Ныне я коснусь одной темы, типологически сходной в двух сюжетах, но не тождественных между собой. Сама же тема такова: ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ.
Да, нам хорошо известны многочисленные истории о человеческих жертвоприношениях в языческом мiре. Сие даже не удивительно, понимая религиозную ментальность тех эпох. Всем хорошо известны человеческие жертвоприношения среди майя, ацтеков и инков, а также среди сообществ Африки и Океании. В античной мифологии мы находим весьма много специфических упоминаний о сем. Древние греки (за исключением минойцев) приносили в жертву животных, однако мифологический материал позволяет предположить, что для их предков принесение в жертву людей было обычным явлением. Возможно, история о чудном спасении Ифигении, обречённой на жертву отцом Агамемноном, и её замене ланью сохранили память о замене человеческого жертвоприношения закланием животных. Другой сюжет из «Илиады» — Поликсена, принесенная в жертву на могиле Ахиллеса его сыном Неоптолемом. Ритуал человеческого жертвоприношения имеет древние корни в Индии.
В исторические времена его продолжали последователи богини Кали. По сообщению известного религиоведа Мирча Элиаде, человеческие жертвоприношения осуществлялись в храме Камакхья вплоть до XIX века! Данный храм был знаменит человеческими жертвоприношениями, которые происходили в нём вплоть до девятнадцатого века (они были запрещены английским правительством в 1832 г.). В 1565 году 140 жертв было обезглавлено только во время одного жертвоприношения. (…) Их приносили в жертву во время ежегодного праздника богини, и в «Калика-пуране» целая глава посвящена детальному описанию того, как их обезглавливали. Глава Калика-пураны, описывающая человеческие жертвоприношения — Rudhiradhyaya — была опубликована в английском переводе ещё в 1807 году[6]. Такие человеческие жертвоприношения, как описанные в Rudhiradhyaya, называются narabali («нара-бали»). Калика-пурана связывает человеческие жертвоприношения с интересами власти и особыми случаями в государственной жизни, осуждая их осуществление без санкции правителя:
«Если человеческая жертва принесена без согласия князя, исполнитель совершает грех. В случаях угрожающей опасности или войны жертвоприношения можно осуществлять по желанию самого князя или его министров, а не по своему желанию»[8].
Про культ Молоха знает каждый, посему останавливаться на нем не имеет смысла.
Однако обратимся к сей теме, как она излагается в Библии. Собственно. Там четко указаны — причем в позитивном ключе — только два случая: попытка принесения в жертву Исаака своим отцом (Быт.22:1-19) и история с дочерью Иеффая (Суд.11:30-39). Разсмотрим последний слюжет.
Данный персонаж — Иеффай (ивр. יִפְתָּח), — в Ветхом Завете военачальник и девятый из судей израильских. Время его деятельности — 12 век до н. э. Данные о нем весьма занмательны: мать его была блудница из Галаада, в заиорданском колене Манассиином. Лишённый своими сводными братьями наследства и изгнанный из дома, он удалился в пустыню в земле Тов и там стал атаманом шайки грабителей.
Когда израильский народ, истомившись под разорительным игом аммонитян, обратился к нему с мольбой о помощи, он стал во главе собравшегося ополчения и наголову разбил врага.
«И дал Иеффай обет Господу и сказал: если Ты предашь Аммонитян в руки мои, то по возвращении моём с миром от Аммонитян, что выйдет из ворот дома моего навстречу мне, будет Господу, и вознесу сие на всесожжение» (Суд. 11:30,31).
С поля битвы « пришел Иеффай в Массифу в дом свой, и вот, дочь его выходит навстречу ему с тимпанами и ликами: она была у него только одна, и не было у него еще ни сына, ни дочери. Когда он увидел ее, разодрал одежду свою и сказал: ах, дочь моя! ты сразила меня; и ты в числе нарушителей покоя моего! я отверз [о тебе] уста мои пред Господом и не могу отречься. Она сказала ему: отец мой! ты отверз уста твои пред Господом – и делай со мною то, что произнесли уста твои, когда Господь совершил чрез тебя отмщение врагам твоим аммонитянам. И сказала отцу своему: сделай мне только вот что: отпусти меня на два месяца; я пойду, взойду на горы и опла́чу девство мое с подругами моими. Он сказал: пойди. И отпустил ее на два месяца. Она пошла с подругами своими и оплакивала девство свое в горах. По прошествии двух месяцев она возвратилась к отцу своему, и он совершил над нею обет свой, который дал, и она не познала мужа. И вошло в обычай у Израиля, что ежегодно дочери Израилевы ходили оплакивать дочь Иеффая Галаадитянина, четыре дня в году» (Суд.11:33-40).
С древности Толкователи относятся к сему факту различно: одни понимают его буквально, в смысле человеческого жертвоприношения, другие полагают, что дочь Иеффая осталась в девстве. Древние толкователи придерживались буквального понимания, позднейшие, вероятно, под влиянием талмудической традиции (мидраш (Tanhuma Bechukotai 7), Раши на "Vayikra Rabbah 37:4" и др.) полагали, что дочь Иеффая просто осталась одинокой и незамужней.
Интересно, что имени дочери в книге Судей не указывается, что странно, судя по определенному культу ее личности. Скорее всего, имя просто выпало при переписывании текста. Но Псевдо-Филон в Liber Antiquitatum Biblicarum уверенно дает ее имя — Сейла (56:2,4,8), что, по некоторым прочтениям переводится как «востребованная».
По мнению Иосифа Флавия «Жертвоприношение это, однако, было и не законно и не угодно Господу Богу, и Иеффа не подумал о том, как осудят его впоследствии все те, которым придется услышать об этом его поступке» («Иудейские Древности» (кн.5, 7.11). Отчасти сие мнение подтверждается Иеффай был израильским судьёй в течение шести лет и умер одиноким; в потомстве не осталось даже воспоминания о месте его погребения.
Но память о его дочери сохранялась даже в виде особого праздника среди Израиля. Получается странное положение: жертвоприношение как бы неугодное, но, в то же время, весьма похвальное, а поступок дочери Иеффая — подчеркнуто приемлем.
Напомню, что Иеффай совершал ВСЕСОЖЖЕНИЕ, т. е. olah (ивр. עֹלָה) — один из пяти видов жертвоприношений, приносимое Богу за несовершённое доброе дело. В этом её отличие от жертвы за грех (хатат), которая приносилась за невольно совершённый грех, непреднамеренные ошибки в соблюдении заповедей. И жертву приносили не только во искупление греха, но и по желанию — в подарок Богу. Жертва olah приносится, если человек имел возможность сделать доброе, угодное Богу дело, например, помочь кому-то, одолжить денег нуждающемуся, выучить что-то из Торы, но не сделал — по небрежности, лени или забывчивости. В таких случаях приносят жертву ола — самца чистого домашнего животного: козла, барана, быка — или голубя (неважно, самца или самку).
Каков был процесс? Животных приносили к северной стороне алтаря и ритуально закалывали. Священник осторожно собирал кровь животного и окроплял наружные углы жертвенника. Если животное не было птицей, с его трупа сдирали кожу, кою сохраняли священники. Мясо животного было разделено в соответствии с подробными инструкциями, данными Талмуд (Тамид 31), а затем его возлагали на дрова алтаря (что постоянно горел из-за большого количества жертв, совершаемых ежедневно) и медленно сжигали. Плоть (включая все рога и козьи бороды) превращалась в пепел, обычно на следующее утро коэн выносил пепел - как мусор - и отправлял в ритуально чистое место за пределами Храма.
Иеффай не был коэном, и даже нет указания. что таковый у него находился под рукой. Лишь у Псевдо Филона упомянуто, что жертвоприношение совершено на горе. Не исключено, что се — та самая гора, на кою Сейла удалялась, и называлась оная Stelac.
Получается, что Иевфай лично приносил свою дочь в жертву. Всесожжение подразумевает, как мы видели выше, полное сожжение жертвы. В отличие от иных форм жертвоприношений, когда определенные части жертвенных животных съедались в ритуальных трапезах. Сие израильское отличие от языческих жертвоприношений интересно, даже в качестве упоминаний каннибализма. Но, в любом случае, Иевфай совершает нечто неслыханное: он приносит в жертву собственную дочь и, следовательно, производит весь процесс — с закланием, выпуском крови, изъятием ее внутренностей, омытием тела, снятием кожи и т. д.!
Возможно, сей сюжет и отмечен в Библии, как исключительнейший. Практически — единственный. Именно посему, жертва Сейлы стала днем израильского памятования. Ничего подобного более в Израиле — вне периодов отпадения — не происходило никогда. Но для нас сия история остается непременным символом, как предопределения, так и исключительной жертвенности ради трансцедентных целей.
Комментариев нет:
Отправить комментарий