Почему Интермариум?: интервью с Еленой Семенякой, международным секретарем Национального Корпуса (Украина)

Пропонуємо Вашій увазі інтерв’ю з Оленою Семенякою, міжнародним секретарем Національного Корпусу й керівником проекту «Блок міжнародних відносин» партії. Коло питань, піднятих в інтерв’ю, виходять за межі власне української проблематики, значною мірою обертаючись навколо Інтермаріуму як геополітичної й культурно-цивілізаційної альтернативи не лише мультикультурному ЄС, а передусім неоєвразійській РФ. Спілкувався Алексей Рейнс.

Олена или Елена? В сети пишут по-разному.

Даже Алёна, как недавно прозвучало мое имя на федеральном канале Россия 24 в феерическом выпуске передачи К. Семина о международной деятельности Нацкорпуса, почему-то названного «подразделением батальона Азов»; впрочем, содержание таких программ, думаю, осуждать бессмысленно. На современном языке международного общения, английском, пишу Olena Semenyaka, подчеркивая свое украинское происхождение, но в личном общении отзываюсь на все три вариации моего имени на славянских просторах (Олена, Елена, Алёна).

Некоторые заграничные контакты, далекие от «русского мира» и путинизма, предпочитают вариант Elena, например, английский теоретик национал-анархизма, неофолк-музыкант, эссеист и владелец Black Front Press Трой Саутгейт, немцам и скандинавам близка Helena, но в целом «бренд» Olena Semenyaka уверенно лидирует, особенно после Майдана. До такой степени, что многие русскоязычные называют меня «Олэна», то есть имя превращается в позывной.

Частично путаницу создала я сама, связывая сферу интересов с тем или иным именем. Например, чтобы у человека, следящего за деятельностью Olena Semenyaka, Интермариум и Панъевропа не смешивались в одну кучу с Black Metal, сакральной географией и мифологией, публикации на эту тему я подписываю именем Helena.

Можно было бы обойтись без этих эгоцентрических подробностей, но в свете моей международной деятельности важно подчеркнуть ее панъевропейский контекст, то есть то, что это обилие имен никак не свести к русско-украинскому языковому вопросу и тому или иному штампу на идентичности. Хотя при желании можно было бы раздуть из этого очередную подозрительную историю, так как в роду у меня действительно была русская / русскоязычная бабушка Елена, в честь которой меня и назвали. В отличие от некоторых западноукраинских коллег, чьи деды не просто были антисоветскими партизанами, но и приняли смерть от рук НКВДистов, у меня в роду с преемственностью поколений, в идеале занятых единой освободительной борьбой, не все так однозначно.

О происхождении бабушки Лены известно довольно мало, так как она родилась в Краснодаре, воспитывалась в детском доме в Ленинграде и, как и полагается в таких историях, только погодя узнала от няни о том, что ее родителей убили, припоминая флешбеки в виде большого дома и военной униформы, из чего можно предположить, что это была белогвардейская семья, сметенная красными. Что, впрочем, не помешало ей стать убежденной социалисткой и военной медсестрой, прошедшей всю вторую мировую и, по некоторым сведениям, сопровождавшей в самолете Франклина Рузвельта, тогда передвигавшегося на инвалидном кресле, на Ялтинскую конференцию в 1945 г. Встретив столь же фанатично преданного военному делу деда во Владивостоке, отказалась от предложенной квартиры в Ялте, избрав тяжелые трудовые будни в его родном с. Ничипоровка под Яготином (Киевская область), где и провела всю оставшуюся жизнь, обучаясь ритмам украинского села и пользуясь там большим признанием как человек, а также получая открытки с обращением «Олена Львівна». Таким образом, для меня она всегда останется достоянием украинской земли, и не просто потому, что она родом из Кубани.

На этом фоне, мне не принципиально, каким именем меня подписывают на неукраиноязычных ресурсах: дела и проистекающая из них репутация куда важнее. А доставшееся по наследству хладнокровное отношение к политике и войне в моем лице еще не раз сослужит службу новому поколению украинских патриотов, вынужденных наблюдать путинское победобесие.

Из ответа на этот невинный вопрос можно сделать вывод о том, что этнолингвистическая субстанция иногда ярче проявляется именно тогда, когда имеет несколько языковых проекций. И чем больше народов «узнают» себя в том, что я пишу, «национализируя» мое имя, тем проще доносить до них эти идеи.

Не знаю, как тебя правильно называть. Ты международный эксперт, правый философ, консервативный мыслитель? Кем себя сама считаешь?

Ближе всего второе, хотя в университете (НаУКМА) нам не уставали повторять, в общем-то справедливо, что «философ» – это Сократ или Платон, а вы – «историки философии», и то не факт, что состоявшиеся. С этим можно согласиться, выдвинув требование к современным претендентам на это звание подтвердить притязания «философским образом жизни» или хотя бы написанием философского трактата (защита диссертации, увы, давно уже не показатель). С другой стороны, «философ» звучит не более завышено и громко, чем очередной «эксперт», вещающий для столь же многознающих «экспертов», а доксограф, компилирующий рефераты по истории философии, в принципе ничего не скажет обществу, правому или левому. К тому же на статус человека с философским мировоззрением, отраженном в текстах разного периода, определенно претендовать могу.

Другое дело, что эпитет «правый» влечет за собой целый ворох сомнительных коннотаций, вследствие чего «правый философ», как и «правый интеллектуал», воспринимается как оксюморон. Ведь интеллектуал, предполагается, по определению левый или либерал, отстаивающий свободу прессы и слова и обвиняющий государство, а философ, дабы не утратить свойство вопрошания, не может быть глашатаем догматических истин – идеологом. Можно, конечно, идти по стопам академического философа-неогегельянца Джованни Джентиле, в духе платоновской «Республики» нашедшего себя на страже итальянского этатизма, и в этом не будет противоречия. Но в нашем обществе приходится проделывать серьезную работу, во-первых, перекрывая отчасти справедливые, отчасти навязанные либеральными СМИ стереотипы о «правых», во-вторых, модернизируя само общество, в котором интеллектуал и уж тем более философ практически не играют никакой публичной роли, только декоративную (в духе «и у нас есть ученые»). Что уже говорить о высших материях вроде понимания того, что правительства, медиа и система образования сейчас по преимуществу находятся в руках у «леволибералов», и настоящими диссидентами и еретиками являются именно правые интеллектуалы. А этот затяжной период правого диссидентства, длящийся со времен второй мировой, в свою очередь, нередко понижает качество «правого» дискурса, застывшего в реакционной и защитной позе. Вместо успехов в малом и реального взаимодействия с реальными людьми, банально родственниками, соседями или друзьями, «правые» бросают вызов мировому правительству и «Кали-юге», пока общественным сознанием владеют оппоненты.

Поэтому «правых» ассоциаций не боюсь, но предпочитаю говорить о Третьем Пути и реформировать украинские «правые» круги в этом направлении. К тому же Третий Путь – это по сути геополитический и культурфилософский панъевропеизм, и это точка, где сходятся мое философское исследование диалога Эрнста Юнгера и Мартина Хайдеггера о новой метафизике и международная деятельность. «Философ Третьего Пути» – звучит довольно странно, но в принципе это корректное определение. В плане международной деятельности «философия панъевропеизма (Третьего Пути)», само собой, преобразуется в соответствующую «геостратегию». Тем более «крестный отец» Третьего Пути, Фридрих Ницше, был одним из первопроходцев панъевропеизма, симпатизировал «молодым» восточноевропейским нациям, особенно полякам, но и русским, одновременно оставив ценные размышления о том, что угрожающее усиление мощи Российской империи призвано пробудить «пораженную династическим и демократическим многоволием» Европу к становлению сверхдержавой.

Но в целом твоя постановка вопроса верна: современным правым просто необходимо осуществлять революцию в университетах и системе образования, всячески подчеркивая свою причастность к ней. Успехи немецкой партии AfD, в которой, вопреки распространенным убеждениям, существует приличное проукраинское крыло, в значительной степени объясняются тем, что это «партия профессоров». В этом смысле Национальный Корпус, запустивший серию образовательных программ, также на правильном пути, хотя вследствие объективного военно-политического положения Украины мы ассоциируемся скорее с «партией силы», и для полноценного сотрудничества с западными правопопулистами такого рода мы должны сделать образование приоритетом, а не одним из векторов деятельности. Без привлечения правых интеллектуалов и вложений в их публичную работу никакого правопопулистского поворота в мире бы не состоялось, и украинским националистам не стоит рассчитывать на серьезный электоральный результат без углубления подходов в этом направлении.

Ты состояла в правом движении ещё до Революции. Почему? Тогда это было ой как непросто — правые были прямо таки без сарказма «подпольной оппозицией».

До Революции моя деятельность была по преимуществу интеллектуальной, разворачиваясь на фоне последних курсов в университете, когда тема моей дипломной работы, «Трансформация консервативно-революционного субъекта в творчестве Эрнста Юнгера: от Рабочего до Анарха» («консервативная революция» – историческое название Третьего Пути), была одобрена к дальнейшему развитию в рамках аспирантуры без каких-либо вопросов. Само по себе, это внушало уверенность в завтрашнем дне «правой идеи», для меня – Третьего Пути. Видя, как перспективные студенты носятся с Эволой, некоторые преподаватели либеральных взглядов, не без вздоха, уже в то время прогнозировали «правый ренессанс» в мире. Действительно, мы можем наблюдать его сейчас, когда мои герметические академические изыскания, неожиданно для меня самой, находят практическое применение, тогда как ультрапрогрессивные ценности остаются достоянием «отдельной реальности» украинских грантоедов. Возрастающее число тревожных сообщений о расправах над украинскими националистами скорее говорило о готовой разразиться буре, чем невостребованности «критики справа».

Если не ошибаюсь, ты была одним из основателей Украинского Традиционалистического Клуба. Чем вы занимались?

На самом деле сооснователями УТК были Андрей Волошин и Эдуард Юрченко, с которым мы сейчас плечом к плечу работаем в Национальном Корпусе. Для меня все началось с того момента, когда наш коллега Святослав Вышинский создал блоггерскую сеть «Вкурсі.ком» и пригласил меня публиковать там свои академические работы и консервативно-революционные студии, в 2010 г. А познакомились мы также в довольно знаковом контексте: 10 лет назад на студенческо-аспирантской конференции 2008 года в НаУКМА «Філософія: нове покоління. Територія Революції», организацией которой в числе других студентов занималась я. Название доклада С. Вышинского звучало так: «Консервативна Революція як акт реставрації традиційного світу». Забавно, что модератором секции, в рамках которой завязалась оживленное обсуждение этой темы, был переводчик, эссеист, литературовед левых взглядов Андрей Репа, хотя, наверно, даже он не мог предвидеть, во что в итоге выльется этот интерес.

Через два года на «Вкурсі.ком» мои публикации заметил политолог, геополитик, поэт-археофутурист Андрей Волошин и пригласил меня прочесть доклад об Эрнсте Юнгере на очередном заседании УТК, где я также встретилась с «левым человеком справа» Игорем Гаркавенко. С тех пор я начала регулярно читать лекции на мероприятиях этого метаполитического сообщества, сосредоточенного на изучении и популяризации наследия украинских теоретиков консерватизма и национализма, а также классиков интегрального (Рене Генон), «радикального» (Юлиус Эвола) и «мягкого» (Мирча Элиаде) традиционализма.

Если бы не изначальная широта интеллектуальной платформы Клуба, мой вклад можно было бы считать диверсией, поскольку консервативную революцию я интерпретирую как альтернативный модернизм, в том числе на посвященных монархизму заседаниях (максимум «абсолютизма», с которым соотносится реакционный модернизм – это авторитарный вождизм-цезаризм). Не знаю, кто на кого повлиял, но С. Вышинский в дальнейшем также писал о «не-консервативной революции» вместо реставрации. Впрочем, все так или иначе сходились на своих симпатиях к археофутуризму.

В рамках УТК находилось место и для вечера поэзии Эзры Паунда, и для поездок в тогда еще не оккупированный Донецк на конференции им. Рене Генона, Мирчи Элиаде и Юлиуса Эволы, организованные нашим коллегой Русланом Халиковым, и для заседаний в помещении Института философии им. Г. Сковороды НАН Украины, где проходят защиты диссертаций. Само собой, все эти мероприятия посещала крайне разнородная публика – от профессоров до праворадикальной молодежи. Таким же был состав участников, к примеру, акции памяти Доминика Веннера под Французским посольством в Киеве.

Учитывая то, что враждебные историографии стремятся показать несостоятельность украинской государственнической традиции и национализма, решение УТК вписать их в мировой контекст «критики справа» было однозначно верным и сразу же замеченным за рубежом. Американские, британские, французские и пр. контакты не заставили себя долго ждать.

При всем интеллектуализме этого сообщества, думаю, все воспринимали его прежде всего как кузню кадров на случай революционного прорыва в Украине и, на следующем этапе, ожидали вливания средств в платформы такого рода, так как переводы, организация мероприятий, поездки за рубеж и прием иностранных гостей своими силами удавались не всегда. Поэтому с начала революции Майдана и войны мы провели всего несколько заседаний, погрузившись с головой в революционную стихию и дальнейшую политработу организационного толка. Сегодня метаполитический горизонт УТК реализуется вокруг литклуба «Пломинь» – одного из проектов Азовского движения под руководством Анны Клокун, с которым я сотрудничаю очень тесно.

В 2013/14 гг., оценив масштабы развернутой Кремлем информационной войны против Правого Сектора как широкого национал-революционного движения, к которому примкнуло большинство националистов, я начала использовать наработанную международную базу контактов и раскрученные соцсети для освещения борьбы и достижений украинских революционеров как автономного политического фактора, неподконтрольного «Западу» (теперь же впору опровергать аналогичные манипуляции о кукловодчестве РФ). Чуть позже я договорилась с Дмитрием Ярошем об официальном представительстве Правого Сектора для зарубежной аудитории, которая буквально завалила меня телефонными звонками и запросами на интервью. Хотя заметной перемены в интенсивности работы не произошло: за три года до революции я свыклась с ролью политического солдата, просто поле битвы стало видно массам.

Репрессии Януковича вас не задели?

Напрямую нет. На нашем информационном ресурсе rozum.info мы регулярно публиковали новости о деле «Васильковских террористов», затем о задержании Андрея Билецкого, теперь лидера крупнейшего националистического движения в Украине. Ведь мы сотрудничали с «Патриотом Украины», породившим «террористов», как наиболее близкой в идейном плане националистической организацией, хоть и приветствовали успех ВО Свобода на выборах 2012 г. (более 10 %) как признак улучшения политического климата для националистов. Андрей Волошин даже пытался самостоятельно баллотироваться по одномандатному избирательному округу, где предсказуемо победил депутат «Батьківщини».

Эдуард Юрченко предпринял еще более смелую попытку энтризма, внося смуту в умы регионалов. Большинством это было воспринято как троллинг в духе «Веселой монархии», цикла аудиозаписей шутливых импровизаций Эдуарда на идеологические темы, так как никто бы не дождался административного содействия правящей партии, скажем, в организации XV заседания УТК, посвященного украинскому повстанческому движению времен второй мировой, которое прошло с участием известного ветерана УПА и руководителя подполья ОУН Киевской области Владимира Покотило. Однако ему удалось совершить настоящую диверсию в тылу у врага: возглавляя Печерское районное отделение Партии Регионов, Эдуард Юрченко записал более сотни националистов, состоящих в разных организациях, в списки ВГО «Загальновоїнська спілка України», удостоверение о принадлежности к которой помогало им избегать арестов при учащающихся столкновениях с правоохранительными органами в 2012-2013 гг. Этот союз, возглавляемый Олегом Калашниковым, использовался Януковичем для рекрутинга титушек, в дальнейшем ставших на службу Анти-Майдану. Как один из организаторов последнего, Калашников должен был предстать перед судом, но был убит неизвестными в 2015 г.

Возвращаясь к преддверию Майдана, закручивание гаек в националистическом движении активно обсуждалось на заседаниях УТК, плавно перешедших в обоснование национальной революции и ее неизбежной первой фазы – переворота режима Януковича. Так что он, можно сказать, упустил момент.

В апреле 2014 твоя должность в Правом Секторе звучала как «пресс-секретарь по вопросам общения с зарубежными организациями». В чём заключалась работа?

Моей программой-минимум был перевод заявлений Правого Сектора и опровержение лавины пропагандистских фейков Кремля о националистах, убитых правосеками милиционерах и пр. визитках Яроша, но основной работой было предоставление обстоятельных интервью на английском о предпосылках, протекании и целях революции, истории националистического движения, украинской идентичности и истории Украины вообще, в частности в свете соседства с Россией. Дистанционной работой все не ограничивалось, так как в мои обязанности входил прием иностранных гостей, приехавших поддержать Правый Сектор и националистический фактор Майдана.

Например, шведские идентитарии «Нордическая молодежь» (Nordisk Ungdom), одна из первых «правых» организаций, призвавшая коллег поддержать Украину, за время революции несколько раз бывали на Майдане, привозили деньги в Штаб Правого Сектора, угощали украинцев традиционной скандинавской кухней на Крещатике и выступали в захваченной КМДА. Речь их международного секретаря Фредрика Хагберга была посвящена катастрофической ситуации в Швеции во всем, что касается шведской национальной идентичности, то есть, по сути, была речью-предупреждением украинцам, убеждающая их не повторять ошибки Швеции и, вместо навязанного выбора между Россией и ЕС, строить новую Европу Наций, что совпадало с геополитической установкой Правого Сектора.

Это соотносится с программой-максимум и настоящим горизонтом моей работы, который смог развернуться только сейчас. Но уже в 2014 г. я договаривалась с главным редактором издательства Arktos Джоном Морганом, который делал упор на традиционалистской литературе и присылал УТК изданные книги на рецензирование, а также выступал по нашему приглашению в КМДА, о публикации сборника статей авторства идеологов украинского национализма и нового поколения строителей украинской государственности, а вместе с ней и новой Европы, на английском. Сооснователи издательства, выпускающего одну книгу Александра Дугина за другой, по его настоянию, воспрепятствовали этому плану, и сейчас издательством руководит Даниэль Фриберг, переориентировавший его на Alt-Right, а Джон Морган подумывает о собственном издательском доме.

Главное то, что уже в свою бытность международным секретарем Правого Сектора я оспаривала москвоцентризм, то есть имидж РФ как центра притяжения или союзника националистических сил Европы, аргументируя возрождение «третьего геополитического пути» в революционном Киеве. Англоязычных интервью, которые также переводились на французский, немецкий и др. языки, было достаточно для привлечения внимания националистических партий, по ряду причин, сейчас дозревших до более плотного общения и реального сотрудничества с нами. Спустя четыре года после революции Майдана, на волне терактов и «беженского кризиса» на Западе Европы, значение фактора правопопулистских сил возросло десятикратно, и тот, кто занимается этим вопросом, покрывает существенный сегмент концепции макрорегиональной безопасности.

Твой уход из Правого Сектора в Азовское движение. Чем он был обусловлен?

Тем же, что и приход в Правый Сектор: выстраиванием проукраинского «правого интернационала» и стремлением развернуть национал-революционный импульс Майдана в «перезагрузку» всего культурно-цивилизационного европейского типа. Изначально воспринимая Правый Сектор как организацию зонтичного типа, я не противопоставляла его Черному Корпусу, из которого вырос полк Азов, особенно учитывая то, что лидер будущего Азовского движения Андрей Билецкий, освободившись из заключения, одно время был командиром Восточного отделения Правого Сектора.

При этом Правый Сектор уже успел зарегистрировать партию, а Дмитрий Ярош поучаствовать в президентских выборах, но обратной стороной процесса стала фрагментация Правого Сектора именно как единого национал-революционного движения. Замедленная или отсутствующая обратная связь усложняла международное представительство организации, от которой по привычке ожидали многого. Когда же Ярош заявил о своем намерении помогать новоизбранному президенту бороться с сепаратизмом, стало ясно, что с революционным путем и созданием «параллельных» государственных структур покончено. После нескольких попыток созыва революционного Майдана Ярош, как известно, сложил полномочия лидера Правого Сектора и возглавил умеренную ДІЮ (Державна Ініціатива Яроша). Одновременно Азовское движение, избрав альтернативный путь «от войны к политике», сосредоточилось на фронтовых достижениях, которые я освещала на его англоязычных страницах в соцсетях.

Отсюда тяжело назвать «уходом» несколько первых месяцев моего сотрудничества с Азовом по той причине, что Правый Сектор уже перестал существовать в том виде, в котором я его представляла за рубежом, а Гражданский Корпус «Азов», не говоря о партии «Национальный Корпус», еще не были созданы.

В записи на Вкурсі.ком, датированной 5-ым марта 2015 г., я прокомментировала сложившуюся ситуацию следующим образом: «…Я никогда не видела себя в исполнительной роли «промоутера» одной из правых сил, временно приняв ее из патриотических соображений, поскольку кремлевский удар по Украине во время и сразу же после Майдана пришелся именно на «Правый Сектор», а также из-за симпатий к Дмитрию Ярошу и решительных действий «правосеков» на Майдане, объединивших в своем составе большинство радикально настроенных протестантов в противовес не только режиму Януковича, но и либеральной оппозиции. Популяризировать консервативно-революционные идеи от имени организации с несколько отличной идеологической платформой смогу только в том случае, если она станет на путь систематической борьбы за власть во всех общественных сферах и сама почувствует потребность в такого рода идеологах. Сегодня, как и моих коллег, меня интересует политическая воля и личности уровня Шарля де Голля, способного взять власть в стране в свои руки, если «мирные планы» Петра Порошенко и антинародная экономическая программа Арсения Яценюка, которая должна была быть антиолигархической, себя дискредитируют. В ситуации войны с «ДНР» ни один из комбатов физически не способен раздвоиться и исполнить эту роль, а предпринимаемые ими попытки в этом направлении следует расценивать как поистине героические, потому, условно говоря, сейчас нет политической позиции, какую я могла бы транслировать на Запад в виде программы Великой Европейской Реконкисты, в которую должна была естественным образом вылиться победившая Украинская Национальная Революция согласно раннему замыслу «Правого Сектора»… Однако я рада принадлежать к числу людей, давших толчок «Правому Сектору», и в дальнейшем буду по возможности поддерживать это сотрудничество, так как это значимый фактор украинской политической жизни, и Ярош имеет шанс стать настоящим лидером национальной революции в Украине, хотя не разделяю правое движение на организации, перед парламентскими выборами помогала в основном «Азову» и в целом ориентирована на диалог со всем украинским и зарубежным обществом».

Ретроспективно могу сказать, что Украина и украинское националистическое движение только выиграли от такого поворота, так как Национальный Корпус, благодаря горизонту мышления Андрея Билецкого, вывел международное сотрудничество на нужный уровень, а Правый Сектор, после кратковременного пребывания в альянсе объединенных националистических сил Украины совместно с Национальным Корпусом, все-таки вернулся к дореволюционному формату «Тризуба», предпочтя кандидатуру Руслана Кошулинского. Думаю, никто не станет отрицать, что внешнеполитические темы и глобальная повестка никогда не были в числе приоритетов других националистических огранизаций.

Сейчас ты состоишь в высшей раде партии Нацкорпус, выступаешь как их главный спикер на международных конференциях. Я не ошибусь, если назову тебя неофициальным «министром иностранных дел от националистов»?

Где-то так я воспринимаюсь за рубежом, несмотря на эпизоды самостоятельной международной деятельности членов других националистических сил Украины. Пожалуй, это и есть следствие верности избранному международному курсу независимо от формальной партийной принадлежности, а также его развитого доктринального аспекта, который уравновешивает требования геополитической конъюнктуры.

В балтийских странах, впрочем, несколько раз работала в составе общей делегации объединенных украинских националистических сил, чаще всего с ВО Свобода, а глава отделения Нацкорпуса-Черновцы ездил в Эстонию и Финляндию вместе с активистами Правого Сектора.

Но факт остается фактом: именно Национальный Корпус имеет наиболее развитый международный отдел из числа самых крупных националистических партий Украины, а мое имя интеллектуального рупора украинских националистов звучало за рубежом еще до Майдана.

Насколько вообще правым партиям нужно вести международную деятельность? Особенно, если они не представлены в парламенте.

«Международная деятельность» не сводится к подписанию военных договоров одним росчерком пера и выделению биллионов на строительство энергетических коридоров, что может позволить себе и не каждое из правительств. Коротко описывая суть своей международной работы, я часто прибегаю к понятию «правого интернационала» именно для того, чтобы подчеркнуть взаимосвязь геополитики, идеологии и информационной войны.

Современные «правые» партии потому и испытывают сложности с попаданием и закреплением в парламенте, что совершенно игнорируют создание метанарратива, способного нейтрализовать предубеждения общества против правых, и понимают защиту «национальных интересов» крайне узко. Противодействие российским лобби на международной арене – это что, не защита украинских национальных интересов, от эффективности которой зависят итоги войны на востоке Украины и национально-освободительной борьбы? Не говоря уже об общих экономических проектах, инициировать которые под силу и гражданским активистам. Сотрудничество в сфере безопасности, в частности построения системы территориальной обороны, нам удается и с участием правительственных структур региона, к примеру.

Возвращаясь к афоризму Маркса об идее, которая становится материальной силой, когда овладевает массами, не стоит забывать о том, что Октябрьской революции предшествовала длительная идеологическая обработка «пролетариата», а притязания на мировую революцию реально упрощали осуществление левых переворотов в отдельных государствах. На этом фоне, правые наоборот нередко выставляют в качестве своего преимущества перед левыми фокус на собственных национальных интересах, признавая международное сотрудничество только там, где оно действительно необходимо и даже неизбежно. Плачевный результат, как говорится, налицо.

То есть правые склонны смешивать вопрос о степени децентрализации наднациональных альянсов с разработкой правого универсализма на концептуальном уровне – универсального именно потому, что касается сферы идей, а не территорий и власти. Итого якобы далекая от цели прихода к власти «геополитика» и есть залогом электорального успеха националистов.

Невозможно исключить «метаполитическую» составляющую из моей деятельности, редуцировав ее к согласованию различных национальных интересов, как невозможно исключить информационное измерение из гибридной войны Кремля, которое, опять-таки, не исчерпывается распространением фейков и очернением украинских патриотов, опираясь на известные стереотипы из области истории и этнопсихологии. В 21 веке, чистые политологи-международники мало что могут сделать, особенно в случае Украины. Комментируя практические успехи Национального Корпуса на международной арене, западные исследователи отдают себе отчет в том, и пишут об этом, что он зиждется на Ренессансе идей «Третьего Пути». Действительно, это подводная часть айсберга моей видимой работы.

Наконец, отсутствующая международная стратегия нынешней украинской власти (думаю, не стоит объяснять, что это не внесенный в Конституцию спам о «стратегическом курсе Украины на вступление в ЕС и НАТО») просто обязует к заблаговременному построению альтернативного МЗС и прочих ведомств. Яркий пример: 17 сентября Центр «Новая Европа» организовал публичную дискуссию на тему «Инициатива «Триморья»: окна возможностей для Украины» по случаю проведения саммита Триморья в Бухаресте. Как известно, формально проект Триморья адресован только странам-членам ЕС, но даже чисто географически он немыслим без Украины. Дискуссия прошла с участием советника Верховной Рады и представителей посольств Польши и Румынии, однако ни приглашенный Директор Политического департамента МЗС Алексей Макеев, ни другие сотрудники министерства не явились. Что может быть более символичной иллюстрацией к «окнам возможностей» для Украины с таким МЗС, точнее, будем честными, внешней политикой Президента?..

Более того, теперешнее МЗС не справляется даже с реактивно-негативной функцией. Требовать выдворения из Украины венгерского консула в г. Берегово за тайную раздачу украинским гражданам удостоверений зарубежного венгра под стены МЗС пришел Национальный Корпус, опять-таки, пожав плоды полной бездеятельности украинских дипломатов на стадии предупреждения конфликта интересов с Венгрией на Закарпатье. И это уже из разряда того, что «нужно», а не «можно» делать украинским правым, возвращаясь к твоему вопросу.

А вообще достаточно следить за выпусками даже самых необъективных медиа, чтобы увидеть подтверждение прогнозам законодателей повестки Третьего Пути Эрнста Юнгера и Освальда Шпенглера на 21 ст.: грядет эра планетарного государства позднеримского типа, цезаризма, восстания народов третьего мира против Запада и столкновения «цезарей-западников» против «цезарей-предателей», отстаивающих интересы иных культурно-цивилизационных типов. Российско-украинский конфликт невозможно рассматривать в отрыве от этих процессов, особенно на фоне активных действий России в Сирии, претендующей на роль партнера Запада в контроле над Ближним Востоком и даже вытесняющей его оттуда. Сейчас на наших глазах происходит перекройка мирового строя и окончательная дискредитация международных правовых институций, полностью ведомых силовой практикой «цезарей». Схожий урок в 90-х вынесли хорваты, благо, Национальный Корпус не только обменивается с ними военно-политическим опытом, но и подумывает о построении Украинского Иностранного Легиона.

Заграничные конференции, на которых ты выступаешь, часто заполнены политическими радикалами правого толка. Многие из них открыто поддерживают Путина и Россию. Нет дискомфорта от такого соседства?

Нет, как не испытывают «дискомфорта» солдаты на передовой, с той только разницей, что я есть политическим солдатом, а полем его битвы являются умы всех вовлеченных. Кроме того, пока что абсолютное большинство конференций, которые я посещаю, заполнены правыми интеллектуалами проукраинской ориентации, а иногда и куда более широкой в идейном плане аудиторией. Скорее тут царит искусственный психологический комфорт, приукрашающий реальное положение дел и расслабляющий.

Так что поговорим об исключениях. Потолок открыто пропутинской позиции в ходе международного общения в кулуарах, который я сейчас могу припомнить, – это беседа с настоящим руководителем издательского дома Arktos, печатающим Дугина, Даниэлем Фрибергом на конференции в Варшаве, где я должна была полемизировать с медийным лидером Alt-Right Ричардом Спенсером (но ему запретили въезд в Шенгенскую зону). При этом сам Фриберг не считал себя «пропутинским», ставя свой интерес к Путину в один ряд с интересом к Трампу как политическому лидеру, с далеко не каждым шагом которого он согласен, но сам факт пребывания которого в составе мировых элит склонен расценивать как признак сдвига «вправо» в глобальной политике, то есть симптом грядущих перемен.

Один раз, по итогам своей лекции в Германии, я участвовала в дебатах с австрийским неоевразийцем, поклонником «четвертой политической теории» Дугина Александром Марковичем, который, в отличие от меня, не упомянул Украину ни единым словом. Излишне говорить, формат дебатов в принципе исключает вопрос о малоприятном «соседстве», и в том конкретном случае, в отличие от лекционного формата, позволил мне очень доходчиво донести слушателям суть притязаний к РФ и Дугину.

Самая веселая история этого цикла, которую формально можно выставить как участие в майском конгрессе молодежки NPD в Ризе «совместно» с представителем «Русского Имперского Движения», снова-таки, меньше всего поддается описанию в терминах «соседства» ради какой-то непонятной цели, якобы нас объединяющей. Цель моего приезда на конгресс была одна: покончить с иллюзией путинского контроля над «правыми» силами Западной Европы, начиная с Германии и не считая французского Национального Фронта, добросовестно отрабатывающего деньги Кремля, путем создания максимально возможного дискомфорта пропутинским гастролерам. Что в том конкретном случае тоже удалось на славу, закончившись физическим воспитанием РИДовца проукраинскими чехами из «Народного и социального фронта» в конце второго дня мероприятия. При этом мы не только продолжаем сотрудничество с проукраинскими членами JN-NPD, но и планируем закрытую встречу с руководством партии для обсуждения российско-украинского конфликта в Брюсселе. С тех пор я была на мероприятиях трех других немецких организаций Третьего Пути, в свою очередь, посетивших Вторую конференцию «Панъевропа» в Киеве и принявших участие в Марше УПА на День Защитника Украины.

Кстати, ряд западных ресурсов, вряд ли симпатизирующих националистам, оценили по достоинству эту готовность бороться за территорию со строителями путинского конинтерна, для осуществления которой для начала надо заявить свои права на эту территорию и не бояться появляться там.

Не считая информационного резонанса, куда более широкого из-за инцидента с «имперцем», и установленных связей, именно на конгрессе я познакомилась с бывшим членом NPD Томасом Раковым, ставшим неожиданным посредником в переговорах не только с руководством NPD, но и норвежскими националистическими кругами. Так, в июне с его подачи я выступила неподалеку от Осло с докладом о военно-политической ситуации в Украине, Азовском движении и проекте Интермариум, а в октябре на вторую Панъевропейскую конференцию в Киеве прибыл Бьерн Кристиан Рёдал, представитель перспективной партии “Alliansen – Alternativ for Norge.” По его словам, норвежцы хорошо понимают украинцев, так как в свое время им пришлось пройти собственную симптоматичную, но неизбежную фазу самоопределения в духе «Норвегия – не Дания» и «Норвегия – не Швеция». Впрочем, несмотря на то, что нынче скандинавские страны друзья и партнеры, привычку чисто негативной самоидентификации изжить не так-то просто: в случае норвежцев это память о немецкой оккупации времен второй мировой. Отсюда, выразив интерес к Интермариуму как примеру доверительной и позитивной наднациональной идентификации, не свойственной норвежцам в отношении ЕС, он отметил тенденцию к формированию Скандинавского оборонного союза, потенциально полностью открытого к сотрудничеству с Центрально-Восточной Европой.

Другим важным плодом знакомства с Томасом Раковым на конгрессе JN-NPD стал инициированный им норвежско-немецко-украинский проект Kraftquell (Источник Силы). По сути это благотворительная организация, нацеленная на создание условий для отдыха в Германии и Норвегии тех украинских семей, члены которых защищали Украину в зоне боевых действий. Начиная с двух-трех ветеранских семей, он планирует развить проект до более крупных масштабов, таким образом проявив европейскую солидарность с воюющей Украиной. В феврале состоится презентация проекта и первый сбор средств на его реализацию в Германии.

Если бы я отменила свое участие в конгрессе NPD из опасения создать «плохую картинку» в СМИ, ничего этого не родилось бы, и кто от этого выигрывает, ясно.

Есть ли практический смысл от этих встреч? Всё же у разных наций разные интересы, тем более у наших соседей. Сумеем ли мы, националисты разных государств, хоть о чём-то договориться на долгосрочной основе?

Практические результаты я уже упоминала – факт оборонного сотрудничества между Польшей и Украиной с подачи Группы содействия построению Интермариума, инициированной основателем и первым командиром полка Азов, лидером Национального Корпуса Андреем Билецким, которое развивается несмотря на обострение польско-украинских отношений. В мае мы получили приглашение посетить посвященный безопасности форум в Люблине, в котором, само собой, будут участвовать польские офицеры и военные эксперты. Параллельно происходит усвоение хорватского военного опыта: почетным спикером Третьей конференции Группы содействия построению Интермариума был Бригадный генерал Хорватских вооруженных сил, сержант Французского Иностранного Легиона в отставке с почти 20-летним стажем, прервавший службу для участия в Войне за независимость Хорватии, по имени Бруно Зорица-Зулу. Бруно Зорица известен тем, что состоял в числе непосредственных разработчиков операций «Шторм» и «Молния», а также был одним из основателей, затем руководителей Школы командиров и спецподразделения “Bojna Frankopan”, занимавшимся военной подготовкой элитных хорватских офицеров.

Среди участников Секции региональной безопасности и обороны был и Кирилл Беркаль, старший лейтенант, ветеран полка «Азов», начальник Военной школы командиров им. Полковника Евгения Коновальца, не только поделившийся опытом модернизации украинских вооруженных сил с иностранными коллегами, но и обсудивший планы дальнейшего сотрудничества с ними. Так, с подачи Бруно Зорицы полк «Азов» был признан почетным членом ветеранской ассоциации “Bojna Frankopan”. Также была достигнута договоренность об обмене инструкторами между хорватской стороной и полком «Азов», а легендарный экс-легионер пообещал свое содействие в построении Украинского Иностранного Легиона.

Также мы обсуждаем с польскими коллегами проект банка, инвестиционного фонда и фонда солидарности Интермариума, с помощью которого мы сможем запускать или содействовать региональным экономическим проектам. Он был представлен на крайней конференции по Междуморью директором Института им. Романа Рыбарского Мариушем Патеем, кстати, преподнесшим мне перед выступлением копию Гадячского договора 1658 г. между Речью Посполитой и Гетьманатом, согласно которому Украина под именем Великого Княжества Русского должна была стать третьим равноправным членом унии Польши и Литвы. Прибыли и знатоки LITPOLUKRBRIG, и создатели польской теробороны под эгидой министерства Национальной обороны Польши (программа «Академический Легион»), не считая советника главы этого министерства, доктора гуманитарных наук Ежи Таргальского.

В средине сентября я посетила мероприятия на тему Междуморья («Украина-Латвия: за нашу и вашу свободу») в посольстве Украины в Риге и в Культурном центре г. Бауска, организованных Обществом поддержки Украины совместно с Обществом генерала Петериса Радзиньша и прошедшие под патронатом латвийского Национального Альянса, который пребывает в составе правящей коалиции и сотрудничает с Национальным Корпусом. Военные и депутаты Сейма приветствовали мой доклад о призвании Интермариума третьего тысячелетия, опираясь на разработки собственного теоретика Междуморья генерала Радзиньша, также служившего в штабах армий Гетьманата и УНР. Интерес латышей к Интермариуму и его оборонному потенциалу не случаен, ведь некоторые районы Латвии имеют все условия для «волеизъявления демократического большинства» в пользу Кремля, а активное и, главное, своевременное вмешательство НАТО в случае реализации гибридного сценария под вопросом.

Весной, на Шевченковские дни (10-11 марта), делегация Азовского движения в составе свыше 20 человек посетила Вильнюс, а уже в апреле на историческом острове Хортица Национальный Корпус совместно с литовскими союзниками высадил свыше 2000 литовских дубов, символизирующих павших защитников Украины и Литвы. Один из этих союзников, Кестутис Маркевичус (ГО «LDK palikuonys»), летом удостоившийся награды от Президента Литвы Дали Грибаускайте за большой вклад в развитие литовской национальной памяти, выступил с тематическим докладом и на октябрьской конференции по Интермариуму в Киеве.

Ситуация в регионе такова, и это касается не только «геополитически необоснованных» балтийских государств (реалии глобализованного мира, от которых отталкиваются сами балтийские патриоты), но и относительно сильных государств вроде Польши, что только объединенные мощности могут оспорить сложившуюся расстановку сил, где игрокам, уступающим Штатам, РФ и Китаю, нет места. Поэтому мой ответ прост: если националисты разных государств не могут договориться о чем-то на долгосрочной основе, то это не националисты, а субкультурщики, толкиенисты, деятели исторических кружков – что угодно, только не адекватные вызовам настоящего творцы истории.

Если же они не могут договориться потому, что претенденты на лидерство в регионе отпугивают потенциальных членов альянса (а я могу сказать, что те же балтийские государства, при всей своей поддержке, смотрят с опаской не только на Польшу, в частности Литва, но и на большую по европейским меркам Украину), то вся проблема в том, кто определяет представление о «национальных интересах». Если сводить их к экспансионизму того или иного национального государства, то разговор о международном сотрудничестве, культурно-цивилизационном типе и исторических задачах действительно бессмыслен.

Уроки прошлого столетия говорят о том, что национальные интересы европейских государств неотделимы от региональных и всеевропейских интересов, и жестко противопоставлять их как минимум анахронично. Я говорю не только о немецком экспансионизме времен второй мировой, до сих выступающим пугалом для масс, как только речь заходит о национализме. Здесь можно было бы вспомнить и то, чем обернулся колониализм, точнее, потеря Алжира для Франции, процесс чего, по воспоминаниям британского панъевропеиста сэра Освальда Мосли, другие страны Европы наблюдали с полным равнодушием, не понимая или не желая понимать, что они на очереди. Далекий от стремления вернуть колонии, Мосли имел в виду двуличные условия, на которых происходит переход к новому мироустройству, то есть явление, описанное французским теоретиком археофутуризма Гийомом Файем как контрколонизация с Юго-Востока.

Для Центрально-Восточной Европы актуальнее другое. Националисты этих стран не доверяют наднациональным союзам как таким, которые могут лишить их национального суверенитета, то есть противоречат их национальным интересам. Но вся проблема в том, что настоящего суверенитета, и прежде всего речь идет об итогах 25-летней «независимости» Украины, эти страны и не имеют. Путь к обретению подлинной независимости, точнее, позитивно определяемого суверенитета, лежит как раз через преодоление балканизации, а значит, беспомощности перед лицом манипуляций сверхдержав вроде РФ, а также маловыгодных для региона требований со стороны Евросоюза (не говоря об отступивших на задний план угрозах вроде космополитической «американизации»). Именно так назывался мой доклад на конференции «Разбитая Империя» в здании Польского Сейма, посвященной национально-освободительной борьбе народов в орбите Российской Империи вчера и сегодня: «Адриатически-Балто-Черноморский Интермариум: от независимости к суверенитету». Понятно, что условием создания альянса есть отвержение централизации и доминирования конкретной нации в структуре.

Поэтому нашему региону и грозит другое. Современные исследователи перспектив Интермариума часто пишут о том, что это гениальное решение рискует повторить свою судьбу в 20 веке по той причине, что стоит только какой-то восточноевропейской стране обогнать остальные по ряду показателей, как она тут же пытается стать «посредником» или «представителем» Запада в регионе, прежде всего, Польша. Другие страны, например, Венгрия, охотно сотрудничают с Россией в энергетической сфере. Даже Хорватия, инициировав «усиление Европы» путем «соединения Севера и Юга» сетью нефтегазовых путей, поддерживает партнерские отношения с Путиным. Румыния, как известно, является плацдармом для американской противоракетной обороны и «глазами» НАТО в регионе вообще.

Однако если у одной из стран ЦВЕ на этих основаниях проснуться имперские амбиции, это скорее будет проявлением комплекса неполноценности. На статус «первого среди равных» сможет справедливо претендовать только то восточноевропейское государство, которое выйдет за рамки как империалистических стремлений старого образца, так и попыток добиться лидерства в регионе с помощью тактики «мягкой силы», пользуясь протекторатом Запада. Последнее и будет тестом на готовность строить Интермариум.

В Польше сейчас при власти правые. И хорошего от них мы получаем мало. Может нам было бы лучше, если бы там вновь выбрали в парламент либералов?

На данный момент наметилась тенденция к реваншу либералов в Польше, и Брюссель оказывает все большее влияние на консервативное польское правительство. К счастью, на геополитической поддержке Украины Польшей это не сказывается. Но антисистемный национализм, прежде всего, движение Szturmowcy и автономные националисты, которые на позапрошлогоднем Марше независимости в Варшаве наказали польского шовиниста, дерзнувшего спалить украинский флаг, власти сейчас не жалуют. Впервые Марш независимости в Польше в этом году оказался на грани срыва.

Впервые обескураженные западные правые, привыкшие к тому, что Польша – маяк консервативных ценностей на всю Европу, столкнулись с запретом на въезд в страну и обысками. Ладно Ричард Спенсер, с которым я должна была дебатировать на прошлогодней конференции в Варшаве «Европа будущего-2» и которого не пустили в Шенгенскую зону – но на этот раз пострадали и совершенно дружественные нам правые, свободно путешествующие по Европе. Представителя Национального Корпуса в Польше Владислава Ковальчука и польских союзников тоже обыскали, впрочем, не выделяя в какую-то особо опасную категорию «бандеровцев» и их приспешников. В Интернете гуляют новости о планах польского правительства привлечь 100,000 филиппинцев в качестве дешевой рабочей силы, а польские националисты жалуются на заметное присутствие индусов в Варшаве.

Политические репрессии в адрес настоящих польских националистов (крупнейшие «общепатриотические» польские организации Młodzież Wszechpolska, Obóz Narodowo-Radykalny, Ruch Narodowy с прошлого года переживают кризис жанра как совершенно фейковая оппозиция) говорят о том, что PiS все сложнее называть «правыми». Szturmowcy, например, всегда считали их просто истеблишментом и подчеркивали, что националисты (подразумевая себя и Азовское движение) всегда могут найти общий язык, в отличие от либералов (имея в виду не только украинское правительство, но и польское).

Наше сотрудничество началось в 2016 г., когда Национальный Корпус поддержал обращение польской стороны ко Львовскому городскому совету с просьбой не убирать символические скульптуры львов с мемориала на Кладбище Орлят – погибших в боях за Львов прошлого столетия юных поляков. В этом году Львовский совет вновь рекомендовал исключить скульптуры из мемориала как таковые, что оскорбляют национальную память украинцев. Однако, несмотря на критику антиукраинской истерии в известных польских кругах, Национальный Корпус не изменил своему решению, вновь опубликовав заявление против ненужных войн на кладбищах истории с красноречивым названием «Мертвая вражда». Ноту Национального Корпуса в поддержку скульптур львов широко осветили в польских СМИ как правого, так и либерального толка.

На днях в литературном клубе «Пломинь» также состоялась презентация двуязычной (польско-украинской) книги Витольда Добровольского «Кровь и земля: война в Украине глазами польского националиста». В ней этот энтузиаст польско-украинского сотрудничества и проекта «Интермариум» описал свой путь фотокорреспондента и журналиста, поддержавшего революцию Майдана и организовавшего несколько фотовыставок в университетах Польши о ситуации в Киеве и на Востоке Украины. Не раз рискуя свободой и жизнью, он побывал и в оккупированных зонах Донбасса, в частности Славянске, изложив свои впечатления и выводы на страницах этой книги. Так что настоящие правые действительно легко находят общий язык, в отличие от псевдоправых и либералов, в лучшем случае игнорирующих исторический срез как таковой.

Поэтому отвечу так: лучше, чтобы в Польше были при власти правые, но не правопопулисты, как сейчас, которые в контексте обострения польско-украинских отношений являются антирекламой правому повороту в Польше и, по инерции, везде, а ориентированные на новый национализм и конструктивную региональную повестку силы.

Хотя до эскалации общественных страстей вокруг конфликта исторических нарративов мы признавали, что в постепенном проседании польско-украинских отношений (прелюдией к которому стало признание Сеймом Волынской трагедии геноцидом поляков украинцами) больше виновато украинское правительство, которое не упускало шанса солидаризоваться с Западом против Польши. Нет никаких сомнений в том, что польская власть воспринимала эти шаги как признаки враждебности, поскольку польский президент был единственным главой государства, посетившим торжества по случаю 25-летия независимости Украины, на полях которых призывал украинских дипломатов уделять больше внимания стратегическому сотрудничеству с Польшей и другими естественными союзниками Украины, так как поддержка Запада не будет вечной. А ведь возникновение политических предпосылок для автономизации Центрально-Восточной Европы напрямую связано с альтернативной, а для начала параллельной региональной интеграцией в пределах Междуморья.

С этой же точки зрения, но уже после спровоцированного «антибандеровским законом» охлаждения отношений между Украиной и Польшей, довольно знаменателен характер выступления Пшемислава Журавского вель Граевского, советника Министра иностранных дел Польши, на апрельском Форуме по безопасности, организованного Фондом Яценюка (того самого, на котором «не хватило места» первому командиру полка Азов, заместителю главы Комитета Верховной Рады по вопросам национальной безопасности и обороны Андрею Билецкому). Тезисы, высказанные вель Граевским, выбивались из общей канвы спичей, посвященных борьбе с угрозой национализма на службе у РФ в куда большей степени, чем противостоянию самой РФ. Не было там и привычных од ЕС, который, по воспоминаниям советника, приняв Польшу в свой состав, всячески убеждал ее препятствовать попыткам украинцев идти стопами Польши, а сейчас изображает из себя лучшего друга Украины. Безвиз, по мнению докладчика – максимум помощи, на которую могут рассчитывать украинцы. Аналогичной критике подверглось НАТО за отказ принять Грузию в свой состав, что развязало руки РФ в Осетии и Абхазии.

Из бесед с ним в кулуарах можно было сделать выводы о том, что призрак бандеризма действительно удобен электоральным целям PiS, отсюда продолжение польско-украинского сотрудничества, точнее, освещение его для масс, поскольку оно и не прекращалось, является задачей «социотехнического» плана. Это неизбежная дань популизму на службе политической прагматики. По крайней мере, теперь понятно, что шаги Института национальной памяти продиктованы не только полемикой против израильской формулировки «польские лагеря смерти», в свете которой под раздачу якобы попали и украинские националисты.

С другой стороны, сложно спорить с тем, что именно либеральные правительства имеют свойство не придавать значения историческим разногласиям и не лезть в чужую кухню национальной мифологии. По справедливому наблюдению Павла Терпиловского, аспиранта Вроцлавского университета, исследующего украинский национализм, Лех Качиньский, хоть и должен был учитывать консервативный электорат, ограничился формальным осуждающим заявлением по поводу присвоения звания героя Украины Степану Бандере Виктором Ющенко в 2010 г. Решительная поддержка Грузии и исторические акценты Качиньского (Катынь, уничтожение национальной элиты восточноевропейских государств спецслужбами СССР), собственно, и приведшие его к авиакатастрофе под Смоленском, вне всякого сомнения, сегодня бы позволили всем очень четко понять, что такое внешнеполитическая солидарность стран Интермариума хотя бы в плоскости информвойны.

В разгар исторических страстей между Украиной и Польшей, Газета Выборча, известная своей оппозиционностью к PiS, опубликовала «Обращение общественных кругов Польши и Украины» против разжигания исторической ненависти между странами, подписанное представителями либеральной интеллигенции.

Но в долгосрочной перспективе либеральный «исторический нигилизм», особенно непопулярный в Польше, может сыграть с народами Европы, да и уже сыграл, злую шутку. Надо задуматься, какая может быть альтернатива как либеральному равнодушию к истории, двигателем которой есть столкновение реальных идентичностей, так и шовинизму. С позиций нового национализма, идентитаризма, панъевропеизма, прежде всего, стоит культивировать историографию европейского культурно-цивилизационного типа в целом и делать акцент на общих битвах европейских народов с татарами, османами, арабами и пр. «инородцами», а не европейских народов между собой. С другой стороны, идентитаризм взывает к максимально серьезному отношению к самоопределению даже самых «мелких» национальных идентичностей, и без этого аспекта, анализируя Восточную Европу, можно было бы ограничиться историей монархий: Российской Империи, Австро-Венгрии, Речи Посполитой. Отсюда наше недоверие по отношению к некоторым посылам консервативной польской историографии, которые поддерживают украинские либеральные историки, объединяясь с польскими историографами в неприятии украинского национализма. Тогда как для нас восстания крестьян, Колиивщина, Бандера и пр. сомнительные с точки зрения консервативной историографии эпизоды и личности важны как вехи на пути к становлению украинского государства. Настоящий панъевропеизм согласует консервативную, или элитарную, историографию с требованием этнографического органицизма, лежащего в основе постабсолютистских национальных мифологий. Только тогда мы сможем позволить себе собственный «исторический нигилизм», к которому призывал уже упомянутый Освальд Мосли, говоря о том, что конфликты прошлого европейские нации, точнее Нация Европа (Europe A Nation), должны предать oblivion (забвению).

Понимание и осуществление этих задач требует прихода к власти правых элит высокого полета, коими нынешние польские элиты не являются. Но смещение акцентов с Волынской трагедии на общее противостояние СССР вполне представимо и даже прогнозируется моими коллегами (историком Александром Алферовым) к следующему году – 80-летию раздела Польши между Третьим Рейхом и Советским Союзом.

Некоторые политики из польского правительства открыто называют земли западной Украины «Малопольщей», т.н. «Восточными Кресами». Как на это реагировать?

Известно, что президент Польши Анджей Дуда после подписания закона Института национальной памяти обратился в Конституционный суд на предмет соответствия польской Конституции тех его статей, которые содержат формулировки «украинский националист» и «Восточная Малопольша», что налагает ограничения на нижестоящих представителей власти. Но если Конституционный суд признает их целесообразными, а украинских публичных лиц начнут преследовать в Польше по надуманным обвинениям, дипломатической войны не миновать.

Однако принадлежность к правительству – слишком широкий критерий в эпоху затяжного кризиса демократии. Если правительственные структуры Украины начнут делать симметричные заявления в ответ на высказывания маргинальных шовинистических деятелей Польши, это будет ударом прежде всего по престижу украинского государства. Kukiz’15, которые первыми подали запрет Инситута национальной памяти Польши на отрицание документально подтвержденных преступлений военных формирований времен второй мировой (украинских, немецких, советских) как запрет чуть ли не на «украинский национализм», по крайней мере, «бандеровскую идеологию», при всей своей массовости, – это политический маргиналитет на подпевках у панк-музыканта Павела Кукиза, как и Роберт Винницки, лидер «Национального движения» (Ruch Narodowy), попавший в Сейм по спискам Кукиза, чьи люди несли баннер «Помним Львов и Вильнюс» на Марше независимости в Варшаве 2017 г. с такой же непринужденностью, с какой он топтал флаг УПА в ответ на марш во Львове «против польских панов».

Украинское МИД может направить ноту польским коллегам с требованиями принять меры в отношении разжигателей шовинистических настроений, но отвечать напрямую польским «Жириновским» (при желании легко привести украинские аналоги) – ни в коем случае. Вице-премьер Украины Павел Розенко, поставивший в один ряд термин «Малопольша» с «Крым есть и будет российским!» и отнесшийся с пониманием к маршу во Львове, в общем-то, решает вопрос именно в рамках дипломатических нот и комиссий, реагируя исключительно на документацию и официальные заявления польской власти.

Должны ли мы в ответ на позицию поляков точно так же называть Перемышль украинским городом? Или лучше «подставить другую щеку»?

Не впервые сталкиваясь с этим вопросом, должна отметить, что здесь уже неясно, кто кому отвечает, то есть задача – выйти из этого порочного круга на метауровень, контроля над которым и стоит добиваться. Напомню, когда я ещё была пресс-секретарем Правого Сектора, мне пришлось дать интервью польскому порталу Gazeta.pl, опубликованному под названием “Prawy Sektor: Nie chcemy waszego Przemyśla. Jesteśmy gotowi na współpracę z polskimi nacjonalistami”, в котором я опровергла претензии Правого Сектора на Перемышль. Пока со мной не созвонились журналисты этого издания, многие поляки считали это официальной позицией Правого Сектора, исходя из высказываний, проскочивших в одном из интервью Андрея Тарасенко. Судя по комментариям, значительная часть аудитории не поверила в искренность «бандеровцев», но в целом, как нация, поляки активно поддерживали Майдан и были готовы к общению с Правым Сектором. Издание внимательно следило за обращениями Правого Сектора к украинской власти и просило комментировать вопросы, не имеющие никакого отношения к польско-украинским трениям. Летом 2014 г. появилось видео Дмитрия Яроша, снятое на Востоке Украины, в котором он говорил о том, что в 21 веке между поляками и украинцами уже нет прежних разногласий, что надо мыслить будущим, а не прошлым и что мы сделаем все возможное, чтобы сформировался единый антикремлевский фронт украинцев и поляков, а также других народов. Сейчас ПС качнулся в прежнюю сторону в оценках Польши и Перемышля, но это уже другая история.

Важно то, что и тогда, и сейчас, после достижений Группы содействия построению Интермариума, основанной лидером Национального Корпуса Андреем Билецким, украинское националистическое движение вполне способно выступать как голос украинского народа наряду с официальной властью. Какой-то его сегмент может взять на себя задачу противодействия польским шовинистам, показывая им, чем чреват «пересмотр границ» не только в польско-украинском, но и в польско-немецком контексте. Но в целом было бы глупо терять позиции, официально реагируя на маргиналитет вместо того, чтобы вести диалог с польскими правительственными структурами, гражданским обществом и симпатиками среди учёных, вместе принимая меры против нездорового накала страстей. Лучше работать на отставку очередного Ващиковского, чем опускаться до уровня Винницкого, осуществляя кремлевский сценарий.

Впрочем, согласно сведениям наших польских союзников, сейчас в Перемышле к власти пришли одиозные антиукраинские деятели, и Национальному Корпусу стоит приготовиться к провокациям, действуя на опережение.

Как вообще решить проблему выдачи «польских карт» на Западной Украине? И сепаратистские поползновения со стороны венгров в Закарпатье? Всё это очень напоминает аналогичные довоенные процессы в Крыму и на Донбассе.

Чтобы решить проблему «польских карт» на Западе Украины, надо улучшить экономическую ситуацию в стране. Это 80 % проблемы, и только 20 % касаются интенсификации культурной работы с молодежью со стороны украинского государства. Украинцы пользуются «польскими картами» прагматично, так как последние открывают доступ к обучению в польских университетах, получению стипендии, работе в Польше на равных с поляками условиях, и в последние годы были готовы выкладывать за это 1200 евро без гарантии сдачи экзамена для ее обретения в Консульстве Польши. Впрочем, рассказывают об уникумах, владеющих Картой поляка без знания польского языка.

По «идеологическим» соображениям Карту поляка получают польские репатрианты, депортированные в Сибирь, Казахстан и азиатские республики бывшего СССР и идентифицирующие себя как поляков несмотря на свою русскоязычность. Изменения в Законе о Карте поляка направлены именно на пополнение демографических ресурсов Польши (по подсчетам, до 34 тыс. с одного только Казахстана), нехватка которых объясняет и поощрение украинской трудовой миграции со стороны польского правительства. Польские националисты, не довольные этим процессом, говорят о том, что в последнее время наметилась тенденция заменять «обнаглевших» украинских мигрантов менее требовательными рабочими вроде вьетнамцев и других азиатских народов. Если это так, это еще раз подтверждает экономическую подоплеку выдачи Карт поляка украинцам. По крайней мере, можно с уверенностью говорить о том, что польским властям наплевать на жалобы ими же накрученных поляков о том, что украинские экономические мигранты не ассимилируются, оставаясь «бандеровцами».

Другое дело, что, к примеру, Центр польской культуры и европейского диалога в Ивано-Франковске привлекает на свои мероприятия не только украинскую молодежь, но и учеников младших классов, как следствие, предрасположенных связывать свое будущее с Польшей. Понятно, что культурная политика украинского государства, особенно на Западной Украине, должна быть такова, чтобы молодые люди, даже очаровываясь культурой других народов, питали искренний и неистощимый интерес ко всему украинскому, переоткрывая его значение на языке современности.

Ситуация на Закарпатье несколько иная, поскольку связана с реальным венгерским меньшинством, компактно проживающим в ряде местных населенных пунктов. В отличие от Польши и Румынии, которых Венгрия пыталась втянуть вместе с российским меньшинством в блокаду инициатив официальной украинской власти по вступлению в Евросоюз на почве неприятия Закона об образовании, с Венгрией этот конфликт не удалось урегулировать дипломатическим путем. Итого, в сентябре 2018 г. он зашел так далеко, что консул Венгрии в г. Берегово начал подпольную выдачу украинским гражданам удостоверений зарубежного венгра, являющихся основанием для получения венгерских паспортов, а Национальный Корпус пришел под стены МЗС в Киеве с требованием изгнать венгерского консула из Украины и пресечь сепаратистские поползновения в регионе.

Хотя, будем откровенны, подоплека конфликта также прежде всего экономическая: на Западе борьба давно уже идет за человеческий ресурс, а не территории, что не снимает остроты вызова для украинского государства. Привлекательность венгерских документов для украинцев, в частности заграничного паспорта, заключается в возможности безвизовых поездок в Штаты и трудовой миграции в ЕС. Единственное, что этому можно противопоставить – это повышение качества и престижа украинского образования, перспективное трудоустройство, адекватные зарплаты. Насколько далеко зашли эти тенденции, можно судить хотя бы по тому, что некоторые сотрудники правоохранительных органов Украины, по словам активистов базирующейся в Ужгороде Карпатской Сечи, не отказываются от румынских пенсий, явно обладая не только украинским гражданством. Также известно, сколько средств вливает Венгрия в институты здравоохранения и др. общественные нужды на Закарпатье, а оставить пациентов без инсулина (реальный прецедент плачевного положения украинских больниц в регионе) из «патриотических» соображений вряд ли правильно. Необходима кардинальная смена подходов к решению этой проблемы.

Так, одним из спикеров на акции была я, и мои тезисы можно резюмировать следующим образом: в условиях войны на Востоке Украины МЗС, казалось бы, должно быть нервным центром страны, чутко реагирующим на угрозы гибридного типа, однако на практике оно не способно даже на минимальные симметричные реакции, исходящие из опыта сепаратистского сценария в Крыму и на Донбассе; что уже говорить об элементарной геополитической аналитике, гласящей о том, что Венгрия, пребывая в резком конфликте с ЕС, вызванном отвержением Виктором Орбаном программы распределения «мигрантских квот» (приема беженцев в Венгрии), одновременно апеллирует к законодательству ЕС, требуя самоуправления для венгерского меньшинства Закарпатья и доказывая несоответствие Украины принципам ЕС; исходя из самого факта двойных стандартов венгерской политики, МЗС могло бы обратиться в Совет Евросоюза как структуры, основанной на уважении к суверенитету и территориальной целостности стран-членов, с требованием провести расследование на предмет покушения Венгрии на суверенитет и территориальную целостность Украины; причем то, что мы ожидаем от правительства стратегию противодействия угрозам национальному суверенитету Украины, – прямое следствие отсутствия его стратегии нейтрализации межэтнических конфликтам в регионе, о чем, похоже, задумывалась исключительно Группа содействия построению Интермариума, основанная Андреем Билецким, народным депутатом Украины, заместителем главы Комитета Верховной Рады по вопросам национальной безопасности и обороны, первым командиром полка Азов и лидером Национального Корпуса; Группа содействия построению Интермариума неоднократно обращалась к венгерской стороне с призывом к сотрудничеству и совместному противодействию провокациям на Закарпатье вроде повторного подпала офиса Общества венгерской культуры Закарпатья, и призыв не остался без ответа; но сейчас, до удовлетворения наших требований (отозвание венгерского консула из г. Берегово, снятие венгерских флагов с украинских административных зданий, уведомление украинских правоохранительных органов о месте, длительности, целях пребывания сотрудников венгерского дипкорпуса на территории Закарпатья) о равноправном диалоге не может быть и речи; Национальный Корпус по-прежнему выступает за солидарность свободных народов Междуморья и готов к работе с дальновидными политическими силами Венгрии.

Действительно, еще в 2014 г., одним из первых обращений Правого Сектора, распространенных мной в международном поле, была реакция на общее заявление венгерского «Йоббика» и польского «Руха народового», усмотревших в национал-революционном Майдане угрозу для соответствующих национальных меньшинств, хотя тревожные тенденции имели место как минимум с 2011 г. С «Рухом» все ясно, а «Йоббик» по-прежнему наиболее активно среди других венгерских партий вовлечен в развитие событий на Закарпатье. Мы знаем, что за 4 года консервативный «Йоббик» сместился в центр, а его нишу занял «Фидес» премьера Виктора Орбана, более того, недавно «Йоббик» солидаризовался с Евросоюзом в критике антимигрантской линии Орбана. Если просмотреть обновления на официальных ресурсах партии, 90% сводятся к изобличению коррумпированности правительства Орбана. «Йоббик» же все время апеллирует к легальной практике Евросоюза в том, что касается обеспечения культурных прав национальных меньшинств.

Тем не менее, во время внеурочной встречи с депутатом «Йоббика» на зимней конференции в Таллинне, мы обсудили с ним порочный круг жестов взаимной вражды украинских и венгерских националистов и правительств с той или иной точки зрения (жесткий прием представителя «Йоббика» на революционном Майдане, визиты членов «Йоббика» в оккупированный Крым, образовательная политика Украины, двойные паспорта для местных жителей), выделив в отдельную категорию последние провокации на Закарпатье. Подчеркнув далекое от восторженного отношение венгерских националистов к РФ в контексте антикоммунистического восстания 1956 г., он объяснял сближение с Кремлем их страхом перед ликвидацией культурной автономии венгерского меньшинства Закарпатья. Из его уст даже звучало соображение о том, что украинцев куда больше, чем венгров, как этноса, поэтому именно мы должны великодушно сделать первый шаг.

До обострения ситуации на Закарпатье Группа содействия построению Интермариума много писала о том, что Венгрия и Польша, как наиболее влиятельные члены Вышеградской четверки, опираясь на тандем «Качиньский-Орбан» (сюда еще стоит добавить негласного пятого члена V4 – Хорватию), могли бы укреплять суверенитет Центрально-Восточной Европы в сфере культурно-демографической политики, двигаясь навстречу Украине как военному форпосту Междуморья. Однако целеполагание такого рода требует позитивного регионального мышления, а это нечто на порядок выше этноцентризма правопопулистских правительств, желающих ослабить узду еврофедерализма.

Независимо от «Йоббика» со мной контактировали венгерские идентитарии и журналисты, призывая не повторять ошибки венгерской «мадяризации» (ассимиляции невенгерских граждан Венгерского королевства) на Закарпатье и совместно противостоять инициированным третьими силами, прежде всего, кремлевскими, что они признавали, провокациям. Забавно, что украинские националисты также используют термин «мадяризация» для описания венгерской культурной экспансии на Закарпатье.

Как бы то ни было, интерес к диалогу есть, и сохранять его возможность стоит хотя бы потому, что юридическая практика Евросоюза сейчас действительно все более смещается в плоскость «формального идентитаризма» во избежание рецидивов «каталонского» вопроса. Однако обеспечивать культурные права венгров и сотрудничать с венгерскими идентитариями, безусловно, можно только на фоне укрепления культурных и экономических позиций украинского государства, а еще точнее – прихода украинских националистов нового поколения к власти с последующей системной работой с родственными партиями региона или их «выращиванием». Что касается силовых и административных позиций украинской власти на Закарпатье, их укрепление должно происходить по всем правилам международной информполитики 21 ст.: под знаком задержания провокаторов и предупреждения дальнейшей дестабилизации региона, прежде всего, с подачи Кремля.

Параллельно необходимо всячески заострять внимание на прецедентах культурно-исторической, а затем и геополитической солидарности между Венгрией и Украиной. Например, 16 ноября 2018 г. в венгерском городе Сегед состоялось открытие памятника жертвам Голодомора в Украине в 1932-33 гг.

Кстати, недавно поступило предложение от наших болгарских союзников совместно поработать с болгарским меньшинством Одесской области, как оказалось, еще одним благоприятным полем для кремлевской пропаганды о «суровой украинизации» в Украине.

Проект Интермариум, который продвигает Национальный Корпус. Расскажи поподробнее. В его основе лежит ведь концепция Пилсудского «Междуморье»?

Есть три региональные концепции Интермариума, созданные в прошлом столетии (Черноморская доктрина Юрия Липы, Междуморье Юзефа Пилсудского, Балто-Черноморский Союз Петериса Радзиньша), которые можно считать основой версии Интермариума, продвигаемой Национальным Корпусом. С тем только важным различием, что в 21 ст. он изначально вписан в панъевропейский контекст, то есть оборонная функция Центрально-Восточноевропейского Союза (а в 20 ст. угрозу для региона, согласно Пилсудскому и Радзиньшу, составляла не только Россия, но и Германия) нераздельно связана с восстановлением политического суверенитета Европы, потенциально ее лидерских позиций в мире, и заменой мультикультурной повестки на панъевропейский новый национализм, чуждый как глобализму, так и империализму.

Впрочем, уже в 20 ст. резко встал вопрос о том, что такое Интермариум: буферная зона Запада (Антанты) или суверенный военно-политический союз. Многие либералы видят в этом какой-то подвох, не понимая, что суверенному союзу никакая гибридная война не страшна, не то что оккупация. На фоне нестабильных и переменчивых правительств Украины, в прошлом столетии Антанта избрала Польшу в качестве последнего форпоста Запада, предлагая Линию Керзона как «санитарный кордон», призванный отмежевать захваченную большевиками Украину от Второй Речи Посполитой. Разделу Украины, устроившему Запад, предшествовал победоносный совместный поход войск Юзефа Пилсудского и Симона Петлюры на красный Киев 1920 года, в случае успешного обеспечения региональной безопасности суливший превращение ситуативного сотрудничества в оборонной сфере в полноценный военно-политический блок на страже интересов вовлеченных наций. Однако этого не произошло, и символическим итогом несостоявшегося Интермариума в прошлом столетии стал последующий раздел Польши между Третьим Рейхом и Советским Союзом. Урок, который, кажется, и по сей день усвоили не все страны региона, гласит о том, что та из них, которая волей-неволей сядет за обеденный стол с империалистами, рискует стать следующей на очереди среди стран с демонтированной государственностью.

Таким образом, несмотря на допустимость формата автономии в рамках ЕС на начальных стадиях построения Интермариума, нашей целью, логически проистекающей не только из уроков прошлого столетия, но и куда более ощутимого удара псевдогарантий Будапештского меморандума, является военно-политический блок, способный принимать решения как о необходимых мерах обороны, так и аспектах внутренней политики без согласования с иными сверхдержавами и «мировым сообществом».

Далее, несмотря на поощрение региональных экономических проектов и даже общих производственных циклов, это не исключает тесное экономическое сотрудничество с развитыми странами Запада. Можно, конечно, задаться вопросом, в чем смысл Интермариума, если речь идет о всеевропейской перспективе. Ответ прост: проклятье «буферной» возможности Интермариума вместе с тем только и позволяет этому союзу взять на себя как тяготы, так и почести центра восстановления геополитической субъектности Европы и европейской системы безопасности. Иными словами, в той мере, в которой «мировой полицейский» последних декад, Штаты, избегает открытого конфликта с РФ, предпочитая приоткрывать крышку над паром в Сирии, потенциально, функцию защиты региона и всей Европы, с прилагающимися (гео)политическими полномочиями, берут на себя страны-инициаторы Междуморья, прежде всего, Украина.

Западные исследователи даже изобрели специальный термин, “sneaktrance,” обозначающий особую разновидность тактики «энтризма» (entryism) в исполнении международного отдела Национального Корпуса. Имеется в виду проникновение, буквально, «вход» в политическую организацию, позже, «систему», с целью инфильтрации ее рядов и постепенного подчинения собственным политическим целям. Тактика, изобретенная Львом Троцким и широко практиковавшаяся троцкистами, затем была взята на вооружение итальянским неомарксистом Антонио Грамши, изобретшим формулу «культурная гегемония в обществе как путь к политической гегемонии». В свою очередь, новые правые, сделав выводы из политических успехов новых левых на основе «культурной» революции 1968 г. и активного проникновения левых в западные университеты и систему образования, начали подбираться к власти аналогичными методами.

В проекции на мою международную деятельность согласно программе Национального Корпуса, это означало навязывание «националистической» повестки на европейском и глобальном уровне Группой содействия построению Интермариума «под прикрытием» решения задач оборонного плана, пользуясь ослаблением Евросоюза и НАТО. В более вульгарных формулировках западной желтой и даже мейнстримной прессы вроде Der Spiegel, иногда пишут о «Реконкисте в интересах белой расы» и т.д. и т.п. Все, что здесь можно сказать, – это то, что насущная необходимость сама диктует странам ЦСЕ стратегии такого рода, ибо приоритеты Евросоюза и НАТО не оставляют сомнений в том, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих, а так называемая правая повестка в отношении мигрантского кризиса Запада де-факто является вопросом безопасности другого уровня и открыто поднимается все более широко представленными во власти западных стран правопопулистскими партиями и лидерами без какого-либо «навязывания» с нашей стороны.

Чисто географически же, да, в основе нашей концепции Интермариума лежат определенные Пилсудским координаты регионального альянса: Адриатически-Балто-Черноморский Интермариум. Если Радзиньш включал в состав Интермариума бывшие страны Российской империи (Балтию, Финляндию, Украину, Польшу), то Пилсудский, как и Липа, расширил Балто-Черноморский треугольник Румынией, дополнив его в сравнении с Липой странами Центральной Европы: Чехословакией, Югославией, Венгрией – но без Финляндии. В общих чертах версии Липы-Радзиньша и Пилсудского соответствуют первой (Балто-Черноморский Союз) и второй (Адриатически-Балто-Черноморский Союз) фазе региональной интеграции согласно геополитической программе Национального Корпуса. В адриатическом угле, само собой, нас больше всего интересует Хорватия. Кстати, генерал Радзиньш, как и Липа, предпочитавший Польше «белорусский щит», ключевую роль в защите региона отводил Украине, напомню, лично состоя на службе в армиях Гетьманата и УНР.

С Липой Пилсудского объединяла концепция прометеизма – возможного раздела Российской империи на независимые национальные государства, которую он и попытался осуществить с Петлюрой во время совместного похода на захваченный большевиками Киев «За Нашу и Вашу Свободу». Другое дело, что в плане обеспечения культурной автономии украинцам Восточной Галичины Польша реализовала этот, как мы сказали бы сегодня, идентитарный принцип с точностью до наоборот, что и закончилось банальным межэтническим конфликтом «за нас против вас», в итоге разделяя наш регион.

Отсюда мне хотелось бы предостеречь от чисто географического понимания Интермариума. Геополитика как дисциплина на стыке политической географии, культуры и истории гласит о том, что наличие общего врага отнюдь не обещает стойких межгосударственных образований. Таким образом, несущими конструкциями Междуморья является программа нового (читай: панъевропейского) национализма и культурно-цивилизационный анализ. Без стройной идентитарной архитектоники все здание Интермариума разрушится от первого подземного толчка.

В этом сравнении хорошо то, что Междуморье «воздушным замком» тоже не является: в культурном плане народы региона объективно имеют много общего, сохранив его и по сей день, а «братоубийственные» войны в недалеком прошлом – историческая норма далеко не только стран ЦСЕ. В этом и заключается главный смысл Интермариума, все еще явно уступающего ЕС по совокупным экономическим показателям, сегодня: сформировать этнокультурный фундамент стремительно теряющей свое наследие и идентичность Европы как сравнительно «монокультурный» регион, каждая из стран которого имеет титульную нацию.

В связи с этим, опять-таки, мы культивируем региональную идентичность, сходства в ментальности, совместные победы над захватчиками, будь то Москва или Тевтонский Орден, но в целом не в ущерб панъевропейскому самосознанию и сотрудничеству, на которое мы рассчитываем далеко не только в долгосрочной перспективе. В частности, в качестве сознательной альтернативы постколониальным студиям, обрекающим «порабощенные народы» на исторический рессентимент, уделяется внимание неэкспансионистским немецким и австрийским наднациональным доктринам (вроде концепции Срединной Европы Фридриха Науманна), прецедентам гармоничного сосуществования германской и славянской политической элиты в рамках единого государственного образования (например, Богемии времен правления чешского короля Оттокара II). Существует целый сегмент международного отдела Национального Корпуса, посвященный геополитическому сотрудничеству с западноевропейскими и американскими единомышленниками, гуманитарной подоплекой которого является наследие Третьего Пути и современных его продолжателей – новых правых, археофутуристов, идентитариев.

Кстати, интерес к Интермариуму среди западноевропейских сил растет. На конференции в Таллинне по случаю столетия независимости Эстонии, организованной членами партии EKRE, также выступал известный шотландский видеоблоггер Millennial Woes, так что мне в рамках доклада на тему «Интермариум – лаборатория европейского археофутуризма» пришлось раскрыть целую культурфилософию Интермариума в панъевропейском контексте. Если коротко, то я представила Интермариум как срединную землю не только в пространственном (между Западом и Востоком, Севером и Югом), но и временном смысле, то есть культурно-историческом (между западным прогрессизмом и восточным фундаментализмом).

Действительно, «молодые» восточноевропейские народы по преимуществу восстановили свою государственность не более ста лет назад, а некоторые, как Украина, до сих пор находятся на стадии осуществления национальной революции. Однако наподобие того, как немцы, объединив Германию в 1871 г., не считали свою «запоздалость» по сравнению с французами и англичанами пороком, восточноевропейские народы также имеют шанс усваивать опыт «передовых» западноевропейских стран критично и более дифференцированно, не принимая все нововведения «пакетом». Отсюда проистекает собственный «особый путь» модернизации «справа» (интуиция археофутуризма) для народов ЦСЕ, аналог немецкого Sonderweg (в этом контексте также можно упомянуть опыт японской реставрации Мейдзи).

Более того, если основатель классической националистической идеологии Иоганн Готлиб Фихте констатировал «непробужденность» восточноевропейских наций, то сооснователь этнолингвистического национализма Иоганн Готфрид Гердер, который собрал коллекцию латышских народных песен во время проживания в Риге и восхищался восточноевропейскими народами, усматривал в Украине «новую Элладу» и считал, что ей суждено основать масштабную культуру, способную вовлечь в свою орбиту Польшу, Венгрию, Россию и другие страны (см. «Дневник моего путешествия в 1769 году»). А уже в следующем 19 столетии еще один немецкий философ Фридрих Ницше, менее известный в ипостаси пионера панъевропеизма, смотрел с надеждой на «молодые» восточноевропейские народы именно как на спасение для Старого Запада.

Далее, в 20 столетии ницшеанец, теоретик циклической концепции истории Освальд Шпенглер пишет «Сумерки Европы» (Запада), опираясь на организмическую аналогию, согласно которой культурно-цивилизационные типы – это существа высшего уровня, проходящие все фазы своего развития: рождение, рост, зрелость, старение и смерть. Фазы юности и старения, в свою очередь, накладываются на его известное противопоставление между культурой, когда культурно-цивилизационный тип полон витальных и творческих сил, и цивилизацией, когда от некогда живого и преисполненного смысловыми потенциями организма остаётся только материально-техническая оболочка.

Примечательно, что с этими фазами можно соотнести этнографическую интуицию Ницше о молодых и старых народах, примерами которых он считал немного диковатых, но сильных немцев и утонченных, но пораженных старческим недугом скепсиса и гуманизма французов. Один из первых паньевропеистов, Ницше, однако, мыслил экуменически, предложив романо-германской синтез в качестве рецепта выхода из кризиса для Европы и первого шага к распространению типажа «доброго европейца».

Наложив ницшеанскую этнографию на шпенглерианскую организмику, получаем стратагему Европейской Реконкисты как альянса между пассионарными «молодыми» восточноевропейскими народами и «сумеречным» Старым Западом, чьё солнце вновь встаёт на Востоке. Иными словами, идею Интермариума как «плацдарма для альтернативной европейской интеграции» в рамках единого культурно-цивилизационного организма – Европы. Как видим, в этой перспективе Интермариум приобретает чуть ли не мессианский смысл.

При каких условиях реализация Интермариума вообще возможна? Наша власть пока что даже не чешется в этом направлении.

Это нормальное состояние для нашей власти, во всех направлениях. Поэтому сможем рассчитывать на позитивную динамику только в случае прихода к власти глобально мыслящих украинских националистов.

Власть, избрав стратегию следования по пути наименьшего сопротивления, в принципе не способна развивать геополитическое сотрудничество или хотя бы экономику. Обе сферы сводятся к получению траншей у МВФ, значительная часть которых оседает у третьих лиц. МЗС или ничего не решает (о его «интересе» к Междуморью я писала выше), или является ретранслятором твитов «главдипломата» страны Петра Порошенко.

Причем можно было бы подумать, что игнор возможностей региональной интеграции проистекает из опасений потерять политико-экономическое покровительство Евросоюза, задетого нежеланием Польши принимать беженцев и судовой реформой PiS, но что имеем состоянием на сегодня? Польша, несмотря на палки в сфере исторической памяти, всегда поддерживала Украину в противостоянии с РФ и после эскалации военных действий в Азовском море высказалась за новые санкции против РФ – в отличие от Германии и Франции. План Мореля, медленно разрушающие Украину Минские соглашения, строительство Северного Потока-2, длящиеся торговые отношения с Россией – тяжело сказать, что Евросоюз является союзником Украины даже чисто в экономическом плане.

А даже если бы Евросоюз действительно был союзником Украины №1 на международной арене, то что мешает украинским дипломатам заниматься многовекторной геополитикой, то есть нормальной международной практикой, параллельно налаживая отношения со странами Интермариума? Петр Порошенко засветился только в Румынии, а польско-украинское сотрудничество на основе адриатически-балто-черноморского партнёрства, похоже, нужно только полякам. Даже Лукашенко оно надо больше, чем Порошенко.

Диффузная поддержка Запада в виде среднеарифметического мнения глобальных медиа – вот ориентир Порошенко как государственного лидера и его планка. Чего только стоит бесвкусная критика националистов, совершивших наибольший вклад в обороноспособность Украины и чьи достижения де-факто узурпировала нынешняя власть, именно тогда, когда в мире полным ходом идёт правопопулистский поворот, а глава самого сильного государства называет себя националистом. Не говоря о провальном с дипломатической точки зрения поздравлении Хиллари Клинтон с победой на опережение. Построить режим на создании негативного образа украинского националиста как настоящего победителя революции Майдана – это, может, и мудро в краткосрочной перспективе, но в один прекрасный момент, как это случилось с Трампом, кампания политкорректной диффамации просто сыграет против ее заказчиков.

Нельзя не вменять нынешней власти создание медиафикции в виде «благосклонности» Запада, во имя непотери которой мы просто топчемся на месте, не проявляя никакой геополитической инициативы. Так что только тотальное прощание с псевдоэлитой, с 90-х сидящей у руля страны на чемоданах с деньгами, способно дать шанс чему-то новому и лучшему.

Искать же те условия, которые могли бы способствовать реализации Интермариума, не надо – для человека с развитым историческим чувством их видно невооружённым глазом. Сам факт российской гибридной агрессии против Украины, ставящий под угрозу весь регион, и, как глясят данные о зонах поражения ракет, размещенных в Сирии и Крыму, всю Европу вплоть до Лондона (не говоря о базе в Калининграде), на фоне распада евроатлантического единства, относительного изоляционизма Штатов и ослабления НАТО, – это те необходимые условия, которые позволят развернуть потенциал Интермариума от оборонного союза до полноценного военно-политического блока. Являются ли они не только необходимыми, но и достаточными, зависит от качества политических лидеров региона. Само собой, первую скрипку в этом процессе должна играть Украина, а именно тот лидер, который покончит с разрушительной системой сперва на государственном, а затем и региональном уровне. Это именно тот случай, когда стоит проявить свой ранг в царстве политики как искусства возможного.

Ещё никогда ситуация на грани с военной и национальной катастрофой не решалась с помощью имитации реформ посредственным политиком. Условная и слабая, но все же наличная военно-политическая солидарность Запада с воюющей Украиной, умноженная на сильное национальное чувство стран региона, солидарных с Украиной на куда более веских основаниях, могла бы не только решить исход войны позитивным для нас образом, но и превратить Междуморье в эпицентр возрождения Старой Европы.

Таким образом, в военно-политическом плане страны Интермариума могли бы петь в унисон с американскими «ястребами», при этом ставя совокупный оборонный, экономический, научный и культурный потенциал на службу собственным национальным и региональным интересам. Только слепец может не замечать столь благоприятной геополитической конъюнктуры вследствие ослабления Запада и возрастающих правопопулистских тенденций в мире, которой надо пользоваться здесь и сейчас.

Если не ошибаюсь, основание Интермариума подразумевает под собой упразднение ЕС — ну как минимум выход из него стран Восточной Европы. А что ждёт НАТО?

В случае усугубления кризисных тенденций в Евросоюзе (бездеятельность в отношении российской агрессии, террор радикальных исламистов и мигрантский кризис, депопуляция) – несомненно. Пока что Интермариум является проектом параллельной и альтернативной европейской интеграции, и на этом этапе мы сотрудничаем и со «всего лишь» реформистами Евросоюза справа (например, Nacionālā apvienība, Латвийский Национальный Альянс). Однако нашей конечной целью есть построение суверенного военно-политического блока как полноценной альтернативы наличным союзам и альянсам для Европы.

В качестве образца для первой фазы региональной интеграции берём Северный Совет (Nordic Council) – межгосударственную организацию, координирующую межправительственное сотрудничество стран региона с целью повышения его конкурентоспособности на глобальном уровне и более эффективного решения общих проблем. Объединяя в своем составе субьектов разных военно-политических блоков (Норвегия и Исландия члены НАТО, но не являются членами ЕС, Швеция и Финляндия члены ЕС, но не являются членами НАТО, Дания входит как в состав ЕС, так и НАТО), Северный Совет мог бы стать рабочей моделью для начального сотрудничества стран Междуморья, большая часть которых входят в состав ЕС и НАТО, со внеблоковой Украиной и Беларусью (в хозяйственной сфере), де-факто являющейся сателлитом России.

Уже сейчас есть острая потребность в создании Интермариума именно как оборонного союза, и прототипом сотрудничества стран региона в военной плоскости является, к примеру, LITPOLUKRBRIG – литовско-польско-украинская бригада. То есть понятно, что триггером для построения Интермариума является именно российско-украинская война, и здесь пересекается проблематика альтернативной интеграции не только в отношении ЕС, но и НАТО.

Штаты, конечно, остаются дипломатическим союзником Украины, но в военном плане нам стоит полагаться только на собственные и региональные силы. Аннексия Крыма показала это весьма доходчиво. Недавний отказ Трампа от встречи с Путиным на саммите G20 вследствие ситуации в Азовском море тоже довольно показателен: с одной стороны, это явная поддержка Украины, с другой, такого рода «поддержкой» все и ограничилось.

Почему главы региональных государств до сих пор не озаботились регулярным сотрудничеством в военной сфере – неясно. Но все основания для совместных учений, более активного обмена опытом между силами теробороны, тесного сотрудничества разведывательных служб, солидарного внешнеполитического курса и противодействия информационной войне Кремля, есть.

И мы, от имени Группы содействия построению Интермариума (Intermarium Support Group), всячески инициируем и ускоряем эти процессы, в обязательном порядке поднимая вопрос о праве принимать решение о чрезвычайном положении, согласно меткому определению понятия суверена Карлом Шмиттом.

Таким образом, мы не только изучаем опыт LITPOLUKRBRIG, но и устанавливаем связи со Штабом бригады. Так, автор книги “Multinational Brigade – United for Peace,” Дариуш Матерняк, выступил с тематическим докладом на Третьей конференции Группы содействия построению Интермариума, а весной, как уже было сказано, запланирован приезд украинских военных экспертов на Форум по безопасности в Люблине, который пройдет с участием офицеров LITPOLUKRBRIG. Конечно, всех сильно интересовал аспект субординации и полномочий, ведь без разрешения ООН, ЕС и НАТО эта бригада не сможет прибыть на Донбасс даже с гуманитарной миссией. Но регулярные участники конференций по Интермариуму из Польши уже ищут пути для снятия законодательного запрета на военную защиту иных государств польскими гражданами и задумываются об увеличении полномочий этого подразделения.

Дамиан Дуда, вице-президент программы польского Минобороны «Академический Легион», парамедик, иструктор, неоднократно бывавший на Донбассе, сделал немало для трансляции своего опыта построения польской теробороны. «Литовские Стрелки» и специалисты латышского Земессардзе прекрасно осведомлены о потенциале полка Азов и готовы к сотрудничеству. О планах взаимодействия с хорватами от обмена инструкторами до построения Украинского Иностранного Легиона я тоже уже говорила.

Подытоживая сказанное, мы далеки от вульгарного антиамериканизма и, говоря о полку Азов, вошли в историю как первое украинское военное подразделение, которое усвоило и перешло на стандарты НАТО. Но к вопросу повышения обороноспособности подходим не только технически, но и стратегически, понимая, что задача модернизации украинской армии открывает широчайшие горизонты для прорыва в государственном строительстве и выгодных геополитических трансформаций вообще. Не так давно Дональд Трамп грозился, что Штаты выйдут из НАТО. И если «перезагрузки отношений» с РФ и не произошло, то регион по-прежнему предоставлен сам себе, а значит, близится наше время сказать свое слово в истории, не то что задуматься о региональном оборонном блоке.

Хоть кто-то из других партий, кроме Нацкорпуса, поддерживает подобную геополитическую альтернативу для Украины? Я слышал что-то от Свободы, но это было так вяло…

Если не отвлекают критическими нотами в адрес моих выступлений на зарубежных конференциях «совместно» с пророссийскими участниками, вот уж действительно совместно с порохоботами, – и на том спасибо.

Прошлой зимой Национальный Корпус принял участие в V Бандеровских чтениях, организованных ВО Свобода, в частности УССД под руководством Юрия Сыротюка, на геополитическую тему: «Місія України та національні інтереси в глобалізованому світі: візія націоналістів». Эта попытка поработать на «нашем» поле была довольно неплохой, и в своем докладе я постаралась закрепить эффект, заостряя внимание на том, что Степан Бандера, несмотря на колоссальную роль, сыгранную им в создании украинского национального государства, все же был Партизаном с большой буквы, национальной иконой, но не геополитиком. И выводить геополитические уроки из его деятельности можно только негативно-предупредительные в духе «Геть від Москви / Польщі / Угорщини», то есть к геополитике они имеют косвенное отношение.

Соседство Украины с этими государствами по-прежнему проблематично в разных смыслах слова, но если мы хотим не только обороняться, причем на несколько фронтов, но и влиять, и запускать нужные нам процессы, следует отказаться от изоляционизма. Однако у меня сложилось впечатление, что только несколько докладчиков мыслили в схожем ключе, например, Юрий Миндюк, тогда как большинство сделали следующий вывод: как учил батько Бандера, сперва надо построить полноценное украинское национальное государство (принцип «Украина для украинцев»), отвоевать оккупированные территории, а тогда уже вести дипломатические переговоры и вступать в международные отношения как государство, которое уважают и с которым будут говорить на равных. Выходит, геополитическую конференцию проводят только для того, чтобы отложить геополитику до лучших времен, которые с таким подходом не факт, что наступят.

А это именно тот вывод, который я считаю в корне неверным. Почему-то мы не боимся совершать революцию и идти к власти, но проявляем удивительную слепоту к возможностям действенного и осязаемого отстаивания своих интересов на международной арене. Точнее, не возможностям, а обязанностям. Противодействие российским лобби во всем мире является задачей №1 для украинской стратегии национальной безопасности и обороны, не говоря о региональных военных учениях и солидарности, которые нам вполне под силу (как я постаралась показать в своем интервью) и, конечно, заставляют Кремль корректировать свои планы. Уже само громадное количество средств, выделяемое Кремлем на усугубление антиукраинской истерии в Польше, свидетельствует о том, что сегодняшние войны прежде всего ведутся за умы людей, и каждая из стран – это очередное поле битвы между Украиной и РФ. Глупо уходить оттуда без боя.

В целом должна признать, что, несмотря на мое искреннее стремление консолидировать украинское националистическое движение, Национальный Манифест, одним из пунктов которого есть построение Междуморья, порой ставил мою работу над проектом Интермариума на грань срыва, так как репутация у наших союзников за рубежом соответствующая (что международное сотрудничество им как минимум не интересно).

Впрочем, сталкиваемся и с более серьезной попыткой игры на «нашем» поле: в интервью Polonews кандидат в президенты от ВО Свобода Руслан Кошулинский заявил о том, что украинские националисты и польские консерваторы PiS хорошо понимают мышление друг друга и пообещал вывести украинско-польские отношения на новый уровень. Так что тренды меняются.

Твоё знаменитое фото с Дугиным в Подмосковье. При каких обстоятельствах оно сделано?

15-16 октября 2011 г. в Подмосковье на международной традиционалистской конференции «Против постмодерного мира», которую я посетила в составе Украинского Традиционалисткого Клуба, выступив с двумя докладами, причем один из них содержал критику в отношении неоевразийства, никогда не привлекавшего нас даже на уровне звучания. Если бы меня кто-то спросил, жалею ли я об этом фото и самом посещении конференции, я бы ответила, что ретроспективно все больше ценю представившуюся мне возможность воочию увидеть персонажей книги известного британского ученого Марка Сэджвика «Традиционализм и тайная интеллектуальная история XX века». Многие из них так и остались в моем личном виртуальном бестиарии, другие, вроде легендарного профессора Клаудио Мутти, стали источником ценнейшей литературы о Железной Гвардии и не только, а светлой памяти Гейдар Джемаль вообще порадовал своей поддержкой революции Майдана, за что недавно расплатился жизнью его сын Орхан, пытаясь приподнять завесу над деятельностью ЧВК Вагнера на Донбассе и в Сирии.

Несмотря на то, что многие украинцы рассматривают Дугина либо как курьезное эхо красно-коричневых 90-х, либо как злого гения «Новороссии» и советника В.В.Путина, его наследие и деятельность просто необходимо изучать в контексте гибридной войны Кремля на международном фронте, с целью как можно более эффективного противодействия оной. С докладом на эту тему, к примеру, выступил Эжи Таргальский, доктор гуманитарных наук, известный польский историк и публицист, а также советник Министра национальной обороны Польши, на конференции в Варшаве «Разбитая империя» 25-26 октября 2017 г. Сегодня не секрет, что собственно военным столкновениям предшествует, и сопровождает их на всех этапах, масштабная информационная война от средств массовой информации до кинематографа и историографии.

Причем это касается не только войн, развязанных Россией: достаточно вспомнить «Ирак: История про чайник» Славоя Жижека, только оправдание вторжения в Персидский залив Штатами по аналогии с фрейдовским анекдотом «1) Я никогда не брал твоего чайника; 2) Я вернул его тебе целым и невредимым; 3) Чайник уже был дырявым, когда я взял его у тебя» теперь сводится к простой формуле «Их там нет». Ведь именно Кремль вывел войну нового поколения, мятеж-войну, гибридную войну на новый уровень, преследуя цель исправления дисбаланса сил на мировой арене в свою пользу. Именно этот формат позволяет РФ терроризировать не только Украину, но и Балтию, совершенно не уверенную в том, что НАТО поспешит вмешаться в очередную необъявленную войну. Именно в этом контексте стоит рассматривать деятельность Дугина, опасность которой заключается в содействии мягкому москвоцентризму на международной арене, а не рекрутингу ополченцев, жаждущих последовать его призыву «убивать украинцев».

То есть степень нерукопожатности Дугина для украинцев не всегда была одинакова, и еще до Майдана, но уже тогда, когда выходка молодёжки ЕСМ на Говерле, казалось бы, осталась в дурном прошлом, мы с УТК застали период пусть и деланных, но в тот момент взаимовыгодных симпатий Дугина к появлению украинских националистов в сфере традиционалистских студий и, неизбежно, на международной арене. Ранее я уже говорила о том, что УТК начал устанавливать контакты с западноевропейскими правыми, издательством традиционалистской литературы «Арктос» в частности. То есть интерес Дугина, как минимум, заключался в том, чтобы завоевать нашу лояльность, дабы наш голос не выбивался из хора уверенных в солярности Путина западных традиционалистов. Программой-максимум было превращение нас в приверженцев политического неоевразийства и пророссийской геополитической ориентации.

Возвращаясь к вопросу о взаимовыгоде, с нашей стороны интерес заключался в завязывании контактов в среде западных и восточных традиционалистов, а также дальнейшей интеллектуализации украинского националистического движения путем их привлечения к созданию украинского метаполитического фронта, альтернативного и по сути конкурентного по отношению к неоевразийскому.

Так что это нечто из разряда фото Дугина с Бжезинским, только меньшего калибра. Не могу сказать, что уже тогда не обещали награду за «бороду Дугина», причем не только Корчинский. Но все же я не студентка, лупящая чиновника букетом по лицу. Всегда видела свою миссию в ином, а теперь ее хорошо видно и политическим оппонентам.

Ретроспективно могу сказать, что в 2011 г., когда состоялась эта конференция, РФ в лице Дугина как раз использовала тактику мягкой силы, пытаясь удержать Украину в орбите своего геополитического влияния и даже заигрывая с украинскими националистами. Помню, перед началом протестов на Майдане Дугин опубликовал видео об опасности вступления в Евросоюз для Украины и о тех возможностях, которые сулит нам Таможенный Союз. Схожую попытку на фоне подостывшего конфликта Дугин предпринял в июне 2016 г., выдав очередной выпуск «Директивы Дугина» под названием «Украинская идентичность под угрозой», но тогда, само собой, уже никто на его удочку не клюнул.

Украинский традиционализм часто обвиняют в духовной незрелости и зависимости от идей т.н. «дугинизма». Что ты на это ответишь?

Без понятия, что за такие «идеи дугинизма» имеются в виду. Гремучей смеси генонизма, православия, «прочтенного слева» Эволы и неоевразийства как антиатлантизма на основе исковерканного Шмитта я больше ни у кого не замечала, во всем мире. Если под этим «страшным» ярлыком имеется в виду то, что литклуб «Пломинь» публиковал на своем паблике поэзии Евгения Головина, а один из админов поделилась статьей Натэллы Сперанской о Дионисе, то весь мир – Дугин, а мы в нем – адепты. То есть куда уместнее говорить о дугинской «манере» и неоевразийских идеях, а в этом невозможно уличить никого из известных мне украинских националистов или традиционалистов. Только невежда может утверждать обратное, встретив не имеющие никакого отношения к москвоцентризму имена Хайдеггера, Эволы и Шмитта у Дугина и, также обнаружив их в орбите интересов других лиц, упрекать их в «дугинизме». Невежда либо скрытый фанат Дугина, таким образом выдающий свое беспредельное восхищение его наследием, чьими жалкими эпигонами мы якобы являемся.

Из четырех украинских интеллектуалов, посетивших дугинскую конференцию и продолжающих сотрудничество в рамках Третьего Пути (я, Святослав Вышинский, Андрей Волошин, Эдуард Юрченко), формальное созвучие с концептами и рубриками Школы новой метафизики (вроде «радикальный субъект и его дубль»), основанной Дугиным, в некоторых работах сохранял только Вышинский. Формальное, ибо оригинальность его мысли, изложенной в книге «Metaphysica Nova», или хотя бы узнаваемые отсылки к совершенно иному интеллектуальному авторитету, очевидны всем, хоть немного знакомым с его настоящим «гуру» Гейдаром Джемалем. Почему-то не слышно упреков в «духовной незрелости – джемализме», хотя Джемаль в украинской метаполитической тусовке котируется куда больше.

Эдуард Юрченко, которого кому-то пришло в голову паровать с Дугиным по линии «православного легитимизма», а там и до царя-батюшки в лице Путина недалеко, всегда был ярчайшим приверженцем французского роялизма и до сих пор проводит ежегодные вечера памяти казненного революционерами Людовика XVI в рамках УТК. Тем не менее, диссертацию он защитил вовсе не по монархизму, а по традиционализму в постиндустриальную эпоху, и концептуальный контекст его мысли следующий: Четвертая индустриальная революция, археофутуризм, «темное просвещение», Альт-Райт.

Андрей Волошин, как не только англоязычный интеллектуал, но и франкофон, пожалуй, вообще не пользовался посредничеством Дугина в ознакомлении с такими авторами, как Рене Генон, Мирча Элиаде, Эзра Паунд, Жан Парвулеску, Пьер Дрие Ла Рошель, Доминик Веннер, Луи-Фердинанд Селин, Робер Бразийяк и др.

Мой опыт интеллектуального взаимодействия с Дугиным остался исключительно в виде сносок в некоторых тематических статьях, в концептуальном плане всегда раскрывающих мою собственную интерпретацию консервативной революции. Не считая лаконичного анализа четырех типов консерватизма, тот мотив, благодаря которому он появился в моих работах, то есть ницшеанская формула сверхчеловека как «победителя бога и ничто» в проекции на динамическую феноменологию консервативно-революционного субъекта, – это классика жанра, заданная первым исследователем консервативной революции Армином Молером и ретранслированная Аленом де Бенуа в статье «Солдат, Рабочий, Повстанец, Анарх: типы и фигуры в произведениях Юнгера». Заслуга Дугина заключалась в дальнейшей ретрансляции этого мотива (только в отношении «дифференцированного человека» Эволы, а не Анарха Юнгера, приверженцем которого Дугин никогда не был), актуальной до получения мною оригинальных текстов, которое долго не заставило себя ждать.

В этот ознакомительный период куда более заметное влияние на мои работы по Эрнсту Юнгеру и консервативной революции оказал российский юнгеровед Александр Михайловский, преподаватель философии Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», на уровне всего учебного заведения крайне далекого от дугинского «Платонополиса».

Опять-таки, как минимум одно из моих выступлений на заседаниях УТК посвящено теории четырех клубов Гейдара Джемаля и сравнению украинских казацко-крестьянских восстаний с немецкой Крестьянской войной во главе с дворянином Флорианом Гайером, чье наследие он возрождал в рамках одноименного сообщества. Почему ни один из политических оппонентов не упрекает меня в «джемализме», не потому ли, что Джемаль, также отнюдь не либерал, занимал проукраинскую позицию, а значит, его «влияние» не дает почвы для попыток дискредитации украинского традиционализма?

Я неслучайно написала «влияние» в кавычках, ибо в Джемале я ценю силу и последовательность его «гностической» философии, но вовсе не точность историко-идейного анализа. Хотя мои интеллектуальные устремления в метафизическом плане куда ближе к джемалевскому модернизму, чем дугинскому фундаментализму, конечно, я не согласна с Джемалем в том, что консервативная революция – это крайний правый флаг «либерального клуба».

Мое понимание консервативной революции / Третьего Пути, как уже было отмечено выше, – это альтернативный модернизм, а его интеллектуальный пантеон, в отличие от всем известных авторитетов Дугина, кроме Фридриха Ницше, Эрнста Юнгера и Мартина Хайдеггера, включает и таких довольно далёких и даже чуждых ему мыслителей, как Иммануил Кант и Людвиг Витгенштайн. Гносеологический «третий путь» Канта «между Сциллой догматизма и Харибдой скептицизма», который также сформулировал классическое «немецкое» понимание свободы воли, и трансцендентальная философия Канта в целом, на мой взгляд, наоборот лежит в основе альтернативной по отношению к просвещенческой версии модернизма, породившей и «революцию справа». Во всех своих статьях я подчёркиваю футуристический вектор мысли Юнгера и фундаментальное место темы свободы в его размышлениях. «Увидеть» в этом дугинские скрепы может только воистину страждущий от успехов украинских правых в публичном поле.

Кстати, ты забыл поинтересоваться об упреках в «дугинизации» Юнгера, исходящих из все того же пресловутого интернет-издания, как особенно бредовых. Во-первых, уже было сказано, что сам Дугин не понимал Юнгера и крайне мало писал о нем. Во-вторых, во всех без исключения работах и на всех заседаниях УТК я отдавала дань нежеланию Юнгера называться консервативным революционером именно из-за «консервативной» составляющей. Однако отрицать при этом «правизну» и антилиберальную направленность мысли Юнгера, причем как в ранний, так и поздний период его творчества, может только совершенно некомпетентный человек.

Я даже не говорю о праворадикальной публицистике, переводе на немецкий максим французского контрреволюционера Антуана де Ривароля (с выраженной симпатией к антипопулистским сентенциям о подверженном влияниям «безголовом» и «неверном» народе) или признанию позднего Юнгера в том, что они с женой «лояльные граждане ФРГ, но без особого энтузиазма», ибо их «реальность – Немецкая Империя», а также цитате из того же интервью о том, что сегодня в обществе куда меньше свободы, чем во времена дедов и прадедов, потому что сегодня, к примеру, нельзя сказать: «Я фашист», ты сразу становишься худшим из худших (см. интервью 1982 г. «Выпить на брудершафт со смертью», взятое редакцией Der Spiegel у Юнгера, когда ему было 87 лет). Юнгер не был монархистом, но отрицал монархизм и реставраторство как безнадежное предприятие скорее с тактической точки зрения, признавая «золотую жилу», вокруг которой вращается подлинный динамический консерватизм, что совпадает с интуицией археофутуризма.

И не говорю о том, что Юнгер, с детства восхищаясь природой Африки и охотно путешествуя по ней в зрелые годы, много лет спустя своего неудачного юношеского побега во Французский Иностранный Легион в Алжире, неоднократно тепло отзывался о местном негритянском населении, в том числе противопоставляя его белым «феллахам», но это не мешало ему писать колкости в адрес чернокожих экипажей американских оккупационных танков на территории проигравшей Германии. Несмотря на интерес к исламской культуре и ряд позитивных высказываний на эту тему, современный исламизм Юнгер считал ярчайшим проявлением «титанизма» в его разрушительной ипостаси. Прочтите, какие замечания оставил Юнгер о студенческих протестах 68-го года, как он сетовал на «предельный либерализм» Запада, в частности, на привнесенную «грубоватыми американцами и парижскими преступными сообществами» практику бесцензурного написания слов, «которые раньше можно было встретить только на стенах плохо освещенных вокзальных нужников», нападки на «демифологизирующую» прозу Золя, Сартра и авторов современных «эротических романов», в конце концов, проходящую красной нитью сквозь его поздние романы-антиутопии критику либеральной псевдосвободы, левой демагогии и анархизма, и расскажите после этого, что Юнгер белый и пушистый противник «человеконенавистнических идеологий».

Вообще я отношусь спокойно к политическим и интеллектуальным разногласиям и нередко даю интервью мейнстримным западным медиа. В цитируемом тобой источнике меня не устраивает именно низкопробность дискурса, что, в принципе, соответствует объективному уровню издания (легко представить его реакцию на мое интервью: насколько мне подсказывает память, это будет что-то в духе «Снова Семеняка разродилась длинным невнятным опусом, пытаясь доказать, что она не дугинистка, потому что на самом деле она джемалистка!»). Сам Юнгер симпатизировал многим левым и национал-большевикам вроде его друга Эрнста Никиша, но в отношении заказных псевдолевых изданий вроде обсуждаемого нами, в лучшем случае, Юнгер написал бы то же самое, что в адрес творчества Мэри Маккарти.

В этом смысле могу похвалить исследователя «правого экстремизма» Антона Шеховцова: с момента публикации моей критической статьи о его подачи информации и работе с ней в целом, качество его репрезентации деятельности правых, Национального Корпуса в частности, заметно возросло.

Дай краткую характеристику Александру Дугину как человеку, политику и философу.

Эти три уровня связаны очень тесно. Я не столь близко знакома с Дугиным, лично встретившись с ним всего раз, чтобы убедиться в правоте слухов о его ревнивом вытеснении всех наиболее талантливых учеников из своего непосредственного окружения, но состав ЕСМ, который я могла наблюдать на конференции, за редким исключением, был действительно крайне сер. Так что не буду спекулировать на эту тему, но соглашусь с теми, кто отмечает неприятие им фигур воинско-кшатрийского, героического типа, которых Дугин игнорирует, а если и берется изучать, то с минимальным пониманием (Эрнст Юнгер, Юкио Мисима, Доминик Веннер), либо пытается согласовать с советизмом, как Юлиуса Эволу. На мой взгляд, это в большей мере объясняет отсутствие ярких правых последователей Дугина вообще, в смысле и на пространственной и временной дистанции, особенно среди молодежи.

Как отмечал и радикальный мыслитель Azsacra Zarathustra, лучше всего Дугину дается «зеленый» эзотеризм в духе Густава Майринка и Евгения Головина. Продолжая эту мысль, было бы неплохо, если бы Дугин остановился на создании радиопередач вроде Finis Mundi, творящих позитивную мистификацию вокруг идеи Третьего Пути, вместо того, чтобы выстраивать ее вокруг московского истеблишмента. Ибо в реальности все несколько иначе: привел в движение Голем ЛДНР – будь добр, неси за это ответственность.

В этом контексте стоит согласиться и с мыслью Игоря Гаркавенко, подобно мне, успевшего познакомиться с Дугиным до революции, что, попади Дугин в заключение за одно из своих произведений, это сразу бы сняло к нему целый ряд вопросов. Харизма Дугина, проявляющаяся в заразной вдохновленности идеями во время выступлений (обратной стороной чего есть всем известные «грибные» рассуждения о брадолюбии, метафизике хороводов, камышовых людях, вредоносности науки и т.д., не говоря об антиукраинской истерии, уже не столь веселой) и в магико-реалистичной суггестивности на уровне текстов, не была использована в революционных целях – а исключительно легитимирующих в отношении правящего режима, в худших традициях эволианского «лунного» брахманизма. Броские формулы вроде «Абсолютной Родины» и «максимального (сверхчеловеческого) гуманизма» так и повисли в пустоте «незаменимости Путина».

Дугин, конечно, сделал этот выбор сознательно, крайне неубедительно поставив знак равенства между консервативной революцией и сопротивлением подрывным силам, вечно желающим «развалить Россию», то есть банальным охранительством на грани с конформизмом и оппортунизмом. А совершив этот моральный выбор, дальше, конечно, ничего не стоит продвигать «освободительную агрессию» в отношении Украины и иных «площадок» для противодействия Западу, опять-таки, в худших традициях советского экспансионизма.

Так что, если коротко, это философ, предпочивший находиться в услужении Левиафану высылке на «философском параходе». А мы знаем, что с его помощью Сталин избавился не только от «врагов» режима, ученых, западников и консерваторов, но и тех, кто претендовал на лучшее знание того, что надо миру и России с точки зрения правящей элиты (Троцкого). С поправкой на цезаристско-правопопулистский поворот на планетарном уровне, таким себе «подлинно консервативным» диссидентом «Троцким» при праволиберальном «Сталине» можно назвать и автора опуса «Путин против Путина», с которым он ездит по Европе. Единственное, чего не хватает Дугину в этой схеме, – это смелости Троцкого.

Самая сильная концептуальная разработка Дугина, на мой взгляд, это теория археомодерна, особенно тем, что она как нельзя лучше объясняет сам феномен дугинизма. Археомодерн – это шизоидное состояние, в котором пребывает постсоветское общество, встав на рельсы некритичной вестернизации. В этом состоянии остатки архаики (кумовство, преклонение перед начальством, местечковость и т.д.) сочетаются с карго-культом всего западного, начиная со словоупотребления, моды и масскульта. Живым примером этого кентаврического, неестественного и трагикомического слияния в работе Дугина были невероятные ляпы переводчиков из 90-х, только дорвавшихся до кладезей французской постмодернистской мысли.

В чем-то концепция археомодерна напоминает вердикт, вынесенный Петером Слотердайком проекту Просвещения и попыткам марксистов просветить «ложное сознание» жертв буржуазного мира, не подозревающих о своем месте в системе производственных отношений. В «Критике цинического разума» находим следующий портрет члена позднекапиталистического общества потребления: это несчастное модернизированное сознание, над которым небезуспешно, но все же напрасно поработало Просвещение. Выработав иммунитет к революционной теории, современный индивид уже вполне сознательно «делает худшее, зная лучшее».

А веду я к тому, что Александр Гельевич, как интеллектуал, также является персоной, которая небезуспешно, но все же напрасно усвоила и эклектически соединила ключевые мысли теоретиков традиционализма и Третьего Пути, решив поставить их на службу псевдосоветскому реваншизму Путина, то есть совершив худшее, зная лучшее. Небезуспешно, потому что, говоря об этом наследии, стоит признать его заслуги в качестве культуртреггера, компилятора и ретранслятора, несмотря на намеренные и бессознательные ошибки, искажения и явные заимствования. Напрасно, и сейчас я даже не касаюсь моральных аспектов и патриотических чувств и национальных интересов украинцев, – потому что антизападная издательская деятельность на грани с графоманией и профанация, известная под именем Четвертой политической теории, в итоге только усиливают позиции тех, против кого он пытался бороться, в самой России.

Встав перед выбором: государственные интересы постсоветской РФ или аутентичный Третий Путь и избрав первое, Дугин и достиг укрепления силовой мощи страны на фоне усугубления идейно-политического положения русских в РФ и потери интеллектуальной свободы правых по сравнению с либералами. И что признал в недавних выпусках «Экспертизы Дугина», фактически расписавшись в бессмысленности внешнеполитического триумфа РФ в Украине и Сирии и призвав единомышленников удалиться во «внутреннюю эмиграцию» до наступления более благоприятных времён для политической деятельности.

Вот что происходит с Третьим Путем на археомодерной почве при отказе от проведения полноценной «модернизации справа». Если она не осуществлена, то называй ее хоть Пятой политической теорией – от перемены центра силы, на который возлагаются надежды (а это тот критерий, на основании которого Дугин и предложил «превзойти» Третью, опираясь уже не на Берлин, а на Москву), сумма общественных слагаемых не изменится. Временами, в том же археомодерном стиле, былой восторг по поводу имперских успехов Путина на внешнеполитической арене дает о себе знать (см. крайний выпуск, в котором Дугин радуется тому, что «Путин вставил палку в колесо прогресса»), – какая разница, что это происходит за счет того, что идентичность русских по-прежнему «на грани исчезновения».

Другими словами, нам интересны не столько личные качества Дугина и философское наследие как таковое, сколько его ответственность как публичного интеллектуала. И речь идет не столько о его призыве «убивать украинцев», сколько о той археомодерной непринужденности, с которой этот глашатай «многополярного мира» и критик украинского «неонацизма» сочетает откровенно шовинистические высказывания в адрес украинской нации, время от времени отрицая само ее существование, с притязаниями на неосоветский универсализм. В свое время на это обратили внимание даже прокремлевские белорусы, которые прибыли вместе с УТК на традиционалистскую конференцию 2011 г. в Подмосковье, указывая на несоблюдение им гласных принципов неоевразийства, якобы защищающего национальные идентичности народов от западного глобализма.

Либералы часто изобличают украинских националистов, голословно заявляя, что они, мол, беспринципные «консервы», ставящие «правый интернационал» выше украинской национальной идеи, и прямо упрекают их в том, что правые «русскомирцы» им ближе проукраинских либералов. Это, как обычно, скучная манипуляция, так как реальность прямо противоположна: именно потому, что украинские националисты сохраняют верность оригинальному Третьему Пути, частью идейного наследия которого является и украинская националистическая и консервативная мысль (то есть вопрос о выборе приоритетов лишен смысла), они не приемлют неоевразийство и псевдоправый путинизм, презирая дугинские попытки скрыть реальное положение дел в России и при этом изобразить украинских националистов безыдейными и преисполненными комплексом неполноценности марионетками Запада. Эти подмены прекрасно видны адекватным западным правым, не впечатленных «Четвертой политической теорией».

Ведь западные правые, в отличие от украинских либералов, прекрасно помнят мою полемику с Дугиным на его Facebook-странице, когда там появились первые оценки украинских революционеров в духе «неонацистских пешек НАТО и антироссийского западного империализма». Найдутся сумасшедшие, которые сочтут и это предосудительным, но Homo sapiens примерно представляет, каков охват аудитории тогда был на странице Дугина, когда он еще не успел дискредитировать себя ЛДНР. Там же я излагала историю украинского Крыма и опровергала сказки о «пьяном» подарке Никиты Хрущева, среди прочего, ссылаясь на опыт моих бабушки и дедушки по материнской линии, отстраивавщих Крым после второй мировой вместе с тысячами других украинцев, на чьем счету восстановление инфраструктуры полуострова. Понимая, что с каждым часом такой «контрпропаганды» поддержка западных правых тает, Дугин и Сперанская попросту заблокировали мой аккаунт, тем самым подтолкнув меня к официальному представительству Правого Сектора за рубежом. Дальнейшую историю ты знаешь и можешь сам сравнить естественную связь между защитой идентичности и горизонтом международного сотрудничества украинских националистов на данный момент времени (а это и есть аутентичный Третий Путь) с итогами, озвученными в «Экспертизах Дугина» (либо национальная идентичность, либо дальнейший рост имперского колосса на глиняных ногах).

Однако, кроме личностного, философского и политического уровня оценки, необходимо также обратить внимание на метаполитический срез «дугинизма». Возвращаясь от политики к собственно философии, скажу банальности о том, что можно признать оригинальность дугинской интерпретации Мартина Хайдеггера, пусть, как обычно, и не от слова «оригинал». Хайдеггер, провозгласив курс на деструкцию западной истории онтологии (определяющих с античности трактовок бытия), конечно, досконально изучал всех «рационалистов», вовсе не являясь глашатаем столь милого русским философам «темного логоса». Полностью разделяю интерес Вышинского и к Школе новой метафизики, безвременно канувшей в Лету, не выдержав конкуренции с «Новороссией». Наконец, закрыв глаза на остальное, нельзя не удивляться энциклопедическим познаниям и продуктивности автора книг разной степени глубины и увлекательности от «Знаков Великого Норда» и «Философии традиционализма» до серии «Ноомахия».

Перечисляю это вовсе не из соображений «объективности». В чем кроется подвох, понятно, ведь уже в 90-е, казалось бы, в академически нейтральных учебниках «Философия политики» и «Геополитика», находим неоевразийскую подкладку, и в этом смысле, чисто стратегически, действительно есть чему поучиться у Дугина. Хотя, по правде говоря, это метаполитическая стратегия неомарксиста Антонио Грамши в рецепции новых правых (от образовательных программ и культурной революции в обществе до достижения политической гегемонии, что лично я начала в рамках УТК и продолжаю в рамках Пломиня и родственных инициатив). Как недавно сообщил глава пресс-службы Нацкорпуса Роман Чернышев, выпускник КНУ, ему довелось изучать геополитику в том числе по учебникам А.Г.Дугина, то есть потенциальной обработке подвергались далеко не только российские читатели. Снова-таки, это подтолкнуло нас к возобновлению работы над собственным учебником по геополитике и не только.

Припоминаю, как шутил директор Института им. Романа Рыбарского Мариуш Патей, постоянный участник конференций Группы содействия построению Интермариума, выслушав доклад Ежи Таргальского о прямо противоположных посылах Дугина на конференциях в Молдове и Румынии («мы за свободную Молдову без великорумынского шовинизма / мы за Великую Румынию с Молдовой в ее составе»), следующих одна за другой. А шутка заключалась в том, что мы должны брать пример с дугинской «геополитики о многих лицах», натрушивая западноевропейской и американской публике, что Интермариум – это плацдарм для Запада против России, российской аудитории – что для развала Евросоюза, в Литве – что это ВКЛ, в Германии – что речь идет о старой доброй Mitteleuropa, в Польше – что это противостоящее России и Германии славное Międzymorze и т.д. и т.п. Так что, видя, как обитатели «Платонополиса» нашли земное воплощение своего идеала в ДНР, говорим с чистой совестью, что «все, чему вы нас научите, будет использовано против вас».

Проясни для всех радикалов. Вот есть Россия, вроде бы белая страна, которая с нами воюет. Этим окончательно поставлен крест на концепции «славянского братства»? И как быть с «белым интернационалом»?

О православном панславизме как подоплеки российской экспансии на Балканах и претензий на статус Третьего Рима со стороны России, в том числе в редакции Федора Достоевского, конечно же, можно забыть. Как и о том, что примирение возможно до превращения Украины и, в идеале, Беларуси, в полноценные национальные государства.

В более расхожем понимании, в начальной фазе революции и войны идее «славянского братства» и «правого интернационала» действительно был нанесен сокрушительный удар. Мириться с утерей «славянского братства», впрочем, пришлось скорее старшему поколению украинцев, убежденных в том, что «Россия не нападет». Многие из них до сих пор свято уверены, что она «защищается от НАТО», даже в Азовском море. А вот «белый интернационал» сперва тотально разочаровал нас, ибо, кроме Nordisk Ungdom и CasaPound, тяжело вспомнить те националистические организации, которые безоговорочно поддержали революцию Майдана. Это сейчас нет отбоя от приглашений на заграничные переговоры и мероприятия, а тогда ситуация была иная.

Националисты, с другой стороны, смогли оценить солидарность русских и белорусских добровольцев, прибывших на помощь Украине, так что в этой сфере, можно сказать, проявилось настоящее «славянское братство». Причем я говорю не только о военном аспекте, но и о совместном противодействии информационной войне Кремля и работе в метаполитическом поле, прежде всего, с западными правыми. Выше я уже рассказывала о печальной ситуации, в которой оказалась молодежка NPD, не сумев пригласить адекватных русских националистов на конференцию, что и закончилось атакой чешских единомышленников на «имперца». Острая потребность в такого рода сотрудничестве с антипутинскими русскими националистами есть и сейчас, если мы рассчитываем на дальнейшую работу с правыми политическими силами Запада. А это даже не обсуждается с учетом правопопулистского поворота в мире, иначе нечего сетовать на гастроли Дугина и вероломность западных националистов.

В концептуальном плане, несмотря на то, что идея революционной Украины как наследницы Киевской Руси в противовес необольшевицкой России легла в основу этого проверенного кровью «настоящего славянского братства» (кстати, первый павший доброволец батальона «Азов» был русский «Балаган»), должна отметить, что панъевропеизм и «правый универсализм» сейчас преобладает над киеворусской темой в качестве парадигмы нашего сотрудничества с русскими и белорусами. И, кстати, поляками. По разным причинам, полякам, как и западным правым из стран с развитыми пророссийскими лобби, проще протягивать альянс с украинскими националистами под соусом панъевропеизма, хотя в истории у нас имеется опыт борьбы «за нашу и вашу свободу». В случае поляков и русских такой выбор обусловлен постоянным сведением исторических счетов с подачи тех или иных политиканов, не позволяющих воспользоваться историческим ресурсом в положительном ключе, либо объективным конфликтом идентичности.

Более того, украинский национализм в лице Национального Корпуса уже перерастает исключительный акцент на наследии Киевской Руси. В конце концов, на территории современной Украины существовало и Готское Королевство (впервые объединившее материковую Украину с Крымским полуостровом в рамках единого государственного образования), не говоря о Скифском Царстве и скифо-сарматском наследии в целом, а также предшествующих киммерийцах. То есть историко-культурное исследование евразийских и индоиранских аспектов протоукраинской идентичности стоит на повестке дня все острее. Между прочим, ученый и издатель, перекинувший мостик от традиционалистских студий к Альт-Райт (хотя в итоге вынужденный отмежеваться от них) в рамках издательского дома «Арктос» был не Даниэль Фриберг, а Джейсон Реза Джорджани ирано-американского происхождения. В какой-то момент он естественным образом заинтересовался геополитическими связями с Украиной как эпицентром ираноязычных скифов и сарматов, однако Ричард Спенсер, в силу известной прокремлевской ориентации, заблокировал этот канал возможного сотрудничества украинских националистов с Альт-Райт.

Впрочем, предотвратить это общение не удалось: 15-16 октября 2018 г. интеллектуальный лидер Альт-Райт Грег Джонсон выступил на 2-й Панъевропейской конференции в Киеве, а также прочел лекцию в Пломине и посетил Марш УПА 14 октября. Свои восторженные впечатления он описал в длинном видеоинтервью, снятом в лектории Пломиня, выступив в поддержку проекта Интермариум и подчеркнув, что ключевым пунктом его разногласий с самопровозглашенным наставником Альт-Райт Ричардом Спенсером были расхождения в оценках российско-украинского конфликта.

Сотрудничество Грега Джонсона, который ранее даже не показывал свое лицо на публике, с украинскими националистами вызвало настоящий скрежет зубовный как на Западе, хорошо осведомленного с той ролью, которую сыграли Альт-Райт в электоральной победе Дональда Трампа, что подтвердил Грег Джонсон в своей лекции, так и в РФ.

Однако я упомянула этот факт не просто так, а потому, что Джонсон, как главный теоретик политики белой идентичности, прибывший на конференцию с копиями «Манифеста белого национализма», детально объяснял, что белый национализм – это не альтернативный плавильный котел, не «какая разница, на каком языке», а признание права каждой национальности на самоопределение, опираясь на образующие идентичность факторы вроде самосознания, языка (и тесно связанной с ним культуры) и веры.

Забавно, но когда-то схожие опасения насчет «Панъевропы» высказывали активисты Правого Сектора, выступив за отделение Каталонии в то время, когда солдаты полка «Азов» записали видеообращение в поддержку испанских националистов. Мне пришлось объяснять, что теоретики панъевропеизма наоборот первыми встали на защиту права даже самой малой национальности на самоопределение, цитируя слова Эрнста Юнгера 1943 г. о баскской, бретонской и т.д. идентичностях. А также причину, по которой украинские националисты не спешат признавать каталонский сепаратизм, в отличие от каталонской этнокультурной особости: объективное доминирование левых мультикультуралистов, готовых превратить Каталонию как минимум в перевалочный пункт для беженцев, среди руководства движения за ее отделение, противоречит главному призванию Панъевропы. А именно противостоянию глобализации путем восстановления европейской геополитической субъектности за счет объединения свободных наций и национальностей в единый политический организм и силовой блок. В этом же случае правит западный глобализм, полностью открытый уже предпринятым РФ попыткам навязать Каталонии и миру параллель с Донбассом.

Конечно, политическое просвещение западных правых, склонных трактовать панъевропеизм и белый национализм в духе плоско понятого “no more brother wars”, только начинается. Многим западным правым, давно забывшим, что такое национализм восточноевропейского образца и склонным к регионализму, тяжело принять конфликт между «белыми народами» как историческую норму (об окармливаемых Кремлем фиктивных правых речи не идет). Неоценимую роль в этнокультурной мобилизации и снятии псевдоуниверсалистских шор с мышления западноевропейцев способен сыграть Интермариум, прекрасно ложащийся на интуицию Третьего геополитического пути между Западом и Россией и возрождающий стремление участвовать в творении истории.

А поставив сильные в нашей части света ветры истории на службу новому панъевропеизму, украинские националисты имеют все шанcы вернуть контроль над умами правых во всем мире, освободив их от ложного геополитического детерминизма («Запад всех использует»), а значит, и фатализма («Ничего не изменишь»). Наоборот: пользуясь удачной геополитической конъюнктурой, пока квазисоветская Россия атакует нас как «неонацистов», а сенильный Запад, нуждаясь в буферной зоне, не решается и не способен наc серьезно ограничить, мы укрепляем свои позиции, посредством Междуморья восстанавливая полноценный политический суверенитет. Хотя «умами правых» горизонт наших амбиций, само собой, не ограничивается.

Наш фирменный вопрос. Что такое Украинская Национальная Идея?

Украинская Национальная Идея – это Андрей Билецкий плюс ядерные боеголовки. Это авангард Восточной Европы и финальный переход от игры на противоречиях между Западом и Россией к созиданию Срединной Европы «на грани» двух и даже четырех миров: Севера, Юга, Запада и Востока. Это встреча индоиранского, славянского, германо-скандинавского и античного начал в душе одного этноса. Это снятие ложного противоречия между теллурократией и талассократией, материковым и морским могуществом, в форпосте континентализма Междуморье – Земле между Морями. Это средневековый мистицизм и народная архаика в распоряжении ренессансно-бароккового человека, завоевывающего мир. Это возврат ветров истории, свободно мчащихся украинской степью далеко за ее пределы.