Даниял Туленков: Историософия российско-украинской войны

Советская историческая наука учила, что у первой мировой войны было три войны-зарницы, предвестницы грядущей бури.

Это испано-американская, англо-бурская, русско-японская.

Текущая война на Украине собрала в себе черты всех трёх, это уникально и оригинально, само по себе, и это только наши могли так удачно все собрать.

Что общего с испано-американской войной? Сама фабула конфликта: реликтовая, архаичная колониальная, третьесортная империя вступила в схватку с передовой, на тот период, трендовой державой, в борьбе за свое существование, которое иначе продлить было нельзя в силу нежизнеспособности конструкта. Естественно, на периферии сферы интересов противника, а конкретно, на территориях, которые считала своими, но у противника (и у территорий) было уже иное понимание раскладов.

Что общего с англо-бурской войной? Сам характер боевых действий, тактика, стратегия, наконец даже то, что бремя ведения войны со стороны буров нашего времени медленно, но неуклонно, перемещается с плеч регулярной армии на ополчение.

Что общего с русско-японской войной? Россия впервые с тех лет воюет вне коалиции, одна, против коалиции ведущих мировых держав. Это тип войны, который Россия еще ни разу не выигрывала.

Ссылки на советско-финскую войну тут неуместны, в войне 1939-40 гг СССР имел ярко выраженный дружественный нейтралитет Германии, сковывающей на себе основные силы финских союзников.

Можно ли считать таковым сегодняшнюю позицию Китая - вопрос открытый.

Даниял Туленков: Когда и как переродилась Россия?

Советский Союз никто не разваливал.
Советский Союз рухнул по причине своей дряхлости и нежизнеспособности, ставшей очевидной уже к 1984 году, в следствии длительного комплекса причин, запущенных сталинщиной в середине 1930-х гг.
Советский строй изначально не был, и не мог быть сколько-то длительным, статичным бытием, ибо он — строй мобилизационный, тактический.

Его историческая миссия заключалась в предотвращении обвала и хаотизации пространства бывшей Российской империи, столь же объективно рухнувшей в столкновении с капитализмом, финальным аккордом которой стала самоубийственная мировая война. Большевики спасли большую часть России как от растаскивания по колониям крупных империалистических держав, так и от абсолютной социальной аннигиляции  со стороны неуправляемых и деструктивных, варварских элементов (Кронштадт, Тамбов).
Единственной полноценной альтернативой большевизму были проекты создания обособленных этнических государств (Украина, Польша, Финляндия), в той или иной степени — околоэтнические химеры (Краснов, Унгерн), а из чисто русских феноменов — проект барона Врангеля (Остров «Крым»).

Однако, Врангель, единственный из настоящих белых вождей додумавшийся до верного решения поиска альтернативы большевизму, был при всем том, классическим белогвардейским лидером, носящим родимое пятно белогвардейщины — прямую зависимость (идеологическую и финансовую) от Антанты.

Именно зависимость от французского и английского капитала, прямые директивы промышленных и финансовых кругов Англии и Франции толкнули Врангеля на самоубийственную кампанию лета 1920 года, закончившуюся Крымской катастрофой, исходом и полным крушением полноценной и здравой идеи — отгородиться от Совдепии и создать альтернативную Россию, с тем, что бы, выиграв время — пережить Советы, сохранив силы, кадры, людей.

Время работало бы на Врангеля, в этом нет никакого сомнения.

В 1941 году Россия Врангеля была бы союзником Германии, и это могло вообще изменить ход истории.

Но белогвардейщина — она на то и белогвардейщина, что изначально была лишена субъектности, была зависима и подконтрольна силам извне.

Романтизированная ныне, своим современникам её сущность представлялась более откровенно. Мозг русской армии и большая часть офицерства оказались на службе у большевиков не случайно и не под одними только дулами комиссарских револьверов.

Даниял Туленков: К Европе, возрожденной на принципах Традиции!

(Интервью с координатором общности «Идель-Урал» — регионального отделения «Thule-Sarmatia», Екатеринбург, март 2006 г.)

Вопрос. Ты участник восточноевропейского отделения Интернационала новых правых — «Туле-Сарматия». Несколько странно, зная о том, как ты определяешь свои взгляды…

Ответ. Безусловно, при беглом взгляде со стороны может возникнуть вполне закономерный вопрос – что может быть общего между проектом европейских традиционалистов и человеком, сознательно и твердо позиционирующего себя как исламского фундаменталиста? Как будто бы совершенно разные полюса… Но лишь как будто. И лишь в том случае, когда мы идем на поводу у стереотипов, следуя навязанному чуждыми нам всем силами принципу разведения понятий «Европа» и понятия «Ислам» по заранее обозначенным нишам, в которых Европа синонимична её нынешней, буржуазно-мещанской оболочке ханжей и нуворишей, а Ислам представляется исключительно религией Юга, неким племенным исповеданием семитских народов. Но если мы выйдем из этих образов и обратимся к истокам (как того требует Традиция, будь то христианская, исламская или иная), то мы погрузимся в мир совершенно иной Европы, свободной от лжи и пошлости нашего времени, истиной Европы, воплощенной в периоде между Римом и Ордой. Это – Европа кельтов и германцев, славян и балтов, венгров и булгар… Это и будет та точка, в которой сходятся наши объективные интересы. Это – точка истины и есть наш общий шанс на выход из тупика, в который силы Традиций заводятся на протяжении веков чужими, у которых нет ни совести, ни чести, ни веры. Таким образом, наше общее, скрытое на поверхности сегодняшнего лжемира, лежит глубоко под пластом времен, в эпохе Золотого Века. И это век – один, и для меня, и для других традиционалистов.

Даниял Туленков: Политика и религия

Мой пост "Шах и "Исламская Республика" обернулся ненужным перепалками, удалившими меня от предмета темы и заставившего, мимоходом и без подготовки, поднять целый ворох параллельных вопросов, вылившихся в поток болтовни ни о чем....

Вместе с тем, сам перечень поднятых пунктов заставляет меня изложить здесь и сейчас свое кредо относительно соотношения религиозных и политических вопросов.

Некогда, в период моего исповедания Ислама в привычной и традиционной для моего окружения форме - ханифитского мазхаба, я, не обретя полной и истинной веры, скатился к религиозному скептицизму, пребывая в котором обрел "второе дыхание", погрузившись в омут еретического политисламизма.

Политисламизм, представивший мне Ислам не как религию, но как некую политическую концепцию, сыграл со мной своеобразную шутку - с одной стороны я обрел хоть и ложный, но стимул, вернувший мне интерес к религии, с другой стороны, то, что яисповедывал и от имени чего я писал в 2005-2006 гг полноценной религией не было, а было приукрашенным религиозным орнаментом политиканством.

Однако - важно другое.

То, что получив тот самый, ложный стимул, я таки начал все же искать какие-то ответы на духовные вопросы в рамках тех форм Ислама, что мне были доступны.

Получилась парадоксальная ситуация - с одной стороны в моих интересах превалировала политика, но, с другой стороны, я не мог просто декларировать веру во что либо, а начал искать ту акыду, что мне была бы духовно близка, что я мог испведовать не лицемеря перед собой.

Так я породил внутреннюю химеру , что разъедала меня почти два года.