Республика Тыва. Наша Родина – Небо.
В последние десятилетия интерес к культуре республики Тыва продолжает неизменно расти и углубляться. Родившись среди западных визитеров этой горной страны, этот интерес вырос до размеров некоей эпидемии, гонки за экзотикой. Шутка ли сказать, что в этой, окруженной саянскими хребтами республике, географическом центре Азии, существуют такие контрасты, которым едва ли где-то еще можно найти прямые аналогии.
Одной из центральных улиц тывинской столицы, города Кызыла, как и большинства других городов Российской федерации, является улица Ленина. Но где еще можно увидеть улицу с таким названием, над которой вместо галок и сизарей парят соколы?
Где еще можно найти горы, степи и тайгу, причудливо сплетенные в единый ландшафтный организм? Где еще температура летом составляет + 55, а зимой, — 55 градусов по Цельсию? Где еще можно увидеть северных оленей и верблюдов, пьющих вместе воду из одного источника?
Таким же причудливым является и характер людей, населяющих эту землю. Их генетическая память бесстрашных воинов Чингис-хана гордо высится над суетной пеной дней, а смиренные сердца чабанов, охотников и буддийских монахов трепетно ищут в каждом текущем мгновении нежную простоту жизненной мудрости. Мировая история отпечаталась на теле Тывы археологическими находками палеолитических орудий труда, крепостями Уйгурского и Тюрского каганатов, а также переходом из феодализма Китайской колонии в развитой социалистический строй автономии Советского Союза. Исток древней тывинской духовной культуры – шаманизм, принявший позднее в свое лоно учение тибетских лам.
Тывинцы считают, что куполоподобные Саянские горы – это то место, где Земля ближе всего к Небу, и более всего послушна его воле. Своих предков они почитают произошедшими от небожителей, и давшими начало так же и всем остальным человеческим родам, расам и культурам. По этой причине всякого, посетившего их девственную в отношении железных и подчас автомобильных дорог, землю они встречают как своего долгожданного родственника, вернувшегося обогатить их исторический опыт. И у большинства попадающих сюда в последнее время россиян или иностранных граждан неизбежно случается шок, называемый «тывинской болезнью». Поражаясь способности местных жителей выживать в условиях жесткого социального раздрая, приезжие испытывают затем странное чувство. Это щемящее чувство в сердце, когда легкие наполняются свежестью горных просторов, или в руки попадает творение великого Мастера. Это чувство, когда землю, населенную людьми, говорящими на незнакомом языке, ты не можешь назвать иначе, чем словом Родина.
Художественная резьба. Много рек впадает в Енисей.
Традиционное тывинское искусство резной художественной миниатюры – нить агальматолитовых четок, конец которой теряется в незапамятной древности, а каждая бусина – история эпохи, выточенная руками Мастера. Каждый мастер наследует умение от своего учителя и, выдержав экзамен воспроизведения определенных канонов, отправляется в самостоятельное плавание – дерзновенного поиска новых непроторенных дорог. Таким образом происходит сохранение и развитие традиции. И в эпоху перемен мы оказываемся перед выбором, какая бусина будет нанизана следущей на нить ожерелья, а какие остануться в стороне.
Резчики Тывы, совсем еще недавно получали творческие навыки в раннем детском возрасте в семейном кругу, а иногда даже претендовали на мистическое происхождение своего таланта. Теперь они по окончании школы получают соответствующее профтехобразование. Насколько живой пульс тывинской души находит свое выражение в камне и по сей день? В настоящее время преобретшая увесистую популярность в глазах западных эстетов тывинская стилистика постепенно вытесняет с обложки современной российской культуры сам ее лейт-мотив — «матрешку». Формируется нео–шаблон. Спрос рождает предложение, а повышенный спрос плодит смазливых уродцев массовой поп-культуры. Вопрос в том, сумеем ли мы отличать рожденные в муках шедевры, призванные подобно медиатору пробуждать звучание самых тайных струн наших душ, или постмодернистский гламур «семи слоников на комоде» затмит собой свечение подлинного таланта? Существуют ли критерии этого отбора?
Тывинская резьба является переплетением множества этно-стилистических образований. Это слаженная симфония содержит в себе как элементы скифского звериного стиля, так и традиционные черты китайского прикладного искусства. В тывинской резьбе присутствуют монгольские и тибетские мотивы, тесно соседствуя с творческой пластикой народов Севера Сибири. Первая проблема, связанная с пониманием работы ее внутреннего механизма, это отсутствие не только убедительных искусствоведческих категорий для вычленения ее специфики, но и отсутствие определения ее стилистических границ. Осуществляя попытку хотя бы проектировочным пунктиром такие границы провести, стоит выделить несколько принципиальных моментов. Во-первых. Агальматолит – основной материал тывинского резчика – пластичный мягкий камень, преимущественно, трех цветов: белый,бурый и черный. Во-вторых. Специфический прием резьбы, когда контуры и обьем изображения ваяются посредством орнаментально-декоративного надреза, придающего некое дополнительное измерение в эмоциональное прочтение образа. В-третьих. Сюжетная ориентация на поиск осязаемых проявлений «повседневной бесконечности». Этот поиск осуществляется в жанровом русле звериного стиля, бытовой миниатюры, алтарной буддийской скульптуры, а так же изваяний камлающих шаманов и астрологических животных 12-летнего цикла. Осбым пунктом мастерства считается вырезание шахмат. Пожалуй, главным отличительным моментом тывинской резьбы всегда являлось особое настроение . Этот весьма неуловимый, с трудом поддающийся идентификации фактор, является выражением сокровенных пожеланий «небесного народа». Это настроение является также сутью тывинской художественой традиции. Говорить о подлинной принадлежности к художественной традиции урянхайского края того или иного резчика можно только в том случае, если он способен подарить своим зрителям это специфическое переживание.
Белый Дракон. Краткая биография.
Его зовут Таш-оол Бууевич Кунга. Имя тывинское, означает «Твердый». Отца величали по-монгольски – Буу, «пуля». Фамилия Кунга – тибетского происхождения, означает «блаженство». Он родился в 1940 году. Когда ему было 5 лет один из немногих оставшихся в живых к тому времени лам, признал в нем продолжателя царственного рода небесных шаманов Тывы и Моноголии. Мальчик отличался невероятными способностями, которые проявились в дальнейшем и как редкостный художественный дар.
Шаман происходит от тывинских слов «хам мэн» — «тот, кто видит ясно». Свою силу белый шаман получает от предка. Это прежде всего особый дар прозревать истину. Шулбус – черт вредит людям, искушая их души. Он выдает свои мысли за мысли человека, тем самым обрекая его на духовную деградацию, болезни, и все возможные виды несчастий. Шаман должен дать отпор черту, изгнать его прочь. Правда является его главным оружием. Он должен быть способен переносить все возможные виды демонических атак. Ему придется носить на себе чужие болезни, и, если это не погубит его, шулбус будет настраивать против него людей. Навсегда он станет одиночкой. Будучи изгоем среди своих сородичей, ему придется стать их защитником перед Небесами, испрашивая пребывающим в неведении отпущения грехов. Свою силу шаман должен умножать личным опытом, находясь в непрерывном поиске правильного решения в переплетениях жизненных перепетий. Общаясь с существами из других миров, он сам перестанет быть человеком. Находясь ежесекундно в столкновени с тотальной основой мироздания, его личность умрет. Он станет пустым. Он станет «Буга-хамом», шаманом-быком, не скованным более узами земного тяготения. Громовые раскаты станут его смехом, и все стихии будут покорно повиноваться ему. Он будет читать в душах людей как в открытой книге. Все, что останется от него – это Божий гнев – неприятие любого вида порока, любого препятствия для существования истины. Тогда его ждет последнее испытание. Находясь перед открытой очевидностью того, что люди страдают от своего собственного неведения, ему предстоит удержаться от того, чтобы стать их равнодушным и безжалостным карателем, посчитав их недостойными сострадания. И только, найдя способ примирения с несовершенствами мира, он станет Великим шаманом. Так говорят люди.
Тяжкие испытания выдерживали не все. Спивались, умирали от разрыва сердца, сходили с ума. К началу сороковых годов двадцатого века практически все тывинские шаманы, около трех тысяч человек, и более десяти тысяч буддийских лам и хувараков были физически истреблены сталинской репрессивной машиной. Сам факт существования духовной традиции был поставлен на край пропасти. Таш-оол Кунга принял свой крест радения о сородичах тайно, и несколько десятилетий тайно нес его. Говорят, что он работал и часовым мастером, и фотографом, строил сельсоветы, которые сам потом возглавлял. Был лесным офицером, защищая тайгу от поджиганий. Всего о нем никто не знает. Точно известно, что предворяя Перестройку, легализовал духовную традицию Тывы, организовав первый шаманский «слет». Вместе со своими друзьями на свои сбережения построил буддийские храмы – В Эрзине и Древней столице Тывы — Самагалтае, где и по сей день работает. Его не сломили ни клевета доносчиков, ни браконьерские карабины, ни ножи конокрадов, ни пытки кгб-истких заплечных дел мастеров, ни глухое равнодушное пьянство его паствы. Для своих соплеменников он непревзойденый целитель и оплот здравого смысла в любой жизненной ситуации, а для своих учеников и последователей за пределами Тывы и Российской федерации – он человек –легенда. Он Мастер. Его духовное имя – Белый Дракон. И как бывает с настоящими мастерами своего дела у нас в России, по настоящему уважительным и родственно-доверительным обращением к нему служит его отчество – Бууевич.
Люди говорят, что свой путь резчика Бууевич начал так. Однажды к нему пришел охотник и спросил, что бывает с душами тех животных, которых он убивает на промысле в тайге? Иногда он смотрит им в глаза, и тогда задается вопросом, а что же будет с ним самим, когда пробьет его час? Его дети тоже спрашивают об этом. Он не знает, что им ответить, и не знает другого способа прокормить семью. Ничего не сказал Бууевич этому человеку, а только попросил принести рога застреляной им антилопы. Через несколько дней он отдал охотнику вырезанное из рога миниатюрное изображение этого животного, прочитал над ним тарина, как принято называть в Тыве и Монголии сердечные молитвы, подул на нее трижды и сказал, чтобы поставили в юрте рядом с семейными фотографиями. Много воды утекло с тех пор в Енисее. Охотник стал руководителем крупного лесоводческого хозяйства, его сын – монах – изучает в Северной Индии тантры Будды Врачевания, дочь в Санкт-Петербурге занимается издательским бизнесом, а фигурки, вырезанные Бууевичем, в качестве ультрараритетов просачиваются в частные собрания как Саратовских и Новгородских, так Венских и Лондонских ценителей прекрасного. И пока несут ему охотники рога яманов и лосей, у нас есть возможность прикасаться к настоящему искусству.
Секреты высокого стиля.
Великий шаман не любит говорить о том, что ожидает нас «там». Не говорит он никому, и о том, как ему удается работать с материалом, который, по мнению большинства специалистов, художественной обработке в принципе не подлежит, — слишком тверды и зернисты рога ямана и лося. Не шаманское это дело – измерять сокровенные смысловые пульсации суесловными сотрясаниями воздуха. Он предоставляет своим друзьям шанс, разгадывая составленную умолчаниями головоломку, стать обладателями такого же дара как и он – «видеть». Но как воспользоваться этим редким шансом? И в чем суть этого дара?
История знает несколько выдающихся примеров духовного искусства, когда люди, растворившие свое индивидуальное сознание во всеединстве космических гармоний, обладали даром делиться высотой своих переживаний с окружающими. «Певцы мудрости несказанной» оставляли слушателям рефрены, которые будучи правильно понятыми, служили пусковыми механизмами целостного понимания смысла. В частности, великий йогин Миларепа изображается на тибетских тханках с рукой около уха: звук слышит сам себя. Нет того, кто бы отделял внутреннее от внешнего. Есть только Самосущий Ум, вмещающий вселенную. Суфийский шейх Омар Хайям опьянен вином – открытым сердцем. И песнь его о глине – символе непостоянства и смертности всего живого. Память об этом позволяет ему наслаждаться каждым мгновением жизни как последним. Для знаменитого чаньского наставника Су Ши декодирующим устройством ко всей его поезии служит образ плывущей по течению лодки. Нет нужды прилагать усилия, чтобы постигнуть истину, – Она сама сделает все, чтобы это произошло с тобой. Достаточно только открыться ей для этого.
Какие же подсказки уготовал нам Бууевич? О чем молчит его самое «неразговорчивое» из других видов искусство? Какие молитвы и заговоры содержат в себе эти костяные миниатюры, к которым многие относятся как к сильнодействующим амулетам, а другие как к неподражаемым шедеврам? Не слишком ли это рискованная игра – увидеть очевидное в невысказанном ? Полагаю, что, если не бояться дергать за первые попавшиеся нити, из которых соткан узорчатый ковер резьбы Т.Б.Кунга, то можно рано или поздно распутать этот загадочный клубок мистических шифров и культорологических паттернов. Совершая первые шаги в художественной прижизненной канонизации легендарного Бууевича, осмелюсь высказать несколько догадок на тему «кто он такой, откуда он, и куда он идет», приглашая нас с собой.
Догадка первая. Формалистическая.
Экспериментируя с пластикой весьма своебразной фактуры, обыгрывая ее неравномерномерности, мастер выпускает на свободу нечто безоценочное, нечто, являющееся свойством непрерывности самой жизни. Заостряя свой взгляд на форме бытия, он совершает жертвоприношение пространству, как вместилищу всех живых существ. И все его работы – это абрисы мимолетных впечатлений на кальке нетварных энергий. Любой конкретный образ, который он берется рассматривать, подобен капле воды в океане. Эта капля интересна сама по себе, но, также и тем, что показывает целостность всех прочих капель, в которую она включена, и, прежде всего саму воду, из которой все капли состоят.
Догатка вторая. Методологическая.
Фигурки выполнены с различной степенью детализации с одной стороны, и с использованием различных техник обработки материала – с другой. Весьма тонкая, скрупулезная проработка некоторых элементов, тщательные прорезание и шлифовка поверхностей зачастую тесно соседствуют с отесанными значительно менее тщательно деталями. Это вполне можно расценить как хитроумный способ направить спонтанность зрителя с периферии художественного контура миниатюры, составленного из цитат, историко-культурных паттернов, микро- и макро-шаблонов в глубину, в сердцевину самого образа. Он целенаправленно провоцирует нас своими диссонансами, добиваясь эмоционального прилива, смывающего пелену с замылиных глаз. Он производитель артефактов спонтанности, уничтожающих накатанные болезненные автоматизмы художественного восприятия. Являясь миссионером творческого разрушения, Т.Б. Кунга терпеливо и безжалостно отрывает внимание зрителя от материального носителя образа, давая возможность увидеть чистое переживание, и сознанию увидеть самое себя.
Догадка третья. Психологическая.
Т.Б. Кунга – художник анималист. Это может подразумевать, что изображения животных, используются им, чтобы эксплицировать психологический срез его героев. Среди его «собственно животных», можно разглядеть, что то или иное животное – это рельефный образ человеческой натуры, или ее определенного эмоционального состояния. Второстепенные черты игнорируются в пользу помещения под микроскоп наиболее существенных черт. При этом, нам не уготовано примитивных аналогий, в духе того, что олень – это благородство, а змея – мудрость. Скорее нас ждет намек на то, что представленная здесь горно-таежная фауна вполне может быть некой шкалой человеческих слабостей и достоинств, неким гардеробом человеческих поз, а также, проистекающий отсюда вопрос, «а Вы сами –то кем будете?»
Догадка четвертая. Драматическая.
Одним из основных мотивов в творчестве Т.Б. Кунга является тема вселенской драмы. Эта пьеса свершается на сцене, взвешенной из равенства каждого целой вселенной. В Петухе, довольно одиозном образе бытового мышления он видит величественного космического царя, а в Черном Драконе, грозном владыке бури, — соседского выпивоху, задиру-правдолюбца. Все его герои, каждый вместе со своей историей жизни умещаются в одном масштабе, и смиренно соседствуют друг с другом, сплетенные нитями судеб. Далека от окончания роль , которую они играют в этой жизни. Мы приходим домой, снимаем с себя туфли и пальто, маски, которые все сильнее прилипают к лицам, и остаемся один на один с режиссером этого спектакля – Одиночеством. Готовясь к завтрашнему дню, перед лицом бесчисленного множества возможностей, какую роль мы для себя выбираем? Какие причины заставляют Самку яка стать матерью одиночкой, скрывая в длинных локонах шерсти свое торжество от сплетен и пересудов? Какие побуждения создали из этого честного трудяги Верблюда, забывшего, о том, что есть возможность получать радость не только на работе? Кто измерит цену действий, которыми мы обмениваемся? Кто знает, кто из нас прав, а кто нет, и кто из нас будет «смеяться последним»?
Догадка пятая. Психоделическая.
Все предыдущие и последующие догадки являются попытками увидеть разные грани одного и того же самородка. Целостное прочтение творчества Т.Б. Кунга вполне может подразумевать наличие исключающих друг друга мнений по одному и тому же вопросу. Позиция автора состоит в том, чтобы столкнуть различные субличности его дорогих ценителей искусства, намагнитизировать до предела их ассоциативные агрегаты, завести в тупик, и наконец-то выключить сизифову деятельнсть их уставшего от беспокойств интеллекта.
Что же произойдет тогда? Тогда, когда прямая незамутненная сомнениями интуиция возьмет власть в свои руки и откроет ворота истомившемуся в заперти шестому чувству? Возможно ли, что однажды, стоящая на полке фигурка архара вдруг оживет, пружинисто переминаясь с ноги на ногу, и, схватившись за его рога, мы проберемся через ставшие волшебным лесом узоры на обоях? Мерный рокот бубна будет подгонять нашего архара, и перевал за перевалом он будет уносить нас все дальше и дальше за облака привычных форм реальности. Мы поймем, что находимся во сне, осознав иллюзорность происходящего, потом проснемся опять, осознав иллюзорность того, кто этот сон видит. Потом мы будем просыпаться вновь и вновь, стряхивая с себя старую кожу эго-оболочек, страхов, бесплодных надежд… пока мы не проснемся, наконец, в горах Великого Хайыракана, древнего космодрома тывинских шаманов. Скрывая улыбку, к нам подойдет сам Бууевич, достанет из своего бывалого потертого кейса термос с чаем, талган и вареную баранину. Задорно протягивая слова, заботливо пропоет: «Надо кушать!».
Догадка шестая. Ироническая
Намеренно или нет, но тем не менее вполне очевидно, что понятие художественного творчества в руках Т.Б. Кунга вызрело в нечто отличное от того, к чему мы привыкли. Это не процесс производства неких обьектов, которые должны нравиться зрителю. Это процесс выражения солидарности Творцу. Мастер Т.Б. Кунга до конца всерьез не воспринимает свое собственное творчество, видимо, потому, что не видит это мироздание, портрет которого он так старательно изображает, слишком серьезным. Любая индивидуальная ограниченность, прекрасна она или отвратительна, перед лицом открытой вселенской потенциальности может выглядеть нелепо. И любые попытки людей преодалеть эту нелепость будут еще более нелепыми. Вселенская игра для Бууевича – это комедия. И его смех – это принятие мира во всей его полноте, это Шанс прощения грехов каждому участнику этой Игры.
Догадка седьмая. Заключительная.
Трудно предположить, как отреагировал бы Мастер Т.Б. Кунга на эти строки. Не исключено, что прожив десятилетия за стеной непонимания, он был бы очень обрадован заостренному иследованию своих работ. Возможно, он сам даже и не догадывается, как много догадок по поводу его резьбы может возникать у кого-то в голове. Может быть, он, просто отдыхая от всех своих шаманских трудов, развлекал себя, вырезая то, что глаз порадует. Его фигурки не несут никаких других смыслов, кроме тех, что можно увидеть невооруженным взглядом. Все остальное – излишние домыслы. Возможно, что и так. Однако, после просмотра выставки его работ невольно застаешь себя самого в каком то странном состоянии: смотришь на происходящее значительно отрешеннее и гораздо веселее. Может быть, это и есть касание того самого особого настроения, которое должен по тывинской традиции настоящий Мастер дарить ищущим нечто прекрасное?
Наш дорогой любимый Лось. Вместо эпилога.
В конце любой статьи принято делать обобщения. Как выглядит резюме посланания великого шамана, существа из вневременья нам, представителям поколения Гомэров Симпсонов?
Одна из работ Т.Б. Кунга находится в некоем отдалении от других. Это – Лось. Его фигура лишена обычных бууевических гротескных интонаций. Он выглядит очень пропорциональным, полнокровным существом. В его фигуре светится готовность мчаться навстречу своей судьбе, или отражать могучими рогами нападки злого рока. Он не подлежит воздействиям извне, и способен вызывать неотвратимые последствия своими малейшими действиями. Лось расслаблен и сосредоточен. Вырезая этого Лося, Мастер не поскупился на эпитеты его силе и красоте. Не наделил его Мастер только… глазами. У него даже есть вполне приличный лоб, но глаз – нет. Он, что хотел сказать, что дар «видения» стоит выше всех известных благ? Или он пожелал нам прозреть? Или хотел сказать, что «видеть» нужно не глазами, а Сердцем!?
Т.Б. Журба, шаман, кандидат философских наук.
Комментариев нет:
Отправить комментарий