Владимир Емельянов: Новая теория исторического времени

Каждая эпоха истории порождает свой тип мышления и свою структуру информации. 

До начала 3 тыс. до н. э. нигде не было плоскостной письменности. До середины 16 века до н. э. не было астрологии, до 12 века до н. э. не было распространения алфавита, до 8 века до н.э. не было логико-классификационных схем, до 5 века до н.э. не было теоретического мышления...

А потом раз - и это выстреливает. Гороскопная астрология и интерес к жизни индивидуума совпадают с атомизмом и с теорией. Философия старше теории на одно столетие, ее до 6 века до н. э. нигде нет. Она целый век живет на метафорах, и только в 5 веке до н. э. обретает эксплицированную логику. Но тогда же, в 5 веке до н. э., появляется и богословие. Оно невозможно без логики и теории.

Почему это происходит повсеместно, где сложились для этого условия? Что за внешние обстоятельства? А это, возможно, не внешние обстоятельства. Это рождаются новые люди с заложенной программой нового мышления. Если бы они не рождались уже с задатками этого, то познавательная конъюнктура не сменялась бы. Новый опыт можно получить только глядя на мир новыми глазами. Дело не в том, что все меняется. А в том, что меняется некая биосоциокультурная программа, заложенная даже не в поколения, а в микропоколения протяженностью 6-7 лет. Время тикает в нас самих, и это всякий раз разное время. Новые студенты - носители новых вопросов, проблем и идей. 

Отсюда эволюционное объяснение необходимости смертности людей. Человек рождается с одной программой. Если он как вид будет жить бесконечно долго, то пробуксует в развитии. Вопреки ожидаемому, необходимость не приведет его к новой возможности. Потому что он устроен так, что для узнавания новой возможности в нем через некоторое время не будет необходимого состава внутреннего времени. Он уже отформатирован и не может сменить формат.

Но главное даже не это. Моя основная гипотеза в том, что планетарное время объективно и однородно для всех участков земного шара. В один и тот же момент времени в разных концах мира люди думают об одном. Единство планетарного сознания. Но новации проявляются только там, где созрели условия.

Валерий Шубинский: Поколение восьмидесятников

 Я восьмидесятник горбачевского призыва. 

Восьмидесятники - это люди попутного ветра в спину. Открывались границы, падали перегородки, печаталась вся запрещенная литература. Мы читали Пастернака, Мандельштама, Набокова, Бродского, Солженицына, Соловьева, Флоренского, Розанова, Платонова, Замятина ровно тогда, когда их и нужно читать - с 16 до 20 лет (1985-1989). 

Нам не нужно было прятаться. Мы не интересовались диссидентами. 

Эпоха поднесла свободу на блюдечке. Таково было состояние мира, в котором никто не виноват. 

Моим приятелям все далось легко: физика в Париже, математика в Германии, латынь и компьютеры в Штатах. Они уехали и не уехали, потому что жили на много стран. Один мой приятель говорил: просыпаюсь в самолете и не понимаю где - в Лондоне или в Сингапуре. 

И все думали, что это навсегда. Точно так же, как предыдущие поколения думали, что та несвобода навсегда.

 В общем, каждый реализовал данную свыше свободу согласно здоровью и образованию. Время было нам в помощь. 

Но отсутствие сопротивления и препятствий вызвало в нас нечто, похожее на мышечную недостаточность. Если долго пребывать в невесомости, то она образуется. Мы не сопротивлялись в общем, хотя и боролись в частности каждый за свое. И в результате своей судьбы мы не можем быть бойцами за всеобщее. Нам дано конкретное ощущение красоты и многоцветности мира, а также понимание своего места в мире, что уже немало. 

Но не дано способности чувствовать всеобщее как свое. И, будучи частью всеобщего, бороться за лучшее. Свобода внутри нас естественна, мы впитали ее с молоком сформировавшего нас участка истории. Именно поэтому мы не можем представить себе мир без свободы и являемся в мире, начавшем хотеть несвободы, инерцией свободного развития. Мы просто не умеем иначе.

 Мы дети всей Земли и всей мировой культуры. 

Наша инерция свободы идет на благо следующим поколениям.  Но она не обладает способностью трансформировать несвободную личность в свободную, потому что инерция неактивна.

Володимир Єшкілєв: Ігри старців

Якось так виходить, що вирішальний вплив на світову політику у 2024 році мають ті, яким за 70 (іноді — далеко-далеко за 70). Усі, певне, пам’ятають про те, що Великий Майстер ОВЛА принц Едвард Кент, Байден із Трампом, товариш Сі, Нарендра Моді, Папа Франциск, король Чарльз III, Далай-лама XIV, король Салман ібн Абдул-Азіз, Ердоган, Нетаньягу й пітун уже дісталися поважного віку.

А якщо раптом хтось цього не пам’ятає, то, думаю, саме час їм про це нагадати. Хай чого там досягнули владні й просунуті представники молодших генерацій, а теперішньою Землею (Планетою Смартфонів) однаково керують несвіжі люди епохи Модерну, чиї цінності, уявлення, смаки та поведінкові шаблони сформувалися за тих далеких часів, коли примітивні комунікаційні пристрої стояли на меблях, висіли на стіні в коридорі та у вуличних кабінках.

І навіть якщо припустити, що ці люди все ще мають значно вищі розумові здібності, ніж пересічний представник їхньої генерації, печатку епохи однаково важко стерти з особистості. А хтось скаже, що й неможливо.

Не виключено, що саме це і створює оту глобальну шизоїдну напругу,... що не дає спокою ані топкулінарам Метамодерну (мовою конспірологів — “планувальникам”), ані простим звичайним людям Планети Смартфонів, яким здебільшого начхати на стратегічні розклади сильних світу сього.

Усі ми, на жаль, є заручниками тієї світової гри, у яку грають (радше — яку дограють) владні старці.

А вона, серед іншого, є доволі маразматичною. Кожний із гравців грає за своїми правилами й, зрештою, у свій варіант гри. Хтось щиро захоплений улюбленою цвинтарною грою сімейки Адамсів “Викопаймо коханого мертвяка” (Toten wieder lebendig типу покійного СРСР або не менш покійного Pax Americana). Інші гордо уявляють себе колективним Гері Селдоном і завзято грають у психоісторію, вибудовуючи вже тепер умоглядні основи для того світлого майбутнього, що має настати через 80 років чи, може, через 800. А ще інші тихо грають у просту консервацію минулої величі, перетворюючи ще живі світові інституції чи то на музеї, чи то на склади зі старим порохнявим непотребом.

Зрештою, і російсько-українська війна почалася як спроба “совків-маразматиків” реставрувати мертву радянську велич у тому її образі, який вони засвоїли, роздивляючись картинки в букварях і настінні розписи в піонерських таборах 50–60-х років. А невдовзі до дідів-реставраторів із клану Блідої Молі може приєднатися живчик із племені Maga (Make America Great Again), який також мріє запхати сучасний світ до своєї ретрофантазії про середину минулого століття.

Владні старці мають декілька переваг над молодими лідерами. По-перше, у них є інструментальний досвід довгого життя. По-друге, вони бувають рішучими, у них часто-густо відсутній страх за можливі наслідки їхніх вчинків, бо ж не їм ті наслідки розгрібати. По-третє, особисті переконання в поважному віці трансформуються в залізобетонні шаблони та підживлюють той різновид вольової затятості, що сприяє перемогам.

Хоча старі політики живуть минулим, вони здатні захопити своєю енергією (чи то своєю “енергійною інерцією”) маси недалеких людей молодшого віку. Адже в улюблених казках Планети Смартфонів розповідають про енергійних і мудрих старих магів на штиб Гендальфа або Дамблдора. Та й богів-творців завжди малювали могутніми старцями.

Давид Нармания, Асука Токуяма: Молодежь без стремлений: выросло поколение «сатори»

Молодежь, закончившая школу в 2010-х, совсем равнодушна к ценностям, двигавшим вперед их родителей. Они гораздо больше ценят собственный комфорт, не стремятся сделать карьеру, заработать материальные блага и не рвутся увидеть мир. Что движет сегодняшними двадцатилетними, чего они хотят и почему их называют «поколением сатори».

«Сатори» — просветленные подростки

Впервые о том, что это поколение коренным образом отличается от предыдущих, заговорили в 2010 году в Японии. Тогда бывший журналист газеты «Никкей» Таку Ямаока в опубликованной в 2010 году книге «Молодежь, которая ничего не хочет» описал их так: «Они не ездят на машинах. Они не хотят брендовых вещей. Они не занимаются спортом. Они не пьют спиртные напитки. Они не путешествуют. Любовь им безразлична». За такими людьми закрепился термин «поколение сатори» — это слово можно перевести как «просветление», так называется один из видов медитативной практики.

Японская студентка Мисаки из частного токийского университета и ее ровесник из московского вуза Павел (имена изменены по просьбе спикеров) рассказали нам о том, как современная молодежь видит саму себя и свое будущее.

Они по-разному смотрят на свою карьеру. Если Мисаки намерена сразу же после выпуска устроиться в крупную компанию, чтобы не беспокоиться о заработке, то для Павла важно получать от работы удовольствие: «Я нигде не работал и не работаю. Сейчас я живу с родителями, они оплачивают мою учебу, в клубы я не хожу, потому что для меня в этом нет необходимости. У меня были подработки, один раз мне даже заплатили 17 тысяч рублей, но они год пролежали у меня — мне не на что было их потратить. Я понимаю, что мне придется рано или поздно создать семью, и тогда мне нужно будет ее обеспечивать, но пока у меня нет дела, от которого я бы «горел».

«Сатори» не разделяют идею о том, что настойчивость и старания — гарантия успеха. «Я много раз видел, как люди из моего окружения выкладывались по полной и оставались ни с чем, — рассказывает Павел. — Упорные усилия не гарантируют достойную награду«. «С призывом «Надо стараться, и все получится» выступают те, кто не знал поражений, — считает Мисаки. — «Победители» и «проигравшие» — эти термины уже давно получили хождение в Японии. «Победители» — это те, кто, по мнению окружающих, сумел хорошо устроиться в жизни: у них есть деньги и уважение общества. У «проигравших» все наоборот».