Яв Назаред (Назар Яворский): Полюс — Рим?

Прошло довольно много  времени с тех пор, когда, каждый в свою эпоху  и каждый со своим отличием, но в целом родственно,  Роджер Бекон и Жозеф де Местр высказались по поводу примата христианской веры в лице католицизма и их высокопоставленных носителей как  единственно  возможной  европейской государственности. Объединённой Европы. Наверно последний, кто яростно и страстно апеллировал к апологии  некоего цезаропапизма. был небезызвестный Юлиус Эвола, правда далеко не каждый отважится  причислить его к самим что ни на есть христианским концептуализаторам, наверняка потому, что слишком «католическим» он являлся, или, точнее – позиционировался.

Сегодня мы можем лицезреть объединённую Европу, пускай пока всего лишь частично, не целостно-окончательно,  но, в  связи с рядом исторических и мировоззренческих перемен, уж никак не на христианской основе, хотя, бесспорно, некоторые принципы данной религии вполне успешно утверждаются  и давно закрепились в том обществе. Но основа ли это, спросим?


Никому, думаю, на полном серьезе не придет в голову  пропагандировать примерить  средневековое убранство христианских жрецов к нынешним  председателям Евросоюза и главам суверенных, независимых государств, даже истинным ХД католического толка, тоскующим по временам цезаропапизма, коль  имеются там такие, еще бы потому, что даже в то время эти концепции  имели целый ряд противоречивых и утопичных  тез. К сожалению.

Но Европа – а я подразумеваю под этим вместительном словечком больше, нежели сегодняшняя территория ЕС – как никогда сейчас нуждается, – нет, не в догматизме и крайней приверженности к доктринам правой политики – именно крайней, – а  в  трансцендентности, иррациональности  обще христианских принципов.

Попросту говоря, Европа  должна возвратится к религии, поубавив чуть исключительно внешнюю сторону своего «христианоцентризма», именуемого «антропологическим гуманизмом».  Да, пускай это звучит не оригинально и выглядит несбыточно, но «не всякое» стремление уже давно доказало «всякое» осуществление.

Подхлёстывать к этой цели должно распространение и эскалация ислама в Старом Мире, религии далеко не самозванцев, с богатой собственной культурой, глубиной, но органически неподходящей к менталитету европейцев, имевших и пока имеющих собственное культурно-политическое прошлое,    и грозящей  в острые кризисные времена перерасти в нечто поистине кошмарное – будущее-настоящее. Ну, кто может, к примеру, застраховать многомиллионное, безнадежно уступающее  по деторождение, сравнительно  с мусульманами, население Европы (только в одной Франции уже 10% население идентифицируют себя с исламом)  от социально-экономических, политических, природных, в конце концов, и прочих  нешуточных потрясений.   Как показывает история, во времена серьезных  кризисов, толерантность имеет особенность внезапно быстро испарятся, ровно  как и этика религии, тем более все время подстрекаемая честолюбивыми радикалами и непреклонными фундаменталистами.

А если не дай Бог не просто кризис, а  хаос?  Что тогда ?  Во что это способно вылиться? Уповать на Евроислам? А если таки не приживется?.. Если в самом деле окостеневший человеческий эгоизм и этноцентризм – не равноценно, но с обоих сторон –  не преодолеть адаптацией-интеграцией?

Но это не единственная причина, по которой Европе следует пересмотреть метафилософию в сторону потерянной метафизики. Я говорю о страхе. Но это не экзистенциальный страх  перед вероятными преимущественно «земными» пертурбациями, а возможно прежде всего – онтологический, ибо человеку свойственно искать не только место под солнцем, а также «солнце на месте», на своем месте – Единое Солнце.

Ни теософия, ни атропософия, ни эклектика в духе Нью-Эйдж и даже новомодные веяния типа раэлизма и неокосмизма, не говоря уже о неоязычестве,  не смогли и вряд ли смогут наполнить ту внутреннюю пустоту, которая на протяжении многих лет подвергается эфемерным наводнениям, сулящими превзойти Мировой Потоп, как бы гиперболично и аллегорично это ни звучало. Что уж говорить о сугубо овеществленной культуре типа POP с их «сменными» поколениями Pepsi, Fashion, Maxi Glamour и 3D?!

Интегральная и так называемая квантовая психологии, явления в современным мире хоть и безусловно интересные, но не дающие исконного ответа: для чего я в этом мире, собственно?

Телеологию сумели вытеснить на периферию умозрения, но не на периферию ума…      Буддизм, хатха-йога.. – что касается первого, то  вопреки когда-то бурному всплеску интереса к Дзен, сегодня эта религия со всеми течениями   имеет влияние на средне статического  «западника» весьма неглубокое и легкомысленное, так как буддизм предусматривает не только некую аскезу, что никак не устраивает непросветленную душу, точнее, ум, но и миропонимание восточного человека на генетическом уровне, как ни крути, а в корне отличается от его «визави», это еще вовсю твердил не сполна признанная совесть Запада Карл  Юнг.

Это отнюдь не значит, что тот или иной хуже либо лучше, что не-восточный тип обречен на тьму в метафизических изысканиях Востока. Еще одна и еще больше не сполна признанная совесть Запада, Рене Генон, в противовес Юнгу стремился, небезуспешно, низвергнуть  это утверждение. Тем не менее его загадочную, прозорливую личность не устроило воззрения буддизма, как религии не причисляемой к брахманам  и к какой-либо варне – касте –  в целом, ровно так же он не воспринял компромиссно западно-восточную теософию Елены Блаватской, а индуизм наверно посчитал слишком неразборчивым, потому ли выбрал серединный путь, на его взгляд, между Западом и Востоком – Ислам? Его выбор мы уважаем, но не без малого сожаления.

Ну а весьма востребованное и забавное занятие современного городского жителя – йога – призвана удовлетворить наибольше физическую или же психофизическую  часть  человека, не внедряясь глубоко во внутрь на поиски истинного Я, ведь это не бхакти-йога, не карма-йога, джнана-йога, а всего лишь осколочек раджа-йоги.

Казалось бы, безропотный и легкий обратный путь к христианству, «слегка модернизированному»,   протоптан в лице протестантского теолога Бонхёффера, долбившего более чем полвека назад, что  в нынешнюю пору  христианская религия больше не нуждается собственно в религии с ее недоходчивыми, примитивными, смешными  и не целесообразными для  современного человека, окутанного путами научного мышления, постулатами и догматами о трансфизическом, трансцендентальном и  трансцендентном; что, мол, самое главное – это поведение сродни христианскому и только того, этика и устрой общества по принципам христианства, что Иисус с самого начала  именно это намеривался привнести, как бы минуя всю  чисто метафизическую «подоплеку» Великого Дела.

Со сходными воззрениями на проблематику христианства выдвигался далеко вперед еще один протестантский мыслитель, Бультман, возлагавший большие надежды на экзистенциальную, антропологическую сторону религии и исключительно в русле демифологизации веры с ее «рычагами»   ада, бесов, ангелов и неба.   Увы не преуспела во всем и концепция либерального христианства с чересчур историческом подходе к нему, как кажется далеко не нам одним.

Нисколько не умаляя  достоинств протестантской теологии и тех «продуктов», которые она сначала «вынужденно» взрастила, а потом  преподнесла в качестве трансформировавшегося под упором  «видимой руки» – его Светительства Просветительства, «невидимой руки» – Капитализма,  осмелимся сказать, что как всякое «вторичное» и «вынужденное» явление она уже давно преобразилась в  нечто «первично вынужденное», разве что отчасти  диалектическая теология Карла Барта, которая настаивает  на безусловной  трансцендентности Отца не обросла плотностью «востребованного» нынешним временем, но, на наш взгляд, наиболее приемлемая  остается идея – собственно, пардон за парадокс, антагониста Барта – Пауля Тиллиха, с огромным ударением основывающаяся на культурном аспекте.

Она выдвигает на передовую культуру, а культура, как мы знаем, первый прочный мост к экспансии. Не стоит бояться термина «экспансия» в контексте дней наших, поскольку он – нужно быть откровенным с самим собой – не прекращает бурной деятельности нигде и никем, сколь бы безусловными и неукоснительными ни казались нынешние международные организации, институции. Мир до безобразия шаток, всюду бродит видимый или невидимый дух какого-нибудь «…изма», в особенности в Европе, в особенности – сегодняшней Европе.

Не лучше ли, чтобы в дружественно-раздельном –  оттого не менее едином – тандеме католицизма-протестантизма шагать нынешней Европе, ведь дух этот действительно Дух, а не привидение очередное, которое рискует вновь напугать до пожелтения осеннего Старый Мир.

Новому Миру следовало бы еще больше одухотворится не «приведенческом измом». Видный знаток развитий цивилизаций и в конечном итоге – их столкновений,  Самюэль Хантингтон не понапрасну  считал, что  окончательная потеря американцами христианско-протестантской этики приведет к ужасающим последствиям его великую страну либерализма и демократии, и неуклонно отобразиться на остальном мире, как бы ему не совсем правомерно ни ставили в вину враждебность к католицизму.

Но все рвения, все побуждения, даже самые привлекательные, правильные и чистые, под ликами и лозунгами самых надежных и устоявшихся традиций, религий и идеологий, окажутся тщётными, если  Западный мир, и та часть Западно-Восточного мира, которая в виду исторически сложившихся обстоятельств на ментальном уровне принадлежит ближе к Западу, нежели к Востоку, что не худо, если рассматривать Восток сквозь призму – или границу правильнее – «матушки» России (батюшки!), не оторвутся от чисто материальной составляющей  желательного ренессанса духа, базирующемся  исключительно на комфорте, благополучии, пускай и умеренней по сравнению с «гипотетически предыдущей» эрой несметного потребительства, чрезмерной толерантности к откровенно не толерантной пропаганде однополой любви, к примеру, или же наоборот –  возродиться ксенофобия, непомерный национальный, культурный и экономический эгоизм и  прочие, так сказать, сомнительные ценности уже далеко не одного-единственного западного общества.

Базовые потребности человека, пусть даже немного гипертрофированные, исключая насилие и авторитарность, в тоже время не исключая хотя бы подобия справедливой  и надежной иерархии, что в обязательном порядке тоже входит в человеческую базу,  нельзя и невозможно низводить.  Бесплодное и отвратительно лишнее дело. Крайне чётко не помешало бы понимать, что человеческое существование, и сосуществование, есть ни что иное как пирамида, верхотура ее устремлена к Высшему Единому, а еще – так было издревле, так есть и так будет всегда, даже если порою кажется, что  экстерьер ее порядком «устарел» и  давно дряхнул  –  внутренность неистощима, поэтому видна не всем, поэтому верна не всем и не доступна всем.

Слова Ионы  звучат.

В конце 50-х годов прошлого века начался повсеместный процесс переориентации Европейской политики государства Ватикан. Идея «малой Европы» уступает место идеи «Новой Большой Европы», неделимой, которая, по мнению тогдашнего Великого Папы Иона Павла Второго, является культурной, экономической и, разуметься,  главное религиозною необходимостью.

Она – Европа – имеет духовно-культурную специфическую традицию, в ней не существует разногласий между Западом и Востоком, она – единственная семья народов, с различными нациями, но одинаковыми ценностями, традициями. Он даже тщательно обосновал свой неоевропеизм, исходя из следующих принципов: народ, отчизна, религия, искусство, национальная культура. Он и другие славные католики неоднократно заявляли о надобности объединения всех христианских церквей под крылом Первой Вселенской Церкви, а дальше уже кок-то можна противостоят малому и великому апокалипсису.  Так считал Папа. И по-нашему мнению, в чем-то он был неоспоримо прав.

Вечный город Рим возобновить возможно, пускай и кратковременно, – согласимся с тем, что вечного ничего нету в мире переходном, – он реален и достойней  многих городов, чисто теоретично «даже Третьего»…, ведь жили-были же Чаадаев с Соловьёвым и некоторое  количество других. Правда, не дожили, как и истинные православные, не те, которые Победоносцеву возносят на ровне с Христом. И Бердяева, родившегося и выросшего в Киеве, «по меньше стало», ощутительно.   Но всё это, впрочем, проблема не одного «Третьего», хотя, справедливости ради,  преимущественно его.

А что в самом деле не омрачено пустыми грезами, так это учреждение Патриархата Украинской Греко-Католической Церкви, всемирного патриархата, отображенного божественным  числом 7.

Хотелось бы верить.  Остается – верить.