.jpg)
В последнее время украинский вопрос, так эмоционально и периодически всплывавший на страницах левопатриотической и не только российской прессы, разбился вдребезги об упрямую неосведомленность о предмете рефлексии со стороны самих же авторов. Переход на эмоции, полудостоверные слухи и общепринятые исторические штампы не вскрывают механизма функционирования украинского общества, мешают выведению правильных выводов и уж, конечно, не способствуют принятию адекватных решений в будущем, и это — учитывая ключевую сверхважность Украины для будущей Евразийской Империи.
Украина слишком большая по европейским меркам, просто огромная, разнообразная по ландшафту и топонимике, заселенная 50-миллионным народом, несущим в себе очень сложное, несводимое к нескольким простым идеям историческое наследие. Это наследие, наслаивавшееся поэтапно сменяющимися культурно-историческими эпохами, очень противоречиво и далеко не идентично тому образному отпечатку украинской ментальности, навязчиво созданной посредством печатной продукции советского периода и кинематографа, застрявшего в постмодернистском сознании современника.
Более близкие по времени к нам попытки разбора этого вопроса не намного лучше. Популистски настроенные национал-патриоты, бессильные что-нибудь сделать, скорее демонизируют украинский вопрос, загоняя в угол всякую возможность положительного его решения, не понимая, что с таким сложным образованием как Украина, следует действовать крайне аккуратно и выверенно. Что же касается нашего общего информационного поля, то многие, не считая, конечно, ограниченных самостийников, украинские историки и публицисты, встраиваясь в новый мировой информационный порядок, страдают постимперскими комплексами и не вносят ясности в суть проблемы.
Если мы хотим разобраться в сути вопроса, мы должны сбросить хлам пропагандистских клише, вживленных еще во времена Романовской России и продолжающих по инерции сквозь советский период руководить нашим сознанием. Обратимся к интуиции тех авторов и анализу исторических действий тех личностей и групп, чьи волевые и интеллектуальные усилия вплелись в ткань народного тела и его культурного текстового выражения, давая нам возможность расшифровать их послание, сложный и подвижный социо-культурный образ общности, называемый сегодня Украиной.
Голос крови — не пустой звук
Характер народа познается сквозь призму двух элементов: генетического происхождения и ландшафта. Духовный элемент всегда произведен от генетического, ибо ничто чужеродное никогда не приживается надолго. Сквозь жерло народного архетипа проходит все новое, очищаясь от чужеродных культурных наслоений.
В этническом отношении украинцы представляют из себя этнос, сложенный из 4 составляющих. Первое из них — очень древнее индоевропейское наследие ведической культуры Триполья на рубеже 2-4 тыс. до н.э., развивавшуюся в Причерноморье, месте, ставшем промежуточной тысячелетней стоянкой ариев, наряду с Южным Уралом, между гиперборейским исходом и конечным пунктом Индостан. (Ю.Шилов).
Советский археолог Ю.В. Шилов находит отголоски этой ведической традиции в сохранившихся ритуальных действах, процессиях, приуроченных к сезонных праздникам, причем такая отчетливость присутствия наследия свойственна Центральной и Юго-Восточной Украине.
Со жреческим исходом из Поднепровья огненная традиция Триполья не осталась прерванной, на месте степных пирамид древности, арийских курганов взошли новые насыпи, оставленные степными ирано-язычными кочевниками-завоевателями – киммерийцами и скифами. Сменившие их славяне-русы на месте древней Арраты воздвигли Киевскую Русь.
Изучение богатого этнографического материала свидетельствует о непрерываемой культурно-генетической, мифологической преемственности, идущей от самых седых времен.
На протяжении существования Киевской державы, затем Малороссии, украинцами как этносом был вплавлен тюркский элемент. Такая интеграция еще в киевские времена проходила на фоне военно-политических, культурных контактов с половцами и печенегами.
Естество украинца, неразрывно сплавленное с лесостепью, несет в себе, как минимум, четыре аспекта: прото-индоевропейское, ираноязычное, кочевое, скифо-киммерийское, славянское и тюркское наследие.
Киев — Империя
Во времена правления Владимира Мономаха Русь достигает наивысшего культурно-имперского развития, идет впереди большинства европейских стран в отношении права, искусства, архитектуры, литературно-эпического творчества. Ее имперские амбиции проявились в совместном походе Владимира Мономаха с византийским царем Львом Дюгеном за обретение давней цели Руси — Подунавья, в прохождении к 1117 г. ее границ по кавказским горам, где, естественно, обитали иные неславянские и не только индо-европейские этносы; в постоянных контактах-интеграциях кочевников на юге; во влиянии на политическую ситуацию в Восточной Европе, в том числе в Болгарии; в северо-кавказских мотивах киевского зодчества.
Киевские князья шли на междинастийные браки с представителями не только европейских королевских родов, как, например, с Францией, но и на браки с представителями чисто тюркских государственных образований, с Булгарами, предками казанских татар. Как видим, киевские князья не страдали расовыми предрассудками.
Приняв христианство греческого образца, Киев включается в орбиту византийских культурно-мистических влияний, становясь их распространителем на соседние государства. Такому быстрому принятию именно Православия послужили изначально длительные контакты между двумя индо-европейскими культурами, варварской славянской и высокой греческой христианской, имевшей место ареала святой для нас Херсонес.
Немаловажный момент — территория Киевской Руси, ареал расселения и контроль славянами земель распространялись не только на лесную и лесостепную, но и на степную зону, что говорит об изначальном евразийском сознании предков, существовавшего и без тюркского присутствия. Это и есть наследие индоевропейских кочевых скифских традиций.
Так, например, Уличско-Тиверийская Русь, входившая в Червоную и Тмутараканское княжество, покрывали собой весь современный юг Украины и выходили к Черному морю.
Киевская Русь, продолжательница традиций степных воинов, изначально была лесостепной в отличие от других государств арийских варваров, а значит самодостаточной и в силу своих особенностей, а также тесных взаимодействий с тюрками в дальнейшем претендовала и не без основания на имперскость и универсальность как будущий культурный центр для южно-славянской, византийской Европы. И в этой перспективе Киев являлся империей в первоначальной стадии развития.
Две Руси
Мировоззренческая линия раздела проявилась в ходе истории Руси-Украины не сразу. Киев, принявший от Византии христианство, стал уже тогда культурным приемником и опорой Православия на европейском континенте, будучи к тому же самым сильным славянским государством. Как и Константинополь, Киев по отношению к Европе был восточным центром греческой церкви и выполнял ту же роль для молодых восточно-славянских варваров, что и Царьград, по сути являясь его продолжением.
Катастрофа монгольского нашествия, а затем и подпадение земель Малой, Червоной и Черной Руси под юрисдикцию Литвы, отодвинула Киев от проведения активной цивилизаторской византийской линии.
В этот период Западная или Червоная Русь Даниила Галицкого впервые показывает пример европо-центрической ориентации во внешней политике.
Галицкий владыка, в отличие от Александра Невского, принимает роль восточного форпоста Европы, на время даже принимая католичество, и также на время становится первым галицким королем, все это для получения военной поддержки со стороны Рима и подвластной ему европейской курии. Не получив помощи, он возвращается к Православию, но приверженцами европофильской линии остались и последующие князья Волыни и Галиции.
Такая верность антивосточной ориентации и признательность за это европейского кшатрийского авангарда — храмовиков-тамплиеров, проявился в сражении с татаро-монголами 1323 г., где вместе с князьями Львом и Андреем в последней битве полегли и рыцари храмовики, ушедшие от папских преследований через Венгрию в Червоную Русь.
Ощущение и осознание себя как переднего края Европы перед лицом дикого Востока постепенно возобладало в сознании элиты этого края и в конце концов не без тяжелой, идущей через века борьбы, закончившейся только к концу XIX в., вытеснило общерусские восточно-славянские тенденции, завершив победу западно-украинского самостийничества геноцидом против прорусски настроенной интеллигенции и крестьянства, в том числе и против униатского священничества, сохранившего старорусский язык, традиции и питавшего симпатии к православной церкви.
В 80-х годах XIX ст. и в период первой мировой войны австро-модьярский террор, шедший рука об руку с самостийниками Шептицкого, создавшего на базе униатской церкви воинственный орден василиканцев по принципу иезуитов, навязывавший яростное антирусское униатство и преданность Габсбургам, окончательно выбил в прямом и переносном смысле всякий элемент, симпатизировавший России, навязывавший воинственный идеал в виде одиннадцатой заповеди — «убей москаля».
Такое отношение к России, навязываемое тем одним словом — Москва, углубилось в период второй мировой войны, когда Красная Армия боролась с наиболее активным пассионарным элементом галицийцев, с националистами, которые в глазах очень многих были освободителями от польской оккупации.
Также послевоенный период отмечен тотальной дехристианизацией, взрывами храмов, вообще запрещением церкви (эти процессы были остановлены Берией), бывшей опорой народного сознания и вместилищем коллективной души достаточно религиозного народа. Отрицательную роль сыграло насильное колхозное строительство, совершенно не соответствовавшее индивидуальной хуторной культуре ведения хозяйства этого региона, вызвавшее сильный отпор и отторжение.
Самосознание галицийцев, сформировавшееся в австро-венгерской империи как малое и провинциально-национальное, изначально несло в себе чисто европейские и вместе с тем очень автохтонные черты, свойственные жителям Карпат.
Иллюстрацией может служить фильм «Тени забытых предков» Параджанова, великолепно уловившего романтический галицийский дух, переданный через почти готическую народную легенду. Суровый и трагический дух осколка ушедшей Червопой Руси.
Ослабшая от монгольского нашествия Малая Русь подпадает в XIII-XIV в.в. под юрисдикцию Великого Княжества Литовского. Какими-либо яркими культурными изменениями этот и последующие периоды до 1654 г. не отмечены, если не считать получение Магдебургского права некоторыми городами Малороссии, а также развития права по европейским образцам. Украина защищается от татарских набегов. Возникает Запорожская сечь. Старорусский язык, на котором говорили украинцы и белорусы, становится официальным в Великом Княжестве Литовском, так как неразвитые в культурном отношении литовцы не привнесли каких-либо нововведений, но, напротив, оказались ассимилированы до брака Ягайло с польской королевой православной культурной средой.
С XVI в., после Люблинской унии, в ВКЛ начинается засилье католической культуры, а затем и приход на высшие должности в государстве поляков, активное ополячивание шляхты. Украинское дворянство в отличие от белорусского более стойко относилось к унаследованной греческой вере, а украинская шляхта не желала переходить в католичество, и хотя польское засилье в этой части Восточной Европы не прошло бесследно, но для Польши кончилось бесславным поражением. Украинцы отстояли свою землю и веру, но сначала веру: униатство на Украине распространилось только в ее западной части в Галиции, то есть в той части, которая относилась в последующем к Австро-Венгрии.
К социально-культурным изменениям, ставшим явными с этого периода, отличавших малороссов как общность от россиян и близких в культурном отношении белорусов, с которыми развивались в рамках ВКЛ, можно отнести следующее: более ярко проявившийся индивидуализм в быту и хозяйственной сфере, небольшая по сравнению с Россией роль общины, отсюда невозможность крестьянского социализма. Этим объясняются в последующем успехи на территории именно Белоруссии и Украины Столыпинских реформ.
Отсутствие у украинцев собственной версии римо-католичества в отличие от белорусов обусловлено яростным сопротивлением народа, духовенства и их главной ударной и консолидирующей силы – казачества – против ватиканского влияния.
В отличие от белорусов, известных своим эгалитаризмом, отсутствием значимой национальной элиты, украинцы не знали такой проблемы и на протяжении истории обладали неотчужденным от масс дворянством и национально ориентированным духовенством, чье общественное влияние традиционно высоко. (Пример Петра Могилы — основателя Киево-Могилянской Академии).
В вопросах эсхатологии не все так прозрачно. Киев, будучи носителем византийской традиции, безусловно, ощущает себя Срединной землей, Новым Римом, в то же время в среде прозападно ориентированного дворянства, затем интеллигенции, действовала чисто светская неэсхатологическая модель социального устройства, лишенная мессианских интуиций. Это и есть политико-идейное влияние Средней Европы, со временем вылившаяся в буржуазно-националистические концепции самостийничества (Михновский, Грушевский).
В противовес этой постной западно-шляхетской идеологической линии устройства церковно-дворянская (в основном из казацких кругов) народно-запарожская линия — предельно эсхатологична, мистична. Эта автохтонная южнорусская церковность близка сербской, выработанная как идея — символ в постоянном противодействии иноверцам, туркам-османам и полякам-католикам, идея оплота, цитадели греческо-церковной правой веры. Иллюстрацией к ней может служить образ монаха за укрепленными стенами крепости-монастыря, выходящего вместе с казаками на бой с неверными – обычная картина для Малороссии XIV-XVII в.в.
Вместе с тем, для Украины совершенно не свойственен антитюркский, панславистский национализм, объяснение тому сложное многовековое существование бок о бок с мусульманским миром, представленным Османской империей. В XVII в. в период освободительной украинско-польской войны всерьез обсуждались вопросы о принятии помощи и протектората со стороны Турции, подобно православным грекам, не потерявшим истинно православной веры и этнокультурной идентичности, но это, конечно, в крайнем случае.
Что же касается высказываний по поводу униатского влияния, идущего на Русь с Украины, то собственно в Малороссии греко-римская церковь распространения не получила, ограничившись западными областями, развивавшимися в рамках Габсбургской империи.
Культурная революция
В XVI в. в России стало отчетливо видно несоответствие между великим культурным, богословским мессианским эсхатологическим наследием Византийской цивилизации, с одной стороны, и архаическими государственными институтами Московии, нехватка социальных цивилизационных инструментов, способных принести эту великую универсальную культуру не только сибирским тюркам, калмыкам, уйгурам, чукчам и неассимилированным фино-уграм, живущим в глубокой древности, что немаловажно, но и православным народам восточной и юго-восточной Европы, попадающим в орбиту влияния hеartlаnda, для которых она и предназначена в первую очередь.
Не принимаемая цивилизованными народами береговой линии Евразии в силу такой своей дремучей отсталости, интересной только хранителям старого благочестия, оказывавшегося бессильным перед цивилизаторским соблазном в глазах греков, болгар, сербов и даже близких украинцев белорусов, Россия нуждалась в модернизации как в воздухе, модернизации, могущей прийти только извне.
У славянских соседей с Запада положение в культурной и научной сфере было значительно лучше. Подданные ВКЛ белорусские и украинские дворяне, шляхтичи не только учились в лучших университетах Европы: Италии, Чехии, Германии, но и у себя дома имели учебные заведения, не уступавшие европейским. Это, прежде всего, Вилинский университет и Киево-Могилянская Академия, и это в XVI-XVII в.в. А что в это время было в России?
Россия понимала это и приняла Украину под политико-административный протекторат, знаменовавший соединение разорванной некогда державы Мономахов. Украина же, начиная с XV11I в., становится настоящей хозяйкой в научной, церковной, литературной сфере России. Из Малороссии перешли все рубрики и жанры поэзии, риторики, науки, теологии, философии, станковой живописи, авторской архитектуры, школа по примеру Киево-Могилянской -духовная Академия, университет, стиль барокко.
Решающее участие приняла Малороссия в создании общерусского литературного языка. Это участие было главенствующим: грамматика, лексика, орфография, первые церковно-славянские и русские словари, созданные во Львове, Киеве, Вильне.
То есть книжная лексика ВКЛ, украино-белорусский или старорусский язык стал литературным и общепринятым, на основе которого и существует сейчас великий и могучий язык Великороссов. Или можно сказать так — русская культура XVIlI-XIX в.в. -» это русская культура в ее малороссийской редакции (Н. Трубецкой).
В духовно-церковной сфере исправление обрядов и богослужения было унификацией московской и киевской, а значит, и константинопольской, болгарской, сербской, белорусской церковностей, сильно разошедшихся тогда, на киевско-константинопольских началах. (Слышу недовольный возглас хранителей старого благочестия —вот она, опостась). Что ж, может и так, но не идя на встречу этой «опостаси», можно было навсегда остаться в сибирских дебрях с народностями рыболов и собирателей. Хотя конец света наступил бы, может быть, и быстрей.
Если же хранители «старого благочестия» и дальше будут держаться за милые их сердцу догмы и противопоставлять их до неузнаваемости олатиненому «могилянскому псевдоправославию», то мы окончательно потеряем последнюю нить, связывающую Россию и Украину. Оцерковленная византийская культура — это одна из немногих оставшихся возможностей для интеграции, т.к. светская национальная культура и этническое единство уже неочевидны. К числу малороссов, наиболее активно участвовавших в научно-богословской модернизации России и сыгравших ключевую роль, можно отнести великих ораторов и церковных деятелей: Феофана Прокоповича, архиепископа новгородского, уроженца Киева, борца с униацко-католическим влиянием; проповедника Стефана Яворского — митрополита рязанского, из Львова, одного из самых значительных проповедников своего времени, уроженца Малороссии; Гавриила Бужинского — епископа рязанского и мурманского; монаха Василия Григоровича; ученого-путешественника, картографа, богослова и проповедника Сильвестра Кулябку; архиепископа Санкт-Петербургского Амвросия Каменского; архиепископа московского и калужского, уроженца Нежина, известного своей ученостью, твердостью духа;
Григория Конисского, архиепископа белорусского, уроженца Нежина, ревностного подвижника за церковь против католиков и униатов; писателя Симеона Климовского и т.д.
Все эти церковные деятели помимо богословского получали в Киево-Могилянской Академии передовое светское образование того времени, что и помогло им влить новые силы в закостеневшую в своей архаике культурную жизнь России.
Причем эта культурная революция, совершенная в XVII — XVIII в.в., такая церковно-гуманитарная ассимиляция Малороссией научной и духовной жизни в Русской Державе, была по духу и содержанию глубоко евразийской, пропущенной через почвенный дух, через нацию.
В этой перспективе совершенно противоположной выглядит роль, сыгранная Белоруссией, через которую хоть и вошедшую в состав России значительно позже 1772-1795 г.г., на Русь шло чисто западное католико-протестантское, реформационпое, еретическое влияние.
Так как ВКЛ было чисто европейским, в отношении дворянской, но не народной культуры, католическое государство с периода заключения Любленской Унии 1569 г. между ВКЛ и Речью Пасполитой, сделавшее приоритетом внутренней политики, гонение на греческую веру.
Это государство Магдебурского права, передового, но чисто европейского, не славянского Статута ВКЛ, первопечатников-гуманистов, поборников реформации Франциска Скорины и Миколы Гусовского. Беларусь того периода, входившая в ВКЛ и имевшая научно-культурным центром г. Вильно (Вильнюс), населенный во многом белорусами, католиками и униатами, превращалась в своего рода в восточнославянскую Чехию, резонатора гусидс ко-кальвинистских протестантских влияний, со своим аналогом Праги — Вильно. Этому помешали череда народных восстаний под предводительством посланцев Богдана Хмельницкого и длительные и разрушительные войны между Московским государством и Речью Пасполитой, длившиеся с 1648 по 1721г.г.
Интересно то, что воспитателем и учителем так нелюбимого почвенниками Петра 1 был белорусский книгоиздатель и ученый-гуманист Семион Полоцкий, а другом царя в его голландский период жизни и учебы был слуцкий воспитанник иезуитов Илья Копеевич. Именно он по приказу царя сделал первое упрощенное издание русской азбуки амстердамскими литерами, называемой «копиевкой», от которой Петр 1 был в восторге. В Белоруссии же появился первый среди восточных славян ученый-материалист Казимир Лыщинский, он был казнен в 1689 году инквизицией, опять таки в Белоруссии.
Таким образом, именно через северо-западный край шли неевразийские непочвенные, чисто европейские, механические нововведения петровской эпохи, в противовес евразийской почвенной, спаянной с православием, закаленным в непрекращающихся религиозных антикатолических войнах, Малороссии.
Но сегодня мы наблюдаем полную смену приоритетов, Украина и Белоруссия поменялись местами в своей позитивной и негативной интеграционной деятельности.
Генеалогия самостийничества
Украинское самостийничество, антипольское по направленности, испытало, тем не менее, сильное влияние именно польских национал-освободительных течений и развивалось в рамках двух государств и в совершенно разных условиях.
В Австро-Венгрии поддерживаемое в противовес польскому влиянию униацкое, галицкое «народовство», полностью инспирированное Веной, взращиваемое на протяжении столетия религиозно-языковыми прививками-экспериментами, должно было оседлать русофильское возрождение второй половины XIX в. в Западной Украине и послужить культурно-идеологической базой для отторжения Малороссии от Российское Империи.
В Малороссии малонационалистический идеал Украины зародился давно, подспудно существуя в сознании части мещан, шляхты, затем интеллигенции. Первоначально он возник как чисто культурническое этнографическое течение, активно поощряемое и опекаемое русской либеральной интеллигенцией. Герцен, Чернышевский, Драгоманов, панслависты Костомаров, Кулиш, последние отошли от поддержки украинства в лагерь просвещенного малороссийства, видели в антиимперском, антикрепостническом движении лишь средство для борьбы с самодержавием.
Миф об украинской государственности развился на базе представлений о славном гетманском прошлом и был развит прозападной интеллигенцией, тяготевшей к республиканским демократическим формам правления. Но, как в конце XIX, так и в начале XX в.в. эти идеи не пользовались большой популярностью и имели ничтожное количество последователей в противовес просвещенному малороссийству, представителями которого были историки и литераторы Максимович, Гоголь, Котляревский, Гребинко, Кулиш, Костомаров.
Идеологи национальной автаркии Михновский, Грушевский, Рудницкий, Огневский, сшили противоречивые идеи мифа о золотом веке — Запорожской республики и гетманства, а также несколько проблематичный для них период Киевской Руси (ведь в Русь входила северная и центральная часть современной России) с австро-галицийской идеей национального государства в духе Вильсоновского национализма малых народов.
Но откровенно буржуазный и не имперский характер самостийничества образца 1917-1919 г.г., активно поддерживаемый Германией (Скоропатский Петлюра), не привлек на его сторону народные массы. С другой стороны современные наследники самостийности, национал-демократы, устраивают немалую часть украинского общества в первую очередь аполитичную его часть, не желающую участвовать в каком-либо мало-мальски значимом социальном проекте, так как самостийничество — это не проект, это лишь каприз «маленьких людей», желающих жить размеренной , обычной жизнью восточноевропейской окраины, хотя не стоит забывать и старых имперских Киевских амбиций, подпитывающихся литературно-историческим наследием, дошедшим до наших дней.
Примерно с периода первых русских революций появляется такое явление как формальный национализм. Оно не несло в себе никакой идеологической, смысловой нагрузки, нарочито неконцептуальное, безыдейное, за исключением единственного момента — центрирование этнической консолидации. Сущность формального национализма прекрасно выразил один из членов Директории Украинской Рады в 1919 году: «Мы готовы и на советскую власть, только бы она была украинской». В 1918 году на Всеукраинском Церковном Соборе происходит первый значительный раскол и появление автокефальной национальной церкви. С этого момента многие видные деятели самостийничества во главе с Грушевским, представители главной сепаратистской партии Товарищества украинских постепенцев, перешли к большевикам, удовлетворившись внешне национальной формой советской власти на Украине.
С этого периода можно говорить о рождении украинской версии национал-коммунизма. Уровень украинофильства первых лет советской власти прекрасно улавливается при ознакомлении с содержанием и тональностью обсуждения вопросов на закрытом заседании ЦК РКП 9-12 июня 1923 г. Представители от Украины Раковский и Гринько оправдывались перед Центральным Комитетом партии за недостаточно продвинутую украинизацию образования, науки и делопроизводства. За малое количество украинцев в партии — 24%, берут обязательство усилить процесс дальнейшей национальной оформленности строительства социализма.
По результатам этого совещания в 1923 году была издано знаменитое Постановление ЦК ВКП(б) об обязательной украинизации. Согласно этому Постановлению условием трудоустройства, независимо от образования, стала справка об окончании курсов «украинознавства». В дальнейшем эта политика не прекращалась никогда. А в некоторые периоды еще больше усиливалась.
В случае с руководством партии того времени такое отношение к Украине обосновывается обычными интернационалистскими иллюзиями, которыми руководствовался тогда ЦК, к тому же подогреваемое уже тогда настоятельными требованиями глав республик большей административно-экономической независимости (пример тому — дело Султан-Галиева и деятельность Ахмед-Заки Валидова, председателя военно-революционного комитета, в последующем ставшего идеологом пантюркизма). Такая длительная украинофильская национальная политика того времени привела к появлению культурно-языкового, научного базиса для самоопределения вплоть до отделения именно Украины и уже никак не Малороссии в 1991 г.
И в настоящее время правильно говорить об украинцах, а не о малороссах. Эта неприятная для многих реальность есть неизбежность научно-технического, социального развития УССР, ее урбанизации, которая шла бешенными темпами с самого начального этапа построения социализма. Все это шло рука об руку с нараставшим национал-коммунизмом в противовес национал-большевизму, носителями которого украинцы были нечасто.
В основном крестьянская на период начала века украинская нация в период индустриализация вышла за рамки аграрного социума, стала пролетарской республикой, затем перешла к высоко технологическому, научно-техническому развитию, и все в кратчайшие форсированные сроки, обзаведясь передовым и мощнейшим ВПК, авиакосмической отраслью, подняв уровень научно-исследовательской базы и образования до самых высоких мировых стандартов.
Все это сопровождалось украинизацией образования как среднего, так и высшего, все нынешние украинцы учились в украинских школах на украинском же языке.
Таким образом, базис для создания уникальной, отдельной от великороссов, нации был создан еще в советский период, в бытность УССР, но корни его уходят к национал-романтикам и галицийским «народовцам» XIX в.
Идейное наследие
В идейном отношении сейчас на Украине существуют и борются сразу несколько альтернативных идеологических направления, выкристаллизовавшихся в перипетиях политико-идеологических изломов, синтезов, религиозных войн, катастроф и побед, взаимопересекающихся культурных влияний. Повсеместно победившее, проникшее во все сферы социальной жизни западническое украинство — наследие национал-буржуазных течений в политике, исторической науке, несущее на себе, прежде всего, отпечаток польских культурных влияний, хотя и сочетающее это с полонофобией, германофильской ориентацией (Правительства Центральной Рады, Директории, идейные наследники Мазепы и Виговского, кстати, Мазепа на половину поляк, проведший молодость при королевском польском дворе), сегодня не изменило этим принципам, за исключением смягчения полонофобских выпадов в официозе — ориентация на либеральные ценности, стремление войти в евро-атлантические структуры, НАТО, вынужденная имитация дружественности по отношению к России и т.д.
Наряду с этим идейным вектором на политической обочине, в сфере маргинала существует, но довольно быстро развивается близкая по антироссийской ориентации, но в идеологическом, антропологическом смысле совершенно противоположная, непримиримо враждебная к демократическим ценностям идеология украинских ультранационалистов из УНА — УНСО.
В идейном отношении они, безусловно, являются наследниками такого маститого и талантливого теоретика воинственного ультранаца как Дмитро Донцов. Создатель этого мощного идеологического течения, воспевший психологический тип кшатрия запада, характерными чертами которого являются полнота самоотречения и абстрактного, чисто спортивного наслаждения действием, дух экспансии и творческого энтузиазма, украинский Эвола, провозгласивший поход на Москву для создания Киевской Империи.
Прекрасно знакомые с ультраправым и ультралевым теоретическим и практическим наследием Европы, сочетающие его с настоящим, не вымороченно-богемным радикализмом, а с опытом фронтов локальных конфликтов в СНГ и за его пределами, со сверхволей к разрушению эта группа людей крепко держит монополию на настоящий радикализм.
В то же время из программных произведений ультранационалистов, провозглашающих примат Киевоцентрического проекта, подымает голову готическая Русь Даниила Галицкого из Воззваний, сквозит дух донцовского боевого переднего края Европы. Каждая строка наполнена романтикой крестовых походов действенной Европы против чуждого созерцательного Востока. Киево-центризм УНА в такой перспективе становится чем-то вроде ширмы, за которой прозрачно проглядываются обычные полусознательные европо-центрические симпатии. Идеология этих ультранационалистических интеллектуалов страдает глубокими противоречиями и реализация ее среди народа, который по признанию самих идеологов УНА-УНСО еще не стал нацией, не соединив западное и восточное, представляется сегодня довольно сложной задачей. Киево-центризм неизбежно сопряжен с геополитическим Византизмом, плохо сочетается с малым национализмом галичан, он, византийский проект, пока еще не ставший актуальным, пока, представляет из себя слишком широкое и универсальное понятие, непонятное для европофильского Львова, так и оставшегося осколком Австро-Венгрии.
В независимости от того, является ли Киево-центризм частью какого-либо широкого всевизантийского проекта, нося статус одного из важнейших и даже ключевых его звеньев, в силу своего исторического наследия и близости к Восточной Европе и святому Царьграду, мистическому надвременному ареалу греко-славянского православия или замыкает на себе этот процесс, доминируя в нем как единственный легитимный центр данного проекта, он не сможет быть по достоинству оценен и реализован галицкими поклонниками готической эстетики средневековья. Поэтому желанию видеть хвост Киевской Империи на дальнем Востоке, сердце на Кавказе, а голову на Балканах возможно только в рамках политического и культурного Византизма, противоречит именно австро-галицийское малонациональное культурно-идеологическое наследие.
Здесь мы наблюдаем аналог ситуации в вопросе выбора Германии 30-х г.г. между прусско-лютеранским имперским и австро-католическим малонациональным путем развития.
В этом есть немалый залог и надежда евразийски настроенных сил в России и в Украине на возможность развить идеи единства в рамках большого Византийского, поствизантийского мифа, идеолого-культурного проекта, на реконструкцию которого в интеллектуально-информационных, культуртреггеровских обменах, в культурном штурме (печатные электронные СМИ, сеть) пока есть все возможности.
Такая цивилизаторская провизантийская интеллектуальная Украина — средоточие, эйкумена наиболее знаковых для православного сокрально-географического сознания мест: Херсонес, Киево-Печерская Лавра в городе двух Владимиров, Почаевская Лавра, Запорожская Хортица; такой Киево-центризм нужно поддерживать всевозможными способами, он неизбежно приведет нас к самому крепкому союзу, а по другому и быть не может, тем более, что подобные идеи уже стали проявляться в украинской интеллектуальной среде. Надо только не упустить момент. Для этого есть единая, хотя еще дремлющая, интуитивно-идейная на внесознательном уровне евразийская, можно сказать, ландшафтно-психологическая общность. Вспомним о том, что основатели евразийства Трубецкой, Савицкий, Сувчинский по происхождению были малороссами, скифо-казачьи корни дали о себе знать в их мировоззренческих конструкциях, носивших геополитический характер.
Малороссийство же как идея союза России и Украины пока имеет уровень влияния малый, обусловленный мощнейшим информационным штурмом националистических СМИ, хотя его, как наиболее вероятную культурно-настольгическую знаковую картинку прошлого, нетрудно будет оживить и сделать средством наиболее крепкого сближения.
Перспективы
По словам Збигнева Бжезинского, с которыми трудно не согласиться: «без Украины Россия перестанет быть евразийской империей». Без Украины Россия все еще может бороться за имперский статус, но тогда она стала бы в основном азиатским имперским государством, стоящим перед перспективой исламизации — добавим мы.
Надо ли после этих слов доказывать сверхважность Украины, ее исключительную роль в строительстве будущей Евразийской Империи, роль резонатора восточно-православных московско-поствизантийских влияний на Южную и Восточную Европу, более близкую в культурном отношении именно к Киеву, не говоря уже о важности стратегической и влиянии, которое оказывало бы имперское присутствие в черноморском бассейне и регионе Средиземноморья.
Хотим мы этого или нет, но Киев назойливо требует особого статуса, статуса цивилизационного, культурного славяно-Византийского центра, вокруг которого только и могут группироваться евразийско настроенные элиты православной Южной, Восточной Европы. Без Киева нам не создать благоприятного и притягивающего идейно-информационного пространства и мировоззренческого родства на основе Византийских общекультурных универсалий, свойственных народам этого региона. На пути освобождения Константинополя лежит Киев. Сегодня Киев, завтра — Константинополь.
Комментариев нет:
Отправить комментарий