Олег Телемский: Запечатанный мир победил

Мне повезло. В бытность подростком я застал другой мир. Мир, который еще был открыт. Можно было подняться на каждую вторую крышу, выпить на этой крыше пивка с друзьями, посмотреть на город как его видят птицы. Можно было зайти в любой подъезд и греясь у батарей выпить пивка. А еще улучив момент, с ватагой пацанов можно было залезть в какой-нибудь подвал и там играть в войну, изучая самые дальние уголки подвалов почувствовать себя чуть ли не спелеологом.

Мне повезло. Я застал еще живой мир. Мир жестокий, непредсказуемый, суровый, мир где можно было получить в тырло зайдя на чужую территорию. Но, черт подери это был живой, открытый мир.

Всегда немного завидовал тем, кто старше меня на десять лет, и всегда немного жалел тех, кто на десять лет меня младше. Первые могли в полной мере вдохнуть запах открытого мира, вторые - даже не могут представить что такое открытый, незапечатанный мир, реальный мир.

Сейчас, общим местом стала хула на девяностые. Роковое время, проклятое время, страшное время. Конечно, время было суровое. Но черт возьми, это было открытое время.

Мир стал запечатываться постепенно. И почти никто не замечал как постепенно на всех подъездах - кодовые замки. Нерабочие подвалы - с запаянными дверями. Чердаки надежно изолированы двойными замками. Новому поколению остается только виртуальная реальность. А постепенно запечатываются уже не только дома, но и дворы. Сначала только для самых богатых. Сейчас капсулируются многие дворы, среднего класса, а на обычных дворах все больше появляются шлагбаумы. Мир запечатывается, распадается, закрывается на капсулы, на отсеки, на изолированные пространства где больше не циркулирует энергия, не дышит ветер.

Что дальше? Может быть лет через тридцать у нас появятся запечатанные улицы или запечатанные города? Антиутопия приходит постепенно, так что мы даже не замечаем произошедших в воздухе изменений. И самое поганое - что дело не в плохой власти. Процесс капсулирования мира может быть и был запущен, когда в страхе перед террористами замазывались все подвальные и чердачные окна, он прекрасно идет на общей инициативе, без какого-либо принуждения. Потому что Ангел Аполлион пришел, губитель закрыл мир.

"Да что тебе до подвалов и чердаков?", - спросит ироничный скептик. Ну нету у нового поколения их чердаков и подъездов, велика беда. Так ведь не только подвалы закапсулировались. Тогда, в девяностые, любая новая мысль, любое новое веяние, безо всякого интернета подхватывалось ветром и разносилось. Издали Кастанеду - сразу сто тысяч - и все улетели. Приехал какой учитель - при чем неважно это настоящий учитель или самозванец (кому только деньги нужны) - так все равно дал он несколько печатей и все поломились - в астрал, в ментал, в буйные процессы трансформаций, падая, взлетая, сходя с ума, преображаясь. Потому что открытый был мир. А сейчас ты можешь кричать о самых действенных методах, открывать самые страшные тайны, бить лбом в стеклянный потолок. Тебе даже мешать никто не будет. Просто мир настолько закрыт, что даже при очень мощных потоках, услышат тебя в очень ограниченных, очень небольших кластерах.

Раньше я смеялся над традиционалистами. Над ними конечно есть за что смеяться - если вы, выносите на свой фасад надменность и снобизм, если вы не способны принять сердцем каждого, кто оказался в вашем поле, говорить о традиции лучше и не пытаться - только еще один симулякр сделаете. Но ужас в том, что в главном-то вопросе господа традиционалисты правы - мир-то не по пути развития идет. А по пути запечатывания, закрытия, капсуляции. Пока еще хоть на секторах, кластерах, реальный живой поток прорывается. А что дальше будет?

В общем, запечатанный мир победил

Андрей Васильев: Сюжет антиутопии: Смогут ли граждане западного мира отказаться от бессмертия и вечной молодости ради гуманистических идеалов?

Некоторое время назад вашему покорному приснился сюжет романа-антиутопии. Вряд ли у меня хватит времени и сил сесть за его написание. Так что, ловите! Может быть кому-то пригодится. 

Вторая четверть 21 века. В США изобрели эликсир, полностью останавливающий процессы старения организма. Первоначально пытались держать открытие в тайне. Но, благодаря усилиям SJW, Демпартия внесла в свою предвыборную программу равный доступ американцев к новому лекарству. Аналогичные события произошли в Западной Европе и других странах «золотого миллиарда». 

Однако возникла проблема нехватки сырья для обеспечения эликсиром бессмертия столь большого числа людей, поскольку он изготовляется из человеческих эмбрионов. 

В связи с этим Россия получила возможность вернуться в семью цивилизованных народов, подписав секретное соглашение о поставках сырья, из которого производится эликсир, в обмен на доступ к лекарству высшего военно-политического руководства. 

Согласно распоряжению Вечного Президента все российские женщины фертильного возраста должны содержаться в «Домах семейного счастья и уюта», где их подвергают постоянному оплодотворению участники специальных военных операций. Младенцев прямо там перерабатывают в компост и по особой трубе отправляют на Запад. 

Кроме того, чтобы обеспечить неизменность объема поставок, западные правительства периодические отрезают куски Восточной Европы и бросают их Кремлю, воссоздающему новый СССР.  

Журналист из одной восточноевропейской республики, оккупированной советскими войсками, бежит в Германию и пытается донести правду о происходящих в ней событиях. Смогут ли граждане западного мира отказаться от бессмертия и вечной молодости ради гуманистических идеалов?

Сергій Чаплигін: Феномен дводумства

У романі Джорджа Орвелла «1984» одним з ключових понять є «дводумство» («doublethink»). 

Під ним розуміється такий стан свідомості людини, при якому вона одночасно приймає два взаємно суперечливі переконання як правильні, що часто суперечать логіці, її власним спогадам і просто відчуттю реальності. 

Дводумство виховується в людях партією «АНГСОЦ» і є стандартом мислення та свідомості як серед членів «внутрішньої» партії (вища партійна еліта), так і серед членів «зовнішньої партії» (рядових членів).

Цей стандарт не поширюється на більшу частину суспільства – так званих «пролів», що становлять приблизно 85 % населення Океанії. «Проли» повинні перебувати в напівтваринному стані та взагалі ні про що не замислюватись за винятком того, як забезпечити задоволення своїх мінімальних життєвих потреб. «Яких поглядів дотримуються маси та яких не дотримуються – байдуже. Їм можна надати інтелектуальну свободу, оскільки інтелекту вони не мають».

Головний герой роману Вінстон Сміт, член зовнішньої партії та співробітник Міністерства любові, отримує можливість познайомитися із забороненою в Океанії книгою Ґолдштайна «Теорія та практика олігархічного колективізму».

У ній розкриваються подробиці того, що таке дводумство:

«... Дводумство означає здатність одночасно дотримуватись двох переконань, що суперечать одне одному. Партійний інтелігент знає, в який бік змінювати свої спогади; отже, усвідомлює, що шахраює з дійсністю, а проте за допомогою дводумства він запевняє себе, що дійсність залишилася недоторканною. Цей процес має бути свідомим, інакше його не здійсниш акуратно, але має бути і несвідомим, інакше виникне відчуття брехні, а значить, і провини. Дводумство — душа АНГСОЦу, оскільки партія користується навмисним обманом, твердо тримаючи курс до своєї мети, а це вимагає повної чесності. Говорити явну брехню і одночасно в неї вірити, забути будь-який факт, що став незручним і витягти його із забуття, ледь він знову знадобився, заперечувати існування об'єктивної дійсності і враховувати дійсність, яку заперечуєш, — все це абсолютно необхідно. Навіть користуючись словом «дводумство», необхідно вдаватися до двозначності. Бо, користуючись цим словом, ти визнаєш, що шахраюєш з дійсністю; ще один акт дводумства — і ти стер це з пам'яті; і так до нескінченності, причому брехня весь час на крок попереду істини. У кінцевому рахунку саме завдяки двозначності партії вдалося (і хто знає, ще тисячі років може вдаватися) зупинити хід історії» (Частина друга, IX: книга Ґолдштайна «Теорія і практика олігархічного колективізму», розділ 1).

Як видно з наведеного уривка, дводумність вимагає від людини чималих зусиль для того, щоб вона могла легко і швидко переналаштовувати свою свідомість на змінні установки партії і не відчувати при цьому внутрішнього дискомфорту. 

Тобто, у що людина ще вчора вірила (вірніше – навчилася і звикла вірити), сьогодні треба повністю забути і почати вірити в нове, навіть якщо це нове на 180 градусів відрізняється від старого. Те, що, наприклад, вчора вважалося білим, слід вважати чорним. При цьому людина повинна не вдавати, а щиро сприймати це як чорне. 

У романі ця здатність переналаштовуватись виражається словом «біло-чорний»: 

«... Ключове слово тут — біло-чорний. Як і багато слів новомови, воно володіє двома протилежними значеннями. У застосуванні до опонента воно означає звичку безсоромно стверджувати, що чорне — це біле всупереч очевидним фактам. У застосуванні до члена партії — благонамірну готовність назвати чорне білим, якщо того вимагає партійна дисципліна. Але не тільки назвати, а й вірити, що чорне — це біле; більше того: знати, що чорне — це біле, і забути, що колись ти думав інакше. Для цього потрібна безперервна переробка минулого, яку дозволяє здійснювати система мислення, яка по суті охоплює всі інші і іменована на новоязі двомисленням» (Частина друга, IX: книга Ґолдштайна «Теорія і практика олігархічного колективізму», розділ 1).

Отже, важливою підмогою у формуванні здібності партійців володіти дводумством є новомова. 

Для того щоб дводумство остаточно увійшло в життя громадян, треба послідовно розвивати їх здібності.

На першому етапі вони називатимуть біле чорним і навпаки тому, що цього вимагає партія. 

І невиконання цієї установки загрожує людині різними неприємностями. Аж до приміщення у катівні Міністерства любові.

Анатолий Несмиян: Педагогический тоталитаризм Стругацких

Миры братьев Стругацких, безо всяких сомнений, можно рассматривать с точки зрения социального мысленного эксперимента по созданию образа будущего. 

В целом будущее Стругацких получилось очень непростым. Никакой либеральной демократии, достаточно жесткие правила и нормы, неявным образом прописанные моральные и нравственные ограничения, которые не допускают никаких отклонений, но при этом для любого девианта, выходящего за рамки ограничений, всегда находится соответствующая его отклонениям область приложения его сил. Лишних людей в мире Полдня нет вообще, а для каждого находится место, где его индивидуальные качества и склонности могут найти наиболее эффективное применение: как с точки зрения его личного роста и развития, так и с точки зрения пользы для общества.

В общем, безрадостная картина как для нынешних либералов, так, кстати, и для патриотической общественности. Им там точно не понравится никому. Для одних там слишком много свободы, для других там ее нет вообще.

Педагогическая рапсодия

Центральной фигурой этого весьма специфического тоталитаризма (а будущее Стругацких однозначно тоталитарно, но при этом очень гибко) является Учитель. Именно с большой буквы, как его и обозначают Стругацкие. Фактически это наставник, который сопровождает ребенка (точнее, небольшую группу детей) от младенчества до взрослого состояния, при этом постоянно поддерживая связь с ним(и) и далее. Эмоциональная связь ученика и учителя гораздо сильнее, чем ребенка и его биологических родителей. Которые тоже присутствуют в этом будущем, но их роль существенно ниже учительской. Ребенок при этом буквально с рождения попадает в систему коллективного воспитания в систему интернатов.

Кстати, в скобках — подобное разделение функционала рождения детей и их воспитания было затронуто в еще одном образе будущего у донецкого фантаста Березина в мире трехсолнцевой вселенной планеты Гея. Где, кстати, будущее тоже тоталитарно, совершенно недемократично и нелиберально ни разу. Скорее, сильно наоборот. Он вывел следствие из подобного разделения — исчезновение традиционной семьи «родители-дети» приводит к всплеску рождаемости и гораздо более свободному отношению к институту брака как таковому. Человек смещает баланс интересов между семьей и личностным ростом в сторону роста. С наших нынешних нравственных и моральных принципов такое будущее неприемлемо и весьма страшновато, но в нем возникает совершенно иное пространство решений, исключающее нынешние противоречия, в том числе и неразрешимые. И, конечно, в этом пространстве возникают свои противоречия.

Так вот о мире Полдня Стругацких. Братья были проектировщиками, а не технологами по отношению к своему будущему, поэтому они не расписывали подробно ни саму фигуру Учителя, ни его функционал, ни структуры подобного образовательного и воспитательного процесса (понятно, что при таком подходе профессия учителя становится не только центральной, но и одной из самых многочисленных, а значит — каста учителей неизбежно будет обладать очень высоким уровнем власти в этом будущем, что неизбежно приводит к возникновению мощной политической силы). Вскользь такие структуры и функционал упоминаются Стругацкими, но без подробностей.

Фигура Учителя возникает в самых ранних произведениях Стругацких, когда они только подходили к описанию мира Полдня. В коротком рассказе «Злоумышленники» цикла «Полдень, XXII век», где описаны как раз детские годы героев следующих произведений — Комов («Капитан»), Сидоров-Атос, Поль Гнедых — Либер Полли и Александр Костылин — Лин, появляется и их Учитель.

При этом Учитель из мира Полдня — не робот, он может ошибаться, в «Жуке в муравейнике» учитель Льва Абалкина признает свою ошибку в воспитании ученика, но здесь стоит учесть, что он был поставлен в условия, когда власть в лице земных спецслужб не дали ему полную информацию о происхождении Льва Абалкина, и фактически его ошибка носила характер вынужденной. Тем не менее, ошибки в подобной системе возможны, а значит — в ней должен существовать механизм либо сброса таких ошибок (собственно, в «Жуке» Странник «сбросил» эту ошибку предельно брутально, застрелив Абалкина — привет гуманистам из нашего настоящего), возможны и менее летальные способы — тому же Абалкину был запрещен въезд на Землю, и весь сюжет «Жука» построен на том, что этот запрет был нарушен.

Дмитро Гончарук: Чому потрібні антиутопії

Усе різноманіття романів-антиутопій, по суті, можна звести до трьох груп, але за іронією долі ці книги або сконцентровані на минулому, або з'являються занадто пізно, коли явище, якому вони присвячені і перешкодити якому хочуть, вже розвивається на всіх парах, а отже, в обох випадках їх – як тепер модно говорити – меседж залишається талановитим та яскравим, але практично марним.

До першої групи я б відніс антиутопію-застереження або антиутопію-лякалку. Давно і чудово всім відомі "1984" Оруелла, "Дивний новий світ" Хакслі, "451 за Фаренгейтом" Рея Бредбері, менш відомі "Ми" Замятіна та "Котлован" Платонова покликані продемонструвати жахи тоталітарного ладу, "Покірність" Мішеля Уельбека "Мечеть Паризької Богоматері" Є. Чудінової - процес етнічного заміщення та ісламізації Європи. До речі, найближчою до реальності книгою, присвяченою цій темі, виявилося оповідання Жана Распая "Стан вибраних", написане ним у 1973 році. У ньому розповідається про те, як Європа стає жертвою величезної хвилі біженців з Африки та Азії та до чого це призводить. Раджу почитати. У першому випадку небезпека тоталітаризму у тому вигляді, як його побоювалися в середині століття, практично звелася нанівець, і навіть тоталітаризм фінансово-капіталістичний, диктат суспільства споживання, виявився не таким гуманним, як у "Хижих речах століття" Стругацьких, з іншими небезпеками, суттєвішими за наркотик "слег" і нестримний шопоголізм - хоч і це, безумовно, має місце, - ближчими, скоріше, до всесвіту з "Години бика" Івана Єфремова.

Другу групу складають антиутопії-пародії, що розвинулися із сатиричних памфлетів Середньовіччя, метою яких є висміяти поточний стан справ, як правило, езоповою мовою та в метафоричній формі. Родоначальником такого роду твори, мабуть, є оповідання китайського письменника Лао Ше "Записки про котяче місто", опублікована в 1932 році. Цей текст можна вважати казковою алюзією на китайське суспільство 30-х років ХХ століття. У цей час Китай переживав період смутного часу. У країні вирує громадянська війна: Гоміньдан проводить політику терору щодо всіх своїх супротивників, і насамперед проти створених під керівництвом КПК загонів Червоної армії Китаю. Створено опозиційний Тимчасовий центральний уряд Китайської Радянської республіки. Трагедію громадянської війни посилює окупація Японією Північно-Східного Китаю та створення там маріонеткової держави на чолі з останнім імператором цинської династії Пу Ї (що зрікся престолу в 1912 році). Дія відбувається на Марсі, де нібито існує цивілізація істот, що зовні нагадують кішок. Головний герой-землянин, озброєний пістолетом і сірниками, виявляється володарем найпотужнішої зброї у котячому світі. Котяче місто — столиця держави, що хизується своєю давньою історією, поезією і культурою, проте занепала внаслідок вирощування «дурманних» дерев і розтління правлячої еліти. В результаті у котячій державі, куди потрапив оповідач, приміром, настала загальна грамотність (внаслідок одноденного перебування у школі-університеті), війська не захищають народ, а грабують людей, їх трохи стримує лише страх перед іноземцями-сторожами – нічого не нагадує?

Ом Панаев: Мир будущего в "Туманности Андромеды" Ивана Ефремова

С творчеством фантаста Ивана Ефремова я познакомился давно: ещё в 1988 году прочитал роман «Лезвие бритвы». Потом были повести «На краю Ойкумены» и «Звёздные корабли», роман «Час Быка» и некоторые рассказы. Роман «Туманность Андромеды» всё это время стояла на книжной полке – с 1986 года. В течение 35 лет я, наверное, десятки раз брал книгу в руки, раскрывал и пытался читать, но… она не читалась. Две-три-пять страниц прочитывались – и всё, на этом чтение заканчивалось. Уж очень нудной и неинтересной казалась мне книга.

Но я решил совершить усилие и одолеть этот чёртов роман. Тем более что он считается классикой советской фантастики, одним из первых в своём жанре. Прочитал. И даже фильм одноимённый посмотрел. Что я могу сказать о прочитанном и увиденном… По сегодняшним меркам книга слабовата, а фильм – вообще никакой, можно даже сказать, позорный. Для середины 1950-х, когда Ефремов писал «Туманность Андромеды», такая фантастика воспринималась читателями с восторгом. Их можно понять. Но испытание временем этот роман не выдержал. Он очень слаб, наивен и затянут. Впрочем, наверняка и сейчас найдутся любители и ценители «Туманности Андромеды». Больше не буду распространяться о своём восприятии книги; расскажу о мире будущего, который описан в романе Ефремова. 

ХРОНОЛОГИЯ

Действие романа Ивана Ефремова «Туманность Андромеды» происходит в далёком будущем, которое отстоит от сегодняшнего дня на 1500-2000 лет. Вся история человечества пересмотрена и классифицирована заново. Эры развития человечества выглядят так:

1. Эра Разобщённого Мира (ЭРМ) – начиная от первых государств до появления социалистического лагеря. ЭРМ состоит из таких веков:

- Античных;

- Тёмных (Средневековье);

- Капитализма;

- Расщепления (разделение мира на социалистический и капиталистический лагерь).

2. Эра Мирового Воссоединения (ЭМВ) – победа социализма и переход к коммунизму во всём мире. ЭМВ делится на такие века:

- Союз Стран;

- Союз Разных Языков;

- Союз Борьбы за Энергию;

- Союз Общего Языка.

3. Эра Общего Труда (ЭОТ) – «самая великолепная в истории человечества» (по словам историка Веды Конг). На Земле создано всемирное государство, человечество объединилось, войны и конфликты остались в прошлом, на всей планете – коммунизм. Века ЭОТ:

- Упрощения Вещей;

- Переустройства;

- Первого Изобилия;

- Космоса.

4. Эра Великого Кольца (ЭВК) – после расшифровки послания инопланетной цивилизации Земля вступила в Великое Кольцо (галактическая сеть для обмена информацией). 

Действие романа происходит 3233-3234 годах Эры Великого Кольца.

Рустем Вахитов: Урсула Ле Гуин: Традиционалистские мотивы «Роканнона»

1.

Урсула Ле Гуин – американская писательница-фантаст, которую обычно относят к представителям «крайней левой». Действительно, отдельные ее романы представляют собой своего рода манифесты неоанархизма, правда, сильно сдобренные философией и лирикой, что искупает их политизированность и поднимает их до уровня подлинно литературных текстов. Скажем, в книге «Обделенные» Ле Гуин изображает планету Анаррес, на которой победили одонийцы – сторонники либертаристского, негосударственного коммунизма. Не сказать, чтоб Ле Гуин рисовала их жизнь как рай земной, но все же она выглядит гораздо привлекательнее, чем жизнь людей капиталистического общества с соседней планеты Уррес. На приверженность писательницы к «левым идеям» указывают и обильные апологетические рассуждения Ле Гуин о гомосексуальной любви и вообще экспериментах в области пола в большинстве ее книг, не говоря уже о публичных выступлениях писательницы в печати и Сети. Всего этого достаточно, чтоб понять: почему имя Ле Гуин неизменно фигурирует в библиотеках анархистских сайтов Интернета.

Галина Иванкина: Антиутопия?

Я очень долго не желала читать хрестоматийную вещь Евгения Замятина «Мы» — именно потому что её обзывали хрестоматийной. Она считалась изначалом таких кошмаров, как «О, дивный новый мир» Олдоса Хаксли, «1984» Оруэлла и «Москва 2042» Войновича. А ещё, эту вещь неизменно ставили в единый ряд с платоновским «Котлованом» и объединяли общей формулой «глубокий антитоталитарный замысел». Британский ужас Оруэлла с капустной вонью и бытовыми неудобствами перекликался в миром Войновича и упирался в Котлован. Ад мистера Хаксли был стерилен с виду, но давно сгнил изнутри — его первые были не лучше последних и «альфа»-представители смотрелись не умней/не краше всяких «дельт».

Но замятинский мир … это сильно другое. Больше того, когда я наконец-то до него добралась, я увидела совсем иное. Не пугающее и не отталкивающее. А, скорее, завораживающее. Нет, я не хотела бы там жить — я слишком интровертна, чтобы избрать сие в качество личного идеала. Но, тем не менее, это — мощно и свежо. Впрочем, предоставим слово самому автору: «Через 120 дней заканчивается постройка Интеграла. Близок великий, исторический час, когда первый Интеграл взовьется в мировое пространство. Тысячу лет тому назад ваши героические предки покорили власти Единого Государства весь земной шар. Вам предстоит еще более славный подвиг: стеклянным, электрическим, огнедышащим Интегралом проинтегрировать бесконечное уравнение Вселенной. Вам предстоит благодетельному игу разума подчинить неведомые существа, обитающие на иных планетах — быть может, еще в диком состоянии свободы».

Александр Елисеев: Предчувствие Железной пяты (конспект)

Мировые элиты ставят своей высшей целью такое накопление, которое сопровождалось бы тотальным обнищанием подавляющего (точнее даже – подавляемого) большинства. Само же это большинство воспринимается элитариями как совокупность онтологически ущербных существ, удел которых — пребывать на абсолютном социальном дне. Возможно, элитарии даже не считают большинство за людей, или же ставят выше человеческого самих себя. По мнению элитариев, ущербность большинства выражается в его неспособности сосредотачивать мегакапиталы, само наличие которых уже свидетельствует о покровительстве неких могущественных сил. (1). В представлении элитариев большинство неспособно владеть ресурсами, однако, пытается это делать. И если ему удается что-либо заполучить, то оно оскверняет богатство, которое может быть явлено в мир только по воле избранных. Поэтому претензию большинства на собственность и власть нужно подавлять всеми методами – как экономическими, так и политическими. Собственно говоря, на раннем этапе развития капитализма все так и было. Западные демократии представляли собой откровенно элитарные сообщества, в которых избирательные права имели только богатые граждане. Большинство же представляло собой бесправную толпу, которая подвергалась жутчайшему уголовно-капиталистическому террору, направленному на то, чтобы привить уважение к собственности элитариев. Так, в Англии прошлого века подростка могли повесть за незначительную кражу.

Н. Гаврилова: Андрей Платонов и Павел Филонов: О поэтике повести «Котлован»

Андрей Платонов при первом знакомстве ошеломляет всякого. Его язык, диковинный, но и в высшей степени органичный, глубоко волнует. Манера кажется вычурной, трудно совладать с искушением сгладить, выпрямить этот вызывающий болезненное чувство стиль. Однако внутренняя упорядоченность речи, подчиненность общему замыслу не подлежат сомнению.
Для установления связи между платоновским мировоззрением и его художественным методом повесть «Котлован» — благодатнейший материал. Предельно сжатый рассказ о закладке здания в городе и о недельном пребывании героев в близлежащей деревне вместил в себя важные для Платонова философские, социальные и нравственные проблемы.
..Мы все еще стояли перед загадкой Платонова, а нам уже была уготована ошеломляющая встреча с Павлом Филоновым. И опять волнующий, сбивающий с толку способ изображения, настораживающий и одновременно захватывающий. К тому же прямо на выставке Филонова предлагались отрывки из его теоретических работ — «Канон и закон», «Сделанные картины», которые дают возможность соотнести зрительское видение с авторским. Нам обещано не только то, что художник видит, но и то, что он знает. Филоновское различение «глаза видящего» и «глаза знающего» как раз и наталкивает на мысль о Платонове. Полотна Филонова, предъявляющие не внешний вид, а самую сущность вещей, вызывают в памяти картинку из повести «Котлован»: «Ласточки низко мчались над склоненными роющими людьми, они смолкали крыльями от усталости, и под их пухом и перьями был пот нужды — они летали с самой зари, не переставая мучить себя для сытости птенцов и подруг». В стремительном полете ласточек Платонов мог разглядеть «пот нужды» под пухом и перьями, услышать смолкнувшие от усталости крылья, угадать тяжелую птичью долю.

Мария Галина: Hyperfiction: Жестокие объятия утопии, или Как избежать смерти духа

В марте 2017 года центр исследований России и Евразии (Uppsala Centre for Russian and Eurasian Studies) старейшего скандинавского университета (Уппсала, Швеция) провел международную конференцию с показательным названием Languages of Utopia: (Geo)political Identity-Making in Post-Soviet Russian Speculative Fiction.

Speculative Fiction — довольно удобный термин, объединяющий «фэнтези», «научную фантастику» и «альтернативную историю», от высоких образцов жанра до массовых поделок. Этот род литературы многими
критиками и литературоведами воспринимается пренебрежительно (мол, какая-то фантастика!), да и само слово «фантастика» благодаря нашей, отечественной авторской и издательской неразборчивости тоже уже стало чуть ли не ругательством. И вот вдруг — казалось бы, неожиданно — этому «низкому» жанру оказалась посвящена целая конференция. Да еще где! В одном из старейших университетов Европы.

На самом деле эта самая Speculative Fiction (литература условности) — прекрасный индикатор того, что называют «умонастроениями масс». Возможно, более информативный, чем так называемые реалистические тексты (где реализм выступает в качестве инструмента). «Научная фантастика» ХХ века помогала современникам адаптироваться в быстро меняющемся мире, фэнтези — приспосабливаться к эпохе глобализации (Марк Липовецкий [1], в частности, говорит о том, как благодаря произведениям с неантропоморфными героями массовое сознание осваивает образ другого). Потому неудивительно, что наряду, скажем, с докладами о «Лавре» и «Авиаторе» Евгения Водолазкина (Muireann Maguire), «Теллурии» Владимира Сорокина (Марк Липовецкий) и «ЖД» Дмитрия Быкова (Sofya Khagi) рассматривалась, например, «конвентная литература» — от запорожской вольницы «Звездного моста» (Matthias Schwartz) до вальяжно-имперского «Бастиона» (Михаил Суслов) и «проектная» литература — в частности, серия «Этногенез» (Ирина Коткина). Хороша ли, плоха ли наша фантастика — именно она оказалась зеркалом той картины реальности, которая выстраивается в умах народонаселения, и в этом смысле она интереснейший объект исследования.

Но вернемся к теме конференции, обозначенной ее организатором Михаилом Сусловым как «Языки Утопии».

Владимир Буковский: Не хочу жить в антиутопии (беседа Вадима Штепы)

Говорят, что со старыми диссидентами беседовать непросто - годы подполья сделали многих из них довольно замкнутыми персонами. Поэтому я был удивлен весьма радушной встрече с гостеприимным хозяином профессорского дома в пригороде Кембриджа. Мы проговорили часа полтора - за крепким чаем с карельским бальзамом. Об Англии напоминал лишь типично британский, жарко потрескивавший камин.

Я люблю легендарных личностей, и Буковский - именно из их числа. Некогда самый известный советский диссидент, отмотавший в общей сложности 12 лет за "антисоветское хулиганство". Конфликт с властью у него начался еще в ранней юности, когда за издание рукописного журнала он был исключен из школы. Апофеозом этого противостояния стал знаменитый обмен 1976 года, когда "неисправимого" 33-летнего Буковского обменяли на "пламенного" чилийского коммуниста Луиса Корвалана. Это событие породило тогда народную частушку:

Обменяли хулигана
На Луиса Корвалана,
Где б найти такую б…,
Чтоб на Брежнева сменять?

Долго искать не пришлось. Вскоре к власти пришел Горбачев, и Корвалан тихо сбежал от своих советских "освободителей" - обратно в "фашистскую" Чили. Где тоже вскоре началась "перестройка" и он, подобно своим московским товарищам, стал "новым чилийцем". А "отщепенец" Буковский, в отличие от бывших партийных бонз и нынешних олигархов, живет весьма скромно. Он до сих пор ломает удобные стереотипы, и поныне спорит с властями - только уже с британскими и европейскими и, в основном, о тенденциях мировой политики. И порой высказывает пугающие кое-кого, но неизменно сбывающиеся пророчества. С этого мы и начали.

В круге новом
Вадим Штепа - Владимир Константинович, в России вы известны как интеллектуал и аналитик, предсказавший еще в 1984 году скорый распад Советского Союза, хотя к этому тогда не было, казалось, никаких предпосылок. Чувствуете ли вы себя счастливым, наблюдая исполнение ваших пророчеств?

Владимир Буковский - Далеко не всегда, потому что обычно мои предсказания довольно мрачные. Но иногда они забавляют. В 84-м, действительно, все вспоминали книгу Оруэлла и мне тогда задали вопрос - каким я вижу СССР в XXI веке? А я ответил, что считаю этот вопрос нелепым, ибо уже через 10 лет этой страны просто не будет. Тогда такой ответ многих шокировал, и его припоминают мне до сих пор. (Смеется).

- И все же: что случилось тогда, на рубеже 80-90-х? Почему власть, жестоко преследовавшая диссидентов, вдруг во мгновение ока перехватила ваши идеи, а вы сами остались, как и были, невостребованными?

- А это как раз был наиболее логичный выход для власти. Эти люди сидели у власти десятилетиями и поколениями, и естественно, терять ее не желали. Но когда рухнули цены на нефть, и мировая ситуация стала меняться, им пришлось срочно менять имидж. А при том, что у нас, диссидентов, там не было никаких социальных позиций и возможностей влияния, у нас все же был наработан определенный интеллектуальный потенциал, язык, понятный окружающему миру. Вот этим потенциалом и языком система при Горбачеве вовсю и воспользовалась.

- Да, когда главный идеолог Политбюро Яковлев вдруг заговорил словами тех, кого он десятилетиями травил - в этом было что-то сюрреальное…