Галина Иванкина: Алиса Селезнёва из мира Новых Амазонок?

В 1986-1987 годах, когда я училась в 9 классе, на советские экраны вышел, вырвался польский фильм 1984 года «Новые амазонки» (в польском прокате она назывался 'Seksmisja'). Если кто не знает или не помнит, сообщу, что это - комическая фантастика (или фантастическая сатира?) на тему Светлого Будущего. Общий смысл - в 1991 году два мужика, подвергшиеся (ради служения науке) заморозке, возвращаются к жизни не через три года, как им пообещали, а в 2044 году... На Земле правят женщины, тогда как мужчины массово сгинули в ходе войны от некоего мощного излучения.

Они размножаются искусственным методом, а управлять обществом, как им кажется, могут и сами. К тому же их мир скукожен до размеров подземной империи с кучей этажей и коридоров. Новым поколениям девочек - а в этом мире появляются на свет исключительно девочки - так вот, им внушают ненависть к мужикам, как к чуждой расе. Более того, многие из молодых дев никогда раньше не видели существ мужского пола. В общем, всё заканчивается хорошо - на земле, как выяснилось, нет никакого излучения (его выдумывает глава амазонок, дабы держать мир в повиновении), да и сама Главная Амазонка оказывается мужиком.

Но это так, лирика. Вспомним технику. А она тут очень напоминает кнопочки-лампочки, с которыми столкнулся культовый персонаж советской пионерии - Коля Герасимов. Причём, совпадает и 1984 год, время создания картин. Если мы вспомним коридоры Института Времени в «Гостье из будущего», то они почти точно повторяют оформление коридоров ведомства «Архео», откуда пытаются сбежать мужики из «Новых амазонок».

Институт времени, отдел Архео... Бабий мир амазонок расположен под землёй, Институт Времени, судя по всему, тоже - мы видим на поверхности только странное сооружение, довольно маленькое и компактное. В мир Будущего можно попасть из подвала заброшенного дома. Мир 2084 года в «Гостье...» кажется законсервированным ещё в конце 1980-х - Коля Герасимов не видит ничего принципиально нового из построек. Стало быть, очень многое тут под землёй? Так сложилось?

В своё время мне довелось прочесть интересную версию, что мир Алисы - это мир после некой большой войны. Общество «Новых амазонок» - это тоже послевоенное общество. Алиса - 2084-й, Амазонки - 2044-й. За 40 лет до истории с миелофоном два польских мужика разрушают подземный бабий мир и восстанавливают нормальную жизнь, с мальчиками и девочками. Но прошло всего 40 лет. В мире Алисы тётки по-прежнему рулят и трубят. Робот-уборщик (он же секретарь) сделан под белокурого немецкого юношу - и имя у него соответствующее, Вертер.

Вспомним попаданцев - в Галантный Век, к Вольтеру, отправляют мужика. В первобытное общество - девицу. Где опаснее? То-то же. Конечно, спасать от пожара античную библиотеку идёт мужчина, но за 40-то лет они сумели кое-чего добиться в продвижении своих прав на брутальность. Опять же Полина и Алиса. Ощущается, что именно они управляют ситуацией. Более того, они совершенно лишены типичного кокетства и всех этих ужимочек. У Алисы - умения и навыки, свойственные, скорее, взрослому мужику. Все эти прыжки через забор и умение владеть собой в любой ситуации.

Так сказать, отголоски, наследие того социума, который был в «Амазонках». Кстати, не удивлюсь, если в Будущем-2084 наличествует искусственное размножение. Посмотрите, как Алиса ведёт себя с Колей Герасимовым или, скажем, с Фимой Королёвым. Покровительственно. Как с существом, хотя и равным, вроде бы, но ...несомненно слабее и хуже устроенным. С Юлей Грибковой - на равных. Обычная же ситуация приключенческих книжек и фильмов - мальчик рулит, а девочка на подхвате. Тут всё не так - тут правят храбрые и красивые девочки, хотя мальчикам и дарованы равные права.

Но они - на вторых ролях, хотя их, кажется, уже пускают в космос! Мир Алисы - несмотря на космоса, это мир охранителей, мир устойчивой традиционности, то есть мир, не желающий многое менять. Это чисто дамская стилистика. Мужики (если они нормально развиты и правильно ориентированы) любят менять, ломать старое и возводить новое, дамы - хранить (очаг). Открытия - мужское занятие, внедрение и обкатка - женское. Осталось только понять, как повлиял визит Алисы-1984 на всю ту ситуацию, которая случилась в «Новых амазонках»?

Зина Корзина ака Галина Иванкина (с)

Галина Иванкина: Люди отвыкли от тишины. От мыслей. От бесед со своим внутренним «я»

Когда возникает речь о карантине, многие люди, к слову, уже забившие гречкой, макаронами и пипифаксом все свои кладовые, лоджии да антресоли, задаются нервным вопросом: «Если объявят чрезвычайное положение, что я буду делать эти две недели?» Хомо-сапиенсы разучились быть в изоляции, наедине с собой и — о, ужас! - с чадами и домочадцами. Даже ради спасения цивилизации почему-то не готовы. 

При том, что никто и никого не загоняет в убежища с искусственным светом и кормёжкой по часам, с малоприятным соседством посторонних людей, с казёнными правилами выживания и постапокалиптическим настроем. Страшно не выйти на улицу, не пойти куда-то, не рвануть в пространство. Терпеть давно нелюбимого супруга и раздражающих детей, кряхтяще-бубнящую свекровь, целыми днями «втыкающую» в сериалы.

Раньше все эти офис-леди и студенты бухгатерских курсов при бывшем швейном ПТУ казалась беспрестанно занятыми — сновали по городу, осуществляли шопинг, бежали на шейпинг. У современных жителей мегаполисов развилась клаустрофобия — именно этим и можно объяснить панику при слове «карантин».

Иные психопатически предрекают, что «...стоит начать, он будет вечен, нас никогда не выпустят». Панический ужас перед ...самим собой. Перед Богом. Перед некоей глубинной пустотой, которую активно взращивали у себя в душе и — мозгах. Гипер-социализация последних 30-40 лет преподнесла землянам коварный подарочек. Быть «на людях» - это жить.

Без возможности поехать «в заграницу» или хотя бы посидеть в модном кафе, о коем писали ресторанные критики — это прям-таки лишиться смысла жизни. Люди отвыкли от тишины. От мыслей. От бесед со своим внутренним «я» - это не болезнь, это свойство разума — из этого в своё время и родилась большая литература.

Древнеегипетская «Беседа разочарованного со своим духом» - одно из первых произведений литературно-философского типа. Мы же не умеем молчать. Даже писанина в блогах больше напоминает болтовню междометиями и какое-то скудное мычание, но не переписку XIX столетия. Её создавали господа, умевшие накопить тишины на слово.

Пока правильный народ скупает гречку, я почему-то думаю, что именно сейчас может родиться какой-то новый сорт литературы и творчества. В нём не будет коммерческой вони и сиюминутного барахла. Журналистика запертых и поэзия одиноких. Блогерство мемов и хайпа схлынет, как парша на теле словесности. Полагаю, что Человек-разумный, божий спасётся молчанием и — Словом. Оксюморон? Ничуть.

P.S. Болдинская осень — это вынужденность Поэта к затворничеству. Эпидемия холеры остановила его и — подарила миру жемчужины. Если Мироздание даёт тебе лимон — сделай из него лимонад. 

Галина Иванкина: Будущее-то где?

Стоит лишь войти в социальные сети, включить любую программу ТВ, заскочить на кинопремьеру или же увидеть бывшего коллегу, нас тут же погружают в прошлое. В разговоры о прошлом. В полемику о прошлом.

«Как дела?» - это неактуально, ибо озвучивает и подразумевает жизнь-в-настоящем.

«А не зря ли мы разрушили СССР? А можно ли было избежать стрельбы 90-х? Да и вообще — не явилась ли ошибкой война с Наполеоном-то?» Не так важно, кто задаёт подобные вопросы. Важно — почему. В блогах любимая тема для споров и — взаимной ненависти: война за «правильное» понимание советской и до-советской истории.

Эссе на тему «Самое вкусное в мире мороженое» или риторическое жевание «Советская школьная программа — лучше или хуже нынешней?» соберёт больше восторженных и гневных комментариев, чем любая злободневная статья.  Дискуссии о том, кто предал, продал, убил царя-мученика Николая II тоже привлечёт грозные полчища диванных аналитиков.

Чуть меньше будут ругаться насчёт Ивана Грозного, Петра Великого, Николая I и декабристов. Меньше. Но — будут. Люди на полном серьёзе обрушивают тонны «словесной руды» (о, нет, Маяковский тут не годится, ибо субстрат абсолютно другой) на оппонентов, полагающих, что до Революции рабочим жилось отвратительно / хорошо.

Замечу, что позицию никто не проговаривает до конца — все перебивают.  Главное — это поругаться о великом / гадком / тёмном / скучном / отличном / обалденном СССР / Империи/ 1990-х. «Без прошлого нет будущего!» - заученно твердят «свидетели пломбира за 48 копеек», равно как и их враги, полагающие, что хомо-советикус просто не знал ничего вкуснее.

Но пока выходит, что прошлого-то — навалом. Граждане гораздо лучше знают, как правильнее было проводить европеизацию в XVIII столетии; когда следовало отменить крепостное право и кого надо бы расстрелять товарищу Сталину, чтоб ...в 1980-х не случилась клятая Перестройка. Даже на тему поправок в Конституцию почти все смыслообразующие идеи — из около-исторической области.

Слышится беспрестанное «Возродить!» Зачерпнуть из Леты. Жизнь с повёрнутой назад головой. Поиски гармонии — там.  Выбор — велик: от славянского язычества до «социализма с человеческим лицом». Впрочем оно так во всём мире — со своими вариациями, и усталый Голливуд выдаёт ремейки и прочих «Рембо на пенсии». Во фразе Дональда Трампа насчёт great again ведущим словом является этот самый again. Опять, снова. Не как нонеча, а как — давеча.

Получается, что никому не интересно ...будущее.

Галина Иванкина: Куда исчезла интеллигенция?

Сания Бахтиярова. 

«Вечером на Академической даче» 

(1979 г.)

Один мой интернет-читатель задал риторический вопрос: «Почему нынче стало модно, принято быть грубыми, говорить что-нибудь, вроде: «Мы академиев не кончали» и вообще — хамить да похамливать?» Быть — или хотя бы казаться - мощным, сильным, этаким крутолобым пацаном, у которого вся грудь — в «куполах» да прочих метках пенитенциарной биографии. Говорить о женщинах - «бабы», отпускать брутальные шуточки в присутствии дам и — девушек, в общем — портить воздух всеми доступными и — проверенными способами.

Даже люди с хорошим высшим образованием, полученным в советские и первые постсоветские годы стараются, чтобы их (не приведи Боже!) не записали в интеллигенцию, и один бывший филолог, а ныне — блогер (не известный, а так - постит мемчики и пишет ябвдул/ябневдул в комментариях), практикующий сдачу трёх унаследованных квартир, выложил свои фотографии в тельняшке, ватнике, с бритым черепом и ухмылкой сытого питекантропа. Скромный мальчик, чья мама-Соня (Софочка в длинном ГДР-овском халате с розами!) когда-то ограждала нежного Борюсика (а не Борьку!) от дворового влияния, так вот Борюсик-Борька-Борян теперь пугает народ в Интернетах словами «зашквар» и «в падлу». Я этих слов не знаю и во дворе 80-х такое никто не произносил. Зато нынче филологи вырыгивают такой «шансон», что хулиганы скромно попрятались и, как говорится, нервно курят в подворотне. Быть крутым и дерзким! Быть «нашим», простым, с тазом «оливье», с водкой и потными девками — часто воображаемыми. А не как вон те — убогие, с непонятной ориентацией очкарики. Быть похабным — это быть «свойским», нормальным. В доску. В стельку.

Галина Иванкина: Салют всем космонавтам и физикам!

Есть два типа людей, которым нравится советский мир, причём эти люди неизбежно конфликтуют.

Первых привлекает научно-интеллигентная ниша того периода, классическая музыка по радио, гимназическая форма школьников, полёты и проекты, а других - лучшая в мире колбаса колбаса "по два-двадцать" и "нас, ёпт, все боялись нах", всякая пацанщина, которой, к слову, гораздо больше в РФ, чем в СССР.

Поэтому вовсе неясно, по чему (именно по чему, а не почему) ностальгируют "конкретные мужики" и прочие "портянки".

Да, картина Пименова с огнями МГУ. Салют всем космонавтам и физикам!

Галина Иванкина: Антиутопия?

Я очень долго не желала читать хрестоматийную вещь Евгения Замятина «Мы» — именно потому что её обзывали хрестоматийной. Она считалась изначалом таких кошмаров, как «О, дивный новый мир» Олдоса Хаксли, «1984» Оруэлла и «Москва 2042» Войновича. А ещё, эту вещь неизменно ставили в единый ряд с платоновским «Котлованом» и объединяли общей формулой «глубокий антитоталитарный замысел». Британский ужас Оруэлла с капустной вонью и бытовыми неудобствами перекликался в миром Войновича и упирался в Котлован. Ад мистера Хаксли был стерилен с виду, но давно сгнил изнутри — его первые были не лучше последних и «альфа»-представители смотрелись не умней/не краше всяких «дельт».

Но замятинский мир … это сильно другое. Больше того, когда я наконец-то до него добралась, я увидела совсем иное. Не пугающее и не отталкивающее. А, скорее, завораживающее. Нет, я не хотела бы там жить — я слишком интровертна, чтобы избрать сие в качество личного идеала. Но, тем не менее, это — мощно и свежо. Впрочем, предоставим слово самому автору: «Через 120 дней заканчивается постройка Интеграла. Близок великий, исторический час, когда первый Интеграл взовьется в мировое пространство. Тысячу лет тому назад ваши героические предки покорили власти Единого Государства весь земной шар. Вам предстоит еще более славный подвиг: стеклянным, электрическим, огнедышащим Интегралом проинтегрировать бесконечное уравнение Вселенной. Вам предстоит благодетельному игу разума подчинить неведомые существа, обитающие на иных планетах — быть может, еще в диком состоянии свободы».

Галина Иванкина: Дети солнца

Вот такого вида молодой человек стоит сейчас перед Машей… в ярком сиянии солнца.
Юрий Олеша, «Строгий юноша».

Удивительная ситуация! Советская этика начисто отвергала самоценность внешности, отводя ей подчинённо-незначительную позицию. Публицисты Агитпропа цитировали знаковую чеховскую фразу в урезанно-перекроенном виде, утверждая, что в человеке всё должно быть прекрасно – и душа, и мысли, и одежда. Именно в таком неканоническом порядке, и даже без упоминаний о лице, тогда как душа – которой, как утверждалось, нет – всегда держала первенство. Прекрасны руки рабочего – писалось в газете. Красив закат на просеке в тайге, среди мощных ЛЭПов. Очаровательны головки пушкинских муз – из статьи о декабристках. Да-да, а вот красивость и манерность – уродливы. У них там, на Западе – культ нездоровой эротики for sale. А мы видим всё иначе. Итак, наружность – это вообще последнее, о чём правоверный советский гражданин должен был печалиться, но, вместе с тем, ни одна эстетическая система XX столетия не создала столь устойчивого и красивого мифа об идеальной привлекательности. Непререкаемой. Хотя, нет, имелась ещё одна кузница – Голливуд 1910–1980-х годов с его фабрикой грёз и конвейером по производству «хороших ковбоев», «честных полисменов», милашек, див, богинь. Но, разумеется, есть нюанс: киноконцерн транслировал в мир хорошо продаваемые типажи, тогда как советское искусство (особенно сталинского периода) ваяло эталонные тела для приобщения к блистающей Вечности.

Галина Иванкина: Вечность и Солнце

«Нам нет преград ни в море, ни на суше,
Нам не страшны не льды, ни облака.
Пламя души своей, знамя страны своей
Мы пронесем через миры и века!»
«Марш энтузиастов».

Начиная со второй половины XX столетия, мы живём в эпоху агрессивного бесстилья. Стили кончились. Мы – это всё человечество, а не только город Москва, как вы поняли. Разумеется, можно тешить себя красивыми буквосочетаниями, вроде «модернизм» и «постмодернизм», а также – «хайтек», но всё это будет лишь наивным оправданием всеобщей эстетической беспомощности – весь этот стекло-бетонный hi-tech являет собой бесконечные перепевы на тему Ле Корбюзье, Ивана Леонидова и Мис ван дер Роэ. В 1920-х сие выглядело авангардным и – прорывным. Сейчас – это просто коммерция, помноженная на желание застройщика сделать «повыше» и впихнуть «всего да побольше». Эпоха многоярусных и полифункциональных бизнес-центров с конторами, бутиками, гаражами, …с прозрачными лифтами и круглосуточной цветомузыкой. Кто-то, несомненно, скажет, что это и есть наша позитивная и победительная красотища – небоскрёб из голубого стекла, нависающий над городом, аки указующий перст. Конечно, многие из этих сооружений интересны и даже – вызывающи. Но это не стиль. Это – проект, дерзкая мыслеформа, демонстрация возможностей – в том числе, финансовых. Всё. Кроме того, архитектура – это всего лишь одна из граней, а ведь есть ещё живопись, скульптура, …промышленный и ландшафтный дизайн, упаковка и, наконец, мода.

Интересно, что даже глянцевые журналы утверждают, что сейчас нет модных линий, а есть постоянно — как в калейдоскопе – сменяющиеся тренды. Одежда – это всегда логическое продолжение общей стилеобразующей картины (или же её отсутствия). Стиль рождается там, где наличествует единство духа и сознания, на базе которого появляется коллективное эстетическое звучание, точнее — созвучие. При тотальной людской разобщённости, которая и порождает калейдоскопичность трендов (у каждой группки – свой тренд!) ни о каком стилеобразующем компоненте речи быть не может.

Галина Иванкина: Зачем Кате — Гоша?

Персонаж по имени Гоша из культовой мелодрамы про Москву, слёзы и женщину Катю начал вызывать споры ещё в начале 1980-х, когда фильм сделался не просто популярным в массах, но и приобрёл особый статус в мире кино. «Оскар» — это вам не похвала тёти Дуси из города Гусь-Бетонный, хотя, и это тоже очень важно, ибо фильм может быть признан крутым, но при этом никогда не стать народным. Так вот Гоша. То нам его рисуют в качестве «настоящего мужика», который умеет привести в порядок и дом, и отношения. То он предстаёт в роли лузера-самодура, пьяницы и дикаря.

Мол, ничего не добился в жизни и теперь гордится, что без его золотых или даже платиновых рук ни один снулый доцентик не может доделать свой мега-заумный диссер. Смущает — что? Побег принца Гоши от начальницы Кати, ибо для этого лузера (или реального мужика?!) важно, чтобы дама не была в дамках, а тихонечко семенила следом за кавалером. Гошу люто ненавидят феминистки, считая, что после свадебки он примется избивать жену-директоршу монтировкой или, в самом сказочно-радужном варианте, просто жёстко властвовать. Он-то уже понял, что она боится его ухода — он уже услышал заветное: «Как долго я тебя искала». Вот это и есть главное.

Галина Иванкина: Кабачковое кино

В начале 1970-х, года примерно до 1974-го, в советском кинематографе наблюдалось появление особого типа комедий. Возможно, им даже есть специальное, вполне научное название. В них было много музыки, танцующих девушек в мини-юбках (как вариант — парней в клешах), плосковатых, но радостных шуток и — общее ощущение солнечности. Мир в этих фильмах был похож на потёмкинскую деревню, в которой вот-вот наступит коммунизм. Кроме того, в этих кинокартинах совершенно не было ощущения…советской власти. Если в радостных, но при этом — суровых фильмах предыдущего десятилетия Агитпроп держал свои позиции совершенно осмысленно — советские люди в советских условиях шли семимильными шагами в космическое Грядущее, то здесь Грядущее куда-то запропастилось — оно заволоклось картонными облаками и накрылось…нет, не медным тазом, а красивым, искусственным Солнцем.

Галина Иванкина: Grand Maniere для самых маленьких

Большой Стиль, он же — бурбонский, галантно-высокий Grand Мaniere, получивший своё развитие в эпоху Людовика XIV, явился вдруг в иной ипостаси — в сталинской, триумфальной, индустриально-пролетарской. Grand Мaniere по-русски, по-советски звучал не менее помпезно, не менее красочно, сплетая строгость классицизма и прихотливость барокко. Фасадность магистральных домов, коринфские капители рабочих клубов, торжественность декораций, за которыми, разумеется, не положено видеть проблемы. Показ не реальности, а прекрасной иллюзии… Людовик подобен то Аполлону, то Юпитеру, то самому Солнцу. Снимите с него парик-аллонж, туфли на высоких каблуках и перед нами окажется некрасивый, рано лысеющий брюнет с громадным носом. Парадный Grand Мaniere был на виду — Версаль казался золотым чертогом в лучах заходящего солнца, а фрейлины спали вповалку в затхлых комнатушках. Сталинский Grand Мaniere с его подземными не то дворцами, не то — святилищами, с его портиками, колоннами, многометровыми барочными панно очаровавал и давал иллюзию абсолюного счастья. Выходя из своего общежития в районе Дангауэровки или Сокольников, и попадая в пространство рабочего клуба с колоннами, пролетарий забывал о своей неказистой жизни. Да что там? О своём происхождении. Он был гостем Короля-Солнца.

Кадры из фильма «Слон и верёвочка».

Как та заспанная и полуголодная фрейлина Версаля, которая всю ночь боролась с клопами, а утром стояла в очереди, чтобы умыться над единственным — правда, серебряным или даже китайско-фарфоровым — тазиком. Жизнь сложнее декорации, но и пролетарий, и фрейлина были абсолютно счастливы — они ощущали себя творцами истории, рядом с ними разворачивалось грандиозное действо. Солнце ходило совсем близко — оно могло согреть, а могло и спалить заживо. Об этом написано и сказано уже много. Поговорим сегодня о детях сталинской эпохи. Точнее, о том, как их изображали в кино. Жизнь ребёнка показывалась не сама по себе — это были не метания подростка, мучающегося первой любовью и не ещё какая-нибудь «пустыня одиночества», которая, по мнению Льва Толстого, являет собой наиболее точное определение отрочества. Даже детсадовский ребёнок, показываемый на экране, был включён в особый ритм бытия, где нет места не только одиночеству, но и свободному — личному пространству. А зачем оно нужно маленькому придворному, юному виконту — его жизнь — это Версаль! Он включён в прекрасный социум, служащий идее возвеличивания Солнца. Выходя во двор, дети попадают в некое подобие Версальского парка — кругом массивные дома с причудами, высокие арки, баллюстрады, железная ограда — разумеется, дворцовая! Вспомните двор из фильма «Слон и верёвочка», где девочки устраивают свои игры.

Галина Иванкина: Утонченность мечты на Заречной улице

Кинофильм «Весна на Заречной улице» входит в число так называемых «культовых» кинокартин. Это значит, что и простые-народные-массы его принимают, и люди посложнее. И даже критики не против, во всяком случае, через много лет после выхода фильма на экраны.

Ещё один признак культовой киноленты — её можно смотреть хоть сто раз и она не надоедает. Ну, так вот, «Весна на Заречной улице». Для тех, кто ни разу не видел, расскажу, в чём там дело.

Типичная фабула для высокой классики всех времён и народов — мужчина из третьего сословия воспылал страстью к знатной даме. А дама хочет, но не может. Короче, в целом, «…истекая кровью, честь борется с моей любовью, а вы мешаете борьбе». И вот тут начинается интересное, потому что в кадре — Советский Союз, а не ренессансная Италия, Испания или ещё какой-нибудь Лангедок. Никаких преград, установленных светскими приличиями и многовековыми предрассудками, тут нет и по логике — быть не может. Напротив, все равны. «Мамы разные нужны — мамы разные важны!» — как сказал один советский поэт из хорошего дворянского рода. В фильме же нам показывают, что преградой может служить разница в культурном уровне. Именно он, этот уровень, сделался определяющим фактором в формировании советской элиты, новой аристократии.

Галина Иванкина: Эта многоликая романтика …

«- Романтика! — громко и презрительно сказал Пур Хисс и тут же съежился, заметив неодобрение зрителей. — Да, настоящая романтика! — радостно воскликнул Дар Ветер».
Иван Ефремов. «Туманность Андромеды».

Не так давно, листая какую-то глянцевую ахинею, я отметила, что прилагательное «романтический» употребляется в этом, а равно, как и в другом подобном же, издании столь же часто, как и осточертевшее определение «сексуальный». Но если с этими самыми сексуальностями всё и без того ясно, то в случае с романтикой всё куда как интереснее, сложнее, удивительнее! Ибо очень уж многоликое слово. По сути, романтика — это антипод пошлости, обыденности, примитива. Но в случае с той гламурной прессой, именно романтика начинает выступать, как синоним условного быдло-стиля, того самого простецкого понимания красивых отношений. Читаем, что предлагает пресса в качестве настоящей романтики.

Итак, романтический ужин при свечах (свечи — обязательны!), признания в любвях под шампанское, лепестки роз, расбросанные по шёлковому — красному! — ложу, и — сладенько-долгое, под музычку, соитие. Пошлость? Ужасная. Брутализм на сеновале — лучше, чище и ближе к истине, то есть к природе. А шампанское и самодеятельный стриптиз при свечах — это нечто, вроде поддельных сумочек Louis Vuitton или белого свадебного платья на восьмом месяце беременности. Пошлость. Фи, девчонки! Но в журнале, имеющем аудиторию среди офисных барышень и скучающих домохозяек, это — и есть романтика. Это, ребята, как с духовностью. Что для одной эпохи духовность, то для другой — ровно наоборот.

Романтика 1960-х — свежий ветер, искренние девушки, покорение Вселенной…

…Моя мать, типичная шестидесятница (Хибины, лыжи, технический ВУЗ, Юрий Визбор, мини-юбка, Ernest Hemingway) не очень любит слово «романтика». Точнее, оно ей просто надоело в виду бесконечного, часто бессмысленного, употребления оного в 1960-е. Но я полагаю, что это от разочарования! Их поколение натолкнулось на Застой и увязло в «ковёрно-хрустальном» потребительстве. Другая часть шестидеятников ушла на кухни — петь свои песни без лишних свидетелей. Потом всё это закономерно перетекло в диссидентство и неприятие системы. А всё почему? Романтика оказалась призрачной и, как водится, непрочной. Бригантина разбилась о бытовые трудности, о Прагу-68, о желание быть не просто учёным, а — перспективным доцентом с соотвествующим окладом…

Галина Иванкина: О женственном в женщине

«Эта девочка вдруг на сцене. Помнишь школьный смотр! 
Эта девочка вдруг в юбке колоколом, и туфельки-гвоздики…»
Василий Аксёнов «Звёздный билет».

 Что такое «женственная одежда», «женственное поведение», «женственность» — вообще? Этот вопрос задавали всегда, но слишком уж активно стали задавать именно тогда, когда в дамском гардеробе появились брюки, плечистые пиджаки, туфли, в которых было гораздо больше удобства, чем изящества. Когда гендерный стереотип, наконец-то перестав быть императивно-запретительным, сделался чем-то, вроде общественного пожелания. Ах, как хотелось бы…! Доченька, внученька, милейшая моя кузина, тебе же так идут юбки с воланами и длинные косы, и эти голубые полупрозрачные банты. Так зачем тебе ковбойские штаны и спортивная шапочка, надвинутая по самые брови? Зачем ты отрезала свои золотые косы и превратилась в полумальчика — полушвабру? В общем, это всё взрослое поколение со своим постоянным брюзжанием о том, что в старинные времена девушки были чище, светлее и женственнее, небо — небеснее, театр — театральнее, мороженое — холоднее, а балык — был! И рыба — была. И она была именно рыбой… С другой стороны, считается, что женственность, как явление, как смысл, как эталон, придумали мужчины-шовинисты, якобы, не пускающие умных и сильных женщин в совет директоров. Мол, это именно они говорят про какие-то длинные юбки, высокие каблуки и мягкие локоны. На самом деле, всё гораздо сложнее и тоньше. Виноватых нет — все в чём-то правы. И бабушки, и мужчины, и вот эта девочка в джинсах. Ей хочется свободы, а её бабушке — спокойствия. А её парню — красоты, а, возможно, даже котлет. Но он стесняется это сформулировать.

Разъярённая толпа гонит модниц, одетых в юбку-брюки. 1900-е годы.

Стирание граней между полами — товарищи 1920-х годов.

Типичная женственная блондинка 1930-х — Барбара Картлэнд.

Если проследить историю моды XX века, то мы будем постоянно наблюдать «прорывы» и «откаты»: актуальными попеременно становились то женственные линии, то их антиподы. Серебряный век — время борьбы традиционных форм — косетов, нижних юбок, кружевных прошивок с рациональным подходом к вопросам дамского гардероба. Пресса воюет с необузданным диктатором моды Полем Пуаре, эксцентричные миллионерши забрасывают его цветами, а косная толпа преследует женщин, рискнувших появиться на публике в jupe culotte. Водораздел — Первая Мировая, когда стало вроде бы не до корсетов и не до прошивок. Зато штаны пригодились и не один раз. Потом — громкие, буйные двадцатые. Прорыв! Женственность — смешна и старомодна. Стрижки, сигареты, мотоциклы, стратостаты, мимолётные любовники. Платье — правильный прямоугольник, иной раз даже с пайетками, а в другой раз — даже с бриллиантами. Девушка-мальчик хочет свободы. Потом — предвоенные тридцатые. Блондинка с широкими, но мягкими плечами и античной пластикой. Откат! Светлая Афродита в струящемся белом платье — она, как ни странно, верна своему Аресу, который, разумеется, уже надел форму РККА или British Army. Во время войны — какая уж там женственность? Опять — прорыв! Талия, будто перетянута солдатским ремнём, туфли на платформе, плечи, готовые принять погоны. Женщина курит папиросы и стреляет по гадёнышам-фашистам.

Галина Иванкина: Я буду долго гнать … велосипед

«…Можно было разглядеть эльфоподобную девочку
на стрекозоподобном велосипеде…»
Владимир Набоков.

…Любите ли вы велосипед так, как люблю его я? Вы любите нестись по летнему утреннему шоссе, в пять часов утра или пробираться ночью по дорожкам лесопарка на железном коне? Когда-то велосипедный спорт считался противопоказанным дамскому полу. Почему-то люди полагали, что это — непристойное поведение, когда женщина вульгарно крутит педали. Именно так. Вспомнился Марсель Пруст и его описание дамочек в курортном городке. Вульгарно раскачивая бёдрами, велосипедиски ехали вдоль пляжа. С другой стороны, он же пишет: «Я знал, что не буду обладать юной велосипедисткой, если не овладею тем, что таится в ее глазах». Чеховский учитель Беликов испугался любви к весёлой коллеге, которая тоже была не прочь покататься.

«Идём, и вдруг, можете себе представить, катит на велосипеде Коваленко, а за ним Варенька, тоже на велосипеде, красная, заморенная, но веселая, радостная…». Велосипедистки были первыми, кто показал ноги, скрываемые столетиями. В одной старинной газете мне довелось прочесть, что девушек в провинции иной раз не берут замуж, если они запятнали себя любовью к веломашине. Возможно, что Чехов именно эту заметку и прочёл перед тем, как окончательно «запугать» своего Человека в футляре. В прессе велись споры — не вредит ли велосипедный спорт…здоровью? Иной раз говорилось о том, что вредит, особенно репродуктивной функции.

Галина Иванкина: Невыносимая изюминистость бытия, или Мясо — вредно!

По большому счёту, чем отличается советская жизнь от жизни современной — я имею в виду именно мироощущение, а не общественно-политические механизмы или, скажем, экономическую систему общества. Только жизнь, как она есть. Первое, что приходит в голову — это дидактическая серьёзность, пронизывающая все сферы бытия. В СССР всё было всерьёз, всё подавалось в расчёте на «взрослого человека», всему придавался не только идеологический, но и культурно-просветительский смысл. Ни одна книга не выходила без аннотаций, без примечаний и ссылок. Помните свои первые «Три мушкетёра», где на последних двадцати страницах вам тщательно разжёвывали, что же имел в виду автор, произнося нижеуказанную фразу…

«В первый понедельник апреля 1625 года всё население городка Менга, где некогда родился автор «Романа о розе», было объято таким волнением, словно гугеноты собирались превратить его во вторую Ла-Рошель»?

Сейчас книги выходят с картинками, иной раз с анимэ-картинками. Потому что это весело, смешно, актуально и лёгенько. Ссылки и примечания издатели не любят — зачем перегружать макет, когда сюда можно поместить ещё ряд иллюстраций? Не по теме? Ну и что? Зато красиво. Современное мироощущение чаще всего базируется на смеховой, развлекательной культуре, если это можно называть словом культура. Клиповость сознания, интерес к сильным раздражителям, простота и тотальная ясность — к сожалению, это бич нашего времени.

Галина Иванкина: Медиевистика по-советски, или Страшные сказки странствий

Кадр из фильма ‘Сказка странствий’

В Советском Союзе не любили Средние Века… Нет, разумеется, в журнале «Огонёк» время от времени писали что-нибудь про Франсуа нашего Вийона; мальчики любили перечитать «Айвенго» — вместо того, чтобы делать уроки, а знаменитый хит 1970-х «Из вагантов» доносился из каждого открытого окна… Кто такие ваганты дети могли узнать у образованных родителей-инженеров, знавших всё или — почти всё. Время было такое — книжное, музыкальное, осенне-ностальгическое. Но вернёмся, однако же, к теме нашего разговора… Советский Агитпроп предпочитал солнечную, простую, как «пифагоровы штаны», Античность; благоговел перед могучим Ренессансом, презирал — за легкомыслие — Галантную Эпоху и уважал XIX столетие за его марксизм, паровозы и Александра Сергеевича Пушкина. А вот Средние Века были тёмными, грязными и жестокими. Им противопоставлялась светлая и свежая, как ветер с моря, Античность. Но потом пришли варвары и начался провал, разлом, тлен, грязь, пыль, гнусь. Люди перестали мыться, любить геометрию, да и вообще, собственно — жить. В Средние Века было можно только выживать, да и то — до ближайшего аутодафе. Всё лучшее и умное тщательно сжигалось на кострах, убивалось, искоренялось. Миром правило монастырское мракобесие. Женщины были сушёно-бесплотными и умирали в возрасте сорока лет от глубокой старости.

Галина Иванкина: Средь шумного бала… Случайно!

Эмиль Нольде Танец вокруг Золотого Тельца 1910 г.

«’Давно я ждала тебя’, — как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка своей просиявшей из-за готовых слёз улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцевала превосходно. Ножки её в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от неё делали свое дело, а лицо её сияло восторгом счастия».
У Бидструпа есть замечательная карикатура — «старики» осуждают танцы молодых, причём, сами они в своё время были изрядными танцорами и тоже оказывались под огнём родительской критики. Танец, как критерий. Танец — форма, отражающая внутреннее содержание. Откуда такое пристальное внимание к ритмичным движениям под музыку — не от далёких предков ли? Не от особого ли отношения к танцу, как к ритуалу? Неправильно танцуешь, совершаешь запретные, бессмысленные движения — нарушаешь закон Вселенной? Чужой танец — это чужая природа, иноплеменный ритуал, который вредит нашему местному «микрокосму». Новые танцы — то есть отход от привычных телодвижений — гораздо чаще, чем даже новые моды вызывают взрыв эмоций.

Галина Иванкина: Fêtes galantes

 На одном из сайтов, где есть и мои статьи о советском кино,  я обнаружила небезынтересную трактовку немецкого фильма ‘Die Frau Meiner Träume’ («Женщина моих грёз») https://mesoeurasia.blogspot.com/2019/02/iii-die-frau-meiner-traeume.html , который в СССР демонстрировался под несколько изменённым названием «Девушка моей мечты», а Марика Рёкк стала одной из любимых актрис «трофейного жанра».

Такая замена «женщины» на «девушку» тоже любопытна — в СССР искромётные комедии снимались только о девушках, о девчонках, о девчатах. «Девушка с характером», «Девушка без адреса», «Девушка с гитарой», «Девчата». Об этом интересном феномене я напишу в другой раз, а сегодня хотелось бы прокомментировать вышеуказанную статью, благо автор — Рустем Вахитов — даже упоминает одну из моих любимых книг — «Культура-2» Владимира Паперного. Правда, Паперный всё-таки обращался к культуре сталинской эпохи, тогда как искусство Третьего Рейха питалось иными «соками». Вахитов, комментируя «Девушку моей мечты», пишет так: «Время действия этого фильма – гипотетическое тысячелетнее будущее Третьего Рейха. <…> Счастливые немцы занимаются мирным трудом, поют и танцуют в театрах, влюбляются, женятся. Поэтому в фильме нет ни одного упоминания о войне, партии, Гитлере…».

 1 и 3 — кадры из фильма «Девушка моей мечты».

По центру — кадр из фильма «Танец с Кайзером».

Всё это, разумеется, укладывается в трактовку Паперного: с точки зрения тоталитарной идеологии и тоталитарного искусства история уже завершилась, и вот сейчас наступает застывшее навсегда и отныне неизменное Будущее, золотой век.

Галина Иванкина: Неоконченная пьеса из жизни Обломова или Красное на Белом

Племянница подруги — чувствительная девочка-шестиклассница — впервые посмотрела кинофильм «Раба любви», и уже в самом конце, когда актриса Вознесенская неслась в пустом трамвае со словами: «Господа, вы звери…», дитя выдало: «Красные зарубят шашками». Вернее нет, она сказала «саблями», что, собственно, не меняет сути. Вы понимаете? Ребёнок совершенно искренне решил, что вот эта изысканно-истеричная Раба Любви, её любовник в белом костюме, городское подполье с тайными кинопросмотрами — все они «за царя», за прошлую, невероятно чистую жизнь, этакие осколки Серебряного Века с его виньетками в виде печальных ирисов и «небом в алмазах» над «вишнёвыми садами». А тут — большевистская банда и шашки наголо, дикие вопли и нестерпимое желание зарубить трепещущую актрису…

Когда девочке сказали правду, а белое поменяли на красное, у неё приключился культурологический шок. Как?! Они — красные?! Потому что фраза «Господа, вы звери… Вы будете прокляты своей страной» не может относиться к хорошим, правильным белогвардейцам. Девочка хорошая, рисует, ходит в музыкалку, не говоря уже про English… Как выяснилось, считает, что Сталин — убийца, а СССР был Мордором. (Впрочем, другая знакомая девочка её возраста, как раз-таки, хотела бы жить в СССР и даже задружилась с какой-то зюгановской пионеркой). Это я к тому, что сейчас все — даже дети — имеют возможность выбирать подходящий контент… Более того, каждый-всякий, и ребёнок тоже, может себе позволить собственную интерпретацию событий. Но это всего лишь присказка, потому что речь пойдёт не о выборе и даже не о белых, красных и товарище Сталине.

Дитя, само того не желая, вскрыло основную суть эскапистского ретро-кино 1970-х. Там действительно можно легко менять белых на красных, а зверей — на господ. Эти фильмы были о другом — об остром желании советской интеллигенции сбежать в мир плетёных кресел, дачных абажуров и кружевных тренов. А точнее — в мир барства, расслабленности и законного (sic!) ничегонеделания. Собственно, в 1970-е годы это явилось общемировым трендом — Голливуд выдавал «Великого Гэтсби», ‘Vogue’ — фотосессии Джерри Холл в облике прекрасной дамы, а советская интеллигенция пела про корнета Оболенского и благоговейно скупала подшивки «Нивы» за 1914 год. (Если посмотреть, то в истории XX века годы прорыва, футуризма и желания всё разрушить закономерно сменяются годами отката к эстетике прошлого и к традиционным ценностям).