— Это сердце мое понимает, — отозвалась я тихо.
Быстро взглянув на меня и одарив одной из своих столь редких лучистых улыбок, он рассмеялся:
— Да, скукум тум-тум — сильное сердце!
(«Легенды Ванкувера»)
Можно ли по одной речной протоке судить обо всем течении реки — ее русле, протяженности, красоте и величии? Наверное, все-таки можно; но увидеть, какое место занимает протока в жизни реки, можно, только проплыв ее целиком и бросив взгляд с большого пространственного и временного удаления.
Творчество Эмили Полин Джонсон напоминает такую потаенную протоку, не видную стороннему наблюдателю. Но она, дикая в своей красоте, овеянная свежим ветром, стремит свой бег, питая, вместе с другими реками, море канадской литературы, а через него вливается в общечеловеческий океан — ведь, в сущности, творчество Полин причастно литературной жизни по крайней мере трех стран: Канады, Англии и США. И море канадской литературы было бы, несомненно, иным, если бы оно не вобрало в себя и эту удивительно живую, хрупкую и сильную душу.
В жизни, в творческой судьбе Полин Джонсон, канадской поэтессы и новеллистки, и вправду немало удивительного, почти легендарного. Первая писательница-индеанка, на пороге XX века, в наиболее суровую пору вымирания культуры аборигенов, она заговорила о ее важности для Америки. Европейски образованная девушка, Полин на протяжении всего своего творчества остается, по ее словам, индеанкой «по темпераменту, по закону, по собственному выбору». Прочно утвердившись как поэт, свое самое главное слово она смогла сказать уже на исходе нелегкой, стремительной жизни в жанре новеллы-сказа. И наконец, забытая на долгие годы, она выглядит сегодня наиболее живым явлением в культурном наследии Канады, едва ли не самобытнейшим ее элементом, и по праву считается классиком канадской литературы. И пожалуй, самое необычайное, что связывает все воедино, — это неповторимая личность Полин. Невозможно понять и вполне оценить вклад Полин Джонсон в литературу вне ее эпохи и ее жизни. Пристальный взгляд, брошенный из современности, обнаруживает, что культурные корни Полин уходят на значительную глубину. Наверное, именно в них, в прихотливом сплетении индейского и англо-канадского начал, и скрыта отгадка удивительной судьбы Полин Джонсон, или Текайонваке (по-ирокезски «Двойной Вампум»), — имя, которым она предпочитала себя называть.
Нередко бывает, что истоки человеческой судьбы приоткрываются в его имени. Фамилия Джонсонов восходит к индейскому прадеду Полин, получившему ее в честь сэра Уильяма Джонсона, влиятельного английского политического деятеля колониальной Америки, который вел войны с ирокезами, а со многими из них водил дружбу, основанную на взаимном уважении. Сын этого Джонсона, дед Полин, слыл среди ирокезов личностью легендарной, особенно среди могавков, из которых он происходил. Джон Смоук Джонсон — Утренняя Дымка Индейского Лета — был участником войн начала XIX века между Англией, Францией и молодой Американской республикой за первенство на континенте. Что еще важнее, он носил официальный и почетный титул Сакайенгваратон в совете пятидесяти вождей Великой Лиги ирокезских племен. Он стал неисчерпаемым источником преданий и легенд для маленькой внучки, впоследствии прославившей его народ на страницах своих книг.
Отец Полин, Джордж Генри Мартин Джонсон, по-ирокезски Ованонсисхон, Великий Дом, тоже был вождем и советником племени, но не мог передать свой титул и права потомству, поскольку женился на белой женщине, Эмили Сюзанне Хоуэллс. Свободно владея всеми ирокезскими диалектами, а также английским, французским и немецким языками, отец Полин получил должность государственного переводчика при ирокезской резервации близ города Брантфорда, провинция Онтарио. Здесь, в небольшой усадьбе Чифсвуд, в особняке, приобретенном Джорджем, в 1861 году и родилась Полин. Чифсвуд всегда был полон гостей, индейцев и белых, нередко весьма выдающихся. В их числе был, например, Горацио Хейл, известный исследователь ирокезского фольклора. Полин будет вспоминать, как однажды ей случилось передавать от него послание к знаменитому Льюису Генри Моргану, чьи открытия о развитии ирокезского рода прославили его на весь мир… В 1869 году дом посетил принц Артур, герцог Коннахтский, который был в то время губернатором Канады. После торжественной церемонии он был принят почетным вождем в Лигу ирокезов. Об этом Полин много позже напишет в рассказе «Вождь-могавк королевской крови». Через тридцать два года этот человек прервет свою поездку по Канаде, чтобы провести полчаса у постели угасающей Полин…
Воспитанием и образованием девочка во многом была обязана матери, считавшей, что дети по духу должны вырасти индейцами. Полин глубоко почитала мать за смелость: ведь она не побоялась пойти против предрассудков своей среды, выйдя замуж за молодого вождя могавков. И об этом тоже останется след в новеллах будущей писательницы… Девочка сызмальства проявляла склонность к поэзии. Известно, что в девятилетнем возрасте она просила привезти ей в подарок вместо игрушки какую-нибудь книгу стихов. К двенадцати годам она прочла, по ее собственным словам, «всего Скотта, Лонгфелло, большую часть Байрона, Шекспира и Эмерсона» и знала английскую литературу «от Аддисона до Макколея».
Важную роль в воспитании подрастающей девочки сыграла окружающая природа. Резервация располагалась на реке Гранд-ривер; с малых лет Полин научилась управлять индейским каноэ, в котором, захватив с собой книгу, отправлялась вверх или вниз по реке. Впоследствии, сделавшись опытным гребцом, она пройдет в лодке много миль по рекам Дикого Запада и напишет стихи о пережитом. Каноэ станет верным спутником ее вдохновения и ее одиночества… Каноэ будет посвящена «Песнь моего весла», о каноэ с признательностью не раз будет помянуто в «Легендах Ванкувера». Любила девочка и возиться с животными: у нее был спаниель по кличке Чипс, подарок отца, а как-то раз, возвращаясь домой с прогулки, отец с дочерью спасли от гибели бурундука. Не отсюда ли ее ощущение родственной близости всему живому? Ведь многие обитатели лесов и рек в буквальном смысле считались кровными братьями и покровителями ирокезских родов…
Кто знает, быть может, вот так безоблачно и текло бы повзросление Полин, только в семью вошла беда. Будучи человеком неподкупным, отец ее неустанно боролся за сохранение прав своих соплеменников. Особенно же возмущало его подпольное распространение виски белыми торговцами на территории резервации. Однажды те подстерегли его и жестоко избили — так, что оправиться он уже не смог. После смерти отца семье стало не по средствам содержать Чифсвуд, и она переехала в Брантфорд, а двадцатитрехлетней Полин пришлось задуматься о заработке. Тогда же, в 1884 году, ее пригласили на церемонию перенесения останков известного оратора ирокезов Красной Куртки в город Буффало, штат Нью-Йорк. Уолт Уитмен, уже достаточно известный поэт, откликнулся на это событие небольшим стихотворением; Полин прочла свои стихи, посвященные знаменитому предку. С этого времени она окончательно избирает жизненную дорогу. Чтобы поправить материальное положение семьи, Полин решает присоединиться к группе артистов, разъезжающих с гастролями по стране, и выступать с чтением своих стихов. Так начался долгий период странствий. В последующие двадцать лет Полин изъездила всю Канаду, забираясь в отдаленнейшие и самые дикие ее уголки, неоднократно побывала в Англии и США, девятнадцать раз переваливала Большие Скалистые горы… Всюду ей оказывали радушный прием, особенно в Лондоне, где Полин воспринимали как представительницу молодой нации из-за океана. Конечно, неизгладимое впечатление производил индейский наряд, в котором выступала поэтесса, и ее яркий, эмоциональный темперамент. С первых же чтений стало ясно, что наибольший отклик у слушателей вызывают «индейские» стихи, в которых Полин выступила страстным защитником своих краснокожих соплеменников: «Призыв индеанки», «Вор-угонщик» (в русском переводе «Орлиный Вождь»), «Росомаха» и другие. Рецензии на эти выступления были неизменно восторженными или, по крайней мере, благожелательными.
Есть, однако, свидетельства, что свое смешанное происхождение Полин переживала весьма чувствительно. Возможно, именно с этим как-то связана и неудача в личной жизни Полин. В 1898 году газета «Брантфорд курьер» объявила о помолвке девушки с преуспевающим юношей по имени Чарлз Драйтон из Торонто; однако уже через полгода стало ясно, что свадьбы не будет. И хотя никто прямо не говорил о причине, считается и доныне, что доля индейской крови, а также «низменная» профессия женщины-лектора, почти «актерки», — вот то, что повлекло за собой разрыв. Глухие отклики на несбывшуюся любовь разбросаны в стихах Полин, придавая многим из них оттенок горечи, а напрямую тема несовместимости подлинного чувства и расовых предрассудков возникает в рассказах «Как это было в самом начале» и «Приговор девушки-индеанки». В том же году умерла мать Полин, и она уезжает на Запад, продолжает писать стихи, ведет лекционную деятельность.
Жизнь свела Полин со многими замечательными современниками — писателями и литераторами. Редактором «Уик», еженедельника, напечатавшего ее первое стихотворение, был молодой Чарлз Роберте, впоследствии прославившийся рассказами о канадской природе и ее диких обитателях. Стареющий Уитьер, американский поэт-аболиционист, написал благосклонный отзыв о ее ранних стихотворных опытах. По родству с Полин был связан Уильям Дин Хоуэллс — известный романист, законодатель литературных взглядов эпохи, «отец» многих молодых писателей. Но поэтесса намеренно не искала сближения, не желая, чтобы ее литературные шаги связывали с покровительством знаменитого родственника, который к тому же весьма скептически отозвался о ее ранних стихах. Единомышленником во взглядах на творчество стал для Текайонваке Эрнест Сетон-Томпсон. В предисловии к ее сборнику «Шагганаппи» он вспоминает об обстоятельствах их первой встречи: «Мы встретились на частном просмотре одной из моих картин. То была сцена с волком, и Текайонваке, тотчас уловив, что симпатии художника отданы волку, нарекла его своим духовным Братом, поскольку сама принадлежала к роду Волка в племени могавков… С того дня дружба наша продолжалась свыше двадцати лет, до самого конца…»
И наконец в Лондоне Полин встретилась с человеком, который оказал огромное влияние на ее позднее творчество. То был вождь Джо из племени Капилано, принадлежащего к обширной семье племен северо-западного побережья Америки. Он приехал к английскому королю с жалобой на дискриминационные законы, действовавшие в провинции Британская Колумбия, которые ограничивали права индейцев на охоту и рыболовство. К тому времени Полин уже свободно изъяснялась на языке чинук, принятом у многих племен этого региона. В ожидании приема у Эдуарда VII завязалась дружба, благодаря которой появились лучшие страницы, вышедшие из-под пера Полин в последние годы жизни.
Известность, пришедшая в ту пору к Полин Джонсон, была связана с ее поэтическим творчеством. Первый сборник стихов — «Белый вампум» (1895), именно белый цвет, традиционный индейский знак мира, стал символом дружественного обращения к читателю, — содержал несколько программных стихотворений на индейскую тему: «Призыв индеанки», «Как умирает индеец», «Песнь моего весла». Второй сборник, «Рожденная канадкой», развил эту тематику, и вместе со стихами разных лет они составили томик под названием «Кремень и перо» (1912), всего до ста стихотворений. Он выдержал массу переизданий, хотя и не вобрал в себя всей поэзии Полин. Его содержание — это прежде всего обращение к природе. Поэтесса глубоко погружается в изображаемый пейзаж и создает выразительные, запоминающиеся картины («Время урожая», «Осенний оркестр», «Собачьи упряжки» и другие). Пожалуй, лучшее из них — «Рабочая пчела», емкое в своем лаконичном сопоставлении человеческого и природного начала. Немалое место в стихах Полин занимает также тема любви и религиозная традиция.
Несомненно, поэтический строй ее стихов часто вызывает в памяти школу английского романтизма и позтов-викторианцев, Теннисона и Лонгфелло, а возможно (в балладах), и Киплинга. Критики-современники отмечали особое, характерное для нее изящество и разнообразие строфики, своеобразное мастерство ритма. Ко всему этому лучшие стихи Полин, такие, как «Ирокезская колыбельная», «Леди Льдинка», «Рабочая пчела», отличаются глубиной и непосредственностью чувства.
Самобытность поэтического дара Полин особенно ярко сказалась в жанре баллады. Подлинным драматизмом отмечены «Орлиный Вождь», «Росомаха», «Баллада о Ядде». В этом жанре она обнаруживает мастерство сказителя, у которого хватает дыхания на динамичный, полный внутреннего напряжения рассказ в рассказе, часто переданный народной речью от лица бывалого старожила Дикого Запада; этот рассказ разбивает невежество, расовые предрассудки, утверждает подлинно человеческие чувства и переживания.
Они не воры и не псы — болтать мне не резон,
Еще раз повторите, сэр, я вышвырну вас вон.
Нет! Краснокожего вовек я псом не назову.
Между тем многолетняя напряженная жизнь публичного чтеца, долгие сотни миль бездорожья, бесконечные переезды, бесчисленные выступления подорвали здоровье поэтессы. Самой Полин Джонсон казалось, что она просто сильно утомлена; однако речь шла уже о необратимой, тяжкой болезни. Вот так и случилось, что в 1909 году Полин осела в городе Ванкувере, на побережье Тихого океана, где климат, по утверждению врачей, был для нее наиболее благоприятным.
Поселившись здесь, в краю, полюбившемся ей по предыдущим поездкам, она начинает заниматься прозой. Писательница возобновляет свое знакомство с Джо Капилано и создает ряд новелл на материале услышанных от него легенд. Через год вождь умер, но поразительное по органичности соавторство уже состоялось: в большую литературу вошел самобытный и прекрасный мир легенд тихоокеанских индейцев. Полин не побоялась соединить простую речь вождя с романтической манерой повествования. «В результате, — пишет критик Ван Стеен, — возникла группа новелл поразительного очарования, вызывающая неподдельный интерес. Опубликованные под названием „Легенды Ванкувера“, они являются, быть может, самым весомым вкладом Джонсон в канадскую литературу».
Истории, обработанные Полин, принадлежат почти исключительно к так называемому жанру «местных легенд»— они объясняют происхождение того или иного названия, какой-либо природной вехи. Все легенды тесно привязаны к окрестностям Ванкувера — города и острова, носящего одно и то же имя. Начиная с «Двух Сестер» (апрель 1910 года), новеллы стали выходить в местных периодических изданиях. Желая помочь Полин, ее друзья собрали и выпустили сборник из пятнадцати легенд под общим названием «Легенды Ванкувера». Сейчас трудно сказать, в какой мере последовательность расположения легенд в сборнике учитывала волю автора. Например, знакомство с Джо Капилано описывается в «Серой Арке», помещенной ближе к концу сборника, тогда как первые из новелл уже основаны на рассказах вождя. Но это не нарушает единства целого, и обаятельный образ вождя объединяет весь сборник, хотя и не каждое предание вложено в его уста.
Под впечатлением встреч со своим любимым другом-сказителем Полин записывает:
«…Довольно сильный характер, удивительный и чудесный сказитель. Но упрашивать его было бесполезно. Нужно было просто, набравшись терпения, ждать. Часто, зайдя проведать меня, он проводил некоторое время и уходил, не проронив ни слова. Но я никогда не торопила его, хотя он прекрасно знал, как люблю я слушать его истории. И раньше или позже мое терпение вознаграждалось. Внезапно он произносил:» Тебе было бы интересно услышать об этом «, — и тут следовал удивительный рассказ, исполненный поразительной, дикой поэтичности — тот вид фольклора, который вскоре совсем исчезнет, потому что индейцы забывают его».
Мир «Легенд» воскрешен рукой романтика и овеян двойной экзотикой — выразительность индейских культур Тихоокеанского побережья увидена глазами ирокезки. К тому же о легендах прибрежных индейцев написано не так уж много, потому что глубоко проникнуть в тайный мир их причудливых преданий и повседневности, постигнуть вдохновение их сказителей и сделать его привлекательным для миллионов читателей долгое время было задачей невыполнимой.
Легенды, пересказанные (а может, чуть домысленные) Полин, привязаны не только к определенной местности, но и ко времени: многие из них являются откликами на отношения индейцев и белых, хотя тут же присутствуют И более древние мотивы. Поразительно, пожалуй, то, что, несмотря на недостатки повествовательной манеры — повышенную эмоциональность и некоторую идеализацию доевропейского прошлого, писательнице удалось ввести индейский духовный мир в литературу Канады. И это было сделано в те годы, когда правительство накладывало запреты на любые проявления индейской культуры, а все индейское осмеивалось, изолировалось от сферы национальной литературы. Качество борца, свойственное Полин, не изменило ей и здесь. Пленительный мир легенд, созданный ею, невозможно спутать с творением другого писателя. Это, по существу, удачный образец своего рода краеведческой литературы. Такая литература, в ее лучших вариантах, всегда высоко ценилась русским читателем — будь то «Уральские сказы» П. Бажова, поморские предания, пересказанные Б. Шергиным, или «Сказки зверолова» В. Бианки. Английская Бухта, Затерянная Лагуна, Остров Мертвого Тела, скала Сиваш и другие уголки Стэнли-Парка и его окрестностей — все эти места пристально исследованы и «пережиты» писательницей; ее весло действительно рассекало эти воды, а нога ступала по непроходимым, а порой и опасным для женщины тропам и кручам. Поэтому на «Легендах» лежит подкупающая печать знания очевидца, почти участника описываемых событий. Но значение «Легенд» Полин Джонсон еще и в другом: они помогают понять, каким образом индейцам удалось выстоять, приспособиться к крайне неблагоприятным условиям, чуждому для них жизненному укладу и идеологии. В этом отношении особенно интересна легенда о «Затерянном Острове». «Храбрость и сила не умирают. Они живут вечно для детей и внуков», — повторяет Полин вслед за вождем-сказителем и подтверждает это собственной мужественной судьбой.
Важно учесть, что Полин писала на пороге века, когда уже разрастались острые споры об истоках канадской литературы, ее национальном содержании, и молодая писательница внесла убедительный практический вклад в их разрешение. За полстолетие до начала массового движения современных индейцев за гражданские права и развитие их литературы самоотверженные усилия Полин, «затерянного островка» посреди моря недоброжелательного молчания, и ее защита индейской культуры приобретают особое значение. В ее творчестве удивительно органично слились две культуры — ирокезская и племен Побережья, а та и другая — с европейской, утверждая великую и простую истину: все народные культуры — братья, и братьями должны оставаться их носители при жизни и посмертно, Мечта о мирном соседстве белых и индейцев, о равноправии их культур и, шире, о всеобщем мире между народами проходит через все творчество Полин Джонсон; и кажется, что она выдает ирокезские корни Текайонваке, впитавшей миротворческие традиции легендарного Гайаваты.
Болезнь Полин усиливалась. Нетрудно представить себе сломленного физически, разочарованного, лишенного средств человека, угасающего посреди поразительных красот Тихоокеанского побережья, так ярко описанных ею. Но Полин и не думает сдаваться. Она продолжает писать стихи, задумывает цикл баллад на основе легенд, поведанных Джо Капилано (из них была закончена лишь одна, «Баллада о Яаде»). Она пишет и прозу; но оба последующих сборника, «Шагганаппи» и «Мокасинных дел мастер», вышли уже после ее смерти, в 1913 году. Это собрание разных новелл, не всегда равноценных по художественному уровню. Некоторые из них можно причислить к лучшим произведениям Полин Джонсон. Сборник «Шагганаппи» непосредственно адресован детям. Лучшие из вошедших в него рассказов включены в эту книгу. Мысль, высказанная в них, проста: дети белых и краснокожих естественно образуют то братство, которому должны научиться их родители. Особенно последовательно эта идея выражена в рассказе «Ночь в гостях у Северного Орла», в котором белому мальчику удается повидать повседневный мир индейца как бы изнутри. Конечно, неисчислимые стада и пастбища Северного Орла, великолепие убранства его палаток — типи, — скажем прямо, нехарактерная черта для жизни индейцев, тем более начала века. В этой новелле важно другое — утверждение человеческого достоинства, умение воспринять духовную красоту человека, а для этого вовсе не нужно «говорить громко» или повелительно.
…Проводить Текайонваке в последний путь вышел весь Ванкувер. Приспущенные флаги, множество телеграмм (в том числе от известного английского поэта Суинберна) говорили уже о национальном признании. А в торонтской газете «Сэтерди найт» прозвучали пророческие слова: «Канада отныне значит для нас больше оттого, что в ней жила и творила Полин Джонсон». И еще — молчаливой чередой пришли проститься сын Джо Капилано и многие-многие другие индейские тилликумы…
Тилликумы… Этим словом на языке чинуков, к которому часто прибегает Полин, называют и друга, и соплеменника, и всю индейскую общину. Нужно сказать, что для писательницы обращение к индейским именам и названиям принципиально важно; это не просто колорит, это вопрос культурного выживания, это среда обитания народной души, без которой мир Полин потерял бы смысл своего существования.
На месте успокоения Полин — в Стэнли-Парке, — неподалеку от Соборной рощи и скалы Сиваш, воспетых ею, стоит скромный памятник. Место, которое она занимает в литературе, тоже достаточно скромно, но приуменьшать ее роль все же было бы глубокой ошибкой. Детище Полин, «Легенды Ванкувера», к 60 — м годам нашего столетия выдержало одиннадцать изданий; сборник «Кремень и перо» всегда расходился лучше любой другой книги канадской поэзии; стихи Джонсон давно стали непременной частью всех антологий канадской литературы. В Брантфорде, родном городе Полин, в ее честь ныне учреждено общество исследований ирокезской культуры, а восстановленная усадьба Чифсвуд стала музеем, в котором могавки бережно хранят все, что напоминает о Текайонваке.
Сегодня индейские литераторы ведут активную борьбу за восстановление индейской культуры, за ее прошлое и настоящее. Многое в ней служит обвинением правящим кругам США и Канады, где законодательные акты один за другим усиливают наступление на права коренного населения, а народная культура оттесняется на задворки общественной жизни. Особенно важное значение имеет наследие Полин для ирокезов.
Поэт-ирокез Морис Кении писал автору этих строк: «Конечно, у Полин есть немало сентиментального, есть и идеализация, но в ее повествовании можно найти также много живой плоти поверх костей. Мы, современные индейские литераторы, считаем ее своей бабушкой».
Значит, созданное Полин продолжает жить. И конечно, восприятие Канады советским читателем было бы далеко не полным без ее стихов и новелл. Обращая живой голос к потомкам, сама она просит лишь об одном:
«Я — индеанка. Свое перо и жизнь я посвятила памяти моего народа. Забудьте о том, что меня звали Полин Джонсон, но всегда помните о Текайонваке, женщине из племени могавков, которая скромно надеялась стать певцом преданий своего народа, бардом благороднейших из людей, которых знал мир, печальным историком своих героических соплеменников».
И конечно, нам остается урок мужества, стойкости, верности себе — вплоть до защиты самых последних рубежей. Это урок всей жизни Полин, с особой силой отразившийся в ее последнем стихотворении:
«Сложи оружье, — годы мне твердят, —
К чему сопротивленье?
Разбит последний, лучший твой отряд,
Не будет подкрепленья!»
Но я и в одиночестве горда:
«Просить пощады? Никогда!
Изрешеченный пулями, в дыму
Мой флаг над фортом вьется,
Свободы не отдам я никому,
Покуда сердце бьется,
Судьбе жестокой не отвечу «Да»,
Сложить оружье? Никогда!»
Источник: Полин Джонсон «Затерянный остров и другие истории»
Комментариев нет:
Отправить комментарий