Я восьмидесятник горбачевского призыва.
Восьмидесятники - это люди попутного ветра в спину. Открывались границы, падали перегородки, печаталась вся запрещенная литература. Мы читали Пастернака, Мандельштама, Набокова, Бродского, Солженицына, Соловьева, Флоренского, Розанова, Платонова, Замятина ровно тогда, когда их и нужно читать - с 16 до 20 лет (1985-1989).
Нам не нужно было прятаться. Мы не интересовались диссидентами.
Эпоха поднесла свободу на блюдечке. Таково было состояние мира, в котором никто не виноват.
Моим приятелям все далось легко: физика в Париже, математика в Германии, латынь и компьютеры в Штатах. Они уехали и не уехали, потому что жили на много стран. Один мой приятель говорил: просыпаюсь в самолете и не понимаю где - в Лондоне или в Сингапуре.
И все думали, что это навсегда. Точно так же, как предыдущие поколения думали, что та несвобода навсегда.
В общем, каждый реализовал данную свыше свободу согласно здоровью и образованию. Время было нам в помощь.
Но отсутствие сопротивления и препятствий вызвало в нас нечто, похожее на мышечную недостаточность. Если долго пребывать в невесомости, то она образуется. Мы не сопротивлялись в общем, хотя и боролись в частности каждый за свое. И в результате своей судьбы мы не можем быть бойцами за всеобщее. Нам дано конкретное ощущение красоты и многоцветности мира, а также понимание своего места в мире, что уже немало.
Но не дано способности чувствовать всеобщее как свое. И, будучи частью всеобщего, бороться за лучшее. Свобода внутри нас естественна, мы впитали ее с молоком сформировавшего нас участка истории. Именно поэтому мы не можем представить себе мир без свободы и являемся в мире, начавшем хотеть несвободы, инерцией свободного развития. Мы просто не умеем иначе.
Мы дети всей Земли и всей мировой культуры.
Наша инерция свободы идет на благо следующим поколениям. Но она не обладает способностью трансформировать несвободную личность в свободную, потому что инерция неактивна.
Комментариев нет:
Отправить комментарий