Максим Михайлов: Свободный человек

Кем же был Ефремов? Английским шпионом, как анекдотично уверяла отечественная разведка, устроив обыск  после его смерти, ученым, который был признан всем мировым сообществом, писателем, произведения которого  уже давно являются памятником не только научно-фантастической, но и философской мысли? Кем прежде  всего был этот таинственный, но вместе с тем простой и ясный человек, воспитанный ротой красноармейцев в  гражданскую, хлебнувший горя, но не растерявший собственного достоинства и независимости взглядов?
Он был Человеком. Прежде всего. Свободным человеком, для которого не имели значения ранги и  субординация, который в советское время не гнался за партбилетом, но и не был в восторге от американского  образа жизни, как многие «диссиденты». Человеком, не шаблонно воспринимающим любую теорию, но  пытающимся анализировать и имеющим собственное мнение по всем вопросам.
Ефремова я начал читать где-то лет в 12, причем первым произведением была «Туманность Андромеды». С  первых же строк я был поражен восхитительной поэтичностью ефремовского слога. Иван Антонович умел  удивительно красиво описывать вроде бы простые вещи и эмоции, и в то же время делал это очень легким  языком, без нагромождений ненужных подробностей.
Да, фантастические произведения Ефремова насыщены  специфическими терминами, но если рассматривать их с точки зрения чистого писательского искусства, то  выясняется, что слова в его романах, повестях, рассказах связаны друг с другом невидимыми нитями и как бы  вплетены в узор повествования, сама манера письма сразу настраивает на романтический лад. Не зря его  первые рассказы называют «стихотворениями в прозе». Когда читаешь Ивана Антоновича, то моментально  перед глазами появляется визуальная картинка – как кино, причем кино не фальшивое, а настоящее, которое не  отличишь от жизни – как будто сам присутствуешь на месте событий. При этом что мне особенно импонирует при  прочтении Ефремова – это отсутствие грубости, так называемого налета «пролетарской» или «деревенской»  прозы, когда он рассказывал о том же селе не как о гордых собой, но все-таки оторванных от других крестьян  со своей закрытой кастой, не принимающей и не понимающей общечеловеческих ценностей, вкалывающих с  утра до вечера на поле, снимающих стресс самогоном и поющих специфические нудные песни – нет, писал он в  том числе и об этом, но так, что сельчане сразу воспринимались как Люди, а не как убогие односторонние  индивидуумы с определенной психологией. То есть нет у него разделения на «своих» и «чужих», нет  отвращающего «соцреализма». И коммунизм у него это не «взять всё и поделить», а создать равные возможности  для всех, то есть максимально благоприятные условия для полного раскрытия творческого потенциала каждого  человека.
Ефремов писатель, Ефремов художник и Ефремов ученый. Как строгая логичность ученого совмещалась с  творческой свободой художника слова? Ведь совмещалась же. Удивительным образом сплеталось в  произведениях Ефремова. На мой взгляд, это связано как раз с внутренней свободой Ефремова, с тем, что он  воспринимал науку не как что-то раз и навсегда застывшее, окаменевшее и неизменное, а относился к ней  творчески, не был зациклен на какой-то конкретной теории, отвергая другие. Поэтому так много у него  необычного (вместо классических фотонных звездолетов анамезонные, где топливо это не два бака с  веществом и антивеществом, а субстанция с разрушенными мезонными связями ядер, необычные краски  будущего и тому подобное), много того, что не воспринимается современной наукой, которая, впрочем, сама в  области неизведанного оперирует лишь гипотезами. Поэтому придуманная и разработанная им наука Тафономия  долго отвергалась ретроградами «чистой» палеонтологии.
Ефремов был внутренне свободен. Он мыслил и писал не шаблонами в стиле «Тихого Дона» и «Поднятой  целины», пусть и не получил Нобелевской премии. Его творчество необычно как для того времени, так и сейчас  – действительно при первом прочтении, как правильно подметили многие критики (и даже советский классик Лев  Кассиль, говоривший, по воспоминаниям самого Ефремова, что его рассказы производят впечатление  переводов с английского), возникает ощущение, что произведения Ефремова – это переводы с иностранного  языка. Очень уж свободно, одухотворенно и как-то не по-советски он пишет. Нет в его романах благословий в  адрес великого советского строя и, что самое крамольное, в придуманном им обществе будущего нет ни одного  упоминания СССР. Видимо, предчувствовал писатель распад искусственно созданной страны. При этом от  коммунистической идеи (безусловно гуманистической) он не отказывается, Земля через 3000 лет у него живет в  равенстве и братстве, причем люди далеко не одинаковые, просто равны их возможности. Вполне американский  подход, верно? Правда, лишенный американского примитивизма и гламурности. В этом был Ефремов весь,  пытавшийся объединить лучшее из всех систем и идеологий.
Независимость взглядов, смелость их показа, ироничность, но без унижения оппонента в споре – вот  характерные черты стиля Ефремова. Говоря современным языком, Ефремов был очень «стильным» человеком  (не постесняюсь даже назвать его «иконой стиля») в противоположность «модным» людям тех времен, которые  вместо естественного и свободного выражения своих взглядов, своей творческой и жизненной позиции просто  подстраивались и приспосабливались под существующие советские реалии, моментально перекрашиваясь в  любой цвет в случае изменения обстановки. Эдакие холоднокровные хамелеоны, у которых не было внутри  огня, не было светлых и чистых устремлений, а было только лишь желание успеха любой ценой. Ефремов тоже  был успешен, но успех был следствием его творчества, а не причиной. И в этом, как и в свободе и  естественности, залог его бессмертия.