И это при том, что основали город кочевники – люди, по образу жизни не привязанные к определённому месту. И Сарай был не единственным центром оседлой жизни в той части Европы: по всему левобережью Волги от сегодняшнего Саратова до Астрахани практически в видимости друг друга стояли десятки городов, ныне известных лишь благодаря археологическим раскопкам да немногим письменным источникам. Ещё в конце XVIII века остатки древних стен приводили в изумление первых историков-путешественников, хотя к тому времени многое уже было разрушено, не столько воинственными властителями Востока, сколько русскими «зодчими», использовавших крепкий квадратный кирпич ордынских городов для возведения мощных крепостей в безлесной и скупой на дикий камень степи (раньше заимствовали из тюркских языков и само слово «кирпич»).
***
Одна из жемчужин русской архитектуры, Астраханский кремль, с его мощными – до пяти метров в толщину стенами и 15-17-метровой высоты башнями – практически целиком был сложен в конце XVI столетия из ордынских кирпичей. Вплоть до позапрошлого века особые артели добывали «мамаев» кирпич и сплавляли его на расшивах в низовья Волги. Не случайно значительную южную часть Сарая, где сегодня притулилось село Селитренное Астраханской области, занимала своего рода «промзона». Именно здесь пылали печи, в каждой из которых единовременно обжигалось по 100 кубометров кирпичей. В этой, ремесленной, части города производили военное снаряжение и конскую сбрую; создавали свои изысканные произведения, подобные знаменитой «шапке Мономаха», златокузнецы; работали ткачи, стеклоделы, косторезы и гончары.
К примеру, в многочисленных гончарных мастерских (на сегодня их, к слову сказать, выявлено более десятка) обжигали известь, изготовляли алебастровые карнизы, поливную и люстровую плитку, изразцы, красноглиняную, поливную и кашинную посуду. (Кашин делали из песка, каолина и толчёного полевого шпата; получался белесый раствор с блёстками). А ещё необходимо учитывать, что для производства каждого типа изделий или строительного материала предусматривались горны особой конструкции, чтобы поддерживать определённую температуру. Мастерские также были очень разные: от индивидуальных производителей до ремесленных объединений и крупных мануфактур, занимавших площадь 2,5 тысячи квадратных метров и принадлежавших хану или визирю (в таких, например, работали десятки и даже сотни мастеров, включая рабов).
***
Сейчас бугор (точнее целая гряда бугров, протянувшихся вдоль волжской протоки – Ахтубы) испещрён лишь небольшими котлованами: на территории историко-археологического музея «Селитренное городище» работают археологи. «Из обожжённого кирпича в Сарае возводились дворцовые и культовые постройки, – рассказывает директор музея Евгений Пигарёв, – а жилые дома строились из сырца». Мы стоим прямо на земляном полу в центре «типового» дома, площадью около сорока метров: в пределах квадрата, образованного основанием стен, которые когда-то были сложены из сырцового (высушенного на солнце) кирпича. Вдоль стен выложены два параллельных ряда обожжённых кирпичей примерно полуметровой высоты и метровой ширины, отходящих от небольшого округлого кирпичного сооружения, рядом ещё одно округлое углубление.
«Это кан, – поясняет археолог, – местная отопительная система из двух, иногда трёх, горизонтальных дымоходных каналов в виде нескольких керамических труб, обложенных кирпичом и скреплённых раствором. С одного конца устраивалась закрытая топка (тандыр) или открытый очаг, с другого – отходил вертикальный дымоход. А здесь была тошна – умывальник-колодец с поливной керамической раковиной, она теперь в музее». Вдоль оштукатуренных стен, одну из которых обогревал кан, располагалась суфа – широкое глинобитное возвышение-диван, обычно П-образное в плане. По сути, суфа представляла собой единственную мебель в доме, зато универсальную: днём семья могла удобно усесться на ней, по-восточному поджав ноги, здесь же расстилалась скатерть и расставлялись блюда с едой; ночью, разложив кошмы и одеяла, все укладывались на эту же суфу спать.
***
Источником освещения кроме небольших окошек служили масляные лампы – глиняные или бронзовые. В богатых домах вдоль стен над суфой тянулся ряд сине-бело-зелёных поливных изразцов – арабская вязь (изречения из Корана) или геометрические узоры. Богатые усадьбы, до 10 тысяч квадратных метров площадью, включали многокомнатный дом владельца, хозяйственные постройки и жилища прислуги, а также бассейны и туалеты. Окна могли быть забраны панджарами – ажурными алебастровыми решётками с цветными стеклянными вставками, а стены снаружи украшались майоликовыми панно. Вся усадьба обносилась глинобитным забором – дувалом. Население победнее обреталось в домиках на деревянном каркасе, обмазанном саманом (смесь глины, соломы и конского навоза), или в землянках, но также с каном, суфой и тошной. А большинство жителей ставили традиционные юрты.
На востоке средневековой Европы ордынские кочевники выстроили не просто самую большую столицу – благоустроенный город с отапливаемыми, причём не по-чёрному (как на Руси), домами и канализацией (обнаружены остатки сточных труб из долблёных брёвен, ведущих к Ахтубе через систему колодцев-отстойников). И это в те времена, когда европейские столицы утопали в нечистотах, и короли вынуждены были издавать указы о том, чтобы помои не выплескивались из окон хотя бы во время торжественных процессий. Даже в самом конце XVIII века эрудированный академик Петер Симон Паллас, ещё заставший здесь остатки керамических труб, скорее был готов поверить в легенду, что по ним в Сарай поступало кобылье молоко с пастбищ для лагеря ордынского хана Джанибека, чем в то, что это остатки городского водопровода. А все уцелевшие на тот момент кирпичные стены учёный счёл руинами молелен и «могилами монголо-татарских князей и влиятельных лиц».
***
Были в Сарае и мечети с минаретами, медресе с худжрами (жилыми комнатами учащихся), мавзолеи с подземными склепами, общественные туалеты, бани-хамамы с тёплыми полами, фонтанами, мраморными скамьями и панджарами, роскошный дворец. «Дворец с почти метровыми в толщину стенами состоял более чем из 35 комнат, – рассказывает Эмма Зиливинская, специалист по архитектуре Золотой Орды. – Некоторые из помещений представляли собой айваны – были открыты с одной стороны, здесь можно было отдыхать или работать в летний зной. Полы в центральном зале, площадью 130 квадратных метров, были выложены красным кирпичом на белом алебастровом растворе, а стены – украшены мозаичными и майоликовыми панно с разноцветной стеклянной глазурью и позолотой, где геометрические орнаменты соседствовали с растительными виньетками и арабесками, представлявшими собой цитаты из произведений персидских поэтов».
Была и детская комната: на её стенах нацарапаны рисунки – фигурки людей и всадников, человек с зонтиком, символом власти, и другой – в короне. При дворце имелись кухня с тандырами, хозяйственное помещение с жерновами и особая ванная комната, посреди которой из кирпича был сложен квадратный бассейн (к нему подходил водопровод), а также отхожее место (своего рода совмещённый санузел). Как и жилые дома, дворец стоял не на фундаменте, а на тщательно выровненной площадке.
По мнению археолога Вадима Егорова из Государственного исторического музея, специалиста по золотоордынскому времени, приволжские ордынские города возводились под руководством мастеров из Хорезма, использовавших опыт древней школы зодчества, свои традиционные строительные материалы и приёмы, например кирпичные полы. Окружали Сарай не только пастбища, но и «сельские предместья» – обширные огороды с бахчевыми культурами и виноградники. Существенным отличием золотоордынских городов – и столица не исключение – от городов средневековой Европы было отсутствие внешних укреплений, что и обусловило их свободную застройку и внушительные размеры.
***
Посетивший в 1333 году Сарай арабский путешественник ибн Баттута застал огромный город, населённый монголами, асами, черкесами, русскими, византийцами и кыпчаками (их язык стал языком межнационального общения); мусульманами, христианами несторианского и православного толка, католиками, буддистами и приверженцами традиционных для кочевников языческих верований в Вечное Небо – Тенгри. Каждый из народов населял свою часть города. Семьюдесятью годами ранее посол французского короля Людовика IX Гийом Рубрук был несказанно поражён обилием косметики на лицах местных женщин, что не соответствовало принятым в Европе нормам христианской морали: «Они также безобразят себя, позорно разрисовывая себе лица». А гости из стран Ислама удивлялись отсутствию у женщин, даже мусульманок, паранджи (вместо которой те носили изящные шапки, украшенные павлиньими перьями и самоцветами, и высокие бокки); но ещё больше – их заметной роли в общественной жизни, по крайней мере в знатных семьях.
Хотя к середине XV века жизнь в Сарае медленно угасла – распался Улус Джучи, – городище и сейчас выглядит внушительно: 25 тысяч квадратных метров раскопок. А на соседнем бугре, также омываемом Ахтубой, несколько лет назад появилась масштабная реконструкция: кинематографисты соорудили натурные декорации «Сарай-Бату» для съёмок «Орды». Фильм, правда, вышел не особенно правдоподобным, а декорации больше напоминают условный глиняный город-крепость из оазиса в Сахаре, чем утопавший в тенистых садах настоящий Сарай.
Однако в конце апреля, когда степь расцветает ярко-красными и жёлтыми тюльпанами, «Сарай-Бату» предстает совсем в ином свете. Внутри декорация смотрится особенно живо: по площади среди домиков-коробочек, каждый из которых представляет собой натурную реконструкцию местного средневекового жилища с саманной обмазкой, расхаживают верблюды. В центре, бросая на охристый грунт резкую тень, застыло колесо колодца с кувшинами: не хватает только крутящего ворот ослика. На жарком солнце на миг возникает ощущение, что находишься в ордынском городе, в тот момент, когда его жители разошлись по своим айванам, скрываясь от зноя. Ощущение тех времён, когда тюркское слово «орда» означало «стан» и «союз», а «сарай» – «дворец».
Комментариев нет:
Отправить комментарий