Павел Зарифуллин: Скифская политика

Партия-метеорит

Необходимо определить реальную политическую принадлежность Нового Скифства. Наши предшественники симпатизировали левым эсерам –  народникам и социалистам, силе очень своеобразной, объединявшей в своём политическом багаже вполне либеральные лозунги отстаивания  прав человека и отмены смертной казни со вполне себе «мракобесной» тоской по «идеальному русскому крестьянству», а также очень конкретные  на исторический момент Второй Русской Революции социалистические цели и требования прав трудовых коллективов и советов.
Они же ожидали создания интернациональной федерации евразийских народов и чуть ли не первыми на планете начали отстаивать «народные  права». По итогам разгрома нашей первой «скифской партии» 6 июля 1918 года – рядовых активистов практически поровну поделили между собой  большевики и коммуно-анархисты армии Нестора Махно.
Вот так между национал-социализмом (нарождавшимся), евразийством (нарождавшимся) и анархизмом пронеслась, как комета над Россией  странная партия левых эсеров.
Сейчас мы смотрим почти с «космической временной выси» не только на чаянья и идеи Русской Революции, но и на политологические откровения  эпохи Модерна – Нового Времени. Мы можем трезво оценивать и бесконечно рефлексировать по их поводу – мир постепенно переходит в  Постмодерн, где нет уже места классическим политическим канонам и платоновским идеям. Или есть?

Скифы и 4ПТ

В России и в Европе сейчас идёт активный поиск некой Четвёртой идеи, 4 политической теории. Эти поиски небезразличны и нам – Новым Скифам,  как с точки зрения понимания стратегий наших предшественников 1918 года, так и для политического определения нашей собственной «идейной  самости».
«Поисковики» 4 политической теории, начиная с Алена де Бенуа, обычно выделяют три идеологии Модерна – фашизм, коммунизм и либерализм.  Они с ними возятся, проводят коллоквиумы и много чего ещё, пытаясь найти 4 ПТ, как квинтэссенцию остальных трёх, а также, как нечто  противоположное предыдущим инициативам.
С точки зрения Новых Скифов эти исследования может быть необходимы, но в оптике 3 — 1 – практически бесполезны. Ведь наши учёные люди  совсем забыли про 4 идеологию модерна – Анархизм. Идею, противоречащую любому принуждению и властной диктатуре над человеком, общиной,  народом.
Может быть, он не имел таких мощных геополитических успехов, как его полит-конкуренты, сформировавшие Восточный Блок, НАТО и «Осевой  пакт», но Анархизм, находясь на окраине, границе (в том числе и географической) иных полит-идеологий, тем не менее, представлял (и  представляет) собой законченное мировоззрение вполне сопоставимое с фашизмом, коммунизмом и либерализмом. Анархисты разных эпох  формировали и причудливые смеси с представителями «остальных трёх»: национал-анархизм (Бакунин), рыночный капитал-анархизм (Ротбард и  либертарианцы), комунно-анархизм (Кропоткин, Махно).

Русская Идея

К Анархизму активно приложили руку Русские, и он стал выразителем свеобразных чаяний нашего народа.
Поэтому чрезвычайно важен для нас Русский Анархизм, словно бы заковавший в холодную формулу социально-политической философии Нового  Времени, идеи кочевников Великой Степи – о вольном обществе вольных людей, живущих на своей земле по своим законам.
Неизвестный мне автор статьи об Анархизме на Википедии расписал на приятнейшем для всех евразийцев-народников языке тезисы о скифских и  евразийских корнях этой идеологии, попавших в политологию Модерна через русских революционеров:

“Есть все основания рассматривать анархизм как одно из направлений философской мысли, правопреемственных по отношению к древним  теориям свободы и свободного общества известных в обществе на просторах центральной Евразии как минимум со времен Скифии и Монгольской  империи и находивших свое выявление в разных философских учениях, также как и мировоззрении центрально-евразийского казачества –  вольных людей и граждан мира”.

Анархизм как 4 политическая теория

Итак: учитывая принципиальную ценность мировоззрения Анархизма, мы можем отыскать в идеологиях Модерна некую квинтэссенцию – «живую  воду» для рождения нового русского мира.
Можно даже сравнить нашу новую идеологическую схему – с классической аристотелевской концепцией вселенского порядка. 4 – 1
Политичиские системы, словно в мироустройстве философа Эмпедокла перемещаются и перетекают друг в друга в нашем подлунном  пространстве, создавая причудливые союзы, либо, затевая элементальную войну друг с другом.
Либерализм – словно Вода, Социализм – как Огонь, Фашизм и Национализм – Земля, Анархизм – Воздух. И пускай Воздуху досталось мало места на  обочине трёх иных стихий, но ценность его от этого не может быть преуменьшена. Он самсодостаточен и равноправен. Без него не делается ни  одного политического дела.
Зная подлинное значение анархической идеи, мы можем делать и некоторые свои выводы о «природе скифской стихии».
Не трудно заметить, что левые эсеры соединили уже в 1918 году несоединимое – все 4 модернистских элемента и родили внутри себя новую  политическую реальность – скифскую квинтэссенцию. Своего рода «политический Эфир» и «философский камень» для русской интеллигенции.
В русских условиях «скифство» оказалось искомым «пятым элементом», питающим (перефразируя Лукреция Кара) русские созвездия.

Доктрина Наркомскифа

Политологическую основу «старых скифов» формировал русский народник, публицист и критик Иванов-Разумник («Наркомскиф»). Уникальный  человек-идеологический центр для дюжины главных поэтов Серебрянного Века, а также для дюжины головорезов-политкаторжан – лидеров  партии левых социалистов-революционеров (захвативших на паях с большевиками 25 октября 1917 года власть в России). Он и выработал  определённые тезисы отношения «скифов» к идеологиям Нового Времени. Они не всегда органично включались в «скифский проект», что-то  народники выбрасывли, действуя жёстко, выбирая «только то, что для скифов нужно».
Разумник подобрал для решения загадки Революции доктрину философского субъектевизма, адресующую нас к анархическому идеалу Штирнера  и Ницше. Cубъективиcтский этико-социологический индивидуализм есть философская доктрина мирового актора, мифологического героя,  бросившего вызов стихиям, оседлавшего тысячи ветров. Это была настоящая мужская философия, этика солнечного диурниста, мерящего миры  собою. Человека-полюса, золотого скифа, пролетающего над снежной степью.
Важным отличием скифского субъектевиста было то – что он мыслил не «европоцентрично». Для него «центр миров» был в России, и более того –  в самых тонких и глубинных ея уголках. Тип Философского Русского Мужчины был внове для бесконечной женской страны.
Волевой, активный и мыслящий Скиф – невиданное зрелище, промелькнувшее световое озарение.
Субъектевистское мировоззрение получило теоретическое и практическое обоснование в народническом архетипе человека-романтика,  революционера-одиночки, выработанного Бакуниным, Михайловским и Лавровым, проявившемся в войне «Народной Воли».
Народники при своих социалистических взглядах были далеки от всепожирающего монстра коллектива. От вызванного большевиками голема,  сожравшего впоследствии коммунистов с потрохами.
Свобода как высшее проявление человека была народникам нужна не только для написания либеральной конституции и гражданского кодекса  (мёртвых бумажных законов), но для Преображения Народа путём Революции. Для изживания народных комплексов и болезней, рабства,  идолопоклонства, отчуждения друг от друга. Ведь мировоззрение имманентного субъективизма является бодрым, активным, жизненным,  субъективно-осмысливающим жизнь человека и жизнь человечества.
«Скифский метод» Иванова-Разумника основывался, в том числе и на критике трёх концепций Модерна, пришедших с Запада: скифы брали из  мировых политических доктрин то, что им нравится, и вольно перетолковывали их по-своему: вместо либерализма и рабства мещанских  стереотипов и «куркульских прав» – свобода и воля как благодать.
Вместо марксизма и «колхоза» коллектива – Русский Социализм, общество социальной справедливости и гарантий, советы без коммунистов.  Реальное товарищество и взаимопомощь, тепло человеческой души.
И вместо черносотенного Национализма – этой Тени Скифа и скифского народничества – Ризоматическая народная свобода, верность земле,  поклонение священной географии Руси, братский союз этносов и культур, волевое и активное начало Русского Востока. Получалось, что  либерализм, марксизм и национализм в чистом виде в российских условиях обречены и должны были быть сброшены в евразийскую бездну на  переплавку. Классический анархизм общин и индивидуалов для Скифов тоже не подходил, он казался для скифских планетарных амбиций, для  идеи построения геополитически масштабного Российского Интернационала – несколько мелковатым.
Свобода и рефлексия скифского героя, взлетевшего над толпой – не являлась «вещью в себе». Скиф бросал свою удаль, свой внутренний  пассионарный огонь в костёр Революции, призванной освободить от гнёта капитала, отчуждения и тирании Русский Народ и все народы мира.
Но Скифы родились слишком рано, они были для своей эпохи «политическими инопланетянами». А 6 июля их не стало – для партии левых эсеров  началась политичесая Голгофа, а для скифов-поэтов безвременье, зачёркнутое петлёй «Англетера» (Есенин) и 1937 годом (Клюев, Клычков,  Орешин). Божественная квинтээсенция внезапно испарилась из России, как будто её и не было никогда.

Идеология Воздуха и Новые Скифы

Для Новых Скифов Анархизм по-прежнему выступает в роли тайной магнитной стрелки. Он ведёт нас к политическому кладу, к странным и  невероятным, но на наш взгляд вполне жизнеспособным концепциям русского и мирового будущего. Не становясь, полностью на его «воздушную  платформу», мы видим его неисчерпанность, а также глубокую органичность этой модели российско-евразийскому месторазвитию.

Имперский анархизм

Новые Скифы из Движения прав народов сформировали свою концепцию отношений с аэро-идеологией, смешав мыслимые и немыслимые  противоположности – открыв «имперский» или «царский анархизм».
Имперский анархизм понимает Россию, как ассиметричное пространство с «разными уровнями свободы». На казаческих, поморских, сибирских и  украинских окраинах её – очень много. В центральных регионах – страшно мало. Имперские анархисты не предлагают соединить несоединимое,  они выдвигают тезис, что «каждому своё».
С номадической свободолюбивой окраиной имперская власть подписывает договор. С «царским доменом» Центральной России, а также с иными  «опричными землями» выстраивает свои «особые» отношения. Важной «третьей фигурой» данной конструкции выступает «священный царь». В  чьей компетенции и необходимости не могли бы усомниться органичные и калиброванные анархисты русской истории: Байда Вишневецкий,  Аввакум, Богдан Хмельницкий, Емельян Пугачёв.
«Скифский договор» союзных земель, царств и республик, согласно доктрине «имперского анархизма» будет страховать в будущем свободные  окраины от рисков государственной унификации.
В концепции «имперского анархизма» речь идёт именно о «священном царе», как архетипическом структурном элементе, связывающем воедино  разрозненные русские и нерусские силы. Секуляризация «царского института» в скифской парадигме немыслима. Фигура священного царя  организует самоя по себе сложную и ассиметричную модель грядущего Союза Скифских Царств, Республик, Автономий, Войск, Свободных и  Опричных Земель. Со сложной диалектикой прав человека, прав регионов и советов, прав народов, прав трудовых коллективов и прфсоюзов. Со  сложной ассиметричной политической системой, где найдётся место всем стихиям-идеям: Социализму, Национализму, Анархизму и Либерализму.  Но пронизывать и объединять их будет скифство – «пятый элемент» евразийской политики и русской идентичности.
Имперский анархизм можно назвать и царским – это благозвучнее для скифского уха. Потому что от слова «империя» за версту воняет Римом и  оккупацией. Царство, а не Империя. Скифство, а не Эллинизм.