Александр Михайлович СИДОРКИН
доцент Государственного Университета Боулинг Грин, США. Закончил Новосибирский пединститут, в 1984 г. работал вожатым во Всероссийском детском центре «Орлёнок», преподавал в Новосибирском пединституте, с 1991 г. Живет в Америке.
Отказавшись от очевидностей
Социальные формы, которые принимает детство и отрочество, обусловлены историческими условиями. Например, в жизни современного подростка группа его сверстников является одним из наиболее существенных факторов. От того, как складываются отношения подростка со сверстниками, существенно зависит его развитие. Эта истина настолько очевидна, что любой студент педагогического вуза укажет на такую особенность подросткового возраста.
Тем не менее, давайте усомнимся в мудрости возрастной психологии и обратимся к мудрости культурной антропологии. Еще в конце двадцатых годов прошлого века Маргарет Мид (Margaret Mead) показала, что подростки в Самоа не имеют большинства возрастных проблем, с которыми сталкиваются их сверстники в индустриальных странах. Само понятие подростковой группы вовсе не универсально как в культурном, так и в историческом отношении. Подростковые группы могли сложиться только в крупных городах, и только в эпоху относительного избытка рабочей силы. Средневековье не знало подросткового возраста в нашем понимании, да и детство не существовало в Европе до 16 века, если верить Филиппу Эриесу (Philippe Aries). Но нас в данном случае интересуют именно подростки, поскольку они лучше всего воспринимают коллективное воспитание. Подростковые группы и подростковая культура в историческом смысле очень новый феномен. Конечно, в высших классах европейского общества они существуют более трехсот лет, но сколько-нибудь широкое распространение они получили только с развитием массовой школы, то есть за последнее столетие. Так что особенность подростков не в том, что они как-то физиологически заинтересованы в сверстниках. Скорее, они так погружены в общение с себе подобными, потому что поставлены в такие условия, когда общение с другими становится фактором выживания.
Подростковые «племена» — угроза обществу
Именно практика массовой школы создала подростковую группу, подростковую культуру, да и сам подростковый возраст. Для возникновения подростка как исторического типа необходимы три условия: контакт с большой группой сверстников (из которой можно сформировать более узкую референтную группу), свободное время и относительная независимость от взрослого контроля. Надо ли говорить, что возникновение подростковой группы сразу заявило о себе как социальная проблема? В любом социуме, как человеческом, так и животном, контроль старших за младшими является одним из необходимых условий выживания. Чем более вид зависит от передачи знаний (слоны, приматы) тем более важным становится возрастная иерархия. Школа вообще и массовая школа в особенности, являясь чрезвычайно важным достижением Homo Sapiens, тем не менее, создала новую серьезную социальную проблему — подростковую группу.
Дело в том, что подростки, которых сконцентрировали в больших группах, и которым предоставили свободное от труда время, повели себя так, как все социальные животные — они создали свое собственное квази-общество. Это совершенно естественное стремление к самоорганизации, к установлению определенного социального порядка, к ограничению насилия и к эффективному общению. Таким образом, подростковая группа стала социальным фактом. Конечно, существует большое разнообразие подростковых групп, от преступной группировки до религиозного братства, но всех их отличает относительная независимость от контроля взрослых. Надо подчеркнуть, что хотя подростки субъективно хотят быть независимыми от взрослых, их социальное поведение есть реакция на потерю контакта со взрослыми, с которыми они все менее и менее общаются по ряду экономических причин. Парадокс развития индустриального общества в том, что оно разрушило племенную структуру, но взамен создало подростковые «племена» — часто враждебные обществу взрослых, и еще чаще враждующие друг с другом. Самая же главная проблема состояла и состоит в том, что подростковая группа, созданная в результате новой образовательной технологии (массовой школы) стала препятствовать образовательной функции этой самой школы. Каждый, кто преподавал в седьмом и восьмом классах поймет, о чем я говорю.
Ответ взрослых — коллективное воспитание
Коллективное воспитание возникло как спонтанная реакция на новый социальный феномен подростковой группы. Его никто не изобрел, и не открыл. Скорее, коллективное воспитание возникло и развивалось по законам, описанным Мишелем Фуко (Michel Foucault). Фуко описывает социальные технологии, такие как надзор, дисциплина, заключение, психиатрическая больница и т.п., которые суть инструменты власти, отличные от таких более ранних инструментов как публичная казнь, пытка, и т.п. Социальные технологии создаются самой практикой жизни и распространяются так же, как обряды, легенды и способы приготовления варенья — через прямое наблюдение и участие. Теории коллективного воспитания лишь описывают лучшие образцы уже сложившейся практики и помогают улучшить эту практику. Опыт коммунарского движения особенно ярко показывает, что коллективное воспитание передается почти исключительно из рук в руки. В то же время, очень похожие формы «изобретаются» в разных местах независимо друг от друга (например, И.П.Иванов, С.А. Шмаков, В.П.Крапивин, ранее В.Н.Сорока-Росинский, С.М.Ривес и Н.М.Шульман).
Истоки коллективного воспитания трудно определить без специального исследования, но ясно, что одна из ранних форм практиковалась католическими школами, особенно иезуитами. Скаутское движение — другая известная форма. Советские опыты коллективного воспитания, от Макаренко до Иванова, представляют собой один из ключевых моментов истории коллективного воспитания. Однако не надо забывать и другие, например израильскую практику воспитания в киббутцах, польский опыт Корчака (Janusz Korczak), американские «Справедливые сообщества» Лоренса Колберга (Lawrence Kohlberg) и др.
Не упустить благородные цели
Объединяет все формы коллективного воспитания одна простая идея: использовать подростковую группу для социально положительных целей. Воспитательный коллектив есть ни что иное, как трансформированная, прирученная подростковая группа. Ключевая находка состояла в следующем: поскольку взрослые по ряду причин больше не могут напрямую контролировать каждого подростка, то надо создать такую группу, в которой подростки контролировали бы друг друга, — но не как в «дикой» группировке, а в соответствии с образовательными и воспитательными задачами, поставленными взрослыми. Коллективное воспитание есть социальная технология манипулирования такой подростковой группой, которая сочетает в себе относительную независимость от мира взрослых (прежде всего культурную) с поддержкой общесоциальных ценностей. В некотором смысле воспитательный коллектив представляет собой подростковое племя, власть в котором захвачена одним или несколькими взрослыми. Это сравнение вызвала у меня Педагогическая Поэма, которую я недавно перечитывал со студентами (в английском переводе). Помните, в пятой главе Макаренко вместе со своими полудикими воспитанниками гоняется по лесу за браконьерами. Но и всякий коллектив проходит через групповое самоосознание как специфически подростковое сообщество (но во главе со взрослым вождем), преодолевающее некие препятствия.
Воспитательный коллектив всегда амбивалентен. Он сохраняет свою дистанцию от общества взрослых, находится в некоторой конфронтации с последним. В то же время, он разделяет основные ценности этого общества, и рано или поздно вступает в тесное взаимодействие с ним. Это группа в пограничной зоне — между детством и взрослостью, между бунтующим миром подростков и упорядоченным миром взрослых. Именно поэтому коллективное воспитание так сфокусировано на процессе, а не на стабильности. Это воспитание, которое требует создания историй, нарративности, событийности и диалогичности.
Как и всякое очень сильное средство, коллективное воспитание чрезвычайно опасно. Вообще любая социальная технология, как и материальная технология, может быть использована как во благо так и во зло. Двигатель внутреннего сгорания может возить детей в садик, а может давить демонстрантов. Точно так же, скажем, бюрократические процедуры работают одинаково в демократическом и авторитарном обществе. Гитлер Югенд был, бесспорно, одной из наиболее эффективных ипостасей коллективного воспитания. Советский опыт тоже знает как гуманистический, так и авторитарный коллективизм. Мне только хотелось бы подчеркнуть, что нравственная нейтральность социальных технологий не означает нравственной эквивалентности способов их применения. Конечно, когда старая кинохроника показывает немецких мальчиков в коричневых рубашках, покачивающихся в орлятском кругу, становится несколько не по себе. Но делать из этого вывод, что коммунары и нацисты — одного поля ягоды, было бы в высшей степени легкомысленно. Это было бы все равно, что отказаться от пользования кухонным ножом на том основании, что ножом можно убить человека.
Не первые и не последние, но единственные в своем роде
Что же дает нам рассмотрение коллективного воспитания в терминах социальной эволюции? Прежде всего, понимание того, что российский опыт коллективного воспитания не есть извращение советской эпохи, но и не особенность национального русского характера. Это совершенно закономерный этап развития социальных технологий, свойственных урбанизированному индустриальному обществу. Коллективное воспитание есть одна из самых эффективных, но и самых опасных образовательных технологий. Россия вовсе не исключительна (ни в негативном, ни в позитивном плане) в использовании этой технологии. Не мы первые, не мы последние ее использовали. Хотя, конечно же, российская педагогика накопила огромный практический опыт, и достаточно серьезный теоретический запас, который практически неизвестен за пределами зоны использования русского языка. В принципе, этот опыт может быть востребован во многих странах мира, особенно там, где практика коллективного воспитания находится в зачаточном состоянии (например, США). Сложность, конечно же, заключается в том, что коллективное воспитание не передается через тексты. Нужно многолетнее практическое взаимодействие, чтобы общая идея коллективного воспитания перепрыгнула культурный и языковой барьер.
Но главное, конечно, не в передаче своего опыта, — когда придет время, то сами придут и попросят поделиться. Главное в сохранении живой традиции в самой России. Это, конечно же, не простая задача, в силу глубоких экономических и культурных перемен, произошедших в стране. Сохранение традиции коллективного воспитания не сводится к консерватизму, к сохранению того, что работало прежде. Интенсивный поиск новых форм коллективного воспитания идет, но и его недостаточно. Не сама новизна важна, а возможность закрепления нового. Вообще увлечение инноватикой опасно, поскольку сама новизна может превратиться в критерий истинности или полезности, или нравственности. Важно понять, что, например, в области коллективного воспитания нужны лишь одна-две гениальные находки, которые сочетали бы общую идею с культурно-социальными условиями сегодняшней России. То есть на каждого изобретающего что-то новое должно быть десятеро отделяющих зерна от плевел, и сотня доводящих идею до совершенства. А не наоборот.
Самая же главная находка коллективного воспитания второй половины прошлого века это — коммунарское движение. Она заслуживает наибольшего внимания и творческого сохранения. Коммунарство перешагнуло чрезвычайно важный порог: почти все предыдущие формы коллективного воспитания основывались на религии или квазирелигиозной идеологии. Коммунары начинались как протестанты от марксизма-ленинизма, особенно Орлятская ветвь движения. Но позднее чисто коммунистические символы и мифы перестали играть серьезную роль. Коммунарство — это, пожалуй, первая форма светского коллективизма, основанного на нерелигиозной духовности. Для такой страны как Россия, это особенно ценная находка, поскольку национальные и религиозные разновидности коллективного воспитания в принципе слишком опасны для страны, хотя и эффективны для каждой группы. Чтобы войти в коммунарскую группу, ребенок не должен отказываться от своей религии или национальности; многие другие коллективы требуют именно этого. Соперничество религий на образовательной арене может привести к изгнанию вначале духовности, а затем и воспитания из школы, как это произошло в 20 веке в США. Это тупиковый путь, потому что невоспитывающая массовая школа чрезвычайно неэффективна. В такой школе социальный контроль подростков отнимает колоссальные ресурсы, и в конечном итоге образовательная функция школы страдает.
Никто не знает, какие именно мутации произойдут в практике коммунарского движения, и произойдут ли они вообще. Тем не менее, чтобы шанс плодотворных мутаций сохранялся, традиция должна продолжать жить. Пусть устарелая, пусть заскорузлая, пусть старомодная, но она должна жить, поскольку то, что умерло, никогда уже не сможет измениться.
доцент Государственного Университета Боулинг Грин, США. Закончил Новосибирский пединститут, в 1984 г. работал вожатым во Всероссийском детском центре «Орлёнок», преподавал в Новосибирском пединституте, с 1991 г. Живет в Америке.
Отказавшись от очевидностей
Социальные формы, которые принимает детство и отрочество, обусловлены историческими условиями. Например, в жизни современного подростка группа его сверстников является одним из наиболее существенных факторов. От того, как складываются отношения подростка со сверстниками, существенно зависит его развитие. Эта истина настолько очевидна, что любой студент педагогического вуза укажет на такую особенность подросткового возраста.
Тем не менее, давайте усомнимся в мудрости возрастной психологии и обратимся к мудрости культурной антропологии. Еще в конце двадцатых годов прошлого века Маргарет Мид (Margaret Mead) показала, что подростки в Самоа не имеют большинства возрастных проблем, с которыми сталкиваются их сверстники в индустриальных странах. Само понятие подростковой группы вовсе не универсально как в культурном, так и в историческом отношении. Подростковые группы могли сложиться только в крупных городах, и только в эпоху относительного избытка рабочей силы. Средневековье не знало подросткового возраста в нашем понимании, да и детство не существовало в Европе до 16 века, если верить Филиппу Эриесу (Philippe Aries). Но нас в данном случае интересуют именно подростки, поскольку они лучше всего воспринимают коллективное воспитание. Подростковые группы и подростковая культура в историческом смысле очень новый феномен. Конечно, в высших классах европейского общества они существуют более трехсот лет, но сколько-нибудь широкое распространение они получили только с развитием массовой школы, то есть за последнее столетие. Так что особенность подростков не в том, что они как-то физиологически заинтересованы в сверстниках. Скорее, они так погружены в общение с себе подобными, потому что поставлены в такие условия, когда общение с другими становится фактором выживания.
Подростковые «племена» — угроза обществу
Именно практика массовой школы создала подростковую группу, подростковую культуру, да и сам подростковый возраст. Для возникновения подростка как исторического типа необходимы три условия: контакт с большой группой сверстников (из которой можно сформировать более узкую референтную группу), свободное время и относительная независимость от взрослого контроля. Надо ли говорить, что возникновение подростковой группы сразу заявило о себе как социальная проблема? В любом социуме, как человеческом, так и животном, контроль старших за младшими является одним из необходимых условий выживания. Чем более вид зависит от передачи знаний (слоны, приматы) тем более важным становится возрастная иерархия. Школа вообще и массовая школа в особенности, являясь чрезвычайно важным достижением Homo Sapiens, тем не менее, создала новую серьезную социальную проблему — подростковую группу.
Дело в том, что подростки, которых сконцентрировали в больших группах, и которым предоставили свободное от труда время, повели себя так, как все социальные животные — они создали свое собственное квази-общество. Это совершенно естественное стремление к самоорганизации, к установлению определенного социального порядка, к ограничению насилия и к эффективному общению. Таким образом, подростковая группа стала социальным фактом. Конечно, существует большое разнообразие подростковых групп, от преступной группировки до религиозного братства, но всех их отличает относительная независимость от контроля взрослых. Надо подчеркнуть, что хотя подростки субъективно хотят быть независимыми от взрослых, их социальное поведение есть реакция на потерю контакта со взрослыми, с которыми они все менее и менее общаются по ряду экономических причин. Парадокс развития индустриального общества в том, что оно разрушило племенную структуру, но взамен создало подростковые «племена» — часто враждебные обществу взрослых, и еще чаще враждующие друг с другом. Самая же главная проблема состояла и состоит в том, что подростковая группа, созданная в результате новой образовательной технологии (массовой школы) стала препятствовать образовательной функции этой самой школы. Каждый, кто преподавал в седьмом и восьмом классах поймет, о чем я говорю.
Ответ взрослых — коллективное воспитание
Коллективное воспитание возникло как спонтанная реакция на новый социальный феномен подростковой группы. Его никто не изобрел, и не открыл. Скорее, коллективное воспитание возникло и развивалось по законам, описанным Мишелем Фуко (Michel Foucault). Фуко описывает социальные технологии, такие как надзор, дисциплина, заключение, психиатрическая больница и т.п., которые суть инструменты власти, отличные от таких более ранних инструментов как публичная казнь, пытка, и т.п. Социальные технологии создаются самой практикой жизни и распространяются так же, как обряды, легенды и способы приготовления варенья — через прямое наблюдение и участие. Теории коллективного воспитания лишь описывают лучшие образцы уже сложившейся практики и помогают улучшить эту практику. Опыт коммунарского движения особенно ярко показывает, что коллективное воспитание передается почти исключительно из рук в руки. В то же время, очень похожие формы «изобретаются» в разных местах независимо друг от друга (например, И.П.Иванов, С.А. Шмаков, В.П.Крапивин, ранее В.Н.Сорока-Росинский, С.М.Ривес и Н.М.Шульман).
Истоки коллективного воспитания трудно определить без специального исследования, но ясно, что одна из ранних форм практиковалась католическими школами, особенно иезуитами. Скаутское движение — другая известная форма. Советские опыты коллективного воспитания, от Макаренко до Иванова, представляют собой один из ключевых моментов истории коллективного воспитания. Однако не надо забывать и другие, например израильскую практику воспитания в киббутцах, польский опыт Корчака (Janusz Korczak), американские «Справедливые сообщества» Лоренса Колберга (Lawrence Kohlberg) и др.
Не упустить благородные цели
Объединяет все формы коллективного воспитания одна простая идея: использовать подростковую группу для социально положительных целей. Воспитательный коллектив есть ни что иное, как трансформированная, прирученная подростковая группа. Ключевая находка состояла в следующем: поскольку взрослые по ряду причин больше не могут напрямую контролировать каждого подростка, то надо создать такую группу, в которой подростки контролировали бы друг друга, — но не как в «дикой» группировке, а в соответствии с образовательными и воспитательными задачами, поставленными взрослыми. Коллективное воспитание есть социальная технология манипулирования такой подростковой группой, которая сочетает в себе относительную независимость от мира взрослых (прежде всего культурную) с поддержкой общесоциальных ценностей. В некотором смысле воспитательный коллектив представляет собой подростковое племя, власть в котором захвачена одним или несколькими взрослыми. Это сравнение вызвала у меня Педагогическая Поэма, которую я недавно перечитывал со студентами (в английском переводе). Помните, в пятой главе Макаренко вместе со своими полудикими воспитанниками гоняется по лесу за браконьерами. Но и всякий коллектив проходит через групповое самоосознание как специфически подростковое сообщество (но во главе со взрослым вождем), преодолевающее некие препятствия.
Воспитательный коллектив всегда амбивалентен. Он сохраняет свою дистанцию от общества взрослых, находится в некоторой конфронтации с последним. В то же время, он разделяет основные ценности этого общества, и рано или поздно вступает в тесное взаимодействие с ним. Это группа в пограничной зоне — между детством и взрослостью, между бунтующим миром подростков и упорядоченным миром взрослых. Именно поэтому коллективное воспитание так сфокусировано на процессе, а не на стабильности. Это воспитание, которое требует создания историй, нарративности, событийности и диалогичности.
Как и всякое очень сильное средство, коллективное воспитание чрезвычайно опасно. Вообще любая социальная технология, как и материальная технология, может быть использована как во благо так и во зло. Двигатель внутреннего сгорания может возить детей в садик, а может давить демонстрантов. Точно так же, скажем, бюрократические процедуры работают одинаково в демократическом и авторитарном обществе. Гитлер Югенд был, бесспорно, одной из наиболее эффективных ипостасей коллективного воспитания. Советский опыт тоже знает как гуманистический, так и авторитарный коллективизм. Мне только хотелось бы подчеркнуть, что нравственная нейтральность социальных технологий не означает нравственной эквивалентности способов их применения. Конечно, когда старая кинохроника показывает немецких мальчиков в коричневых рубашках, покачивающихся в орлятском кругу, становится несколько не по себе. Но делать из этого вывод, что коммунары и нацисты — одного поля ягоды, было бы в высшей степени легкомысленно. Это было бы все равно, что отказаться от пользования кухонным ножом на том основании, что ножом можно убить человека.
Не первые и не последние, но единственные в своем роде
Что же дает нам рассмотрение коллективного воспитания в терминах социальной эволюции? Прежде всего, понимание того, что российский опыт коллективного воспитания не есть извращение советской эпохи, но и не особенность национального русского характера. Это совершенно закономерный этап развития социальных технологий, свойственных урбанизированному индустриальному обществу. Коллективное воспитание есть одна из самых эффективных, но и самых опасных образовательных технологий. Россия вовсе не исключительна (ни в негативном, ни в позитивном плане) в использовании этой технологии. Не мы первые, не мы последние ее использовали. Хотя, конечно же, российская педагогика накопила огромный практический опыт, и достаточно серьезный теоретический запас, который практически неизвестен за пределами зоны использования русского языка. В принципе, этот опыт может быть востребован во многих странах мира, особенно там, где практика коллективного воспитания находится в зачаточном состоянии (например, США). Сложность, конечно же, заключается в том, что коллективное воспитание не передается через тексты. Нужно многолетнее практическое взаимодействие, чтобы общая идея коллективного воспитания перепрыгнула культурный и языковой барьер.
Но главное, конечно, не в передаче своего опыта, — когда придет время, то сами придут и попросят поделиться. Главное в сохранении живой традиции в самой России. Это, конечно же, не простая задача, в силу глубоких экономических и культурных перемен, произошедших в стране. Сохранение традиции коллективного воспитания не сводится к консерватизму, к сохранению того, что работало прежде. Интенсивный поиск новых форм коллективного воспитания идет, но и его недостаточно. Не сама новизна важна, а возможность закрепления нового. Вообще увлечение инноватикой опасно, поскольку сама новизна может превратиться в критерий истинности или полезности, или нравственности. Важно понять, что, например, в области коллективного воспитания нужны лишь одна-две гениальные находки, которые сочетали бы общую идею с культурно-социальными условиями сегодняшней России. То есть на каждого изобретающего что-то новое должно быть десятеро отделяющих зерна от плевел, и сотня доводящих идею до совершенства. А не наоборот.
Самая же главная находка коллективного воспитания второй половины прошлого века это — коммунарское движение. Она заслуживает наибольшего внимания и творческого сохранения. Коммунарство перешагнуло чрезвычайно важный порог: почти все предыдущие формы коллективного воспитания основывались на религии или квазирелигиозной идеологии. Коммунары начинались как протестанты от марксизма-ленинизма, особенно Орлятская ветвь движения. Но позднее чисто коммунистические символы и мифы перестали играть серьезную роль. Коммунарство — это, пожалуй, первая форма светского коллективизма, основанного на нерелигиозной духовности. Для такой страны как Россия, это особенно ценная находка, поскольку национальные и религиозные разновидности коллективного воспитания в принципе слишком опасны для страны, хотя и эффективны для каждой группы. Чтобы войти в коммунарскую группу, ребенок не должен отказываться от своей религии или национальности; многие другие коллективы требуют именно этого. Соперничество религий на образовательной арене может привести к изгнанию вначале духовности, а затем и воспитания из школы, как это произошло в 20 веке в США. Это тупиковый путь, потому что невоспитывающая массовая школа чрезвычайно неэффективна. В такой школе социальный контроль подростков отнимает колоссальные ресурсы, и в конечном итоге образовательная функция школы страдает.
Никто не знает, какие именно мутации произойдут в практике коммунарского движения, и произойдут ли они вообще. Тем не менее, чтобы шанс плодотворных мутаций сохранялся, традиция должна продолжать жить. Пусть устарелая, пусть заскорузлая, пусть старомодная, но она должна жить, поскольку то, что умерло, никогда уже не сможет измениться.
Комментариев нет:
Отправить комментарий