«… Східнокарпатський регіон є західною, крайньою частиною Великого Євразійського Степу (Хінгано-Карпатського, довжиною біля 8000 км), який був ареною великих міграцій. Особливо давніх номадів Сходу. Наприкінці шляху їхніх західних переселень та військових вторгнень до Європи стояли Карпати. Вони відігравали роль «великої природної стіни» і водночас «воріт у Європу», де була побудована багатоешелонова система з «Довгих валів». Зокрема Римом і Болгарією, а потім поновленаранньодержавними утвореннями даного регіону… Через Східнокарпатський регіон проходили численні міграції також народів Європи – як із півночі, так і з півдня та заходу. Все це перетворювало тоді його на велику етнокультурну й етнополітичну контактну зону, яка в окремі кліматичні періоди характеризувалася значною густотою населення. У цю справді «благодатну землю»прагнули дійти й поселитися десятки давніх племен і народів з Європи та Азії. Окремі з них навіть зафіксовані історично в самих назвах Карпат, зокрема як гори Ріпейські, Певкінські, Бастарнські, Сарматські, Венедські, Угорські, Руські тощо. Загалом у Східнокарпатському регіоні давнє населення належало до чотирьох історико-географічних ареалів: Східносередземноморського, Центральноєвропейського, Східноєвропейського і Євразійського Степу Все це наклало відбиток на історичну долю його населення… Ця велика етнокультурна контактна зона вплинула і на надзвичайну різноманітність та своєрідність численних етнографічних груп населення регіону. Вони відображають як окремі давні, так і особливо пізньосередньовічні традиції, набуті в процесі цих переселенських і міграційних рухів…»
До прихода Героя — страна терпела поражения, границы прогибались и трещали под напором тёмных вражеских легионов. Герой не просто отбросил врагов от границы; он, во главе вчера ещё отступавших батальонов, — которые чудесно переродились после его появления, — с невероятной скоростью двинулся вдаль (1796-97 — вся Италия), в неведомые сказочные, прежде недостижимые, страны (1798-99 — Мальта, Египет, Палестина, Сирия); совершил там настоящие подвиги, вернулся — и страна умолила его взять не только верховное командование над вооружёнными силами, но и всю власть в стране.
На протяжении всего сказочно короткого прорыва — от шляпы лейтенанта к короне военного диктатора, — Наполеон опирался (неосознанно, против воли) на совершенно иррациональные позиции, не старался освоить актуалии, а взрывал их. В том числе он легко опрокидывал этические каноны, откровенно выступал сразу, вопреки всем законам жанра, и в роли благородного воина-героя, и в роли хищного трикстера. (Первые шаги — по скользким ступеням — из недр политического небытия, из подвалов антисистемы: по рождению — практически изгой (как дворянин — воспринимался как «аристократ», член остракируемого социального меньшинства; как корсиканец — не имел доступа в ряды подлинного дворянства, потенциально был отторгаем элитой контрсистемы); первая заслуга — расстрел картечью мирной демонстрации, назначение командующим Итальянской армии — благодаря принадлежности к клану Барраса (несомненного трикстера), и более того — благодаря женитьбе на отставной аманте главы правительства); с первых дней командования — репутация почти криминального специалиста по контрибуциям, незаконные операции с трофеями (знаменитый итальянский каламбур — «не все французы воры, ma buona parte»).
Идеальный, эпический Бонапарт — не просто Герой-актор, он — распахивает врата Героического Действа (точнее — Действа Славы, Gloire — для всех, для всей нации, и для всего континента, — именно так воспринимали Наполеона его почитатели-враги, Денис Давыдов, к примеру: «был великий человек, рассыпатель славы»). Бонапарт глоризирует, бонапартизирует всё, к чему так или иначе прикасается. Сражаться под знамёнами Бонапарта и против знамён Бонапарта — это так или иначе путь к Gloire, в эпицентре которой — Бонапарт.
Следует вот что отметить: в начале XXI-го века как раз совершенно не востребовано то, Главное, что породило бонапартистскую мифологию: героическое сверхдействие.
Ожидаемый Бонапарт нашего времени — это не мистический сотер-организатор социума. Это — его катехон, страж. Социум для себя требует покоя, исторического покоя. В самом прямом, розановско-филистерском смысле этого слова.
Но и для покоя нужен Бонапарт, Сильная Личность, метаэйкон Сильной Власти: но теперь эта Сильная Личность обязана — служить социуму. Социум крайне встревожен тем, что слабая власть неспособна этот самый покой достаточно прочно оберегать, обустраивать, контролировать внешние границы и входы в потайные лабиринты Спокойного Времени. Бонапарт должен сидеть на цепи. И охранять. Не более.
Может быть, основной миф-доминант современной социальной мифологии — это незыблемое право на онтологический покой. Ради этого права социум готов и жертвовать, и сражаться даже, в крайних случаях — так же, как в первой половине ХХ века он готов был действовать во имя глобальной гиперрационализации.
Поэтому сейчас социальная, и тем более политическая мифология выпестовывает Бонапарта-фантома, политический симулякр Бонапарта. Ожидается личность, которая будет очень убедительно манифестовать все признаки современного Бонапарта — без права на бонапартистское действие.
Не Бонапарт-актор, а Бонапарт-актёр.
Комментариев нет:
Отправить комментарий