Рустем Вахитов: Революция и возвращение

1.
Без всяких сомнений политическая Революция как стремление ниспровергнуть традиционное устройство общества есть феномен, принадлежащий модернистскому мировоззрению. Мир Традиции строился на стремлении сохранения существовавшего тогда порядка, освященного авторитетом религии и восходившего в конечном итоге к доисторическому «золотому веку». Это не значит, что мир Традиции не знал политических потрясений или революций в широком смысле этого слова, то есть резких, скачкообразных изменений общественного бытия, коренных ротаций «правящего слоя». В этом смысле революция наличествует в самой структуре посюстороннего универсума: так, человек переходит от детства к отрочеству и юности и от зрелости к старости не поступательно, а революционным образом – скачком. Но любые восстания, происходившие на домодернистском этапе истории, не приводили к возникновению качественно новых типов государства и общества даже если они заканчивались победой восставших, и – что самое главное – и не были направлены на это. Яркий пример того, победоносные крестьянские войны в Китае, которые заканчивались лишь тем, что победившие крестьяне становились новой аристократией, а их предводитель – основателем новой династии Императоров.

Но сам по себе этот непреложный факт вовсе не означает того, что политическая Революция как идеология и как феномен есть вообще нечто совершенно новое и небывалое. С точки зрения любого традиционалистского мировоззрения человек, будучи существом ограниченным, сам по себе вообще не может создавать ничего принципиально нового. Так, христианство говорит о том, что абсолютное творчество — прерогатива Бога, а человек способен к творчеству лишь в той мере, в которой он движется по пути сближения с Богом, обожения. Человек же титанический, профанный, не желающий признавать над собой власть Божественного, стремящийся основываться лишь на своих силах, способен лишь к иллюзии, симулякру творчества: ему самому кажется, что он создает нечто новое, на самом же деле он разрушает и искажает старое.
Таким образом, с точки зрения традиционализма все феномены модернистского мира суть не что иное как деформация и чаще всего бессознательное пародирование культурных, социальных, политических и религиозно-мифологических форм мира Традиции. Это же касается идеологии политических революций и тех социальных форм, которые революциями порождаются. Попытаемся же понять: модернистским коррелятом какой традиционной доктрины является доктрина Революции.

2.
Среди модернистских революционных идеологий следует выделить две альтернативные ветви – либерализм и коммунизм (мы рассмотрим классические их формы, оставив в стороне такие специфичные разновидности как, например, англо-саксонский неолиберализм или русский и китайский коммунизм). Истории, согласно либерализму, предшествует первоначальное, доисторическое или естественное состояние, которое якобы сводится к отсутствию государства и общества. Осознав невыгодность такого положения, когда отсутствует закон и каждый подвергается опасности, «естественные люди» объединяются в общество, выбирают себе правителей, которым делегируют свои полномочия и те от имени народа устанавливают законы. То есть государство с точки зрения либералов, возникает по общей договоренности. Источником государственной власти является здесь не Бог и Божественный Закон, а народ, понимаемый как простая совокупность рациональных эгоистов. Этап древности и средних веков с их иерархичными религиозно фундированными обществами воспринимается либералами как аномалия, которая возникает, когда один человек и его сподвижники узурпируют власть, нарушая Общественный Договор. Таким образом, царская власть есть для либерала незаконная тирания, ведь она опирается не на народ, не на договор, а на религиозный авторитет и военную мощь.

Наиболее радикальные мыслители Просвещения (например, Ж.Ж. Руссо) открыто заявляли, что народ имеет право на Революцию, политический переворот для свержения тирании и установления общественного договора. В дальнейшем же, по их мысли, Революция уже не понадобится, общественный договор можно «обновлять» мирным путем, при помощи демократических выборов.

Несколько иначе выглядит коммунистическое понимание Революции. Согласно доктрине коммунизма из тех сорока тысяч лет, которые человечество существует (по данным современной профанной науки) большую часть времени – около тридцати трех тысяч лет на Земле господствовала общинная форма общежития и хозяйствования – первобытный коммунизм. Племена охотников и собирателей, с точки зрения марксистов, не знали частной собственности, государства, семьи, религии. Общий труд и уравнительное распределение продукта, первобытная мифология, отражающая близость перволюдей к природе — якобы такова была жизнь той эпохи. Итак, коммунизм, общинные, реально-гуманистические отношения между людьми, по мысли коммунистов – это нормальный, естественный строй.

Эксплуатация же человека человеком и общество, на ней основанное – патология. Но коммунисты отказываются считать, что переход от «первобытного рая» к эксплуататорской формации – дело рук неких злоумышленников (как считал, например, либерал Руссо, воскликнувший: тот, кто впервые отгородил участок земли и сказал: «это мое!», положил начало всем будущим бедам человечества). Согласно коммунизму историческое зло есть необходимый элемент в постепенной реализации проекта исторического добра. Эксплуататорские формации – рабовладение, а за ним феодализм и капитализм имеют своим предназначением развитие и расширение материально-технической базы человечества. Без них был бы невозможен промышленный коммунизм будущего, конец предыстории и начало истинной истории освобожденного человечества. Так миссию капитализма основоположники марксизма видели в распространении машинной цивилизации по всему миру и в создании единой, общепланетарной, человеческой суперцивилизации, где смешались бы все народы и расы; только после этого, по Марксу, и возможна мировая коммунистическая Революция.

Политические революции в коммунизме понимаются как «локомотивы истории», качественные скачки от одной общественной формации к другой. Революции не происходят сами по себе или по воле революционеров, базой их является несоответствие производительных сил – нового, более высокого материально-технического уровня общества, и производственных отношений – старых форм хозяйствования и, как следствие, политического управления. Первой революцией была неолитическая, связанная с изобретением огня, земледелия, колеса и приведшая к распаду первобытной общины и возникновению рабовладения. Революционным путем был осуществлен переход от рабовладения к феодализму в Европе. Причем, революционной идеологией восставших плебеев и варваров, по Марксу, было раннее христианство (при рассмотрении марксовой оценки религии и в частности, христианства часто забывают, что Маркс резко негативно относился лишь к позднему, церковному христианству, раннее же христианство, в особенности еретические коммунистические секты вызывали у него явную симпатию). Наконец, либеральные революции Нового времени сокрушили феодальные монархии и открыли дорогу капитализму.

Однако подлинной Революцией с большой буквы, согласно коммунистам, будет лишь коммунистическая, мировая Революция. Она завершит предысторию человечества, царство необходимости, угнетения, отчуждения, она откроет путь для гармонически развитого, свободного человека-творца. Вместе с тем она и единственная сознательная Революция. Варвары и плебеи думали, что после крушения Рима наступит конец света, а истинным результатом их революции было установление феодальных режимов. Французские буржуазные революционеры мечтали о царстве разума, но их революции породили диктатуры банкиров и фабрикантов. И в том и в другом случае ими, согласно марксизму, манипулировала хитрость Исторического Закона (марксистский аналог гегелевского хитрого Мирового Духа). Только коммунистическая Революция свободна от «хитрости мирового разума». Наконец, согласно коммунизму, она – последняя политическая Революция, поскольку она упраздняет и политику, и государство в современном смысле слова, в дальнейшем революции возможны лишь в сфере культуры, науки, искусства и т.д.

Как видим, и в либеральной, и в коммунистической доктринах политической Революции, наряду с явными антитрадиционными идеями – прогресс, равенство, демократия, мы имеем одну идею, которая по форме своей близка к определенной и легко узнаваемой идее традиционного мировоззрения и представляет в общем-то ее извращение, профанный коррелят. Речь идет о том, что и в либерализме, и в коммунизме, самая главная фундаментальная политическая Революция представляет собой не создание нового, никогда не бывшего общества и политического строя, а лишь возвращение к древнему, естественному положению вещей, но, конечно, на новом, «более высоком», этапе развития.

Для либералов это первоначальный Общественный Договор и установленная им Демократия, которые были до того, как «тираны» узурпировали власть, для коммунистов – безгосударственная, безрелигиозная трудовая община, который люди жили до появления обществ эксплуататорского типа. Особо подчеркнем это – модернистские идеологии понимают окончательную политическую Революцию именно как возвращение «золотого века» человечества. Сама по себе это глубоко традиционная идея.

В фундаментальном исследовании ученого-традиционалиста М. Элиаде «Миф о Вечном Возвращении» мы находим множество описаний обрядов, существующих в универсуме разных традиционных обществ, в которых преломляется эта идея. Как правило, тут речь идет о гибели старого «ветхого» мира и рождении нового, что сопровождается «прохождением через первобытный хаос», разрушением всех известных правил и установлений: от отношений власти и подчинения (рабы становятся на время свободными), до отношений между полами (снимаются, освященные религиозными традициями сексуальные запреты) и даже отношений между живыми и мертвыми (мертвые в конце времени «возвращаются» как бы желая получить новую жизнь). В мифах же победа над этим хаосом символизируется образом Героя, сокрушающего Чудовище. Между прочим, если мы приглядимся к реальным политическим революциям, то без труда обнаружим в них преломления указанных аспектов архетипа мифа о вечном возвращении: революция тоже сопровождается сексуальными экспериментами, как например, в России начала 1920-х годов, где фактически исчез патриархальный институт семьи, а разного рода отклонения – от «брака втроем» до гомосексуализма стали чуть ли не нормой, «переворачиванием социальной иерархии» так, что последние становятся первыми, и даже мечтами о воскрешении мертвых – укажем при этом на совершенно фантастическое увлечение большевистской и околобольшевистской интеллигенции идеями Н.Н. Федорова, что нашло отражение, например, в поэме Маяковского «Про это», где почти буднично описывается воскрешение самого поэта учеными «коммунистического грядущего». Да и восприятие буржуазии как хтонического чудовища – «гидры», а пролетариата как героя, зачинающего «новый мир» совершено явственно обнажает в революционном коммунизме черты «мифа о возвращении» (о чем писал, между прочим, и сам Элиаде в работе «Аспекты мифа»). Схожие тенденции сопровождали и Французскую Революцию 1789 года, при всем отличии ее идеологии, от русской революции 1917 года.

Однако тут мы должны особо подчеркнуть, что речь идет о бессознательном воспроизведении этого архетипа, на уровне сознания же либеральная и коммунистическая революция пытаются воспроизвести свое собственное представление о золотом веке, то есть никогда не бывшую выдумку (с точки зрения традиционного мировоззрения никогда не существовало ни «первобытной войны всех против всех» и первого «общественного договора», во что верят либералы – это чистое заблуждение, вызванное бессознательным стремлением европейцев перенести на мало известные им культуры отношения атомизированного капиталистического общества, ни «первобытной коммуны охотников и собирателей – это неверное восприятие самых древних из известных нам народов как «первых народов», родоначальников человеческой истории. На самом деле, как указывает, скажем, Р. Генон, истинная история гораздо больше известного профанной науке временного отрезка: и те, кого люди современности считают «первобытными дикарями» — это выродившиеся остатки еще более древних высоких цивилизаций, которые, конечно, имели и государственность, и религию и своеобычную сакральную науку).

Обратимся теперь от идеологии революции к революции как социальному феномену. Мы уже замечали, что в их реальном протекании явно видны отблески архетипа Вечного Возвращения. Но и результатом этих революций является не воплощение утопий – «чистой демократии» или «чистого коммунизма», а нечто иное. Иными словами, тайна революций Нового времени и современности состоит в том, что они не удались с точки зрения своих же собственных идеалов. При внимательном взгляде на те режимы, которые эти Революции устанавливали, можно разглядеть искаженные, иногда очень сильно, почти до неузнаваемости, но все же черты традиционных по форме институтов (правда, при полном выхолащивании содержания). Буржуазия Запада, которая начала с того, что вешала аристократов на фонарях и расстреливала священников, со временем начинает подражать аристократии в быту, в политике, в искусстве, искать союза с религией, пытаться создавать своеобразную псевдоэлиту. Еще более яркий пример – Революция русских коммунистов. Вопреки их собственному желанию, они создали не утопическое безгосударственное общежитие, самоуправляющуюся Коммуну, а новую индивидуацию милитаристской Евразийской Империи. Причем, вопреки тому, что само по себе учение коммунизма в виде, в каком оно сложилось на Западе, представляет собой более радикальное отрицание традиционных ценностей, чем буржуазный либерализм, реальный русский социализм сохранил в себе гораздо больше традиционных форм социальности, чем реальный западный капитализм.

И это не случайность, а закономерность. Мы в самом начале уже писали о том, что профаный, титанический человек не способен к творчеству, а его соответствующие попытки приводят лишь к искажению уже бывшего…

3.
Итак, Революция – это слабый отблеск строго традиционной идеи Возвращения на конструкциях современного мира, который, как прекрасно это показал Ю. Эвола, есть на самом деле лишь руины, не более чем результат разрушения мира традиционного. И именно очищение идеи Революции, реконструкция ее истинного, положительного смысла позволяет реабилитировать парадигму Революции в глазах консерватора и традиционалиста. Ибо единственная Революция, которую он готов будет признать, не отступая от своих принципов — это Возвращение изначальных, нормальных, традиционных устоев, хотя бы в той мере, в которой это позволяет сделать нынешний, вырожденный и «предконечный» этап истории. Иными словами, это — Революция-Возвращение, Консервативная Революция…