Николай Сергеевич: Дугин - это пример конкретного и последовательного мизантропа, действующего в четкой сатанинской парадигме

"Переслушивал тут недавно выборочно несколько лекций из культового дугинского цикла "Постфилософия", а сегодня наткнулся на очередную новость про продвижение Геличем лютейшего мракобесия. И тут я вдруг задумался  - чего же он все-таки хочет? Вопрос далеко не свежий. 

Я считаю, что у меня есть правильный ответ, хотя доказать его правильность не представляется возможным. Тут уж либо вы соглашаетесь с моей логикой и ощущениями, либо - нет.

Суть, как мне кажется, в том, что Дугин не поехавший патриот, не поехавший православный, да и вообще он не поехавший. Он четко понимает, что он делает и зачем. 

Дугин  - это пример конкретного и последовательного мизантропа, действующего в четкой сатанинской парадигме. Дело в том, что он - я уверен в этом - обезьяничает. Он как бы радикальный православный, как бы жесткий патриот, как бы безумный мракобес. Он как бы ненавидит американцев, он как бы ненавидит украинцев и он как бы любит русских. Но на самом деле он просто ненавидит всех. Просто людей. Любых.

Дугин совершенно рационален. Он делает то, что он может. Призывать к массовым убийствам - прекрасно. Дурить полезных идиотов среди правых/левых по всему миру - тоже хорошо. Превратить российский народ в сборище нищих, несчастных и озлобленных мракобесов - на перспективу просто отлично!

"Чем хуже - тем лучше", - это словно про Дугина. Все, что он делает сейчас -  в перспективе поможет в Окончательном Решении человеческого вопроса. Для решения этого вопроса, считает Дугин, все средства хороши. Но мракобесие и дикость хороши особенно, потому что являются топливом для будущих войн и конфликтов.

Помните доктрину "Never Stop the Madness"? Если не знаете что это, то найдите, почитайте. Я убежден, что это похоже на Гелича. Но он, прежде всего, сатанист, и потому его инструмент - это притворство и ложь. Он хочет не эпатировать публику, как авторы доктрины NSTM, он хочет эту публику уничтожить. Но, как верный последователь Отца Лжи, он никогда не признается в своих подлинных целях.

Вообще, когда я говорю про сатанизм - я не имею в виду веру в персонифицированного Козлищу. Я даже не имею в виду сознательный выбор. Но я говорю про способ существования, про способ мысли и действия. И их последствия.

Как-то я писал про путинизм в целом, и про Проханова в частности. Там, как я полагаю, нет сознательного выбора. А вот Гелич, который ОЧЕНЬ хорошо разбирается во всем, что касается в широком смысле темной стороны, должен понимать кто он и что делает.

Вы можете спросить меня: почему же Дугин так ненавидит людей? Я не знаю и я не могу это доказать. Я это чувствую.

Николай Сергеевич: Чёрный бутон русской истории раскрылся: Путин явил миру исконное русское ZLO

На близость финала более чем столетней трагедии указывает личность злодея. 

В лице Путина впервые за всё время большевизма и постбольшевизма Россия столкнулась с самой собой, точнее со своим злобным доппельгангером. 

Кто был до него? Поволжский новиоп Ленин, джигит Сталин, череда южновеликорусских полутиранов от политбюро. При Хрущёве-Брежневе-Горбачёве (южный новиоп Андропов и хохол Черненко не в счёт) даже произошла некая передышка (что не отменяет того факта, что СССР эпохи «Оттепели» и «Застоя» представлял злокачественную опухоль): бодрый идиотизм «кукурузника» перешёл в летаргический маразм «сисек-масисек», чтобы завершиться придурковатым «консенсусом». С Путиным, пускай не сразу, в Россию вернулась тирания эпохи «высокого» большевизма. Впервые после 1953 г. замаячил призрак «большого террора». И это уже русское ZLO. 

Не надо зазря тешить себя иллюзиями, что Путин «новиоп» или «шаломов». Происхождение из ассимилированных тверских карел лишь подчёркивает принадлежность к русскому суперэтносу в его «глубинном» изводе, точно так же как немецкие корни зачастую заостряют «белокостную» русскость; Тверская земля, откуда родом предки Путина, наша колыбель (тверской князь Борис Александрович первым увенчал себя неким «царским венцом»). Приходилось слышать о старообрядческом предании, будто бы антихрист родится на Селигере. 

В любом случае перед нами стопроцентный русский со всем набором глубиннонародных паттернов и архетипов. Но, как говорил Карпец, «это убьёт то». 

Пожалуй, стоит сказать Путину спасибо, ведь благодаря ему теперь доподлинно известно: не «жидобольшевики» и не «многонационалы» сидят на нашей шее, а древнее «лихо одноглазое», которое всегда наблюдало за нами, стояло за нашим левым плечом и теперь, загнав за можай всех «семитов» и «джигитов» из смежных асабий, явило себя в концентрированном виде. Чёрный бутон русской истории раскрылся. 

Это страшит, но также вселяет надежду. Наступает финальная стадия, которая закончится смертью даже духовного тела России или её возрождением в силе и славе.

Михаил Эпштейн: Бессилие добра в русской литературе

(фрагмент из книги "От Библии до пандемии: Поиск ценностей в мире катастроф").

Размышляя о моральном смысле нынешней ситуации,  о безнаказанности зла и униженности добра, обращаешься к духовной поддержке русской литературы.  И чему же она учит?

Что общего между сказкой о Василисе Прекрасной, "Шинелью" Гоголя, "Идиотом" Достоевского и "Мастером и Маргаритой" Булгакова? В русской литературе добро предстает слабым, бессильным. Чтобы одержать победу над злом, оно должно заручиться его же поддержкой. Но в этом случае оно перестает быть добром, а значит, все равно терпит поражение. У этой общей схемы много вариаций.

1.

 Начнем со сказки "Василиса Прекрасная" из сборника А. Афанасьева. Ее сюжет перекликается с "Золушкой" — как во французской версии (Ш. Перро), так и в немецкой (братья Гримм). Красивую, кроткую сироту злая мачеха и сводные сестры пытаются сжить со свету, поручают ей самую трудную, порой невыполнимую работу. Она со всем справляется, оставаясь доброй, терпеливой и несчастной. Потом вмешивается некая волшебная сила и внезапно поворачивает ее судьбу — бедная красавица попадает во дворец и выходит замуж за царя/принца.

В чем же отличие русской сказки от французской? Золушке помогает добрая фея, ее крестная, а Василисе — людоедка Баба-Яга: "ела людей, как цыплят", "забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские с глазами; вместо дверей у ворот - ноги человечьи..." Василисе тоже грозит смерть, но поскольку она безропотно выполняет все повеления Бабы-Яги, та неохотно ее отпускает. И даже дает на дорогу зловещий подарок — череп с горящими глазами, ведь мачеха и посылала падчерицу к Бабе-Яге "за огоньком", чтобы осветить дом.

"Внесли череп в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся - глаза всюду за ними так и следят; к утру совсем сожгло их в уголь; одной Василисы не тронуло".

Так сиротка избавилась от домашнего гнета. Одно, меньшее зло побеждено другим, всесильным. Недобрую мачеху через Василису истребляет злейшая Баба-Яга. 

Александр Карпов: Произошла конвергенция Добра и Зла

Все смешалось в этой огромной стране. И уже стало непонятно, кто строит, а кто убивает. Непонятно стало, кого любить, а кого бояться, кто творит Зло, а кто — Добро. Оставалось прийти к заключению, что все это — одно. Жить было возможно, но жить стало бессмысленно. Вот тогда-то из нашей нравственной почвы, обильно унавоженной идеей амбивалентности всего и всех, и возникло Двоемыслие.

Говоря «Двоемыслие», я имею в виду не знаменитый феномен «говорю-одно-думаю-другое-и-наоборот». 

Я также не имею в виду оруэлловскую характеристику. Я имею в виду отказ от нравственной иерархии, совершенный не в пользу иной иерархии, но в пользу Ничто. 

Я имею в виду то состояние ума, которое характеризуется формулой «это-плохо-но-в-общем-то-это-хорошо» (и — реже — наоборот). 

То есть я имею в виду потерю не только абсолютного, но и относительного нравственного критерия. 

То есть я имею в виду не взаимное уничтожение двух основных человеческих категорий — Зла и Добра — вследствие их борьбы, но их взаимное разложение вследствие сосуществования. Говоря точнее, я имею в виду их конвергенцию. 

Сказать, впрочем, что процесс этот проходил совершенно осознанно, означало бы зайти слишком далеко. Когда речь идет о человеческих существах, вообще лучше уклоняться, елико возможно, от всяких обобщений, и если я это себе позволяю, то потому, что судьбы в то время были предельно обобщены. Для большинства возникновение двойной ментальности происходило, конечно, не на абстрактном уровне, не на уровне осмысления, но на инстинктивном уровне, на уровне точечных ощущений, догадки, приходящей во сне. Для меньшинства же, конечно, все было ясно, ибо поэт, выполнявший социальный заказ воспеть вождя, продумывал свою задачу и подбирал слова,— следовательно, выбирал. Чиновник, от отношения которого к вещам зависела его шкура, выбирал тоже. И так далее. 

Для того чтобы совершить этот правильный выбор и творить это конвергентное Зло (или Добро), нужен был, конечно, волевой импульс, и тут на помощь человеку приходила официальная пропаганда с ее позитивным словарем и философией правоты большинства, а если он в нее не верил,— то просто страх. То, что происходило на уровне мысли, закреплялось на уровне инстинкта, и наоборот.

Николай Карпицкий: Что не так с Россией, что побудило десятки миллионов выбрать зло, стать некроимпериалистами?

Деструктивной антикультурной установкой на всем протяжении российской истории оставалась сверхценность идеи собирания земель, которая ставится выше личности. Причем антикультурной составляющей этой идеи является такое игнорирование образа жизни других людей, как будто этих людей и не существует, как если бы Россия просто собирала бесхозные земли, на которых никто не жил.

Антикультурная установка связана с бесчеловечным отношением к другим. 

Существует три вида бесчеловечного отношения. В основе первого вида отношения лежит идея, что зло присуще либо самой природе человека. В основе второго вида – превращение другого человека в вещь или объект. В основе третьего вида – полное игнорирование какой-либо значимости человека даже как врага или как вещи. Он просто пустое место. Это отношение я так и буду называть – исключение из своей реальности. Оно ведет к отрицанию права на существование.

Архаичный российский империализм был основан на жесточайшем угнетении народов, но сами народы не воспринимались как враги. То есть здесь преобладало отношение к людям как к вещам. 

Советский империализм положил в основу своей идеологии классовую борьбу. Зло приписывалось человеку по его социальной природе, и на этом формировалось к нему отношение как врагу.

Однако нынешний вариант империализма в России иного рода. Он характеризуется стремлением к бесцельному уничтожению, даже когда для империи в этом нет ни выгоды, ни смысла.

Люмпен – это такой человек, который ориентируется не на ценности, а на близлежащие потребности. Он отождествляет себя с тем, кто обладает большей силой, отказывается от своей индивидуальности и таким образом адаптируется в обществе. Люмпена пугает сложность мира, и он поддерживает тех, кто несет разрушение, поэтому люмпены в России не просто поддержали власть, а полностью отожествились с некроимперской сущностью власти.

Люмпены есть везде, во всех странах, почему именно в России этот фактор стал решающим?

Андрей Васильев: Суть современного издания русской идеи: «сознательно встать на сторону Тьмы»

Один из знаменосцев «русской весны» Константин Крылов (умер в 2020 г.) очень точно определил суть современного издания русской идеи: «сознательно встать на сторону Тьмы».

Согласно Крылову для конструирования русского мифа не надо искать какие-либо позитивные ценности, а просто отвергнуть все, что Запад отождествляет с добром, светом, разумом. 

Дьявол, как известно, обезьяна Бога, поэтому, чтобы встать на его сторону достаточно просто выворачивать наизнанку позитивные ценности гуманизма, христианства, римского права и греческой демократии, на которых стоит Запад.  

Вывод из этого следует вполне простой. 

Если Запад, например, считает войну злом, то русские должны объявить войну благом и развязывать как можно больше войн. 

Если Запад утверждает гуманистический идеал, то русские должны обесценить человеческую жизнь, уничтожая как можно больше людей, неважно своих или чужих, в войнах и концлагерях. 

Все существовавшие ранее самые злодейские и кровавые режимы объясняли творимое им зло, тем, что оно необходимо для достижения добра. И в этом была их слабость, поскольку обнародование данных об их преступлениях, лишало эти режимы поддержки. Крылов предлагает русским с самого начала честно и открыто заявить, что они будут творить зло ради самого зла.

Целью диктатуры должны быть диктатура, а не какое-то мифическое «улучшение благосостояния народа». Целью террора – террор. Целью насилия – насилие. Целью пыток – пытки. Все это еще в «1984» О’Брайен популярно объяснил Уинстону.

И «Русский мир», и «Русский миф», какими их хотел видеть Крылов, должны быть построены на этих принципах.

Михаил Эпштейн: Онтоцид

ОнтоцИд (от др.-греч. ὄν, род. п. ὄντος — сущее, бытие + cide, убийство; ср. геноцид) — тотальное уничтожение всего сущего, война с бытием как таковым. Геноцид, зооцид, экоцид — лишь частичные проявления онтоцида.

Примеры:

Онтоцид, вражда к бытию как таковому, лежит в основе ряда религиозных и политических движений, таких как гностицизм, отчасти старообрядчество, фашизм, евразийство. Мир лежит во зле или захвачен Антихристом, а значит, подлежит уничтожению.

Онтоцид на практике — тактика выжженной земли. Иногда проводится отступающей армией, чтобы не дать возможности агрессору использовать захваченные ресурсы. Но и такая тактика запрещена международными нормами ведения войны. А в Украине тактика выжженной земли применяется нападающей армией, которая опустошает территорию как таковую, превращает в руины целые города. Такой онтоцид противоречит не только международному праву, но и прагматике войны. Даже нацистская Германия старалась не разрушать больше того, что было необходимо для военной победы, чтобы впоследствии оккупировать эти земли с пользой для дальнейшего развития. Нынешний агрессор превосходит рекорды фашизма середины ХХ века по размаху отноцида, деструктивности военных действий.

Ряд конкретных примеров также в указанной беседе М. Эпштейна с П. Щелиным о сатанодицее, о мистической и сектантской стороне "русского мира".

Отрывок из статьи "О природе онтоцида": 

"Допустим, на свете возникает нечто — некая форма бытия, росток, былинка. Европеец увидит это нечто — и захочет его использовать. Взглянуть на него с разных сторон. Углубиться в его причину. Вырастить из него нечто большее. Что-то построить на его основе, и т.д. А в России на это нечто, как новый факт бытия, взглянут с подозрением. А чего ему нужно? Какое у него право тут быть? Ничего не было — и вдруг здрасте-пожалуйста. Да кому ты нужен? Начнет тут воду мутить. Права качать. Как бы чего не вышло. Лучше без него. Как ничего не было, так пусть и не будет. Меньше беспокойства. Баба с возу — возу легче. — И начнут это нечто вминать в землю, затаптывать, чтобы поскорее от него ничего не осталось. Небытие — это и точка отсчета, и точка прибытия.

...Но есть и некоторое любопытство к бытию, хотя и отрицательное: пытливость от слова "пытка". Что же это за бытие такое? Нужно с ним разобраться. Надломить, скрутить, смять, вытянуть, загнуть. Крайние способы деформации — чтобы оно закричало, забилось от боли, выдало себя. Вот тогда, на пути к смерти, оно становится интересным. За его корчами и судорогами стоит понаблюдать. Живое острее всего воспринимается в процессе своего прекращения, истребления. Бытие интересно своим страданием. Именно в страдании оно обнаруживает свои свойства. Когда оно цельно, оно опасно, на что-то претендует, может занять наше место. А если его ломать, травить, душить, оно обнаруживает всю силу своей встревоженной и уходящей жизни. Мы любим бытие в его ранах, воплях, спазмах, когда оно дергается и стонет. Тогда нам является его подлинность, подноготная (вспомним пыточное происхождение этих слов). Пытка — вот наше познавательное отношение к бытию, основа народной эпистемологии. Пока оно живое и целое, оно скрывается, пробует от нас ускользнуть. Когда же мы его пытаем, оно раскрывается в своей глубине. И полной откровенности достигает в агонии, на пороге смерти, когда душа уже отлетает. А. Н. Толстой учился сочному русскому языку по пыточным книгам петровских времен...".

Елена Финайлова: Русский дух. O запахе войны

Моя подруга, практикующий киевский психотерапевт, написала у себя в фейсбуке об основном запросе её клиентов после Бучи и Ирпени. Это люди, которые возвращаются в свои дома и пытаются наладить мирную жизнь. Это не психотравмы от убийств родных и соседей, не жертвы изнасилований (она признает, что последнее – слишком тяжелые кейсы, за которые она берется крайне редко). Это граждане, в домах которых нагадили российские военные (не только грабили, не только громили). В спальнях, на обеденных столах, в детских комнатах. Написали дерьмом на стенах букву Z и угрожающие фразы.

Теперь украинцы пытаются справиться не только с горем, но и с этой вонью, от которой, как пишет автор, её невыносимо тошнит. Может показаться, что на фоне массовых бомбардировок, разрушений и смертей, бессудных казней мирных жителей, о которых стало известно после Бучи, это всего лишь нелепая, абсурдная особенность "почерка" российских солдат, которую трудно объяснить. 

В комментариях к своему посту подруга дает ссылку на письмо Станислава Лема к его американскому переводчику, оно опубликовано в 2002 году в Кракове в сборнике "Письма, или Сопротивление материи", здесь украинский и польский варианты.

В 1977 году Лем читает воспоминания немецкого врача 1945 года, написанные после входа советских войск в Германию, и суммирует этот текст. Он подчеркивает холодную рациональность зла немецких нацистов, но вот что удивительным образом рифмуется с сегодняшним днём: "Россияне, забивая и наполняя своими экскрементами разгромленные салоны, госпитальные залы, биде, клозеты, гадят на книги, ковры, алтари; в этом сранье на весь мир, что они теперь могут, какая же это радость! растоптать, обгадить, а ко всему еще и изнасиловать и убить…" И далее Лем заключает: "Радикальному неверующему, такому, как я, мысль о том, что Бога, пожалуй, и нет, однако Сатана, пожалуй, всё же есть, когда существуют Cоветы, – эта мысль навязчиво возвращается. Громадная сверхдержава со сфальсифицированной идеологией (никто в неё не верит), со сфальсифицированной культурой, музыкой, литературой, школьным образованием, общественной жизнью – всё сфальсифицировано от A до Z настолько добросовестно, под таким давлением репрессий, под таким полицейским надзором, что эта мысль возникает словно сама собой: кому это все может служить лучше, чем Повелителю Мух (дьяволу)? Я знаю, что его нет – и в определенном смысле это даже ещё хуже, как диагноз, из-за отсутствия негативного полюса трансценденции".

Посмотрим на симптом, который Лем возводит в синдром страны, которая, как выясняется, мало изменилась в своих народных глубинах и нынешних политических намерениях. Куски дерьма в украинских домах – это так называемое скатологическое поведение – симптоматика ситуативного одичания (см. засохшие кучи в разрушенных русских церквях советского времени). Солдаты в украинских городках гадили не только от страха и стресса. Они вели себя архаическим образом: если позволено убивать, то позволено всё, а безнаказанное девиантное поведение – это синдром архаического "захватчика территории", они её метили, как агрессивные животные. Их личные качества в кейсах "Буча и Ирпень" стёрты, объяснять их поведение в рамках персональной психологии и культурных рамок просто невозможно, да и бессмысленно и с научной точки зрения, и из соображений здравого смысла.

Посмотрим и на метафизику зла, как предлагает Лем. В нынешней "спецоперации" стало видно вот что. Личное зло, которое можно купировать социальными усилиями, усилиями культуры, оказывается метафизически сильнее социальности, оно захватывает массы российских военных, заставляя их действовать по определенному повторяющемуся сценарию: "Убей украинца, пытай украинца, насилуй украинца любого пола и возраста". Этот сценарий описан в русской тюрьме: насилие без предела. Он известен в русской глубинке: убей жену, если она спорит с тобой. Пролом порога насилия, чем занималась и занимается российская пропаганда, переход границы "не убий" - это способ манипуляции обществом: "Всё позволено". Представление о человечности просто уничтожено. Это по-настоящему бесстыдный способ власти открыть каналы зла в массах и направить его на новый (украинский) объект.

Нынешнее русское зло в Буче и других украинских городах бессубъектно и а-субъектно. Носители его лишены качеств личности, они действуют как архетипические насильники (неважно, по приказу начальства, из страха или, как пишут некоторые аналитики, из-за того, что "местное население не вышло встречать их с цветами"; оно вообще не выходило их встречать, солдаты врывались в дома). Именно из-за бессубъектности такой тип зла не может "объясняться", рационализироваться. Он может быть только наказан в большом цивилизационном масштабе, показательными международными судами. Каких бы медленных бюрократических усилий это ни стоило.

Николай Карпицкий: О зле как полюсе внутри личности, знаменующий ее самоуничтожение

Еще раз про то, что такое зло. Вот живут сейчас в Украине люди, решают свои бытовые проблемы, строят планы на будущее, а рядом у границы собираются войска, чтобы вторгнуться в мирную жизнь десятков миллионов людей, разрушая дома, убивая, подвергая репрессиям. И спрашивается, ради какой идеи? – Есть такая идея. Я сталкивался с такими людьми, которые искренне считают, что демократия – зло, и ценность имеет только тоталитарное общество, где все в жестком подчинении по вертикали. Сейчас, когда Запад расколот, они увидели шанс доказать преимущество тоталитарной модели над демократической. Другого такого шанса им может и не представиться. Для них это вопрос экзистенциальный – всё или ничего! 

Когда я говорил раньше о зле, меня упрекали, что в политике всё не так однозначно, нельзя всё представлять черно-белым. И действительно, любое событие, даже самое ужасное, всегда имеет разные последствия, в чём-то все может обернуться и к лучшему. Как тут однозначно судить? 

Однако зло не в политических событиях, не в людях, не в вещах, не в материи, не в субстанции… Зло – в особой направленности воли. Это полюс внутри личности, знаменующий ее самоуничтожение. А такие идеи, как культивирование тоталитаризма, мотивируют самоопределение ко злу. 

Сама по себе идея, конечно, не может быть злом, но она является фактором, генерирующим зло.