Выставка работ Андрея Рублева, 650-летию великого художника: рецензии

Выставка работ Андрея Рублева, 650-летию великого художника

Обзор выставки.
Русская икона… что это- робкие опыты средневекового художника-ремесленника в изобразительном искусстве, провинциальная разновидность византийской иконописной традиции, или же окно в божественную реальность, «умозрение в красках», «единственная подлинная красота в том, что мог создать человек»? На это явление в искусстве есть много взглядов и у каждого он может быть свой, тем не менее, это страницы в культурном и философском развитии целого народа, артефакты, дошедшие до нас сквозь глубину веков.
В Третьяковке состоялась выставка икон Андрея Рублёва и художников его круга, приуроченная к 650-летию со дня рождения мастера. Мастера, чьи образы ознаменовали целую эпоху в древнерусском искусстве. Выставка носит юбилейный характер. Поскольку, точное время рождения преподобного Андрея Рублева нам не известно, традиция отмечать его предполагаемый день рождения мемориальными мероприятиями начинается с 1960 года, когда с беспрецедентным размахом было отмечено его 600-летие.
Выставка, организованная в стенах Третьяковской галереи, собрала немногочисленные, но исключительно значимые произведения, которые традиционно связываются с именем Андрея Рублева или же могли быть созданы его ближайшим окружением. Большинство работ экспонируются из фондов Третьяковской галереи, но некоторые памятники предоставлены специально для выставки другими музейными собраниями. Представленные в едином выставочном пространстве, они дают возможность зрителю составить целостноевпечатление как о наследии самого мастера, так и о важнейшем этапе в истории русской художественной культуры.

Оформление экспозиции производит самое благоприятное впечатление: серо-оливковый цвет стенотеняет потемневшее золото иконописных досок, атмосферу удачно дополняют духовные песнопения, звучащие как музыкальный фон. Перед тем как попасть в основной зал экспозиции, зритель оказывается перед монументальным входом в зал, оформленным под храмовый портал репродукциями рублевских фресок, по бокам которого стоят витрины с фрагментами уцелевших фресок кисти Рублева и мастеров его кругаиз таких храмов как:Спасский собор Спасо-Андроникова монастыря и Успенский собор в Звенигороде.
Представленных работ на выставке не много, зато все хрестоматийные и известны каждому еще со школы — это и всем известная «Троица» и другие не менее известные произведения, приписываемые кругу Рублева. Смысловым же центром экспозиции может по праву считаться «Звенигородский чин», выделяющийся совершенством исполнения, и бесспорно принадлежащий кисти великого мастера. Все пространство выставки иэкспонируемые произведения сливаются в гармоничную инсталляцию, пронизанную духом рублевской эстетики.
Как заявляют организаторы, настоящая выставка во многом результат научной реконструкции, осуществленной исследователями и экспозиционерами, поскольку дошедших до нас исторических сведений о Рублеве и произведениях, авторство которых документально подтверждено, явно недостаточно для составления его полноценной творческой биографии.
Насколько же эта выставка ценна как художественно-культурное событие? Безусловно, это качественный, красиво реализованный проект, и имеет в первую очередь мемориально-патриотическую ориентацию, так что будет интересен в первую очередь широкой аудитории, да и специалистам будет интересно еще раз увидеть знаменитую «Троицу» или «Звенигородский чин».


Александра Клюкина.
О выставке «Андрей Рублев. Подвиг иконописания»

О событии (будь то книга, фильм или выставка, как в нашем случае), посвященном столь большой фигуре, говорить сложно, если оно вызывает противоречивые чувства, а фигура — свята для нас всех. Но все-таки говорить надо, потому что если имя, творчество и подвиг Андрея Рублева, значимы для нас и мы гордимся тем, что в нашей стране была такая личность, то должны отдать себе отчет, как мы храним память о ней. И что вообще мы ценим?
Название выставки — «подвиг иконописания», является просто громким и красивым словом, которое, возможно, и вызывает некие ассоциации, но не раскрыто никак в решении экспозиции. Выставка помещена в зале и небольшом холле перед ним. Справа и слева продолжается постоянная экспозиция Третьяковки — Нестеров, Левитан и другие художники 19 века, чьи работы выглядывают через дверные проемы. Сделана попытка создать иную, чем в других залах, атмосферу: приглушенный свет с направленными на иконы лампочками, портал-арка, обрамляющая вход в зал, церковные песнопения. Но попытка эта вызывает вопрос. Возможно, приглушенный свет лучше того «дежурного», который в соседних залах, возможно с помощью портала авторы хотели навеять ассоциации с входом в другое пространство-храм и возможно для этих же целей использовали церковные песнопения, но этим нельзя замаскировать безыдейность экспозиции. Отложим частные вопросы о том, почему на портале изображены именно Петр и Павел, а с внутренней стороны праотцы, что именно за песнопения звучат и могли ли они быть во времена Рублева, зачем к экспонируемым Царским Вратам приставили ступеньки (а если приставили, потому что хотели ассоциировать это с алтарным пространством, то почему тогда сбоку, а не у центральной стены, как это бывает в храме?)…. Словом, эти вопросы второстепенные, они касаются оформления выставки и возможно режут глаз только тем, кому это кажется странным. Поговорим же о выставке и о проблемах.
Главная проблема выставки состоит в том, что у ее авторов не было четкой концепции, какую мысль они хотят передать нам, людям. Есть общее слово «подвиг», которое, повторюсь, не отражено никак. Есть некий антураж «церковности», который при ближайшем рассмотрении рассыпается, поскольку сделан он приблизительно. Есть экспонаты — самое ценное, через что просвечивает мысль и художника и работников музея. Но от того, что они просто развешаны по стенам или сложены в витрину, чуда не происходит. Начнем с представленных в холле фрагментов фресок. Что можно понять от вида камней с остатками краски? Очень многое, на самом деле. Но для этого надо эти камни не просто положить под стекло, надо как минимум дать зрителю представление о том, что такое фреска, что такое фреска в 15 веке, много это или мало — то, что сохранилось? Только специалист может, посмотрев на фрагмент фрески, понять, откуда он, достроить в своем воображении фигуру святого, орнаментальное полотенце и т.д. Человек, пришедший на выставку, не обязан владеть этими знаниями. Сама выставка должна давать представление: откуда кусок, что на нем изображено. К примеру, можно было бы сделать контуром схематично недостающее изображение.
Имя Рублева притягивает разные категории людей: и художники, и историки искусства, и верующие, и просто люди, любящие историю своей страны и наверняка многие другие. Когда такие разные люди приходят на выставку, организаторы должны понять, с чем эти люди должны уйти. Иначе каждый увидит свое. Да, верующий человек обязательно перекрестится перед иконой, помолится преподобному Андрею. Возможно, этому человеку этого будет достаточно. Но тут опять же встает вопрос взгляда авторов на материал, он многогранен. Это произведения искусства, это иконы, это следы жизни (подвига) художника, это и определенный исторический контекст. Плюс наша нынешняя проблема изученности (неизученности) и атрибуции. Все это просто клад для авторов выставки. Заходя же в зал, мы попадаем в достаточно тесное пространство, где по стенам расставлены экспонаты. Возникает вопрос, почему они расставлены именно так — в такой последовательности и в такой композиции? Возможно, расставлять по хронологии в данном случае глупо, поскольку мы имеем проблему атрибуции памятников. Но нужно взять что-то за основу, например, тот же вопрос датировки и авторства Рублева. Во всех представленных произведениях можно подтвердить его руку с разной уверенностью. Троица, Звенигородский чин и Богоматерь, как произведения, без которых Рублев не представляется, могли бы составить костяк выставки, тем более, если расположить их не по периметру стен, а иначе, так, чтобы к каждому произведению можно было бы подойти и с каждым «встретиться», чему бы помогла попытка камерной атмосферы. Огромный Васильевский чин несомненно требует огромного пространства, а так же пояснений, поскольку стоит вопрос — мог ли писать его Рублев, а если и мог, то он явно это делал с артелью. Следовательно, можно было бы сгруппировать произведения, где предположительно есть рука мастера, но не только его. И третья группа составила бы работы «круга» — художников-современников.
Ход объединить разные списки Богоматери Владимирской 15 века лично для меня был интересен, но не знаю, насколько он нужен человеку, который не знаком с иконописью. Возможно он помешал бы восприятию. Тем не менее в этом ходе была попытка обзора того самого круга — времени Рублева. Но опять же, все расположено странно. Почему-то икона его авторства висит самой последней, хотя именно на ней должен быть сделан акцент. Особенно если учесть, что это практически точно работа его авторства.
Честнее было бы назвать эту выставку «неизвестный Рублев» и откровенно предоставить зрителю всю проблематику атрибуции: статьи исследователей его творчества, дополнительные материалы (например, миниатюры из жития Сергия, где есть преподобный Андрей). Не побоюсь предложить и трансляцию фильма Тарковского, где дан взгляд на путь этого художника и действительно представлен тот самый подвиг иконописания. Возможно, не все в фильме исторично, но в данном случае историчность и не возможна, потому что мы практически ничего не знаем о Рублеве и это надо признать. Но не смотря на это Рублев важен для нас и его образ все равно нами как-то нарисован. Так пусть он будет полнее.


Владислав Поленов.
Выставка икон Рублева

Все мы знаем, как важно имя Андрея Рублёва для нашей страны. Древняя Русь, как наследница Византии, естественно, восприняла её искусство, её архитектурные и живописные традиции. Наш герой сыграл одну из первых ролей в формировании русской школы живописи и явил в своих произведениях, что называется, «национальный колорит», сделал русское искусство более самобытным и самостоятельным. Выставка, «Андрей Рублев. Подвиг иконописания. К 650-летию великого художника», организованная Третьяковской галереей и музеем древнерусской культуры и искусства им. А.Рублёва, призвана показать нам эти ценнейшие памятники. К слову, произведений Рублёва сохранилось довольно мало и атрибуция некоторых вызывает сомнения, по причине расхождения в стилях письма. Вход в выставочный зал оформлен в виде портала, украшенного фресками собора Спасо-Андроникова монастыря, вокруг него расположены витрины с уцелевшими фрагментами древних росписей. Они играют роль вступления, введения в бОльшую часть экспозиции. Помимо такой хрестоматийнейшей и, бесспорно, прекрасной работы иконописца как «Живоначальная Троица», нашему взору предстают приписываемые ему иконы из Успенского собора города Владимира и Звенигорода, из Троице-Сергиевого монастыря, Благовещенского собора Московского Кремля и др. Большое количество произведений исследователи относят к «кругу Рублёва», то есть его ученикам и последователям, ведь летописи говорят нам только о «Троице», росписях вышеупомянутых Благовещенского и владимирского соборов. Но практически у всех этих памятников есть одна общая черта-атмосфера тишины и сосредоточенности, попытка изобразить «невещественный» свет, невидимый для беглого будничного взгляда. Мягкие, благородные очертания ликов настраивают на размышления и углубление в себя. Драматичные и суровые образы для этого искусства скорее исключение, чем правило. Примечательно, что у выставки было музыкальное сопровождение – многоголосый церковный хор с преобладающими высокими женскими голосами, по моему мнению, несколько нарушающий общую атмосферу выставки. Современный человек, зритель, должен погрузиться в давно ушедшую эпоху, ощутить вечность и древность образов, взирающих из её глубины.. Возможно, в этом помог бы мужской хор с доминирующим басовым регистром, суровый и возвышенный.


Екатерина Брусенко.
О выставке прп. Андрея Рублева в ГТГ

Выставка посвящена довольно большой, хотя и условной, дате – 650-летию преподобного Андрея Рублева. Однако же ее «размах» никак не соответствует этому событию. Музеем выделен всего лишь один небольшой зал, в котором теснятся иконы. Перед входом в него взору посетителей открывается первая часть выставки: кусочки фресок из Спасского собора Андроникова монастыря, Успенского собора в Звенигороде, Благовещенского собора Московского Кремля и Саввино-Сторожевского монастыря. Дальше – еще лучше. Картонная арка-проход в зал сделана из фотографий фресок. На одной стороне – апп. Петр и Павел из Суздаля, а с другой стороны организаторы выставки разместили праотцев из Успенского собора, да так неудачно, что ноги центрального праотца просто обрезаны проходом.
И вот зритель попадает в зал. На центральной стене зала – три иконы Звенигородского чина и «Троица». Справа от входа – огромный Васильевский чин и икона пророка Софонии из Успенского собора во Владимире; слева — шесть икон Владимирской Богоматери, повешенные в ряд, Царские врата из Троице-Сергиевой Лавры, четыре иконы из праздничного чина Успенского собора во Владимире. А еще в центре зала стоит витрина с двумя иконами евангелистов из царских врат. Ничего хорошего о развеске я говорить не могу. На одной стене разместили Звенигородский чин и «Троицу»… Что хотели этим сказать? Вот, самое лучшее и известное, все и сразу, да еще и на центральной стене – зайдешь и уж точно «упрешься». Само восприятие этой стены, разделенной в отношении 3:1, очень неприятное, тем более что это центр зала. «Троица» таким образом, оказывается почти в углу, где-то сбоку, и такое соседство ставит ее в совсем проигрышное положение. Васильевский чин просто невозможно охватить одним взглядом – он слишком велик для этого тесного зала, в котором некуда отойти. Владимирские, вывешенные в ряд, превратились в игру «найди десять отличий». Красота отдельной иконы ставиться ни во что. Опять – «все и сразу». Или же здесь хотели показать «эволюцию» Владимирской, высшей ступенью в которой становиться икона из Успенского собора во Владимире? Не понятно. Освещение у евангелистов в витрине очень плохое, надо порядочно извертеться, чтобы их рассмотреть… И, ко всему прочему, для лучшего восприятия иконы, полагаю, может даже для молитвенного настроя, на выставке звучат церковные песнопения. Но это не знаменное пение, которое только и было в XV веке, а его позднейшие гармонизации. Могли бы уж «позаботиться» с умом.
Что же касается размещения в одном зале столь разных икон, которые сложно приписать одному мастеру, то выставка об этом вновь молчит. Нет ни одного толкового обоснования атрибуции икон, даже в аннотации. Каждый остается свободным думать о том или ином произведении, руке какого мастера оно принадлежит. Возможно, подлинная икона Рублева на выставке всего одна, а может и не так. Выставка молчит. Конечно, существует определенный «штамп» на самой личности преподобного Андрея: был исихастом. И «следы» исихазма ищут в его творчестве, по ним его определяют. Однако же он не был им сразу. И его боговидение тоже было разным. Ведь Бог многогранен и в определенные моменты жизни поворачивается к человеку разными гранями. Дневников преподобный нам не оставлял, мы не можем знать, как и что он переживал. Может быть, некоторые иконы, представленные на выставке, отражают разные состояния его творчества. Но она молчит.
Эта выставка мне не сказала ничего нового о творчестве преподобного, не дала никаких ответов на вопросы. А ее единственной идеей я вижу лишь возможность просто показать все, что у нас осталось от творчества прп. Андрея, все, что мы могли собрать. Сделано это безвкусно, без смысла, грубо и не интересно. Грустный получился юбилей.


Евгения Орлова.
Ещё раз о Рублёве

Для всех, кто родился в России, сплошь и рядом навязывают мнение, что Андрей Рублёв- это наше всё, что «Троица»- гениальный шедевр на все времена, и что нет ничего лучше. Сначала ты веришь в это, ведь тебя воспитывают в патриотическом духе, но чем больше открывается мировое искусство, чем больше начинаешь анализировать себя и свои предпочтения, тем больше выпадает из них национальный элемент. Лично я всё больше убеждаюсь, как и в типе внешности, и в речи, и в ощущении, всё меньше становится национального русского, как влечёт к чему-то неведомому, убеждаюсь в том, что быть славянофилом не только старомодно, но и мертво.
Выставка отвращает своей безвкусицей, лицемерием и фальшью, даже название пахнет дешёвым пиаром, и невыносимо скучно подбирать слова о таком громогласном и легендарном персонаже, как Андрей Рублёв. Первый раз я осматривала выставку со своей группой слушателей из Воскресной школы, я предоставила им свободу зрительного восприятия, потому что все мы заштампованы так называемой «уникальной манерой Рублёва», и надо отдать должное выставке в том, что она разрушает миф о Рублёве в прах. Первое, что смутило нас, на этой излишне разрекламированной выставке, это не соответствующее эпохе песнопение. Зачем надо было так опозорить синтез церковных искусств, включив такую музыку, лучше бы обойтись без неё!? Входящего встречает обрезанная, с искажённым колоритом, фреска из Успенского собора во Владимире, по сторонам от которой в витринах набросаны раскрашенные осколки фресок. Эта арка входа пропускает в какой-то пёстрый балаган, пародирующий церковное пространство. По одной стороне, тесня друг друга, повешены шесть икон Владимирской, невыносимо похожие между собой. Затем, невольно, взгляд упирается в размещённый в центре Звенигородский чин- наипрекраснейшее мировое произведение, и сбоку к нему прилеплена меньшего размера и заметно уступающая в красоте «Троица». Одутловатые и пучеглазые лики на «Троице» с равнодушным снисхождением смотрят на посетителей, ангелам самим уже надоело слушать бредни экскурсоводов и все эти вздохи и рукоплескания. Что же касается деисусного чина из Успенского собора, то их явно написали несколько провинциально- русских мастеров, не имеющих отношение к Звенигородскому чину. Стоят выше человеческого роста гротескные фигуры с маленькими головами, и даже не знаешь, как себя вести перед ними. Грустно и обыденно.
Да я не против личности Андрея Рублёва, наверное, хорошо , что есть святой иконописец как пример того, что художественное творчество одухотворено и богоугодно, только что же есть от работ Рублёва и что же в нём гениального?- на примере этой выставки нет ничего.


Нина Секачёва.
Нет худа без добра

Как говорится, «нет худа без добра». Чтение студенческих рецензий на выставку Рублева, в особенности последней, подвигло меня пойти и даже побежать в Третьяковку. (Прежде, уже услышав от коллег, что выставка малоудачна, я не торопилась на нее).
Но сначала я прочла, что данная экспозиция не просто неудачна, а что она развенчивает «миф о Рублеве» как о нашем «все». Что на выставке представлено единственное «наипрекраснейшее» произведение – Звенигородский чин в окружении неких совсем слабых и даже чуть ли не уродливых вещей. К числу последних, как явствует из текста, относится и «Троица». Фраза об «одутловатых и пучеглазых ликах ангелов, равнодушно взирающих на зрителя» — из разряда no comment. Я как бы вообще не поняла, о той ли иконе идет речь. Может, о «Троице» Ушакова? (что и в этом случае было бы неадекватным). Даже быстро взяла с полки альбом Рублева, дабы свериться с хорошей репродукцией. Да, нет: и завораживающая мелодика линий, силуэтов, и тонкие очерки ликов, и их особенный, кроткий взор, и общее совершенство всей композиции – все на месте. Осталось выйти на место событий, чтобы понять – что же там такое сотворили авторы экспозиции, спровоцировавшие подобные тексты.
За инсценированным порталом с фресками открылся не «балаган», не «пародия на храмовое пространство», а просто небольшой зал, в котором с удивительной композиционной бездарностью со стороны устроителей экспонируются два основных шедевра Андрея Рублева и некоторые, не до конца понятные по выбору, дополнения к ним. Безусловно, главным и совершенно непростительным «ляпом» экспозиционеров является представление-сопоставление на одной стене разномасштабных и вообще совершенно «отдельных» (в смысле – требующих самостоятельного отдельного пространства) произведений. «Троица» непостижимым образом оказалась «сбоку». Звенигородский чин, конечно, сразу «захватывает» зрителя своим масштабом, как бы несколько оттесняя «Троицу» на периферию в такой развеске. Оторвать взгляд от Спасова лика и погрузиться в созерцание «Троицы» удается не без усилия, — фигуры здесь более мелкие. Но сделав это, обнаруживаешь вновь все известные достоинства этого необыкновенного и единственного в своем роде образа, выходящего за рамки того, что уже было явлено в великолепной, утонченной, многообразной и рафинированной традиции византийской живописи. Эта традиция дала, казалось бы, и исчерпывающие по красоте и глубине изображения Христа. Но насколько особенным и новым воспринимается лик рублевского Спаса на фоне уже бывшего. Здесь, впрочем, всевозможные сравнения и мысленные аналогии отступают на задний план, замирают перед неким в высшей степени художественным и в то же время сверх-художественным чувством пристанища и отдохновения, даруемым этим удивительным образом.
Так что «миф о Рублеве» зиждится на этих двух его превосходных творениях. Каждого из них в отдельности, а тем более вкупе — вполне и более чем достаточно, чтобы Рублев занимал то место в истории иконописания и в нашем сознании, которое он занимает. Если же автор заметки не увидел «ничего от Рублева», то это какая-то, мягко говоря, своеобразная особенность его личного восприятия.
Если бы выставка была большой, то, я, наверное, долго искала бы «гротескные фигуры с маленькими головами». Ирония в том, что единственный представленный полнофигурный деисус как раз не отличается выраженными диспропорциями в решении фигур, — хотя такой прием встречается в ряде других, не присутствующих здесь образцах. Фраза о «невыносимо похожих между собой» иконах Владимирской Богоматери сначала заставила меня мысленно представить некие «абсолютно непохожие друг на друга» иконы Владимирской, и вот такое как раз показалось «невыносимым». Но на деле-то выяснилось — они действительно совершенно разные! И очень интересно было их рассматривать, сравнивать (хотя, конечно, тоже «перл» экспозиционеров – такая вот рядоположенность). Поскольку организаторов явно не хватило на большую, серьезную, тщательно подготовленную выставку «Андрей Рублев и иконописцы его круга» или «Андрей Рублев и его эпоха», то в данной ситуации лучше было бы просто ограничиться демонстрацией Звенигородского чина, Троицы и, возможно, одной, приписываемой ему Владимирской. Отсутствие четкой концепции (это уже из другой рецензии правильная мысль) – главная проблема устроителей. И, тем не менее, несмотря ни на что, — впечатление от Рублева после 40- минутного пребывания на этой выставке для меня таково, что оно заслонило все только что виденные в Вене шедевры Габсбургов вместе взятые — и какие шедевры! (Ну, разве что Брейгель остался – но это совсем о другом).


Виталий Сусленков.
О выставке и о «Троице»

Скажу немного от себя о выставке. Проблема ее не в том, что она развенчивает миф о Рублеве, который и так был полулегендой (и потому это и не нужно), а создает миф новый, ну или утверждаются и напоминаются формулировки старого. И это новое – странно. Меня удивило и раздражило соседство действительно великих образов с образами из эпохи, причем, заметьте, были собраны совсем не те, которые «попадают» в круг. Круги по воде могут быть и близкими и очень дальними, выбраны последние. Есть круг византийских фресок и икон, есть греческие икона Крещения в Русском музее (сравните с ликами Троицы),— о них, и о Византии «в частности», нет ни одного упоминания. В конце концов, могли бы выставить и Донскую Феофана Грека, с которым Рублев работал и которая его духовному и художественному типу очень близка. Собраны иконы, из которых представления о мастере не создается никакого, оно — случайное. Это очевидно: или Троица или Васильевский чин. Так же: с фресками Савино-Сторожевского монастыря. Так же: с праздниками. Этот выбор категоричен (для меня, по крайней мере). Есть эпоха Сергия Радонежского и ее свет, и искусство, в этом свете выросшее. И искусство это — из лучшего на Руси (Предтеча из Пешношского монастыря). По сути, выставка сыра,— по крайней мере, сыра. И для эпохи недостаточно, и мастер туманный, созданный из просто непохожих работ.
Еще можно сказать и о том, что ничего к старой экспозиции ГТГ она не добавила (кроме двух икон — из Владимирского и Рублевского музеев), хотя было интересно увидеть кусочки фресок из Благовещенского. Я ни в коей мере не сомневаюсь в профессионализме организаторов, но уверился в провинциализме: не упомянуть слова «Византия» уже неприлично. Русский мастер вырос, стал одинок в своем гении и понимании святого образа. Нужно ли говорить, что вообще вопрос об авторстве вторичен. Выросшие Андрей Рублев и Дионисий — только результат комбинации упоминаний (в случае с Дионисием, правда, более сюжет более биографичен). Разве кому-то приходит искать круг икон, принадлежащих кисти создателя Владимирской (которая XII в.)? Т.е. для меня выставка — еще раз подтверждение того, что выбор мастера и убеждение всех в его авторстве для этого времени всегда будет зыбким, неточным. Что добавила выставка к знанию о Рублеве 80-летней давности? Это же шкаф исследований (буквально)! Ничего. Или добавила иконы из собрания Логвиненко, которые мне кажется, если не позавчерашние, то очень сильно зареставрированы (спрошу специально у реставраторов)?
О Троице. В моей жизни встреча с нею стала большим и важным событием. Она красива — Вы ее прекрасно описали, и образ в целом, и рисунок, и цвет. И даже рассматривать ее «профессионально» у меня не получается. В конце концов, я не тонкий знаток древнерусской иконописи. Но лики у меня вызывают удивление-вопрос. Они новы и однотипны, очень повторны по отношению к ликам этого времени (опять же см. Крещение из Русского музея). Не знаю, версии разные, у них есть ярые сторонники и такие же оппоненты. Рука Гурьянова, реставрировавшего ее после палехских мастеров? В любом случае, «есть глаза», и я «не вижу». И, конечно же, согласиться с неудачными описаниями их совершенно невозможно.
По поводу того, как организована выставка. Она — для людей. Но… Ни одного нормального комментария. Вы обратили внимание — все стоят перед Васильевским чином? Удивительная по красоте Владимирская потерялась среди Владимирских, Троица «зажата» сияющим и притягивающим взгляд Звенигородским, праотцы обрезаны так, что у меня было раздражение анатомического свойства. Наспех, невнимательно, без ценностных ориентиров, пусть даже эстетического характера, без понимания и без знания. С Рублевым так нельзя. Моя же критика — не к образам (потому что и Васильевский занимает свое замечательное место в национальном русском искусстве), а к сопоставлениям и к бессмысленно проделанным исследованиям. Подозреваю, что на такую выставку надо идти только: 1) не бывавшим в ГТГ и не видевшим почти все эти иконы в экспозиции, 2) специалистам или знатокам, понимающим о чем речь и где вопросы, 3) людям с определенным «национальным чувством».
P.S. Кстати, студенты написали рецензию — пусть с удачными и неудачными замечаниями, но «в один голос». А это тоже социальный слой и определенный круг.