«… Східнокарпатський регіон є західною, крайньою частиною Великого Євразійського Степу (Хінгано-Карпатського, довжиною біля 8000 км), який був ареною великих міграцій. Особливо давніх номадів Сходу. Наприкінці шляху їхніх західних переселень та військових вторгнень до Європи стояли Карпати. Вони відігравали роль «великої природної стіни» і водночас «воріт у Європу», де була побудована багатоешелонова система з «Довгих валів». Зокрема Римом і Болгарією, а потім поновленаранньодержавними утвореннями даного регіону… Через Східнокарпатський регіон проходили численні міграції також народів Європи – як із півночі, так і з півдня та заходу. Все це перетворювало тоді його на велику етнокультурну й етнополітичну контактну зону, яка в окремі кліматичні періоди характеризувалася значною густотою населення. У цю справді «благодатну землю»прагнули дійти й поселитися десятки давніх племен і народів з Європи та Азії. Окремі з них навіть зафіксовані історично в самих назвах Карпат, зокрема як гори Ріпейські, Певкінські, Бастарнські, Сарматські, Венедські, Угорські, Руські тощо. Загалом у Східнокарпатському регіоні давнє населення належало до чотирьох історико-географічних ареалів: Східносередземноморського, Центральноєвропейського, Східноєвропейського і Євразійського Степу Все це наклало відбиток на історичну долю його населення… Ця велика етнокультурна контактна зона вплинула і на надзвичайну різноманітність та своєрідність численних етнографічних груп населення регіону. Вони відображають як окремі давні, так і особливо пізньосередньовічні традиції, набуті в процесі цих переселенських і міграційних рухів…»
В то время почти никто в России не сомневался в полезности и неизбежности этого процесса. Во-первых, Россия выходила с тыла к британским владениям в Индии, создавая угрозу своему самому главному геополитическому врагу. Во-вторых, очень многие в России верили, что их страна, подобно другим европейским державам, несёт «отсталым» народам просвещение и культуру.
Но прошло немного времени, и в России стали глядеть на совершившееся иначе.
Прекращение экспансии
Уже император Александр III, считая Россию и без того достаточно могущественной, фактически остановил её экспансию в Средней Азии. Он только занял жёсткую позицию в 1885 году во время конфликта с Афганистаном, подстрекаемым Англией, за Кушкинский оазис. Но конфликт разрешился заключением договора об окончательной демаркации границы, и Россия больше не стремилась перенести её дальше к югу.
При Александре III был также проложен Памирский тракт вдоль новой границы Российской империи в горах. Но это было необходимо для обеспечения связности владений, хотя в Англии и по этому поводу поднялась тревога, будто Россия готовится напасть на Индию.
В остальном же Александр III не предпринимал никаких попыток расширить российские земли. Он подтвердил самостоятельность Бухарского эмирата и Хивинского ханства – правда, территориально урезанных и под российским протекторатом – и этот их статус оставался неизменным до 1917 года. Даже до 1920-го.
А в 1908 году Россия и Великобритания заключили между собой договор о разделе сфер влияния на Востоке. В Первую мировую войну эти страны, бывшие заклятые соперники, вступили союзниками. Многие, наверное, думали, что, может быть, зря пролилось столько русской крови, чтобы досадить Британии, которая теперь выступала вместе с Россией против общего врага. Впрочем, о целесообразности для России среднеазиатских колоний некоторые задумывались ещё раньше.
Анализ Миропиева
В 1901 году в Санкт-Петербурге вышла книга этнографа Михаила Миропиева «О положении русских инородцев», заключавшая анализ экономической и социальной ситуации, складывавшейся в Средней Азии и среди нерусских народностей Сибири. Здесь стоит сказать несколько слов об авторе книги.
Михаил Миропиев родился в 1852 году в Казани в семье священника. Он окончил духовные учебные заведения, но поступил на гражданскую службу. Был инспектором Оренбургского учебного округа. Затем преподавал в семинариях в Ташкенте и Ереване. Миропиев был одним из тех, кто активно участвовал в русской колонизации окраин империи и видел все изъяны и недостатки этой колонизации. Как учёный, Миропиев посвящал своё время изучению культуры российских мусульман. В 1919 году он проживал в Уфе. После взятия города большевики расстреляли Миропиева вместе с женой. Реабилитированы они были только в 1993 году.
Миропиев на цифрах показывал убыточность для России её среднеазиатских колоний и порочность её колониальной политики. Порочность не с точки зрения эксплуатации коренных народов, а как раз наоборот. По его подсчётам, Россия вкладывала в Среднюю Азию больше денег, чем получала от неё, что говорило о неумении петербургских чиновников вести имперскую политику, об их непонимании русских интересов.
«У нас вошло в какую-то привычку, — писал он, — предпочитать интересы окраин интересам центра… Это вопреки всем западноевропейским народам, которые стремятся обогатиться за счёт колоний… Неужели мы проливали свою кровь, завоёвывая эти страны, только для того, чтобы снова превратиться в каких-то данников Золотой Орды? Эти окраинные дефициты влекут за собой громадное государственное зло: экономическое оскудение и даже по местам вырождение нашего центра, наших внутренних губерний Европейской России».
Таким образом, дотационная политика России по отношению к Средней Азии началась не в советское время, а была свойственна ещё временам царским.
Миропиев, можно сказать, выступал за усиление экономической эксплуатации Средней Азии. Он не предлагал отказаться от этих завоеванных территорий, однако призывал перестроить отношения с ними. То есть, он прямо говорил, что Россия не умеет пользоваться своими завоеваниями. Его прогноз был неутешительным: продолжение такой политики на окраинах должно было привести к их сепаратизму.
Восстание 1916 года
Прогноз Миропиева оправдался, хотя в другой ситуации и по другому поводу. То, что петербургские бюрократы вообще не понимали, с чем и с кем они имеют дело в Средней Азии, подтвердилось во время Первой мировой войны.
Мусульмане Туркестана были свободны от призыва в русскую армию даже во время войны (хотя могли служить добровольно). Военные потери и нехватка ресурсов побудили правительство в Петербурге в 1916 году издать указ о привлечении всего взрослого мужского населения ряда туркестанских областей (в основном казахов и киргизов) в возрасте от 19 до 43 лет к тыловым работам. Грубо говоря – мобилизовать казахов и киргизов на рытье окопов под дулами немецких пушек.
Этот указ вызвал взрыв возмущения коренного населения. Дело было не в мобилизации. Если бы царское правительство призвало казахов и киргизов в армию, это было бы воспринято совсем иначе. Война – дело батыров. А рытьё земли издревле воспринималось этими народами как рабское занятие. Правительственный указ показался коренному населению страшным оскорблением. И население восстало.
Указ наложился ещё на напряжённую обстановку, сложившуюся в результате переселения крестьян и казаков на земли коренных народов, предпринятого в 1906-1911 гг. по инициативе премьер-министра Петра Столыпина. Для переселенцев отнимались пастбищные угодья у казахов, что уже вызывало недовольство последних. Эта колонизация была предпринята совсем не по заветам Миропиева, подчёркивавшего, что к колонизации Туркестана надо подходить продуманно, и приводившего ряд примеров более раннего неудачного поселения там русских, не понимавших особенностей ведения сельского хозяйства в чуждом им регионе.
Казахское национальное восстание, начавшееся в 1916 году и плавно перетекшее в события революции и гражданской войны, наверняка заставило многих в России сомневаться в том, вообще, правильно ли в своё время присоединяли эти земли.
Комментариев нет:
Отправить комментарий