когда пытался спорить о том, что история как наука и историческое чтиво (роман, фильм, учебник) - это явления совершенно несовместимые, взаимоуничтожающие,
- материя и антиматерия,
- и что соприкасать их в личном историческом восприятии никак нельзя: взрыв произойдёт, мозг обуглится, восприимчивость испепелится, чутьё исчезнет.
Мне часто возражали на это - одним словом, не простым, а - особым, сакральным, которое одним своим звуком должно было пресечь любые споры:
- Ты не прав. Он, - (автор романа, Пикуль, или кто там ещё), не просто так сочиняет, он же - в архивах работает.
Слово "архив" тут надо бы курсивом выделить: "работает в архивах" - это произносится чуть пониженным от почтительности, доверительным тоном, тяготеющим к шёпоту; голос чуть подрагивает от осознания важности только что произнесённого.
Такой шелест с присвистом: ар-ххххифф....
Предполагается следующее: то, что публикуется в открытом доступе - это, конечно, вторичная, разрозненная, сбивчивая и косноязычная история.
Истинная же история, - чистая, точная, целостная, предельно достоверная, - она спрятана в каких-то тёмных сундуках, в гулких прохладных подземельях, и доступна тем немногим, кто сможет в эти подземелья просочиться, и прочитать подлинные древние пергаменты при зыбком свете факела в дрожащей руке.
Более того: по всем архивам рыщут - уже тысячелетиями, - какие-то чудища, то ли люди, то ли не очень люди, и охотятся на эти самые пергаменты, и если находят, то рвут их в клочья, сжигают или, что особенно ужасно, вписывают туда, - тщательно, имитируя чернила и шрифты, - что-то своё, какую-то преднамеренную чешуйчато-земноводную ложь. Чтобы сбить с толку и замести свои когтистые следы.
Именно поэтому в преобладающем восприятии фильм и роман по сути своей ничем не отличаются от монографии историка: разве что - тем, что монография скучна и непролазна, перегружена унылыми нагромождениями безмолвных имён и цифр; а роман - легко и интересно, там - разговоры, погони, любовь и интрига.
И хороший историк, и честный литератор, - оба ныряют сквозь некие щели в недра архивов, и на равных вытаскивают оттуда обрывки нарратива, - то, что удалось ухватить.
***
Это - заблуждение.
Несколько минут я размышлял над прилагательным, - как лучше: дурацкое или дикарское?
Употреблю оба: мистическое поклонение архиву - это дурацкое дикарское заблуждение.
По сути, это одно из проявлений карго-культов, который даже при беглом наблюдении отчётливо высвечиваются в каждом современном феномене.
(Именно это и даёт мне право утверждать, что идёт ментальная и гносеологическая деградация: в XIX столетии карго-культы отступали, сейчас - наступают).
Апологету мировосприятия карго во всём непременно нужна вещь, в самом грубом вещественном смысле.
Мысль должна быть подтверждена всеми органами чувств, только тогда она имеет право на проникновение в восприятие. И эта вещь должна соответственно выглядеть.
Карго-история - это такая бумага, кожа, береста, глина, камень; исторические исследования - этот поиски неких идеальных текстов, которые когда-то кем-то уже написаны.
***
Самая страшная тайна архивов заключается в том, что как раз там нет никаких тайн. Нет ничего менее загадочного, чем архивы.
В архивах лежат громадные завалы исторического нарративного сырья, и всё. Из этого сырья можно изготовить всё, что угодно, - и меч, и лопату. Всё зависит только от того, зачем это сырьё извлечено и в чьи руки оно попадает. Архивы не более таинственны, чем руда, нефть, торф.
Таинственны, манящи, угрозны, овеяны неявными шёпотами и трепетными тенями, - руины средневекового замка. Но нет совершенно ничего таинственного в камне, из которого этот замок когда-то сложен. Это обычный местный камень, который на каждом шагу встречается.
***
В архивы проскользнуть действительно - сложно, и, на самом деле, существуют архивы, наглухо закупоренные.
В определённых ситуациях документы, действительно, уничтожаются, - только занимаются этим не сказочные ареопаги хтонических архонтов, а - тошно скучные обыденные казённые персонажи, о которых официоз вещает каждый тошно скучный обыденный день. В уничтожении архивных документов тоже нет ничего таинственного. Распоряжения о пропалывании архивов спокойно лежат в архивах, - на потрёпанных казённых бланках, за подписями и печатями.
Загадки запечатанных или сожжённых архивов - я бы тоже свёл к двум вышеозначенным прилагательным: дикарство и дурь.
Карго-культ предполагает, что Верховные Повелители Вещественного, Отцы Вещей, - это некие сверхчеловеки, которые приникли в сакральную суть вещности, видят в каждой вещи некую сверхподлинную сверхвещь, и потому руководствуются своими, нам неведомыми, демоническими соображениями.
Безмерная тоска фактологической истории, - те самые многия печали, - заключается в том, что вещественными миром полновластно управляют самые обыденные, тусклые плоские люди, и нечеловеческая тяжесть власти чаще всего просто окончательно их расплющивает, превращая, скорее, в клопов, а не в демонов.
Попытки прятать или жечь испачканную чернилами бумагу, чтобы управлять стихиями Большой Истории - это бессмысленные ритуальные действа.
Уничтоженный документ никого и ничего не спасает и не предохраняет, а как раз наоборот: возникает очередная дыра, - голодная, тревожная, жадная, разрушительная пустота.
Которую заполняют воспалённые фантасмагории, - безусловно больные, разрушающие и уродующие, как любая ложь.
***
... Что совершенно жизненно необходимо для создания глобальных исторических фальсификаций, - так это архивные документы и прочие первоисточники, мемуарные, легендарные, археологические и тд.
Это - топливо любого исторического нарратива.
В советское время фальсификаторы истории постоянно оказывались в идиотском положении, именно из-за бессмысленных ограничений, из-за дефицита нарративного сырья, - как фальшивомонетчик, в распоряжении которого имеется только карандаш и туалетная бумага.
Власти, с их мировосприятием, деформированным шизофренией коммунистической идеологии, никак не могли уяснить, что для формирования советских симулякров необходимо ввести в употребление как можно больше антисоветчины.
Именно поэтому советские фальсификации, даже самые разработанные, - выглядят так убого, дрябло, непристойно.
Прежде всего, следует осознавать вот что: эффективная историческая ложь - это не тупое утаивание каких-то фактов, не игра в прятки с собственным сознанием.
Глобальное историческое враньё - как, впрочем, и любое другое, это не деструкция правды, а реконструкция и трансформация.
Любой умелый врун подтвердит, - (и откроет глаза дураку-историку советской школы), - что врать нужно не сжимая, а расширяя; не отнимая, а даруя информацию.
Смысл исторического вранья - это направление потока фактологии в нужном, изначально задуманном, направлении. Для этого, на самом деле, нужно как можно больше фактов.
***
Пожалуй, я готов перечислить основные составляющие методологии успешного вранья в сферах Большой Истории.
1.
Прежде всего, на мой взгляд, фальсифицировать историю позволяет игнорация её регистров.
Ранее я писал уже, что, по моему убеждению, существует несколько разных регистров исторического нарратива: все они очерчивают зону достоверности, - так же, как прямые линии образуют квадрат или треугольник, - но не сливаются в одно целое и не являются достоверностью сами по себе.
Главные регистры - это: история документальная и история мифологическая.
Чтобы не повторяться и не тонуть в терминах, - вот:
регистр документальности - это ваше резюме для трудоустройства;
регистр мифологии - это рассказ вашей мамы своим подружкам о том, где и кем вы работали, сколько получали, и почему вас уволили.
Ни один из регистров не является достоверностью, но оба позволяют выявить некие очертания вашей биографии (если относиться к обоим регистрам, и к вашим дипломам, и к восклицаниям мамы, осторожно и не без иронии).
Для того, чтобы вашу биографию полностью фальсифицировать, - достаточно сделать вид, что никаких регистров нет, и слить их воедино. Далее любой факт можно демонтировать или трансформировать при помощи факта из другого регистра, причём ни в одном из утверждений не будет содержаться прямой лжи.
Из вас, таким образом, несложно будет сделать кого угодно - кандидата для отбора в космонавты, шизофреника, девственника и сексопата, вражеского шпиона и агента российских спецслужб, - и всё это сразу, при желании.
2.
Фантомирование.
То есть: создание псевдоисторических призраков, которые должны быть втиснуты между отчётливыми историческими реалиями.
Притом эти призраки должны обладать всеми атрибутами достоверности, лучше всего - по принципу Крошки Цахеса, - то есть слипаясь с реалиями предельно тесно, фантомы притягивают их атрибуты достоверности к себе, и даже отнимают их, как Цахес (или поручик Киже, если угодно).
Для этого служит прежде всего конспирология, - собственно, вся конспирология и есть фантомизация. (Я имею в виду, конечно, в данном случае классику конспирологии, а не провалы в тёмные недра экстатического бреда; Рене Генон, скажем, а не Фоменко-Носовский).
Прекрасные инструменты фантомизации - это квази-историческая беллетристика и всё, что она породила.
(Аббат Арамис с лицом Старыгина и голосом Градского - это торжествующий разбухший паразит, в котором уже полностью растворился несчастный Анри д'Аббади д'Арамитц, прослуживший в мушкетёрах недолго и скончавшийся в своём замке сорока лет от роду).
3.
Интонирование.
Это, наверно, понятно без особых разъяснений. Способ наиболее примитивный, грубый, легко заметный при самом поверхностном анализе, - и, тем не менее, практически неодолимый при любой дискуссии.
Ну, как тот анекдотик:
В забеге участвовали два спортсмена, из США и из СССР. В этом нелёгком испытании наш бегун продемонстрировал все лучшие качества коммуниста, вооружённого бессмертным учением великого Ленина, и принёс Родине долгожданное серебро.
Американец пришёл к финишу предпоследним.
4.
Парцелляция.
Это: превращение значительного исторического события в множество событий мелких, между собой не связанных.
Этот инструмент хорош особенно в тех случаях, когда событие накрывает собой обширные географические территории и втягивает в се6я разные этнические категории.
При помощи этого метода порой удаётся развеять в прах и полностью скрыть гигантские, эпохальные, определяющие события.
Классический пример - это Вторая Гражданская война в России, то есть - Колхозная война 1928 - 1938 годов (апогей - 1929-1931). Эту войну только при помощи парцелляции удалось спрятать так, что о ней понятия не имели даже непосредственные очевидцы, не говоря уже о детях и внуках участников событий.
***
(В подробностях я могу раскрыть механизмы парцелляции и других вышеизложенных методик - скажем, на основе так называемой народной войны 1812 года, поскольку этим занимаюсь достаточно пристально: это - огромный по масштабам крестьянский мятеж, соотносимый с Пугачёвской войной и в какой-то степени являющийся её продолжением.
Официоз, - начиная уже с 1813го, сосредоточил всё внимание, - яростно, шумно, всеми средствами, от лубочных картинок на ярмарках до опер и мраморных статуй, - на действиях бунтующих крестьян только против французских фуражиров и только в пределах оккупационной зоны Московской, Смоленской и Калужской губерний.
Для этого запущено было фантомирование: созданы эпические персонажи (Василиса Кожина, Герасим Курин и тд), которые практически не имели соприкосновений с прототипами, носившими те же имена. Распостранились количественные фантомы, чрезвычайно живучие: до сих пор постоянно в краеведческих источниках встречаются сообщения, что, скажем "четыре тысячи крестьян разгромили два полка французских фуражиров" (Фуражные бригады обычно насчитывали от 10 до 50 штыков и сабель; весь Польский корпус Великой Армии при вступлении в Москву - это менее 7 000 солдат).
За периметром "народной войны" оказался и мятеж в Чембаре и Саранске (когда бунтовщики захватили и контролировали очень значительную территорию), осадное положение Уфы и Казани, восстания на Среднем Урале, полноценные войны в Кахетии и Младшем Жузе, расформирование в разгар военных действий Донского корпуса.
В пределах Московской губернии были мягко отделены и задвинуты вглубь (при помощи интонирования) волнения "подданных царя Наполеона" в Вышневолоцком и Рузском уездах, самозванный муниципалитет города Дмитрова, встречавший войска экспедиции графа Клапареда с хлебом-солью; тщательно игнорируются мемуарные и документальные сообщения о вооружённых отрядах русских солдат-дезертиров, (общую численность которых в пределах Московской зоны российские военные источники предполагали в порядке 10 000), и тд).
Вот, например, хорошая иллюстрация к моему пассажу. Если набрать в поиске нечто вроде "Казахстан война 1812", - то рядом возникают сказочные "казахи-герои 1812 года" и Каратай-хан. Никого казахского героизма в составе российских войск не было, просто потому, что время Жузы не входили в состав России и не были оккупированы (если не принимать во внимание десяток символических присяг, которые казахские ханы приносили одновременно императорам России и Китая). В статье сообщается, что некоторые казахи воевали в составе башкирских и казачьих полков (перечислено около десяти имён башкир, которые автор переписал на казахский лад; проблема в том, что в то время не было чёткого разграничения между многими казахскими и башкирскими ру). А вот Каратай-хан (не признанный Россией претендент на трон Младшего и Среднего Жузов) действительно в 1812 году вёл масштабную войну против России, фактически в союзе с Наполеоном (даже прямых сношений с наполеоновской разведкой, исключить нельзя, - через Иран и султанат Мангышлак).
Или грандиозный, во многом определяющий бытие украинской государственности феномен Королевства Обеих Галиций - при помощи интонирования задвинут вообще за периметр украинской истории, и подарен, широким жестом, истории Польши. В свою очередь, Польша от этого подарка фактически отказывается, поскольку для польских идеологем это Королевство - всего лишь часть кампании, рейд князя Понятовского, и такие факты, как чёткое самоопределение "галицийской нации", формирование Временного Военного Жонда во Львове, Войско Галицийско-Французское и тд. в польскую мифологию не втискиваются.
Комментариев нет:
Отправить комментарий