Олег Гуцуляк: Норик – прародина славян и культовая креольская общность «свободных / жертвующих»

Как считает В. В. Мартынов [Мартынов В.В. Становление праславянского языка по данным славяно-иноязычных контактов // Резюме докладов и письменных сообщений: ІХ Международный съезд славистов. Киев, сентябрь 1983 / отв. ред. Г.В. Степанов. – М. : Наука. 1983. –  С.21-22], сначала протобалтийский язык (тшинецко-комаровско-сосницкая культура, возникшая из одного из локальных вариантов северно-индо-европейской культуры шнуровой керамики и боевых топоров; XIX-XI вв. до н. э.) на его западном (тшинецко-предлужицком) ареале подвергся воздействию протоиталикского языка (носители унетицкой культуры, XXIII-XVI вв. до н.э. и культуры курганных погребений, XVI-XII в. до н.э.), что привело к возникновению из него протославянского языка (XII в. до н.э.; становление лужицкой культуры; «венеты»), затем последний (с балтским субстратом и италикским суперстратом) подвергся влиянию иранского языка (Ф. Славский датирует славяно-иранские контакты II-I тысячелетиями до н. э. [Sławski F. Praojczyzna Słowian // Z polskich studiów slawistycznych : seria 9. – 1998. – С. 279]), из-за чего возник праславянский язык (IV в. до н.э., расцвет лужицкой культуры, VIII-VII вв. до н.э.; «венеды»). Затем подвергнувшийся действию закона открытого слога поздний праславянский («венедский»; разрушение лужицкой культуры, VII-IV вв. до н.э.) испытал инвазию западнобалтского языка носителей поморской культуры (VI-II вв. до н.э.), в результате чего начинает действовать закон палатализации и  праславянский язык становится языком носителей культуры подклёшевых погребений (V-III вв. до н.э.), возникшей на большей территории бывшей лужицкой культуры (от Одры на западе и включая Волынь до Горыни на востоке). Затем носители культуры подклёшевых погребений путем экспансии на восток подчинили племена милоградской культуры (происходящей из сосницко-тшинецкой; восточных балттов по языку) и вместе с ними участвовали в образовании латенизированной балто-славянской зарубенецкой культуры (т. н. «второе сближение балтов и славян»), разделившуюся затем на мощинскую (балты) и пеньковскую (славяне-анты) культуры.

Также на праславянский язык произошли суперстратные влияния этрусского, кельтского и германского языков (II вв. до н.э. – IV в. н.э.; пшеворская культура), но это не привело к кардинальным изменениям [Мартынов В.В. Становление праславянского языка по данным славяно-иноязычных контактов // Резюме докладов и письменных сообщений: ІХ Международный съезд славистов. Киев, сентябрь 1983 / отв. ред. Г.В. Степанов. – М. : Наука. 1983. –  С.21-22]. Германские заимствования относятся преимущественно к сферам политики (цесарь, король, князь, витязь, крамола), военного дела (полк, броня, шлем, вал, воевода – калька с др.-в.-нем. heri-zogo). Заимствован ряд терминов, связанных с торговлей: названия монет (стлязь, пенязь, цята), мыто, глагол купить, слово скот (первоначальное значение «деньги, богатство»), названия предметов обихода (котёл, блюдо, доска в первоначальном значении «стол», миска), домашних животных и растений (осёл, лук, персик, редька), которые в самих германских языках в основном латинского происхождения. Через германцев-ариан славяне впервые познакомились с христианством, отсюда такие слова как церковь, крест(ить), поп, поганый «язычник», пост (воздержание), милосердный (калька с готск. armahairts или др.-в.-нем. armherz). [https://ru.wikipedia.org/wiki/ Заимствования в праславянском языке]. Но что особенно важно, это то, что праславянами был воспринят через посредство германцев новый тип культуры – «провинциально-римский» и преобразован в его праславянский вариант – пражско-корчакскую культуру (склавины, V-VII вв.). 

О том, что зарождение славян происходило на небольшой территории,  указывают   лингвистические данные.

Так, Н. Антошин констатировал, что для праславянского («общеславянского») языка, который  существовал не менее 500 лет, был характерен закон открытого слога (любой слог в слове должен заканчиваться только на гласный звук или на слоговый плавный; действовал как для исконных слов, так и для заимствований), который изменил всю фонетическую систему и грамматический строй языка (см. прим.: *). Например, в рамках этого закона известны следующие фонетические изменения: утрата согласных в конце слова (*slovo ‛слово’ < *slovos); устранение геминат и других сочетаний согласных (*me-sti ‛мести’ < *met-ti, *sъnъ ‛сон’ < *sŭp-n-); монофтонгизация дифтонгов: *ou̯ > *ū, *eu̯ > *jū (*tuď /ťuď ‛чужой’ < *tou̯dj-/teu̯dj-),*ei̯ > *ī (*(j)iti ‛идти’ < *ei̯ti),*oi̯ > *ě̄ («второй ять»: *pěti ‛петь’ < *poi̯ti) или, в определенных морфологических позициях в конце словоформы, *ī (им. п. мн. ч. *stoli ‛столы’ < *stoloi̯, 2 л. ед. ч. повел. накл. *beri ‛бери!’ < *beroi̯(s)); монофтонгизация *ou̯, *eu̯ обусловила восстановление в системе вокализма признака лабиальности, в связи с чем, возможно, произошла лабиализация *ă > *ŏ; фонологические последствия других изменений были различны в праславянских диалектах; монофтонгизация дифтонгических сочетаний с носовым: *om/on, *ъm/ъn, *em/en, *ьm/ьn > *ǭ, *ę̄ (*zǫbъ ‛зуб’, *językъ ‛язык’); изменение заднеязычных согласных *k, *g перед новыми передними гласными *ě̄ и *ī из *oi̯ в свистящие *c’, *dz’ (> *z’) (вторая палатализация: *c’ěna ‛цена’, *dz’ělo (> z’ělo) ‛очень’, им. п. мн. ч. *vьlc’i ‛волки’ и т. п.) и аналогичное – непоследовательное – их изменение после гласных *ь, *i, *ę не перед согласными (третья палатализация: *otьc’ь ‛отец’, *děvic’a ‛девица’, *kъnędz’ь ‛князь’); при этом *х в подобных позициях изменялся неодинаково по диалектам; изменения сочетаний «гласный + плавный» (типа *orT, *olT и *TorT, *TolT, *TerT, *TelT). Дальнейшая их судьба была неодинакова по диалектам и завершались уже после распада праславянской общности. После всех этих изменений слоги стали кончаться на гласные или слоговые согласные. Действие закона открытого слога в славянских языках завершилось с падением редуцированных (ослабления сверхкратких гласных фонем, которые обозначались буквами ъ («еръ») и ь («ерь») и происходили от праиндоевропейских (и протославянских) кратких ŭ и ĭ: например, в русском языке произошёл переход ъ → о, ь → ’э (сънъ → сон, дьнь → день [д’эн’]), в украинском — ъ → о, ь → э (сънъ → сон, дьнь → день [дэн’]), в сербском оба редуцированных в сильной позиции прояснились в [а] (дьнь → дан 'день', сънъ → сан 'сон'), в польском — [ъ] → [э], [ь] → [’э] (сънъ → sen, дьнь → dzień)  [Антошин Н.С. Взаимосвязи славян и восточнороманских народностей в V-XV вв. // Научные записки Ужгородского государственного университета. — Ужгород, 1957. — Т.XXVIIII. Языкознание. — С.51-52]. 

Поскольку эти изменения охватывают все славянские диалекты (в древнерусском действовал до ХІІ в. н.э.), то это могло быть только в том случае, если славяне занимали небольшую территорию, все славянские племена были взаимосвязаны экономическими отношениями, имели единые центры хозяйственной и политической деятельности [Антошин Н.С. Взаимосвязи славян и восточнороманских народностей в V-XV вв. // Научные записки Ужгородского государственного университета. — Ужгород, 1957. — Т.XXVIIII. Языкознание. — С.51-52]. 

По мнению О.Н. Трубачева, на языковой прародине славян произошла окончательная кристаллизация их как выходцев из прабалтов, иллирийцев и кельтов-«венетов» в новый этнос с новым языком – «венедов» (праславян)  [Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян: Лингвистические исследования / 2-е изд., дополн. — М.: Наука, 2003. — С.389 ; Трубачев О.Н. О составе праславянского словаря (Проблемы и результаты) //  Славянское языкознание: VI Международный съезд славистов: Доклады советской делегации. – М.: Наука, 1968. – С. 377]. Возникшие «венеды» внутри окружающего их населения (кельтов, иллирийцев, фракийцев, прабалтов, ретов, италиков, скифов) образовывали систему городищ, этакие «креольские острова» (ilha crioula), которые резко отличались от окружающих их населения более высокой культурой и в которой было наиболее продуктивно смешание этносов. Тем самым «креольские городища» образовывали «узловые точки» информационной сети, определенным образом изолированной от других европейских сетей (собственно римско-италикской, лигуро-иберийской, кельтско-континентальной) «… границами конкретного территориального локуса, которая в благоприятных условиях превращается в объединение, соответствующие характеру этнического» [Конча С. Етногенез і об’єктивність (відповідь В. Балушку) // Вісник Київського національного університету імені Тараса Шевченка : Українознавство. – 2006. – №10. – С.32]. Появлению «креольских островов» содействуют способности некоторых народов «в-живаться» в чужую им биосоциальную среду (т.н. «комплиментарность») и считаем, что собственно биологические и социально-психологические особенности колонистов разрешили им создать «креольскую культуру» (в даном случае – праславянскую) — зародыш следующей культурно-цивилизационной трансформации Центральной и Восточной Европы.  

***

Но где же была эта прародина славян, в которая характеризуется как  небольшая территория, где все славянские племена были взаимосвязаны экономическими отношениями, имели единые центры хозяйственной и политической деятельности?

В древнерусских летописях прародина славян на стыке миров Кельтики, Италики, Иллирии, Фракии и Балтики помещается именно на Дунае и упомянута под именем «Норик» (от имени одного из иллирийских племен): «народ славянский, от племени Иафета – так называемые норики, которые и есть суть славяне» («Повесть временных лет»).

С такой локализацией языковой прародины славян на Среднем Дунае соглашается О.Н. Трубачев, указывая, что находилась она в Западном Норике, и даже утверждает, что именно там началось и формирование последующего диалектного членения славян (празападные славяне – в Воеводине и Западной Паннонии, праюжные – на территории нынешней Словении, северной Хорватии и северной Сербии, правосточные – в Трансильвании и Банате) [Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян: Лингвистические исследования / 2-е изд., дополн. — М.: Наука, 2003. — С.389].

С завоеванием Норика Римом в конце І в. до н.э. в «креольский этнос» вливается «новая кровь» из числа римских колонистов. Это была целенаправленная политика Империи. Известно, что демобилизированные ветераны в возрасте от 45 лет, разойдясь по провинциям, где они окончили строк службы, будучи собранными из разных манипул, не зная близко друг друга,  без начальников, создавали не колонии, а сброд, занимались терроризированием местного населения и всячески подрывали авторитет Рима. Как правило, они уже не вступали в браки и не давали наследников, да и вернуться к местам своего рождения тоже не имели возможности. Так, например, случилось в 60 г. н.э., когда к городам Таренту и Антию в Южной Италии были приписаны ветераны разных римских легионов (Тацит, «Анналы», XIV, 27). Поэтому практика была изменена: демобилизированные ветераны выводились в колонии целыми легионами, с трибунами, центурионами и солдатами, и каждый и далее пребывал в своей манипуле и в любви и в согласии создавали они общину. Большая часть из оселых ветеранов находила себе жен из местных племен. Самым большим следствием  брака с ветераном было не предоставление римского гражданства детям легионеров. Родившееся вне законного брака, с точки зрения римского права, они считались незаконнорожденными. Права детей, рождённых в таком браке, определялись правилом: «если имеется право на брак, дети всегда следуют за отцом, если же права на брак нет, они получают то же положение, что и мать». Как следствие, дети солдат становились лицами неполного гражданского статуса – перегринами (peregrini).  Постеменно они образовывали особый слой населения - "свободных" от римского права, но не полностью признанных в общине своих матерей. Именно они становились посредниками между обеими мирами (отцов-римлян и матерей-варваров) и  носителями "своего", креольского языка.

Также появлению креольского населения содействовало явление, упомянутое Сальвианом о римлянах, которые предпочли «… терпеть среди варваров чуждый им образ жизни, чем среди римлян жестокую несправедливость ... и не жалеют о том, что переселились, ибо предпочитают считаться пленниками, но быть свободными, чем быть пленниками, считаясь свободными». 

Отделившись от «родного народа», колонисты со временем непременно трансформируются в новый этнос с новым языком. Этот механизм продемонстрировал академик Вяч. Иванов: «… начальные причины – социально-экономические. Возьмите современный испанский язык. Сейчас испанские языки каждой страны Латинской Америки стали фактически разными. Это хорошо видно на примере Лос-Анджелеса, где испанский язык стал главным языком города. Но там семнадцать вариантов испанского: сальвадорский, мексиканский и так далее. Каждое сообщество старается говорить на варианте испанского языка своей страны. Лос-анджелесские мексиканцы себя называют «чиканос». Я одного из них попросил прочесть мою статью, которая вышла на испанском. А он говорит, что по-испански не читает. То есть он считает, что его чиканский – это отдельный язык, хотя на самом деле это не так. Это язык, где основная масса слов испанская. Только произношение немножко другое. Но он хочет себя ощущать чикано. Он хочет себя ощущать членом именно этой общности людей. Так пошло с древних времен» [Иванов Вяч. Каждую неделю в мире гибнет язык : интервью // Эксперт. – 2008. – №21 (610). – http://expert.ru/expert/2008/21/kazhduyu_nedelyu_gibnet_yazuk/].

Именно в эпоху «креолизации» и связи праславян («венедов») с италиками [Трубачев О.Н. Языкознание и этногенез славян. Древние славяне. По данным этимологии и ономастики  // Славянское языкознание. IX Международный съезд славистов. Киев, сентябрь 1983 г. Доклады советской делегации. / Отв. ред. С.Б. Бернштейн. – М. : Наука, 1983. – С.241-242] возникли в славянских языках слова, происходящие из латыни: «огонь» (ignis), «море» (mare), «орать» (в значении «пахать»; arare), «порося» («свинья»; porcus), «овца» (ovis), «тур» («бык»; taurus), «руда» (raudus), «весь» («поселение»; vis), «господь» (hospes), «говеть» («обычай, общинность»; favere), «*strojiti» («домашнее хозяйство; строй»; struere), *pola voda («место жительства»; paludes), *роjьmо (русск. «поймо, горсть»; po-mum «плод, фрукт» < *ро-emom «снятое, сорванное»), *oticu (русск. «отец»; attikos «почетный титул судьи-medix»), «ветхий»  (vethum), «нынче» (nunce), «прати («стирать»; perur), «орать» («кричать»; orare), «рус» («село»; rus), «город/град» (от «сад, огражденное место»; hortus), «сок» (от «виноградный сок»; succum), «сухой» (siccum), «семя» (semen), «боб» (faba), «близна» («шрам, рубец»; fligo «бью, ударяю»), «рамень» («пашня»; armuo), «свистулька» (fistula), «бабак» (bobak «сурок»), «господь» (hospes), говеть (favere «общество, обычаи»), «строить» («домохозяйство»; struere), *pola voda (paludes «среда обитания»), «дом» (от «господство»; dom), «луна» (luna), «солнце» (sol), «брошь» (brosh), «новый» (nova «свежий»), «есть» (est), «семя» (semena), «вера» (vera «правда»), «воле(-ть)» (volo «я хочу»), «себе» (sibi «для себя»), «мне» (mini «обратился ко мне»), «тебе» (tibi «к вам»), «твой» (tui «вашей»), «пасти» (pasti «кормили»), «не(-т)» (ne «чтоб не»), «видит» (vidit «он увидел»), «вертеть» (vertit «оказывается»), «стоит» (stoit «стоики»), «спина» (spina «позвоночник»), «кость» (cost «ребра»), «бобыль» (populus «люди»), «ось» (axis), «Кострома» (castrum), «коляды» (саlеndае), «любисток» (ligusticum «лигурийский»), «вомига/омех» (vomica), «байструк» (bastarnae), «пустота» (pustula), «пескарь» (piscis), «берш» (perca), «иго» (jugum), «нутро» (inter), «лодырь» (latro), «кобыла» (саbo, caballus), «лярва» (larva), «ягненок» (agnus), «жена» (gena), «ночь» (nox), «пламя» (flama), «печь» (pist «хлеб»), «брат» (frater), «беру» (fero), «муж» (mas), «шаровары» (sarabara), «казать» (casus), «какать» (cacat), «пердит» (perdit). Аналогичными собственно «креольскими» словами, происходящими из латыни, являются и современные славянские «оскомина», «котел», «латук»,  «осел», «палата», «поганый», «Коляда», «Пек», «сокира», «щит», «жид», «крест», «Рим» (при автентичном Roma) [Иванов Вяч. Вс. Поздне(вульгарно-)латинские и раннероманские заимствования в славянском // Славянская языковая и этноязыковая системы в контакте с неславянским окружением. – М.: Языки славянской культуры, 2002. – С.104-111]. Также О.Н. Трубачев писал, что тогда же возникла близость латинских отглагольных существительных на -tio (-tionem) и славянских отглагольных существительных на -tьje. Эта близость самоочевидна даже с позиции элементарной грамматики. Да, славянский именной отглагольный формант –tьje может быть условно реконструирован как индоевропейский -tiom/-tiiom, но с другой стороны, регулярность образований на –tьje на славянской почве и их производное с формантом -je от соответствующих инфинитивных основ заставляют расценивать имена на –tьje как славянское новообразование. Балтийский, который знает инфинитивы схожей формации (-*tei), не имеет тких расширенных именных форм. Наоборот, латинский именной формант для образования отглагольных существительных –tio (ср. лат. emptio, emption-is,. emption-em), кроме функциональной и формальной близости, таже может продолжать индоевроп. -*tiom (средний род, перестроенный в латыни по женскому спряжению). Славянский и латинский форманты могут оформлять этимологически родственные глагольные основы, производя близкие по значению имена:  ст.-слов. "приЪатиЪе" – "принятие" и лат. emptio "покупка" по сути дела объединяются общей исходной формой производного характера    *emptiiom < *em-tiiom. Исходя из этого, можна говорить если не об общем новообразовании, то об общем словообразовательно-морфологическом параллелизме двух индоевропейских диалектных груп [Трубачев О.Н. О составе праславянского словаря (Проблемы и результаты) //  Славянское языкознание: VI Международный съезд славистов: Доклады советской делегации. – М.: Наука, 1968. – С. 377].

***

В расово-антропологическом измерении венеты-праславяне принадлежали к альпийскому (динарскому) типу, как и население Австрии, Швейцарии и частично Северной Италии (также называемому субадриатическим, норийским, норикским типом). Ему морфологически  тождественна днепро-карпатская группа славянской популяции, что дает основание считать последнюю северо-восточным вариантом альпийской расы [Алексеева Т.И. , Алексеев В.П. Антропология о происхождении славян // Природа. – М., 1989. — № 1. – С.64]. Собственно в центральноевропейский топонимический ареал на северо-восток от  Альп входит и славянская топонимика Правобережья Украины [Гідронімія України в її міжмовних і діалектних зв'язках / Відп.ред. О.С. Стрижак. – К., 1981. – С.32].

Из письменных источников и данных археологии известно, что венеты к 200 г. до н.э. в альпийских землях сообща с некоторыми кельтскими (тавриски и амбисонты; столица первых – Виндобона, ныне Вена) и иллирийскими (норики) племенами объединились, создав мощное государственное образование «Норик» (столица Норея на реке Мурии, ныне Ноймаркт-ин-Штайермарк в австрийской Штирии, округ Мурау). Здесь они контролировали добычу и поставки железной руды, золотых россыпей, соли из озёр, целебных растений («Полибий, «Всеобщая история»). К 500 г. до н.э. здесь развилась сталелительная промышленность для экспорта продукции в Рим (Норик славился своими мечами, изготовленными из особенной местной железной руды, с высоким содержанием марганца и значительно малым – фосфора). В Норике сформировалась своеобразное рабовладельческое общество. Уровень развития античного Норика был достаточно высок. Здесь употреблялась своя оригинальная письменность, использовалось венетское и иллирийское алфавитное письмо и даже чеканилась собственная золотая монета.  

Как пишет С.Б. Бернштейн, на протяжении длительного времени основным населением провинции Норик были кельты, изгнавшие большую часть иллирийцев на юг в горы нынешней Албании и подвергнувшиеся в первые века христанской эры глубокому влиянию  римской цивилизации и латыни.  Здесь римляне вводили политику интенсивной урбанизации (до сих пор существуют города Зальцбург, Линц, Вена, Птуй и Вельс), вследствие чего все местное население было романизировано. Затем оно из Норика передвинулось на восток и освоили Верхнюю Паннонию. Не следует также забывать, что везде все романские языки образовались только на кельтско-фракийском субстрате, а интенсивная и глубокая романизация Северной Африки и Британии не  образовали сдесь романских языков.  Языковые следы кельтского субстрата через романский язык попали во многие языки карпатского ареала. Кельтское происхождение карпатизмов не вызывает сомнения.  Но в некоторых районах карпатской зоны кельтское влияние могло быть непосредственным (не через восточнороманский язык). Хорошо известно, что в первые века н. э. кельтское влиянии имело место на территории Северо-Западной Польши и Верхней Силезии. Более сильным и интенсивным оно было в Богемии, где первые славянские посленцы встретились с многочисленным кельтским населением [Бернштейн С.Б. Проблемы интерференции языков Карпато-Дунайского ареала в свете данных сравнительной диалектологии // Славянское языкознание: VII Международный съезд славистов: Доклады советской делегации. — М.: Наука, 1973. — С. 32—33].

Норик контролировал знаменитый «Янтарный путь», начало которого – на северо-востоке современной Италии, в Аквилее (собственно энеты/венеты основали Венецию и заселили Патавию/Падую и Аквилею [Черняк А.Б. Тацит о венедах (Germ. 46 : 2) // Вестник древней истории. – М., 1991. — № 12. – С.56]), миновал города Норика и Паннонии – Эмону (ныне –Любляна), Саварию (ныне – Сомбатхей), Скарбанцию (ныне –Шопрон) и Карнунт (ныне – Дейчальтенбург под Веной) на Дунае. Из последнего путь шел в направлении к рекам Морава и Мура длинной 600 римских миль (888 км), к Балтийскому берегу и племени эстиев (Таціт, “Германия”, 45). Также поморский вариант лужицкой культуры («венеты») имел тесные связи с этрусской культурой, на что указывают многочисленные находки изделий из балтийского янтаря в Этрурии и этрусских изделий на балтийском побережье [Кузьмин А. Г. Начало Руси : nайны рождения русского народа. – М. : Вече, 2003. – С. 80, прим. 195].  Ю. Колосовская обратила внимание на то, что бусы из янтаря латиняне называли словом monilia, что очень похоже на болгарское и украинское «монисто» [Колоссовская Ю.К. Коллегия почитателей Исиды из Паннонии // История и культура античного мира / Отв.ред. М.М. Кобылина. – М.: Наука, 1977. – С.163 – 164]. Но она считает, что это слово попало в Среднее Поднепровье с берегов Адриатики, хотя логичнее предположить его путь с востока на запад, аналогично к тому, как латиняне приняли в качестве синонима к своему слову succinum  («янтарь») и венетское glaesum (буквально «желтый»). Также итало-сабинское слово rota  у Варрона (RR,II,1,5) есть контракцией с rohota ~ славянское «рогата» [Pisani V. Zur lateinischen Wortgeschichte // Rheinisches Museum  fur Philologie. – 1958. – Vol.101, n 2. – S. 105—106]. И именно письменные источники четко связывали венетов с янтарем. Древние греки рассказывали о реке Эридан, находившейся на севере, что у этой реки живут венеты, которые добывают янтарь. «… В этой связи становятся небезынтересными и некоторые другие свидетельства: около Карнунтума, перевалочного пункта на янтарном пути в Среднем Подунавье, найдена могильная плита некоего италика Квинта Атилия Прима, центуриона XV легиона, выполнявшего функции переводчика, а при выходе в отставку ставшего негоциантом… Возможно, этот италик был одним из организаторов торговли янтарем и контактов с Прибалтикой… Кроме того, определенный интерес начинает представлять легендарная часть “Литовских Хроник”, где сообщается о некоем Полямонисе, бежавшем в Прибалтику вместе со своим семейством и 500 всадниками от преследований Нерона. Сыновья инсургента якобы и были создателями Литовского государства. Становление литовской государственности в действительности происходит позже, возможно, во времена Карла Великого … но и легенда о Полямонисе вполне могла соответствовать неким политическим реалиям: преследования Нероном разных оппозиционных групп, политических, идеологических и религиозных, включая ранних христиан, явно имели место и достаточно хорошо известны. Если же проникновение неких групп воинов-торговцев-ремесленников, называемых венетами, своего рода “викингов до викингов”, было реальностью, то это объясняет и многие процессы, происходившие не только в Прибалтике, но и в Восточной Европе, в частности, распространение в последней так называемых “глазчатых” фибул, типологически восходящих к верхнедунайским прототипам рубежа нашей эры, а позднее, в виде “прусской серии”, концентрирующихся в Прибалтике и проникающих в лесную и лесо-степную зоны Восточной Европы .... Кто-то должен был их разносить, как и изделия с красной (кельтской в своей основе) эмалью, тоже широко представленные в лесной зоне… Таким образом, могут быть объяснены и свидетельства Тацита о “бродящих ради грабежа” венетах, и данные Птолемея о венедах на берегу Балтики, и “Певтингеровых таблиц” о тех же венедах в низовьях Дуная. Термин сугубо социальный постепенно становится этническим, что можно, например, наблюдать в истории с термином “Русь” и рядом других» [Щукин М. Рождение славян. Из истории вопроса. Два пути ретроспективного поиска // Стратум. Структуры и катастрофы. – СПб.: Нестор, 1997. – http://krotov.info/lib_sec/25_sch/uk/in_1997.htm].  

К рубежу н.э., расселившись из Норика (Паннонии), венеды-праславяне занимали территорию на севере от Венедского залива, Балтийского моря, далее на восток по левому берегу рек Вислы и Западного Буга, далее по правому берегу реки Припяти, крайняя восточная точка – среднее течение реки Десны. На востоке от этой точки на юг до нынешнего Кременчуга. На юге от Кременчуга до среднего течения реки Днестр. И вверх по течению реки Днестр до истоков рек Вислы и  Одер. На западе по течению реки Одер к Балтийскому морю. Территории современной Беларуси и России на тот момент не были охвачены венедо-славянской колонизацией.

С начала І века н.э. сведения о венетах увеличиваются. Римские писатели Плиний и Помпоний Мела сообщают рассказ другого римлянина Квинта Метелла Целера (он был в 58 г. н.э. проконсулом Галлии): на северный берег Германии буря прибила корабль с купцами народа виндов (винетов). Плиний далее пишет: «… Некоторые рассказывают, что здесь (речь идет о Гданьском заливе) живут до реки Вистулы (Вислы) …венеты…». Птолемей во ІІ в. н.э. тоже упоминает о венетах: «Сарматию ограничивают великие племена – венеды по Венедскому заливу…». Далее он пишет: «По реке Висле под венедами живут гутоны, затем финны…». В третий раз он упоминает Венетские горы (Карпаты). Большое число слов с корнем «венд» встречалось в землях востока Германии: вендхаус, вендберг, вендграбен (могила), винденхайм (родина), виндишланд (земля вендов) и т.д. Отряды венедов начали проникать на Запад. Старое название Вены звучит как Виндебона. В І в. н.э.  Гай Юлий Цезарь столкнулся в Нормандии (север Галлии) с венедами. Источник сообщает: «… Они (эти венеты) были хорошими мореплавателями, имели много кораблей и какое-то время сопротивлялись римским войскам…». Историк Иордан в своем труде «О происхождении и деяниях готов» пишет: «… Между реками Дунаем, Тисой и Олтом лежит Дакия, … к северу … на необозримых пространствах расположился многолюдный народ венедов. Несмотря на то, что теперь их название меняется соответственно различиям родов, но все же преимущественно они называются склавенами и антами». Так же он пишет: «… После поражения герулов Германарих двинул войско против венетов… Эти венеты происходят от одного корня и ныне известны под тремя именами: венетов, антов и склавинов». В хронике Фредегарда VII в. сказано: «Славянами, называемыми венедами». Ион Боббийский, живший в VII в. в своем описании жития святого Колумбиана говорит: «… Пришла ему мысль отправиться к венетам, которые именуются еще славянами». Англосаксонский писатель Алкуин времен Карла Великого писал: «Славян зовем венедами». Немцы всех славян раньше называли «вент», «венд». Эстонцы и финны  до сих пор называют русских «vene / venäläinen». А финское название Ладожского озера звучит как Венееимиере.

***

Само название Норика (Noricum) и племени нориков считается связанным с именем местной богини Норейи, «великой матери народа» (её супругом считался Марс Латобий, именовавшийся «великим богом», «царём туата»).

Она тождественна германскому божеству Нертус (лат. Nerthus < др.-герм. *Nerþuz ~ исланд. nert «сила», «мощь», «принуждение») [Szreiter, Artur. Mitologia Germanska. Opowiesci o bogach mroznej Polnocy / 2-ie wyd., rozsz. i popraw. – Gdansk : L&L, 2006. – S. 225]. Тацит указывает, что это божество – женское («мать-земля»): «… Лангобарды… обитающие за ними ревдигны, и авионы, и англии, и варины, и эвдосы, и свардоны, и нуитоны … все вместе поклоняются матери-земле Нерте, считая, что она вмешивается в дела человеческие и навещает их племена. Есть на острове среди Океана (ср. с Niartharum, современный Nærum на о. Зеландия, – О.Г.) священная роща и в ней предназначенная для этой богини и скрытая под покровом из тканей повозка; касаться её разрешено только жрецу. Ощутив, что богиня прибыла и находится у себя в святилище, он с величайшей почтительностью сопровождает её, влекомую впряженными в повозку коровами (археологические данные указывают на наличие различных ритуальных повозок в Дании ок. 200 г. н.э., – О.Г.). Тогда наступают дни всеобщего ликования, празднично убираются местности, которые она удостоила своим прибытием и пребыванием. В эти дни они не затевают походов, не берут в руки оружия; все изделия из железа у них на запоре; тогда им ведомы только мир и покой, только тогда они им по душе, и так продолжается, пока тот же жрец не возвратит в капище насытившуюся общением с родом людским богиню. После этого и повозка, и покров, и, если угодно поверить, само божество очищаются омовением в уединенном и укрытом ото всех озере. Выполняют это рабы, которых тотчас поглощает то же самое озеро. Отсюда – исполненный тайны ужас и благоговейный трепет пред тем, что неведомо и что могут увидеть лишь те, кто обречен смерти» (Тацит, Герания», 40). Из последних фраз комментаторами делается вывод, что  Нертус ведает всеми человеческими жертвоприношениями и тайнами. Приход весны якобы древние германцы объясняли тем, что к людям возвращается богиня земли Нертус, приносящая с собой тепло и плодородие, поэтому в весенние дни устраивали особый праздник.

Но считается, что римский историк неверно понял своих информаторов, а германское континентальное божество Нертус – это лишь церемониальная супруга-жрица германского скандинавского бога плодородия, рыболовли, торговли и договоров, летнего периода, усмирителя стихий (воды, ветра и огня) Ньёрда (Njörðr). Ньёрд происходит из класса богов-ванов, отца Фрейра и Фрейи («Старшая Эдда. Речи Вафтруднира / Речи Скирнира»). Его атрибут – топор лесоруба, который, когда ваны одержали верх в войне с асами, именно Ньёрд первым вонзил во врата Асгарда.  До того, как он стал заложником у асов, приёмным сыном Одина и женился на великанше Скади (она выбрала его, видя только ноги («Сага об Инглингах»)), он сожительствовал с родной сестрой (Ньйорун, Njörun; она и могла быть почитаемой женской ипостасью Ньёрда; аналогичны паре Фрейра и Фрейи). К богу Ньерду применяются кеннинги «безупречный князь человеков», «в храмах высоких правит» («Старшая Эдда. Речи Гримнира»), «потомок ванов», «бог колесниц», «правящий лошадьми», «воин», «дающий бог» («Младшая Эдда. Язык поэзии», «Сага о Харальде Серая Шкура»), он очень богат (Njörd hinn auðga) и он щедро делится своими богатствами с теми, кому требуется помощь. В саге «Песнь Солнца» говорится о том, что у Ньёрда девять дочерей (они же – матери Хеймдаля, рожденного, согласно эддическим текстам, от девяти сестер). Имя бога Ньерда в своем составе имеет множество скандинавских топонимов, например – Njærdhavi (сегодня Mjärdevi) и Nierdhatunum (сегодня Närtuna) в Швеции, а также Njarðvík в Исландии и Nærøy в Норвегии. В Исландии морская губка до сих пор называется словом «Njarðarvöttr», что дословно переводится как «рукавица Ньорда». Саамам Ньёрд стал известен как бог дождя, ветра и рыбной ловли Biegga-Galles («Старик Ветров»).

После смерти бога-аса Одина королем шведов и стал его приемный сын Ньёрд, а когда он умер от болезни, то перед смертью приказал посвятить себя Одину. Ньёрд теперь живет в небесной (но одновременно и на дне моря) «корабельной пристани» (Ноатуне, Noatun) («Старшая Эдда. Речи Гримнира»; «Младшая Эдда. Видение Гюльви»). Его власть в Швеции перешла к сыну Фрейру. Таким образом, Ньёрд стал предком династии Инглингов («Сага об Инглингах»). Собственно, как богиня Нерта ездит по земле на своей повозке, о чем упоминает Тацит, так и Фрейр, сын Ньерда, ежегодно ездит в повозке по стране в сопровождении жрицы, чтобы благословить поля («Hauks þáttr hábrókar» в рукописи «Flateyjarbók», XIV в.; в том же источнике говорится, что король Швеции Эрик консультировался с богом по имени Lytir, чья повозка была доставлена ​​в его зал для проведения церемонии гадания [Davidson, Hilda Ellis. Gods and Myths of Northern Europe. – Baltimore (Md.) : Penguin Books 1964. – P. 92-96]).  В «Саге о Хаконе Добром» упоминается о тостах во имя Ньерда и Фрейра, которые надлежит произносить правителю для хорошего урожая и в дни мира.

Но что более поразительно, упоминаемый в саге «Речи Свипдага (Фьёльсвида – «Многомудрого»)» некий Свавторин (Svavrtorin, Svafi / Svafur Þorins «Усыпляющий / успокоенный храбрый / смелый»; ср. со svafnir «свафнир» – «усыпитель») – это тот, кто владеет особым орудием svefnþorn («усыпляющий шип» или «шип сна»), которым Один усыпил валькирию Сигрдриву. Поэтому Свав(и/р)торин – это тот, кто обладает подобным орудием, т. е. Один или его наследник. А последним является именно Ньердом! И внучкой Свави Торинна (Ньерда) по сыну (Фрейру) названа богиня-врачевательница Менглёд («Радующаяся (янтарному) ожерелью»), живущая в уединенном чертоге в горах («на широком острие горы»), хотя и отдана замуж за великана (турса) Свипдага («Быстроденный»), странствующего героя, сына Аурвандиля (*auzi-wandilaz – «сияющий странник», «рассветный странник») / Сольбьярта («Солнечноликий») и колдуньи Гроа (groa, «расти») (упоминаемые в «Младшей Эдде» в рассказе о битве Тора и Хрунгнира). На вратах её обители стоит и испытывает жениха Свипдага Одинн-Фьёльсвид («Многомудрый» («Старшая Эдда. Речи Гримнира», 47)), а прислуживает ей свита из девяти дев во главе с матерью Герд, жены Фрейра, т.е её бабушка по матери, – Аурбода («Дарительница золота») [Raven Kaldera. Менглёд: История и исследования // https://amau-mif.blogspot.com/2020/04/raven-kaldera.html ; Слеповронский Юрий. Анализ отдельных элементов старшеэддической песни «Речи Многомудрого»: Менглёд, как гипотетическая «богиня зари» // https://amau-mif.blogspot.com/2020/04/blog-post.html]. Лотте Мотц предположил, что сага «Речи Свипдага» отражает инициацию молодого героя в культ богини-матери. Правда, он почему-то отождествил Менглёд с матерью Свипдага волшебницей Гроа, но, думается, это именно богиня мать-земля Нертус! И ритуал инициации связан с особым сном – на земле / на камне / на мече / в храме / чертоге.

Некоторые вышеупомянутые факты из культов Нертус и Ньёрда имеют место как мотивы в жизнеописании христианского святого Флориана (Florianus) из Лохр (Лауриакума), считающегося военачальником в Норике (dux de Noricum): 4 мая (304 г.) святому Флориану, ранее тайно бывшему христианином, но на мосту открыто исповедовавшему свою веру, выдернули крюком лопатки, а потом навесив на шею жёрнов, утопили в реке Энс (Enns, Anisus; ср. с лат. ensis «меч»). Солдат, столкнувший Флориана в реку, тут же ослеп. Поднялась необычная волна и вынесла тело святого на скалистый выступ, где над ним распростёр крылья орёл, охраняя от осквернения. Следующей ночью святой Флориан явился благочестивой женщине Валерии и попросил предать тело земле. Быки, вёзшие тело святого на повозке, под конец пути изнемогли от жажды и остановились. Но чудесным образом на этом месте из-под земли забил источник, напившись из которого, животные легко довезли тело Флориана до места погребения. Источник этот бьёт из-под земли по сей день и называется «Источником Флориана». На могиле святого Флориана стали происходить чудесные исцеления, так что очень быстро это место стало излюбленным для паломничества и через время здесь был построен монастырь, существующий и поныне. Мотив открытия тайны и утопления присутствует и в другом эпизоде, связанным со святым Флорианом: днажды воры, попытавшиеся ограбить часовню, были сурово наказаны: тот, кто посоветовал платом прикрыть лик св. Флориана, обезумел и умер, а. второго лошадь сбросила в Дунай и он утонул. Также присутствует и мотив сна: больная и беспомощная женщина, не в силах добраться до святого Флорианова источника, впала в сонное видение и узрела множество больных, возлежавших у источника. Один из них внезапно воскликнул, что они не смогут исцелиться, пока эта женщина не посетит источник. Рассказав об этом сне священнику и попросив отвести ее к св. Флориану, женщина была уверена, что произойдет чудо. И оно действительно произошло. Во время молебна о выздоровлении женщина почувствовала себя лучше и уже самостоятельно вернулась домой. Святой Флориан является покровителем ремесленников многих профессий (пожарных, пекарей, пивоваров, садовников, бондарей, гончаров, металлургов, кузнецов, стекловаров и трубочистов), помогает при засухах, пожарах, штормовых ветрах и бесплодии почв.

Что касается имени святого, связанного с растением (flora), то следует вспомнить, что, по словам Плиния Старшего («Естественная история», XXI, 20.43), на лугах Норика вырашивалось на экспорт и весьма ценилось в Риме как лекарство и источник ароматного эфирного масла растение из семейства валерианы под латинским названием saliunca (кельтское его название nard; считается что это был европейский аналог гималайскго растения Nardostachys jatamansi, но исчезнувший из-за чрезмерного использования народной медицины, чрезмерного выпаса скота, потери мест обитания и деградации лесов).

Собственно божество Нертус почиталось германским племенем свевов в священной роще  (Тацит, «Германия», 40.2) [Колосовская Ю.К. Некоторые вопросы истории взаимоотношений Римской империи с варварским миром // Вестник древней истории. – М., 1996. – №2. – С.161]. Рощу для свершения таинств имело и другое свевское племя – марсы (марсиане). В этой роще находилось святилище богини Танфаны (Деваны?) и за её культ отвечало все племя (Тацит, «Анналы», І, 51). Интересна в этой связи пословица, засвидетельствованная Географом Баварским в отношении свевов: «Suevi non sunt nati, sed seminati» («Свевы не рождены, но посеяны») [Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники ІХ-ХІ веков: Тексты, перевод, комментарии. — М.: Наука, 1993. — С.14, 15], тем самым намекая на важный для них культ земли-родительницы. У носители пшеворской культуры племи лугиев также была роща, освященная древним культом (antiquae religionis lucus ostenditur – Тацит, «Германия», 43.3). 

Как и свевы, лугии принадлежали к единой с ними культовой общности, объединенной поклонением земледельческим божествам. Известно, что упомянутое Тацитом племя гариев, принадлежало к племени лугиев (Тацит, «Германия», 43: 3-4) и если они тождественны  гарудам Цезаря, входивших в окружения царя свевов Ариовиста (Гай Юлий Цезарь, «Записки о галльской войне», І, 51), тогда в этом видится, по мнению Ю.К. Колосовской, прямая связь народа лугиев с народом свевов [Колосовская Ю.К. Некоторые вопросы истории взаимоотношений Римской империи с варварским миром // Вестник древней истории. – М., 1996. – №2. – С.161]. Свевы в своё время перешли на правый, галльский берег Рейна (Rhenus) и с римлянами у них произошла разгромная битва при Вогезах (58 г. до н. э.). Свевы, как сообщили Цезарю, – это единственные из германцев, которые не боятся никого, кроме бессмертных богов (Гай Юлий Цезарь, «Записки о галльской войне», ІV.7). Сам Цезарь свевов називал «новым полчищем» (nova manus Sueborum) (Гай Юлий Цезарь, «Записки о галльской войне», І, 37), поскольку для него «старым полчищем» было племя белгов, в кельтском происхождении которых Цезарь сомневался (Гай Юлий Цезарь, «Записки о галльской войне», ІІ, 4), но во время войны с ними о существовании свевов еще не подозревал, а когда узнал об последних, назвал их «новым полчищем», ибо понял, что белги – это лишь одно из племен свевов. Хотя Тацит пишет, что имя «свевы» (suebia) есть более верным и древним (verum et antiquum nomen), в отличие от недавнего для историка из Рима термина «Германия» (Тацит, «Германия», 2.2-3), но Юлий Цезарь дает германцам характеристику, сравнивая их со свевами, но, замечая, что свевы отличны от германцев, – они воинственны и «рыскающие» (кстати, это же отмечают после него историки и в отношении собственно праславян – венедов).

Как указывкает Ю. Колосовская, некоторые особенности жизни свевов и соседних с ними лугиев дозволяют предположить, что принадлежали они к одному и тому же народу, но не были ни кельтами, ни германцами. Возможно, что они были народами славянского происхождения [Колосовская Ю.К. Некоторые вопросы истории взаимоотношений Римской империи с варварским миром // Вестник древней истории. – М., 1996. – №2. – С.161]. В своё время свевы вместе с вестготами вторглись в Испанию и завоевали Галисию, но затем растворились в местном иберо-романском населении (от них остались топонимы Suegos, Puerte de Sueve и т.п.).

По нашему мнению, имя «свевы» вначале обозначало не этничность, а принадлежность разноэтничных племен (праславян, иллирийцев, кельтов, германцев, фракийцев) к одной «культовой общности» – «свободе», которая понималась как «жертва, приподнесенная с сакральной целью» > «свежая (новая) кровь, отданная богам» > «свежая (новая) кровь, влившаяся в этнос при посредничестве брака и побратимства» > «о-своенный, свой (*svoboda,  где  -d-a суффикс в собирательном значении < и.-е. *sue-bh-o «свои, соплеменники», «род»; ср.: др.-прусск. subs «сам, свой», латин. suus «самому себе принадлежащий») > «чистый», «белый», «настоящий». В дальнейшем перенесение имени «свевы» только на немцев как «швабы» ( нем Schwab «шваб» < др.-верх.-нем. swābā «вольний» < и.-е. *suo- / *sue- «свой, родной, левый (ср. с левым, северным берегом Дуная!)» ~ sau- «светить») произошло как из-за вхождения в государство свевов еще и немецкого племени маркоманнов, так и из-за того, что они остались верны этой «общности» до конца.

В контексте священной / свободной жертвы сразу хочется вспомнить германского верховного бога-шамана (Одина/Вотана (гот. woÞs «одержимый», «истовый» ~ праслав. *vent-), принесенного самому себе в жертву. Аналогичное провозглашает Вишну в своих наставлениях: «… Я учу вас этому, основываясь на Ведах. Согласно с Ведами, Вишну есть тот, кто убивает  и тот, кого убивают. В жертоприношении битвы убивать или быть убитым  одинаково не имеет значения… Я одинаковой мерой ценю войну, жертвоприношения и поклонения Вишну»[Левалуа К. Калки, десятый Аватара. – М. : Дхармалока, 1999. – С.22].

Отсюда напрашивается вывод о том, что и праславянский их аналог король Вячеслав (см. наше исследование: [Гуцуляк О. Таємниця святого Войцеха (До проблеми реконструкції генези першопредка-тотема праслов’ян) // Етнос і культура: Часопис Прикарпатського національного університету імені В. Стефаника: Збірник науково-теоретичн их статей. Гуманітарні науки. — Івано-Франківськ: ВДВ ЦІТ ПНУС, 2005-2006. — № 2-3. — С.247-267. - http://lib.pnu.edu.ua/files/Visniki/etnos/etnos_2005-2006_2-3.pdf]; версия на русском языке: https://www.academia.edu/191205) должен быть такой ж ежертвой, как германский Один/Вотан и индоарийский Вишну.  Не удивительно, что реального исторического Вацлава  приносит в жертву его брат – чешский аналог древнерусского Святополка Окаянного (кстати, последний в Чехию и убегает), ибо его аналог не только не получает какого-либо презрения, но наоборот – становится королем, т.е. его действие оценивается в соответствии с ритуальной законной традицией. Кстати, киевский князь осуществил жертвоприношение своим амбициям именно правителями вятицких и смежных земель – Борисом, Глебом и Святославом.

Правда, рядом с общностью «свевы» как раз существовала еще одна западная индоевропейская культово-политическая общность – «германцы» (см. наше специальное исследование: [Гуцуляк О. Кто такие германцы? // Северный ветер. – 2021. – № 34. – С. 24-28. Гуцуляк О. Кто такие германцы? // Северный ветер. – 2021. – № 35. – С. 21-25. Гуцуляк О. Кто такие германцы? // Северный ветер. – 2022. – № 36. – С. 28-34. Гуцуляк О. Кто такие германцы? // Северный ветер. – 2022. – № 37. – С. 31-38; Гуцуляк О. Кто такие германцы? // Северный ветер. – 2022. – № 38. – С. 41-46. - https://www.academia.edu/55558408]).

Примечание:

* «… Найбільш значним фонетичним процесом на власне праслов’янському грунті після виділення праслов’янської мови з балто-слов’янської мовної єдності була далекосяжна дія закону відкритості складу. У ході цього просесу відпали всі приголосні в кінці слів, зникли або перейшли на початок наступного складу приголосні, що закривали склади в середині слів, дифтонги монофтонгізувались, а дифтонгічні сполучення з плавними зазнали метатези. Досі питання про причини, які викликалицю докорінну перебудову структури слова в праслов’янській мові, по суті не розглядались. Можна було б припустити, що єдиним фактором, який спричинив усі ці зміни, стало спрощення дифтонгічних сполучень з носовими приголосними, якевідбулося в рамках балто-слов’янської  єдності. Але в латиській мові, в якій цей процес зайшов ще далі, ніж у праслов’янській, дія закону вілкритості складу не наступила. Це значить, що і в праслов’янській мові, як і в протолатиському говорі [єдиної прабалтослов’янської мови], не було підстав внутрішьоструктурного характеру для початку дії відкритості складу. Причини, які його викликали, могли зводитися тільки до впливу субстрату (с. 54). Єдиним субстратом праслов’янської мови на орієнтовно і приблизно визначуваній території початкового її поширення після розпаду балто-слов’янської єдності могли бути тільки фінно-угорські мови. Відомо, що починаючи з ІІІ тис. до н. е. фінно-угорські племена займали значну територію на південь від Балтійського моря до Одера. В плані розлядуваної проблемиважливе значення має той факт, що фонетична риса, близька до праслов’янського закону відкритості складу, відзначається у фінно-угорських мовах. «Припускається, що в фінно-угорській мові-основі більшість слів складалася з двох складів і слова закінчувались на голосні. Цей стан найбільше зберігся в прибалтійсько-фінських (особливо у фінській). Саамській і волзькій мовах» (Майтинская К. Е. предисловие. – В кн.; Языки народов СССР. Финно-угорские и самодийские языки. М., 1966, т. 3. С. 17). Поширення подібної фонетичної особливості на праслов’янську мову могло відбутися тільки в результаті масового засвоєння місцевим фінно-угорським населенням мови праслов’ян, які прийшли на ту саму територію. Засвоюючи словник і граматику праслов’янської мови, субстратне населення не могло повністю позбутися здавна властивих йому моделей звукової будови слів. Через кілька поколінь такі спрощені звукові моделі легко могли поширитися на всіх носіїв праслов’янської мови незалежно від їх племінного походження. Дія закону відкритості складу значною мірою віддалила звукову будову праслов’янської мови від будови балтійських мов. Поширення закону на одну тільки праслов’янську мову пояснюється різним характером взаємодії праслов’янської і бвлтійської мов з фінно-угорськими… Тим часом праслов’яни у зв’язку з своїм географічним положенням відносно балтів, яке визначилось історично [праслов’яни на початковому етапі, власне, відокремлювали, фінно-угрів від прабалтів, – О. Г.], змушені були розселитися на території, густіше заселеній [фынно-угорськими племенами] вже до їх приходу. Як відзначалось, найбільш імовірним місцем розселення праслов’ян після їх приходу разом з балтами з Центральної Европи є невелика територія в південній частині теперішньої Білорусії на захід відБерезини, на півддень від Західної Двіни, на  схід від Німану і на північ від прип’яті, можливо, включаючи басейн верхньої течії Прип’яті. Крім праслов’янського закону відкритості складу, слід вказати ще на одну особливість праслов’янської фонетики, якщо не викликану, то, мабуть, підтриману фінно-угорським субстратом. Після монофтонгізації дифтонгів еі, оі, eu, ou у праслов’янській мові з’явилось фонологічне протиставленняза часокількістю трьох типів голосних: короткі i, u, здавна довгі і, u і наддовгі і, u зei (oi), ou (eu). Подібне незвичне для більшості мов протиставлення досі зберігається в естонській мові, і нема підстав заперечувати, що воно могло бути властиве також фінно-угорським говорам, які стали субстратом для пізньопраслов’янської мови. Підтримане цим субстратом протиставлення троякої часокількості закритих голосних i, u незабаром було зняте в результаті перетворення первісного [наддовгого] u в у (ы) і злиття [наддовгого] i з ei (oi) з первісним і. Але слідом за цим короткі i, u перетворились у надкороткы ь, ъ, утворивши тим самим нове потрійне протиставлення довгих, котортких і надкоротких голосних, неодакових за якістю… (с. 55)» [Коломієць В. Т. Питання слов’янського етногенезу в світлі даних порівняльно-історичної фонетики // Мовознавство. – 1983. – № 2. – С. 54-55; заг. – С. 50-58].