники. Собственно, такова традиция составления классического канона. И Тора здесь не исключение. И то, что совершает Моисей, творя новый миф на основе египетских и месопотамских источников – настоящий творческий подвиг.
Трансцендентное божество, творение из ничего, творение словом, поэтапное разделение: неба, тверди, воды, земли, семь дней творения – это египетское богословие.
Человек из глины и дыхания Бога, древо познания, зло в образе змея, изгнание из рая, начало земного бытия, Потоп, Вавилонская башня – месопотамская традиция.
Наконец, в основу мифа о призвании Авраама и истории праотцов легли, вероятно, какие-то древнесемитские предания. Которым нужно было, конечно, придать новую законченность и новую глубину.
Все это гигантский труд, который едва ли по силам человеку, тем более – институту компиляторов-переписчиков, пусть даже нескольких поколений работы.
Гениальный строй «Илиады» и «Одиссеи» любому, способному слышать и понимать поэзию, человеку скажут: это мог сотворить только гениальный поэт, в состоянии интенсивной божественной инспирации. Тоже можно сказать о «Маленьких трагедиях». Тоже – о текстах «Пятикнижия Моисея». Которые, конечно же, в течение веков подвергались переработкам, дополнениям, редактурам… Однако, их основа была сохранена. И вот почему Священное Писание – боговдохновенная книга. Не потому, что все рассказанное там, происходило на самом деле. Не потому, что Тора явлена на небесах, а Всевышний творил мир, произнося ее текст. А потому, что Моисей из всего гигантского корпуса текстов гелиопольской библиотеки берет то, что необходимо и достаточно, и творит новый священный канон – Книгу, предназначенную для спасения только что созданного народа. Для спасения человечества. Перед нами – акт божественного Домостроительства, по-видимому, уникальный в истории.
Исход с точки зрения египтян
Итак, Моисей – первая фигура Священной истории, историчность которой можно как-то обосновать.
Тора повествует о еврейском младенце, плывущем в корзинке по водам Нила, которого находит и берет на воспитание египетская принцесса. Младенец воспитывается сперва при дворце, затем его отдают в жреческую школу Гелиополиса.
Ничего слишком фантастичного в этой истории в принципе нет. Исключив мифологический элемент, отставляем необходимый минимум фактов: Мосе (имя явно египетское) – близкий ко двору гелиопольский жрец, «обученный всей мудрости египетской», как говорит о нем книга Деяний.
Греки говорили: в Египте знают о богах больше, чем во всех прочих странах мира, а в Гелиополисе знают о богах больше, чем во всем Египте. Это справедливо.
Египетские мифы сближают Гелиополь с началом мира: согласно мифам, здесь по велению Атума, из вод первичного океана вышел первичный холм. Первые памятники Гелиополя относятся к фараону Джосеру (3-я династия) и легендарному строителю первой египетской пирамиды Имхотепу (прим. 2630 до нэ), первому верховному жрецу Гелиополя. Выросший у входа в плодородную дельту Нила, Гелиополь был духовным центром не только Египта, но и всего Древнего мира. Три тысячи лет этот город был фактически главным Храмом мира, центром мудрости и центральной мировой библиотекой, которая позднее легла в основу Александрийской библиотеки.
В «Дом жизни» Гелиополя, этот перво-университет мира, приезжали учиться мудрости Пифагор, Платон и математик Евдокс. Гелиополь пришел в упадок только при Птолемеях, которые вывезли все его сокровища в Александрию. А его Храм Бога-Солнца окончательно рассыпался лишь к самому началу Новой эры, как бы уступая место Христу – Солнцу Истины. Гелиополь – духовный центр и судьба нашего мира. Сегодня, когда люди окончательно забыли богов, развалины Гелиополя скрылись под разросшимся мегаполисом Каиром… Очень символичная судьба.
Если первым великим жрецом Гелиополя был легендарный Имхотеп (обожествленный в Египте, греки же сближали его с богом медицины Асклепием), то последним великим первосвященником Гелиополя был, несомненно, Манефон, жрец родом из Себеннитоса, живший в эпоху Птолемеев (ок. 283–246).
Именно Манефон рассказывает альтернативную Торе историю Моисея. История эта весьма любопытна и вот почему.
Во-первых, Манефон – крупнейший авторитет древности, один из основателей Александрийской библиотеки, мудрец, о котором говорили, что нет ничего, чего бы он не знал. Действительно, к услугам Манефона была не только крупнейшая библиотека Гелиополя со всеми ее тайнами и запасниками, но и все храмовые жреческие библиотеки Египта. На него часто ссылаются греческие и римские авторы: Плутарх, Апион, Херемон, Ямвлих, Диоген, Тацит, Плиний Старший. Правда, книги Манефона дошли до нас только в отрывках и ссылках на него древних авторов. Так, рассказ Манефона об исходе евреев известен нам в пересказе Иосифа Флавия.
Во-вторых, история, рассказанная Манефоном, явно относится к интересующему нас времени. Она, правда, не лишена несуразностей, вполне, однако, объяснимых, если учесть то, что мы уже знаем об этой эпохе. Манефон вынужден говорить обиняками ввиду того, что само имя фараона, с которым связаны описываемые события (т.е. реформатора Эхнатона), вычеркнуто из истории и анналов Египта. (Да и события, о которых говорит Манефон отстоят от его времени на тысячу лет, что тоже необходимо учесть).
Наконец, свидетельство Манефона, склоняющее к нашей версии происхождения еврейства как «избранного народа» (не столько конечно избранного, сколько созданного), вообще, кажется единственным авторитетным свидетельством, способным пролить свет на загадку еврейства.
Египтологи до сих пор пользуются составленным Манефоном списком 30 династий египетских фараонов, и считают его надежным источником. Академик В.В. Струве (1889—1965), крупнейший советский востоковед, основатель советской школы истории Древнего Востока, был категорически убежден в надежности Манефона (см. Струве В.В. Манефон и его время, 2003)
С другой стороны, история, рассказанная Манефоном крайне субъективна. Перед нами, по сути, «черная легенда» египтян о евреях. Но ведь точно такой же «черной легендой», уже, правда, евреев о египтянах, является история Исхода в изложении Торы. И в этом две эти версии как минимум равноправны.
Фабула истории такова: Однажды египетский царь Аменофис (очевидно, Аменхотеп, XVIII династия, ок.1500 лет до н.э.), «желая видеть богов», обратился к прорицателю, который сказал ему, что царь достигнет желаемого, «если полностью очистит страну от прокаженных (λεπων) и других нечистых (μαων)». Заметим, что «нечистыми» египтяне называли не только больных физически, но и нравственно: всевозможных изгоев, отщепенцев, преступников, бродяг, ренегатов, сектантов, не чтущих богов и не живущих в законе истины Маат.
Итак, собрав 80 тыс. этих прокаженных и нечистых бродяг, царь отправляет их на восток от Нила, на каменоломни, где уже работают другие египетские заключенные. (Нам действительно известны документы времен Аменхатепа 3, говорящие о хабиру, работающих на каменаломонях). Через некоторое время царь жалует этим отщепенцам «некогда оставленный пастухами город Аварис». «Пастухи» - это Гиксосы.
Аварис был основан когда-то этими азиатскими пришельцами (вероятно, семито-хурритами, захватившими нижний Египет и правившие им в период примерно с 1720 г. по 1570 г. до н.э., во времена XIII-XVII династий. Аварис же стал столицей Гиксосов. Это был город, посвященный богу Сету, непутевому брату Осириса, который его убил.
Несмотря на все безобразия, который творил Сет, он остался в сонме египетских богов, пройдя необходимый обряд очищения и покаяния. Сет – бог разрушения. Но ведь и разрушение в общем порядке космоса бывает необходимо. Через разрушение происходит обновление. Так во всяком случае мыслила египетская теология. Варвары-Гиксосы именно Сета избрали своим покровителем. Что, опять же, не удивительно.
Через сто с лишним лет фиванским фараонам удалось изгнать варваров. Описываемые Манефоном события происходят по-видимому при Аменхотепе-3 (XVIII династия, ок. 1388-1351 г. до н.э.). То есть, примерно через две сотни лет после изгнания гиксосов, это время, когда Египет достигает зенита своей славы и могущества.
Среди изгнанников, продолжает Манефон, было также несколько прокаженных жрецов, один из которых, жрец из Гелиополиса Осарсиф взял над ними власть и научил их не поклоняться богам, священным животным и «не вступать в общение ни с кем, кроме связанных с ними единой клятвой».
Далее в рассказе начинаются странности. Соорудив стену и приказав прокаженным готовится к войне с Египтом, Осарсиф (названный позднее Моисеем), взяв других жрецов, ушел в Иерусалим, где заключил военный союз с потомками гиксосов, и во главе 200-тысячной армии вернулся в Аварис.
Тем временем, фараон Аменофис, узнав через прорицателей, что боги попустят отверженным бесчинствовать в Египте 13 лет, дабы не испытывать волю богов, ушел со своей армией в Эфиопию. И все положенные 13 лет армия Осарсифа-Моисея терроризировала Египет:
«пришедшие из Иерусалима гиксосы вместе с нечистыми жителями Авариса обращались с покоренным населением настолько бесчеловечно, что их владычество для тех, кто был свидетелем их святотатства, казалось самым ужасным из всех зол. Ибо они не только сжигали дотла города и деревни и не удовольствовались разграблением храмов и осквернением статуй богов, но употребляли их для разведения огня и приготовления мяса почитаемых священных животных, причем сперва они заставляли самих жрецов и прорицателей закалывать и приносить их в жертву, а затем, раздевая их самих донага, прогоняли» (Иосиф Флавий, О древности еврейского народа).
Через 13 лет фараон вернулся и изгнал захватчиков.
...В последнем сюжете не трудно, конечно, увидеть своеобразное описание правления сына Аменхатепа Великого, Эхнатона, великого же еретика, «изверга» и «врага» египетского народа. «Враг из Ахет-Атона», так, и не иначе называли Эхнатона после смерти, пока имя его окончательно не было стерто с египетских скрижалей и забыто, а его учение предано проклятию.
Эхнатон правил 17 с небольшим лет, однако, культ Атона начал жестко вводится лишь на 4-5 году правления. Отсюда и «13 лет бесчинств» (к тому же, число 13 – священное у иудеев). «13 лет» – это, таким образом, условное время реформ Эхнатона, а также, отчасти, недолгого правления Эйи и Тутанхамона – то есть всего периода кризиса и хаоса, который египетский государственный гений предпочел просто вычеркнуть из истории.
В списке египетских фараонов за временем правления Аменхатепа Великого идет сразу правление Хоремхеба, окончательно упразднившего ересь. Таким образом, «эпохи Амарны» в египетской историографии как бы не существует. И мы узнали обо всех этих драматических событиях лишь по счастливой случайности. Когда археологи раскопали близ сегодняшней египетской деревушки Амарна город Ахет-Атон с государственным архивом и храмами, великий город, построенный Эхнатоном, а после – проклятый его потомками, разрушенный и забытый.
Понятны отсюда странности рассказа Манефона, в один, известный ему, несчастный период истории страны, сводящий все несчастья, которые только могли обрушиться на Египет.
Учтем и то, что о самой ереси, не смотря на всю тщательность сохраняемых в Гелиополисе архивов, у Манефона могли сохранится самые смутные сведения. Все-таки, от эпохи Эхнатона его отделяет тысяча лет!
Тысяча лет, которые тексты, с грифом сов.секретно, хранятся лишь на потаенных полках Госхрана. Или, что более вероятно, передаются жрецами изустно, как предание, которое за тысячу лет могло обрести и более причудливые формы.
И, тем не менее, Манефон нигде, кажется, не теряет реальной канвы происходящего. Под «армией гиксосов», которую Асорсиф «приводит из Иерусалима», следует вероятно понимать хабиру, терроризирующие в это самое время Палестину и окраины Египта.
Так, из египетских текстов мы узнаем, что хабиру много злоумышляют против Аменхатепа-3, и, особенно против его сына, Эхнатона, подстрекая против Фараона и Египта в целом.
В одном из документов Аменхотеп 3 «требует доставить хабиру для работ на каменоломнях в Нильской Эфиопии». Во время правления Эхнатона, правитель Иерусалима Абдхиба (Абди-Хеба) сообщает, что хабиру напали на страну и разграбили ее... Он также пишет, что в Ханаане некоторые правители (Гезера, Лахиша, Аскалона) заключили союз с хабиру и стали враждебны Египту.
Из этого и других писем становится понятно, что никаких евреев в это время ни в Иерусалиме, ни в Палестине, ни, тем более, в Египте, нет. Зато есть, своего рода, революционное движение «этнически гетерогенных дружин, грабящих оседлое ханаанское население».
Какие-то из этих банд могли, конечно, составить часть «армии Асорсифа». Плюс остатки гиксокских племен, которые Асорсиф обнаружил в Аварисе и которые послужили ему основой для собирания нового народа.
Что до ужасов, рисуемых Манефоном, то в них есть, конечно, своя правда. Не смотря на мягкий и миролюбивый характер фараона-реформатора, его борьба с фиванским жречеством в ее апогее приобрела довольно крутой характер. Эхнатон развернул настоящий террор против жрецов Амона и почитания прежних богов. Упразднение культов, закрытие храмов, уничтожение изображений и имен богов, изгнание жрецов – все это мы ясно видим в описаных Менафоном деяниях «армии прокаженных» Асорсифа…
Иосиф Флавий приводит еще два варианта египетского мифа, авторства Херемона – стоика, учителя Нерона, хранителя Александрийской библиотеки, и александрийского историка Лисимаха.
Первый в общих чертах повторяет историю Манефона, изменяя лишь количество прокаженных и нечистых. В версии Аменофиса их – 250т. (последняя цифра также, вероятно, взята из Манефона, который, между прочим, сообщает, что при гиксосах население Авариса составляло не менее 240 000 человек).
Причиной их изгнания Херемон называет неурожай. Оракул Амона объясняет неурожай гневом бога Солнца на нечистых и предлагает царю «очистить святилища от безбожников и нечестивцев, изгнав их из храмов в пустыню, а больных проказой и чесоткой – утопить».
Так царь и поступает, «обернув прокаженных в свинцовые листы и бросив в море. А безбожников и нечестивцев изгнав в пустыню на гибель». Однако последние не гибнут, но найдя себе вождя, Моисея, идут, по совету последнего, «наугад», никого на своем пути не жалея, убивая всякого встречного и разрушая все храмы и жертвенники богов на своем пути.
Так изгнанники приходят, наконец, в Иудею, где строят город Иеросила в память о своем святотатстве (ιερος «святой» и συλαν «грабить»; также ιεροσυλεω «грабить храмы»). Впоследствии, чтобы избежать упреков, они изменяют название на Иерусалим.
В легенде Херемона можно видеть более поздний и упрощенный вариант рассказа Манефона. Можно даже сказать, что перед нами – общечеловеческий взгляд на еврейскую проблему.
В прочих пересказах эта история теряет в деталях, зато кристаллизируется ее суть. Так, например, у римского историка Тацита (I в.н.э.) она предстает в еще более гротескной форме. Согласно последнему (Тацит, История. V 3 sq), фараон Бокхорис (725-720), страдающий чумой, изгнал евреев в ответ на оракул Амона. После чего брошенную в пустыне толпу собирает Моисей, и посоветовав отверженным уповать только на себя, бросает ее через пустыню. Через шесть дней скитаний (то есть, на седьмой день) новоиспеченная армия Моисея захватывает Палестину. Так, сорок лет скитаний Израиля спрессовываются у Тацита в еврейскую неделю.
Что же касается отношения Тацита к евреям, то оно характерно и для других римских и греческих авторов. Евреи, по мнению Тацита, это люди высокомерные, кровожадные и исполненные ненависти к окружающим. Кроме Манефона, Херемона, Лисимаха и Тацита, свои версии истории о прокаженных рассказывают также Апион (Иосиф Флавий, Против Апиона. Кн. II. 1-13) и философ II в. Цельс (Ориген. Против Цельса. I 23; III 5; IV 47).
Особого внимания заслуживает подробный рассказ греческого историка Страбона («География», ок. 24 г.н.э.), в отличие от прочих, благожелательного к евреям. По мнению Страбона, Моисей был жрецом в Нижнем Египте, который учил единобожию, но не нашел понимания в самом Египте. Потому, найдя благочестивых людей, принявших его религию, увел их в Иерусалим.
В легенде Страбона важно то, что она, очевидно, рассказана со слов самих евреев. Но при этом вполне соотносится с версией Манефона. Кроме того, как замечает немецкий египтолог Ян Ассман, Страбону удается выразить религию Моисея так, как еще никому до него: как религию единого Бога, непредставимого в образных формах, единственным способом приблизится к которому есть жизнь в добродетели и праведности.
Вот, в сущности, и весь круг известных нам письменных источников об Исходе...
О времени Исхода
В самом деле, Манефон относит событие к царствованию Аменхотепа (XVIII династия, 14в); Лисимах и Тацит – к царствованию Бокхориса (XIV династия, VIII в.). Апион, который, как замечает Иосиф Флавий, «достоин доверия большего, нежели все остальные», - ко времени седьмой Олимпиады, когда финикияне основали Карфаген (то есть, 752 или 751); Те, кто отсчитывает время Моисея по библейским поколениям от Моисея до Соломона, называют Рамзеса II (ок. 1304–1237), другие (считая поколение не за 25, а за 40 лет) по той же причине указывают на Тутмоса III (1479-1425). Те, кто связывают Исход с изгнанием Гиксосов – на Яхмоса I (1550-1525), захватившего Аварис.
Сегодня условной датой Исход принято считать эпоху Рамзеса ІІ. И все, кто не желает всерьез копать тему, но по каким-то причинам обозначить дату необходимо, как правило пользуется ей. В данном случае мы имеем дело с тем, что называется научной модой. Впрочем, те, кто, разумно полагая, что в эпоху Рамзеса Египет был силен, границы сильно укреплены, а, потому исход вряд ли был возможен, указывают сына Рамсеса II Мернептаха (1212-1202), время, когда Египет начал слабеть.
Но все это сути дела не меняет. Вывести дату Исхода из библейских дат и времени патриархов оказывается невозможным. Профессиональные же Египтологи вообще отвергают реальность Исхода, справедливо полагая, что такое событие, как оно описано в Пятикнижии, не могло кануть бесследно. (Разве что вместе с эпохой Эхнатона). Да и никаких следов евреев в Египте, тем более, их «четырехсотлетнего плена» обнаружить невозможно.
В то же время объявление всей истории Моисея мифом образовывает вакуум, который (как справедливо замечает Оксфордский библейский справочник) оказывается просто нечем заполнить. Столь многое, в этом случае, в человеческой истории и знании повисает в пустоте, что кажется все-таки разумнее с выводами не спешить.
Тем более, что менее возможно игнорировать огромное влияние египетского богословия, египетской мысли, египетских реалий на религию Моисея. И чем глубже мы будем погружаться и сравнивать, тем яснее начнем осознавать, что основой религии Моисея является именно Египетская религиозность (вовсе не Месопотамия, как принято сегодня считать).
Доказано египетское происхождение многих еврейских текстов: 103 псалом, отдельные места Второзакония, Пророка Исайи, Иеремии, книги Иова, Премудрости Иисуса, сына Сирахова; книга притчей Соломоновых («Книга Притчей не является прямым переводом египетских «Поучений Аменемопе», но боговдохновенный автор использовал его в качестве источника для создания своего поучительного текста», резюмирует католическая энциклопедия New American Bible).
Рассказ Бытия о творении – очевидно восходит к Гелиопольскому космологическому мифу (творение из ничего, творение словом; дух, носящийся над водами; творение путем разделения категорий и стихий). Многие каббалистические знания также заимствованы из египетских жреческих источников (например, разбитые сосуды, семь восклицаний Бога в процессе творения – это лишь то, что лежит на поверхности).
Еврейский обычай обрезания, еврейский патернализм и национальная замкнутость – имеют явно египетские корни. Кровь, которая, как и у Египтян передается у Евреев по материнской линии. Обычай Пейсаха кровью мазать косяки дверей восходит к египетским ритуалам бога Сокара. Еврейский Ковчег Завета с херувимами имеет явные аналоги с ковчегом и золотой ракой из гробницы Тутанхамона (да и само слово Ковчег – египетское).
Еврейское имя Сиф (Шет, Сет), третий сын Адама, от которого произошел род человеческий – очевидно восходит к верховному богу Авариса.
Продолжать можно долго. Зигмунд Фрейд, который, кажется первым свел имена Моисея и Эхнатона (см. З. Фрейд, «Этот человек Моисей»), указывал на удивительную схожесть имени еврейского бога Адон-ай (Adonai) и Атон: «Слушай, Израиль, наш бог Атон (Адонаи) — единственный Бог». Он же указывал на обилие египетских имен среди сословия левитов (священников). Однако, мнение Фрейда, хотя и ставшее с тех пор популярным (особенно среди евреев) осталось маргинальным в среде профессиональных египтологов, и остается таким до сих пор. Единственным, кто всерьез сближает сегодня Моисея и Эхнатона (а через них Египет и Израиль) остается Ян Ассман. Очень авторитетный, быть может, самый авторитетный сегодняшний египтолог, но, увы, единственный. Но и он делает свои сближения крайне осторожно. Хотя очевидно, что тема не дает ему покоя, и он возвращается к ней снова и снова.
Почему? Рациональных ответов на это нет. Профессиональные Египтологи проблему Исхода, как мы видели, вообще склонны не замечать. Тем более, связывать Исход с версией Манефона. Слишком уж тема неудобна, революционна, и, так сказать, чревата. Не еврейские египтологи просто бояться подходить к этой теме. А среди евреев берутся за нее лишь дилетанты. Тем не менее, единственным внебиблейским источником, проливающим свет на проблему Исхода остается рассказ Манефона, который все же опирается на какие то реальные воспоминания, предания, документы (хоть нам и не известные).
Рассказ Манефона, помимо того, что это крайне авторитетный для древних (да и современных египтологов) автор, хорош уже тем, что делает вполне понятным отсутствие следов пребывания евреев в Египте вплоть до Нового царства. Следов этих нет потому, что никаких евреев в Египте до Моисея и не было. Кучка же деклассированных элементов, вытесненных за пределы социума, ни в каком случае не могла, конечно, стать предметом внимания царских текстов или дипломатической переписки.
Наконец, мы имеем свидетельства, которые явно указывают на время и реалии, указанные Манефоном. Имя Сет (Шет, Сиф) как сын Адама, праотец народов мира - это могло родится только в еврействе. Причем, еврействе, которое вышло из Авариса, где Сет был верховным божеством, и где его связывали с семитским Ваалом.
И, конечно, поразительное сходство Большого гимна Атону Эхнатона со знаменитым 103 псалмом Давида, чаще всех звучащем в христианских церквах. Очевидно, что текст Большого гимна (найденного на стене гробницы одного из сподвижников Эхнатона) мог оказаться в руках евреев только в крайне узкий промежуток времени: между началом проповеди Эхнатона и концом последовавшей за ней смуты. Уже после Тутанхамона Ахеп-Атон был оставлен и заброшен, писания Эхнатона забыты. У этого удивительного факта может быть только одно объяснение. Большой гимн Эхнатона оказался в багаже Осарсефа-Моисея вместе с другими сакральными египетскими текстами. Именно так, как и говорит об этом Манефон.
Подытожим наши тезисы:
1. Исход, как он рассказан Торой, невозможен.
2. Египетское ядро религии Моисея очевидно.
3. Рассказ Манефона - единственное свидетельство, проливающее свет на события Исхода и точно указывающее время Исхода
4. В конечном счете, объяснение происхождения еврейства и религии Моисея из реформы Эхнатона - это именно то, что в свете сегодняшнего нашего знания, способно сохранить смысл и значение Священного писания
5. Наконец, в свете происхождения еврейства из религии Эхнатона и смысла Священного писания, и история самого еврейства, и мировая история обретают тот большой, непреходящий смысл, которого только они и достойны.
Итак, наша версия происхождения Еврейства такова.
В пользующийся худой репутацией, заброшенный город Аварис, в который стекаются все деклассированные элементы Египта, где через две сотни лет после изгнания, можно обнаружить разрозненные части племен азиатов (гиксосов), и где (поскольку страна ослаблена и находится в кризисе) активизируются шайки хабиру, имеющие в себе большой семитский элемент, а, также, возможно и отдельные кланы ибри (если под последними разуметь именно семейные кланы), приходит Осарсиф (Моисей), чтобы принести этим отверженным новую веру: научить их, как пишет Манефон, «не поклоняться богам» Египта и «не вступать в общение ни с кем, кроме связанных с ними единой клятвой».
Кто такой Осарсиф? Очевидно, верховный жрец Гелиополя, ближайший сподвижник Эхнатона, который, после смерти (возможно, насильственной) пророка Атона, продолжает нести его миссию. Его цель – сохранить откровение, данное Эхнатону: откровение о едином Боге - Творце всего сущего: Боге-Свете, Боге-Слове, подателе жизни.
С этой целью Осарсиф и идет к отверженным Авариса, ведь идти ему по большому счету больше и некуда: официальный Египет и благочестивый народ Египта истину Эхнатона отвергли.
Но какова его цель? Неужели Осарсиф надеется насадить в душах этого сброда, этих нечистых, те высокие и тончайшие истины, которые Египет мучительно вынашивал две тысячи лет, к которым две тысячи лет шел, и которые, все-таки, оказался не в состоянии понести?
Конечно, нет! Задача Осарсифа гораздо проще. Ему нужно собрать эту орду отверженных, связать их накрепко общей целью, общей кровью, общим законом, и создать из них тот крепчайший панцирь, в котором можно спрятать и сохранить до времени истины, принесенные Эхнатоном.
В глазах Осарсифа новый народ, который он намеревается создать – лишь тягловый ослик, который понесет в будущее Ковчег (слово это египетское, означающее одновременно корабль и гробницу) Завета, слово истины, до того времени, когда люди вновь окажутся готовы истину эту принять…
Я Есмь – это слово Атума в момент своего явления из бездны Нихил (Нун). «Бытие – это Я» - это центральная мысль египетского богословия, которую оно пыталось охватить посредством мириада своих богов: всевозможных проявлений, категорий, стихий, элементов, этических законов Единого.
Наконец, откровение Эхнатона открывало глаза на Очевидность Божьего Присутствия в мире так, как никогда прежде… Когда «созданье гения» выходило перед впервые открывшимися глазами человека в своей первозданной красоте…
Что же оставалось ещё, чтобы быть услышанным? Непосредственная теофания, богоявление, в котором Бог лицом к лицу мог явится своему пророку? Не в этом ли смысл «Неопалимой купины»?
Мы вполне можем представить, как в ответ на отчаянную молитву Осарсефа, переживающему, после смерти Эхнатона, крах всех своих надежд, всех двухтысячелетних надежд Египта, Бог, являясь и открывая себя своему новому пророку в Несгорающей Купине, говорит:
- Приготовь мне народ, в котором Я буду являть Себя…
- Но где мне взять такой народ?
- Иди в Аварис…
- Но там же нечистые, прокаженные, отребье…
- И последние станут первыми…
Не правда ли, мы вполне можем представить себе такой диалог?
Выйти из Египта, унося Египет в себе
Если история Библейских Патриархов выдумана Моисеем, а заповеди Синая - это законы Маат, то почему Священная история все-таки священна?
Мы уже говорили о едином банке данных Древнего Востока. Китай, Индия, Персия существуют в некотором отдалении, развивая собственные представления о Божественном. Но Месопотамия, Египет и весь остальной Ближний Восток черпают из одного сундука, в который сложены очевидно воспоминания еще времен палеолита. Пользуется им и Моисей, имея под рукой самую обширную и духовную библиотеку из всех имеющихся - библиотеку Гелиополиса.
Поэтому, сказать, что древняя история Евреев просто выдумана Моисеем - слишком большое упрощение. Вполне можно предположить, что одно из племен Ибри, взятое Осарсефом-Моисеем в качестве основы для создания новой общности, сохранило устные предания о своих праотцах. Которые и были использованы Моисеем для создания истории патриархов.
Всего же корректнее сказать: Пятикнижие (во всяком случае, его осевая часть) составлено Моисеем именно как Священная история - то есть, как история, необходимая для Спасения.
История - это история спасения. Следовательно - проповедь всем народам. Понимание универсальности Бога и его слова, Бога, встающего и дающего свой свет близким и дальним, праведным и неправедным, царям и пресмыкающимся в глубине болот было свойственно уже Эхнатону. Это вершинное сознание Египта. Если бы Египет принял проповедь своего царя-пророка, так бы это вероятно и было. Египет своей высокой духовностью, словом и оружием завоевал бы мир. (Он ведь и завоевал его своей мудростью, переданной Греции, а чрез Грецию - Рим). Но теперь - единственный путь - нести проповедь через исход из Египетского Храма, который оставлен Богом, и, значит, будет разрушен.
Начать историю - это значит создать Церковь. Построить Корабль, Ковчег, который поплывет по водам времени к берегу Спасения.
Начало Церкви - это завет Бога с Моисеем у горящей купины. Сохранение Истины ради проповеди ее народам - суть нового откровения и завета. Здесь, у горящей купины начинается история.
Здесь Осарсеф отрекается от Египта, меняет имя и неизбежно изменяет прежней египетской Маат - духовной мудрости, духовного закона. Отныне Маат - это та будущая София, Премудрость Божия, находящаяся при начале творения мира, которую мы знаем по книге Премудрости Соломона (основа который, как мы знаем сегодня - это тоже египетские тексты).
Прежний закон Маат - это закон истины, которым стоит Египет. И именно удержание Египта как духовного целого - его основа. Потому и заповеди Маат (42 формулы отрицания) имеют форму негативной исповеди перед лицом вечности: «я не делал того-то». То есть, я не изменял духовному Египту, не способствовал разрушению, энтропии. Все сорок две формулы Маат сводятся в сущности к одной: «Я сохранял незыблемость египетской вечности»… Я не нарушал связей между сущностями, всеми теми нитями, что связывают меня с ближним, властями, жречеством, фараоном, богами и Богом.
Но прежняя Маат уходит из Египта, не познавшего «времени своего посещения» и отрекшегося от откровения, ему явленного. Отныне «Правда взята на небеса» (тоже образ из египетских текстов). Отныне Маат предстоит обратиться в ту Софию-Премудрость, которая находится непосредственно со Всевышним, с самых начал творения мира (и это тоже образ из египетских космогонических мифов).
Соответственно, меняются и формулы Маат. Теперь это заповеди скрижалей, которые Моисей выносит с горы Синай (ведь отныне Маат - на небе). Семь из десяти синайских заповедей - непосредственно формулы Маат, переведенные из отрицательной формы в повелительную. Три оставшиеся направлены на скрепление нового народа в истории. (Прочие формулы Маат также явлены в законах Израиля (Исход, Левит, Второзаконие). Отныне законы Маат - это исключительно личное благочестие перед лицом единого Бога. Все отрицательные формулы Маат перед лицом суда вечности переводятся Осарсефом (теперь уже Моисеем) в повеления Бога.
Замечательно, что и в Египте после удавшейся «контрреформации» Хоремхеба происходит нечто похожее. Свергнут поверженный Атон, проклят и забыт Эхнатон, возвращается бог Амон. Но теперь это - все более личный бог, бог живущий в сердце, видящий каждое сердце, и желающий, чтобы законы Маат исполнялись как его личные заповеди.
Но увы, Египет, прошедший свой полдень, уже клонится к закату. Теперь он - лишь тень своего верховного жреца Осарсефа (Моисея) и его нового «святого народа»…
Христианство вышло из Египта. И с Иудаизмом не имеет ничего общего
Еще раз заметим: то, что Христианство не имеет прямого отношения к Иудаизму, тем более Еврейству, то, что оно родом непосредственно из Египта - ясно даже по внешним признакам, даже не зная исторической подоплеки.
Смотрите сами: Христианская иконография, которая целиком укоренена в Египте. Христианская Литургика - имеет определяющие Египетские влияния, Христианская монархическая идея - укоренена в Египте. Сильнейшие влияния имеет даже храмовая архитектура (собственно, и мифический Храм Соломона и реальный Второй Храм - косплей Египетского Храмостроения. Не говоря уже о монашестве, которое целиком родом из Египта - вся традиция Антония Великого, и богословии, которое не только через Моисея, но и через Грецию опять-таки восходит к Египту…
Еврейство было лишь искусственно созданной оболочкой, необходимой для того, чтобы пронести сквозь время «Ковчег Завета», Завета Моисея-Осарсефа с Богом-Вседержителем, из которого Христианство и вышло, как семя из Черной земли (как символически Египтяне представляли себе воскресение Осириса).
Еврейство связано с Христианством лишь через непрерывную традицию Пророков: от Неопалимой Купины и Моисея до Иоанна Крестителя. Когда же Еврейство исторгло из себя чуждое себе (т.е. Ковчег Завета, традицию Пророков, Христа и Апостолов), оно и обратилось снова в то, чем всегда и было - опаснейший вирус. О чем собственно и говорил Манефон. Собственно, вирус, как мы его знаем - и есть «икона» Еврейства - такая же искусственная машина (не живой организм), оболочка с мотором, буром и ядовитой начинкой внутри.
Между Месопотамией и Египтом
В свете нашего сегодняшнего знания (последней сотни лет, и, особенно, полувека, когда было открыто и прочитано огромное количество древних - клинописных и иерографических - текстов) у нас есть лишь две возможности взгляда на Библию.
Первый - это признать Библейские книги сборником позднейших компиляций, творчеством еврейского жречества в основном 7-5 вв. Можно констатировать, что после «Раскопанной Библии» Финкельшейна (2002) именно такой взгляд является научным мейнстримом.
Но против такого взгляда восстает, прежде всего, наше эстетическое чувство. Человек, способный слышать поэзию, не может не изумится цельности библейского мифа, его божественной мощи и красоте. (Это похоже на попытки научных школ 19 века объявить народным творчеством предшествующих веков «Иллиаду» и «Одиссею». Такое, конечно, может предположить только ученый. С наглухо отбитым чувством красоты. Который, к тому же, никогда всерьез (то есть, не как ученый, а как человек) «Иллиаду» и «Одиссею» не читал.
То же можно сказать и о многих ученых, комментирующих Библию.Да, Библейские книги в большой своей части представляют собой пересборку известных сюжетов Ближнего Востока, с чем невозможно спорить. Однако, перед нами пересборка, которую явно осуществил религиозный гений. С явными следами божественной инспирации. Поскольку явленное на выходе далеко превосходит все известные нам образцы.
Иными словами, перед нами совместное творчество Бога и человека (как и вообще творчество любого настоящего гения). Причем, принципиальная основа Произведения создана не в 7-5 веке, но, скорее тысячелетием раньше. Китчен, критикуя подходы «Раскопанной Библии», указывает на массу деталей, известные Библейским книгам, которые невозможно было бы воссоздать в более поздние времена.
Это так. Но главное, конечно, не это. Главное - слишком цельное и высокое религиозное сознание, которое стоит за духовной основой Библейского текста. Сознание, которое трудно было бы ожидать в еврействе 7-5 вв. Но вполне можно представить в гелиопольском жречестве на тысячелетие раньше, в эпоху духовного расцвета египетской цивилизации, времени Аменхатепа Великого и Эхнатона.
Таким образом, нам открывается вторая возможность. Согласиться с тем, что история мира, и сама Священная история несколько сложнее, чем это казалось людям Средневековья, в нашем понимании – детям. Сегодня мы уже не дети, сегодня мы – дурные подростки, с гормональным взрывом в мозгах, нагло третирующие родителей и громящие духовные авторитеты… Мы утратили мудрость древних. Обретя взамен некоторые знания, и почти уже утонув в потоках сорной информации. И если мы хотим спасти дух нашей цивилизации, из этой ситуации нам придется как-то выбираться.
Лично для меня толчком к переоценке взгляда на Библейские тексты стало знакомство с египетской духовностью. Когда я вдруг осознал, что все написанное К. Ясперсом об «осевом времени» является, мягко говоря, совершенной чушью. Признаюсь, я всегда подозревал в Ясперсе человека неумного и плохо образованного (все заслуги пред наукой которого объясняются, по всей видимости, еврейским происхождением его жены – так часто бывает). К тому же это был единственный человек, которому после Второй мировой войны разрешено было высказаться на тему философии истории (темы, находящейся под негласным запретом). И все же я долгое время с доверием относился к его теории. Ровно до тех пор, пока не открыл египетскую «Книгу мертвых» и не осознал, сколь мощными интуициями личности оперировал Египет за тысячи лет до пресловутого «осевого времени» Платона и иудейских пророков.
Воистину, только Христианство смогло переоткрыть идею личности в еще более ясной и ослепительной форме, чем это сделал Египет за три тысячи лет до Христа («Книга выхода в свет дня» 1550–1069 гг. до н.э. восходит к Текстам пирамид (2,4 т. л. до н.э.), которые, в свою очередь, имеют, конечно, гораздо более древнюю устную традицию.
Таким образом, от самой зари неолита и вплоть до «нулевого» года нашей эры, когда живая египетская духовность окончательно умерла с превратившимся в прах гелиопольским храмом Солнца, именно Египет оставался центральным остовом той Примордиальной Традиции, о которой, как недостижимом идеале, вздыхают сегодняшние традиционалисты.
С самого неолита Египет оставался центром мировой мудрости, вместилищем самых глубоких и сокровенных знаний о Боге и человеке. Начиная с 5 в. до н.э. вся юная Греция училась здесь, увозя из «Дома Жизни» Гелиополя корабли, наполненные мудростью древних. Пифагор, Платон, Аристотель, воздвигнувшие храм греческой учености, построили его на сакральном фундаменте древней египетской мудрости. Когда же явилось Христианство, Египтяне, эти потомки царей, жрецов и народа Гелиполя, тут же опознали в нем свое. А вслед за Египтом и Сирией (также крепко с Египтом связанной), к Христианству пришли Греки и Римляне. Что и понятно – и те, и другие выросли на том же сакральном фундаменте Египетской Примордиальной Традиции.
«Аз Есмь Сый», «Бытие – это Я» - слова эти, услышанные Моисеем из Неопалимой Купины, вызывали восторг уже у первых греческих платоников. «Это ли не апофеоз антично-средневекового понимания бытия? –писал С. Аверницев в «Поэтике раневизантийской литературы». - Поэтому средневековые теологи с не истощавшейся за столетия радостью комментировали этот текст, в котором они усматривали точку схода между откровением и умозрением, между мудростью Библии и мудростью Афин. Их ликованию не было предела: на их глазах авторитет веры подтверждал их страстную философскую убежденность, а авторитет философии подтверждая их библейскую веру».
С. Аверинцев приводит формулу Иоанна Дамаскина, резюмирующую вывод патристической философии Востока: «Как некое неизмеримое и беспредельное море сущности Он содержит в Себе Самой всю целокупность бытийственности». То же («Море субстанции») через пять веков повторит и Фома Аквинский. Таким, вплоть до кенигсбергского безумца Канта, будет оставаться парадигмальный вектор христианской философии, восходящий к египетскому пониманию Единого, Атума, содержащего в себе все логосы всех вещей, и сеющего их в момент творения.
«Я Есмь» - восклицает Атум, выходя из бездны Нун (Нихил). И, вознесясь над безвидностью и пустотой, сеет свое семя, одухотворенное дыханием жизни в являющемся на глазах космосе… «Предвечный, сотворивший небо, и создавший землю, создавший моря и горы, творец Вселенной, — ты озарил землю во тьме, засияв в хаосе» (из молитвы Амону-Ра, эпоха Аменхатепа 1).
Месопотамия не знает Единобожия. Месопотамской религиозной мысли эта идея абсолютно чужда. Месопотамским влияниям нет места в Библейской картине Творения. (Точнее, эти влияния появляются лишь в истории творения человека, во второй главе).
Наш известный шумеролог, В. Емельянов, вспоминает как его учитель В. Якобсон, говорил ему в устном разговоре о «Едином банке данных» Ближнего Востока 4 т. до н.э. (т.е., еще неолитической древности), из которого черпают все, известные нам тексты… Несомненно, так это и есть. Но каждый приходит в этот «банк информации» (эту «комнату, где исполняются желания») со своими целями и каждый - берет из нее свое. Каждый проходит свой экзистенциальный выбор, и каждый - проживает свою судьбу.
Свой выбор был у Шумер, которые являются на самой заре цивилизации уже какими-то глубоко уставшими, разочарованными стариками, с крайне скептичным, рациональным, пессимистичным взглядом на жизнь… Культурный герой Ассиро-Вавилонии – Гильгамеш: разочарованный, согласившийся с тем, что вечная жизнь для человека недостижима, но можно как-то прожить и здесь: «ешь, пей, веселись».
Культурный герой Египта – царь Осирис, переживший смерть и воскресение. Египтяне являются на горизонте цивилизации сразу вслед за Шумерами (может, на 200-300 лет позже), но с совсем иным взглядом на бытие, совсем иными, озаренными солнцем глазами.
Так, из общего «банка информации, знаний, мудрости» вышли две принципиально разные цивилизации. Взглянем на главные культовые постройки обоих. Шумерский зиккурат - искусственная земляная насыпь, гора, с портиком наверху, в который со звезды сходит бог, чтобы приобщится земной трапезе шумерского царя. Это также зернохранилище для всего города: сугубо утилитарное, предельно рациональное сооружение, вектор которого указывает однозначно-ясное направление: сверху - вниз.
Египетская пирамида - нечто прямо противоположное. Это скорее космический корабль, с задраенным люком и единственным выходом –в направлении к лучезарной звезде: снизу - вверх. Душа фараона, выстреливающая в космос, в шлейфе которой вечную жизнь, вслед за своим капитаном, уходит весь народ Египта.
Итак, спасти дух Священной истории от деконструкции и распада может единственно здравое предположение, которое доказывают самые очевидные, известные нам, культурные и письменные источники. Так стоит ли цепляться за отжившие и мертвые остовы живой Традиции? Не лучше отбросить их и следовать за ее духом?
Отказавшись от библейской традиции, мы окажемся в вакууме, который просто «нечем заполнить», вздыхает Оксфордский справочник. Не надо вздыхать. Не надо отказываться. Достаточно просто Месопотамский фокус зрения переключить на Египетский. И окажется, что вакуум очень даже есть чем заполнить. Что и нет никакого вакуума. А есть – великая Традиция. Правда, ненавидимая Евреями, которые ненавидят Египет и все с ним связанное.
Но какое это имеет отношение к нам? И какое нам дело до Евреев? Скажем даже так (несколько полемически заостряя, но мы это еще разъясним): Христианство не имеет отношения к Иудаизму. Равно как и Иудаизм не имеет отношения к Христианству. Это диаметрально противоположные доктрины. Христианство – дитя Египта, дитя Гелиополиса. Своей пуповиной Христианство связано с великой Египетской Традицией.
Еврейство – это искусственно созданное сообщество, команда корабля, набранная Капитаном в портовых кабаках, и связанная с ним договором, с единственной целью – перенести споры Откровения сквозь Время, сквозь Историю, на новую Землю.
Команда справилась с заданием. И Откровение донесла. Что ей безусловно зачтется. Но на берег не ступила. Напротив, она свергла Капитана, подняла флаг анархии и обратилась в пиратский бриг. Она признала своим капитаном узурпатора и связала себя с ним новым, скрепленным кровью договором. И это тоже будет ей зачтено…
Комментариев нет:
Отправить комментарий