Мендкович Никита Андреевич, историк, экономист, эксперт Центра изучения современного Афганистана (ЦИСА)
Сейчас Китай предпринимает серию попыток усилить свои позиции в Центральной Азии. Речь, прежде всего, о намерениях радикально изменить расклад сил в Шанхайской организации сотрудничества, используя экономические рычаги.
В ходе подготовки последнего саммита организации КНР выдвинула следующие ключевые предложения: создание банка развития ШОС на основе китайского капитала; формирование на основе тех же средств «счета ШОС», вернее, фонда поддержки проектов развития организации; создание единой зоны свободной торговли стран-участниц.
Эти инициативы, в конечном счете, ведут к дублированию и поглощению структурами ШОС интеграционных проектов Москвы на постсоветском пространстве, Таможенного союза и ЕврАзЭС. В перспективе это позволит Пекину усилить свое влияние в Центральной Азии, опираясь на механизмы ШОС. Эта возможность уже вызвала неоднозначную реакцию в России.
Авторы либеральной газеты «Коммерсант» подчеркнули: «Если бы все три проекта были реализованы, то на фоне надвигающейся второй волны кризиса и падения цен на нефть дешевые китайские деньги по линии ШОС стали бы дополнительным соблазном для многих членов организации. И тогда Пекин получил бы возможность диктовать партнерам свои условия по многим вопросам, в т.ч. и не имеющим прямого отношения к деятельности ШОС…»1.
Впрочем, в канун саммита ШОС в Пекине ряд российских левых политиков и экспертов заняли прокитайскую позицию, добиваясь реализации именно этого сценария — проведения интеграционных проектов на постсоветском пространстве под патронажем и при участии коммунистического Китая.
Так или иначе, но в Пекине рассмотрение китайских инициатив было отложено по инициативе российской стороны, однако Китай не оставляет попыток по усилению собственных политических позиций. В частности, об этом говорит активизация политики КНР на афганском направлении.
Председатель Китая Ху Цзиньтао принял афганского президента Хамида Карзая в ходе его визита в Пекин на саммит ШОС, в связи с принятием Афганистана в организацию в качестве наблюдателя. Стороны подписали официальную декларацию о совместной борьбе против терроризма и наркотрафика2. В ходе переговоров китайское правительство взяло на себя обязательство предоставить афганской стороне помощь в размере 150 млн. юаней (23,8 млн. долл.)3. Х.Карзай же обещал предпринять усилия по обеспечению дополнительной безопасности работающих в Афганистане китайцев.
Роль КНР в Афганистане уже сейчас достаточно велика и основана в первую очередь на экономических же механизмах. Китай — один из крупнейших инвесторов в стране, именно китайские компании проводят разработку медного месторождения в Айнаке, причем этот проект расценивается в самом Афганистане как ключевая составляющая промышленной модернизации страны. Стоит упомянуть, что, по имеющимся данным, китайский Айнакский комбинат охраняют афганские спецподразделения общей численностью 1,5 тыс. чел.
Кроме того, в Афганистане работает ряд китайских строительных компаний, причем выступают они и в роли самостоятельных инвесторов, и в роли операторов чужих, в т.ч. западных проектов. Все это, а также значительные объемы китайской финансовой помощи Кабулу позволяет Китаю оказывать значительное влияние на афганскую политику.
В отличие от США Афганистан интересен Китаю не только и не столько как геополитический плацдарм. Эта страна может быть важным источником сырья для КНР, которая в последние годы вынуждена наращивать номенклатуру импортируемых товаров, включая нефть, газ и медь, которые можно добывать на территории Афганистана. Также Китай может быть заинтересован в афганском хлопке, выращивание которого давно пытаются возобновить в Нангархаре.
В силу своего географического положения, КНР заинтересована и в транзитных возможностях афганской территории. Ряд маршрутов в районе китайско-пакистанской границы нестабильны и практически прекращают функционирование в период зимних снегопадов, поэтому в интересах двусторонней торговли было бы проложить прямые транзитные коммуникации через Афганистан.
Наконец, для афганцев и китайцев существует общий набор угроз, среди которых исламский экстремизм и сепаратизм. Китай сталкивается в Восточном Туркестане с активностью исламистских группировок уйгуров, базы которых находятся в Пакистане и Афганистане и которые тесно сотрудничают с афганским Талибаном. Этот фактор заставляет Китай прилагать большие усилия к обеспечению афганской стабилизации, и для него совершенно неприемлема позиция ряда западных политиков, утомленных войной: «забыть и уйти».
Важно также понимать, что, если после 2014 г. Китай сможет занять место США в афганской системе безопасности, то будет бороться с терроризмом, делая ставку на невоенные методы, которые могут принести успех.
Основным источником сил афганских талибов является поддержка определенных кругов в Пакистане, которые обеспечивают им безопасный тыл. Талибан для Пакистана — механизм влияния на афганскую политику с целью недопущения формирования индийско-афганского альянса, который бы создал большие проблемы Исламабаду.
Трудность в том, что за последние 10 лет Кабулу и Дели удалось установить прочные дружеские связи, а индийский кинематограф, экспортируемый в Афганистан, помог сформировать благоприятный имидж Индии в этой стране. Пакистан же за годы войны был крайне демонизирован в афганском массовом сознании, кроме того, в отношениях двух стран очень остро стоит вопрос территориальных претензий, что делает возможность формирования афганско-пакистанского союза ничтожной.
Все это формирует политический тупик: ни США, ни Афганистан не могут и не хотят дать Исламабаду достаточных гарантий безопасности, а без них пакистанские политики боятся отказаться от поддержки террористов, являющихся единственным орудием защита их интересов в регионе.
Ситуация кардинально изменится, когда в игру вступит Китай, который сохраняет хорошие отношения с Пакистаном. Если с помощью финансовых механизмов будет сформирована прокитайская ориентация Кабула, то уже КНР может выступить надежным гарантом безопасности Исламабада.
Однако подобный сценарий не может устраивать большинство региональных игроков, включая Индию, Казахстан и Россию, т.к. он подразумевает не пропорциональное усиление Пекина и формирование под его началом геополитической оси «от моря до моря». Подобный сценарий также вряд ли встретит одобрение в США и Европе.
Строго говоря, на сегодняшний день лучшим выходом из ситуации стало бы завершение военного этапа афганской операции к 2014 г., за которым последовала бы передача частичной ответственности ШОС. В первую очередь России, Китаю и Казахстану, которые могли бы добиться разрешения международного клубка противоречий без формирования новых геополитических перекосов и конфликтных ситуаций.
Сейчас Китай предпринимает серию попыток усилить свои позиции в Центральной Азии. Речь, прежде всего, о намерениях радикально изменить расклад сил в Шанхайской организации сотрудничества, используя экономические рычаги.
В ходе подготовки последнего саммита организации КНР выдвинула следующие ключевые предложения: создание банка развития ШОС на основе китайского капитала; формирование на основе тех же средств «счета ШОС», вернее, фонда поддержки проектов развития организации; создание единой зоны свободной торговли стран-участниц.
Эти инициативы, в конечном счете, ведут к дублированию и поглощению структурами ШОС интеграционных проектов Москвы на постсоветском пространстве, Таможенного союза и ЕврАзЭС. В перспективе это позволит Пекину усилить свое влияние в Центральной Азии, опираясь на механизмы ШОС. Эта возможность уже вызвала неоднозначную реакцию в России.
Авторы либеральной газеты «Коммерсант» подчеркнули: «Если бы все три проекта были реализованы, то на фоне надвигающейся второй волны кризиса и падения цен на нефть дешевые китайские деньги по линии ШОС стали бы дополнительным соблазном для многих членов организации. И тогда Пекин получил бы возможность диктовать партнерам свои условия по многим вопросам, в т.ч. и не имеющим прямого отношения к деятельности ШОС…»1.
Впрочем, в канун саммита ШОС в Пекине ряд российских левых политиков и экспертов заняли прокитайскую позицию, добиваясь реализации именно этого сценария — проведения интеграционных проектов на постсоветском пространстве под патронажем и при участии коммунистического Китая.
Так или иначе, но в Пекине рассмотрение китайских инициатив было отложено по инициативе российской стороны, однако Китай не оставляет попыток по усилению собственных политических позиций. В частности, об этом говорит активизация политики КНР на афганском направлении.
Председатель Китая Ху Цзиньтао принял афганского президента Хамида Карзая в ходе его визита в Пекин на саммит ШОС, в связи с принятием Афганистана в организацию в качестве наблюдателя. Стороны подписали официальную декларацию о совместной борьбе против терроризма и наркотрафика2. В ходе переговоров китайское правительство взяло на себя обязательство предоставить афганской стороне помощь в размере 150 млн. юаней (23,8 млн. долл.)3. Х.Карзай же обещал предпринять усилия по обеспечению дополнительной безопасности работающих в Афганистане китайцев.
Роль КНР в Афганистане уже сейчас достаточно велика и основана в первую очередь на экономических же механизмах. Китай — один из крупнейших инвесторов в стране, именно китайские компании проводят разработку медного месторождения в Айнаке, причем этот проект расценивается в самом Афганистане как ключевая составляющая промышленной модернизации страны. Стоит упомянуть, что, по имеющимся данным, китайский Айнакский комбинат охраняют афганские спецподразделения общей численностью 1,5 тыс. чел.
Кроме того, в Афганистане работает ряд китайских строительных компаний, причем выступают они и в роли самостоятельных инвесторов, и в роли операторов чужих, в т.ч. западных проектов. Все это, а также значительные объемы китайской финансовой помощи Кабулу позволяет Китаю оказывать значительное влияние на афганскую политику.
В отличие от США Афганистан интересен Китаю не только и не столько как геополитический плацдарм. Эта страна может быть важным источником сырья для КНР, которая в последние годы вынуждена наращивать номенклатуру импортируемых товаров, включая нефть, газ и медь, которые можно добывать на территории Афганистана. Также Китай может быть заинтересован в афганском хлопке, выращивание которого давно пытаются возобновить в Нангархаре.
В силу своего географического положения, КНР заинтересована и в транзитных возможностях афганской территории. Ряд маршрутов в районе китайско-пакистанской границы нестабильны и практически прекращают функционирование в период зимних снегопадов, поэтому в интересах двусторонней торговли было бы проложить прямые транзитные коммуникации через Афганистан.
Наконец, для афганцев и китайцев существует общий набор угроз, среди которых исламский экстремизм и сепаратизм. Китай сталкивается в Восточном Туркестане с активностью исламистских группировок уйгуров, базы которых находятся в Пакистане и Афганистане и которые тесно сотрудничают с афганским Талибаном. Этот фактор заставляет Китай прилагать большие усилия к обеспечению афганской стабилизации, и для него совершенно неприемлема позиция ряда западных политиков, утомленных войной: «забыть и уйти».
Важно также понимать, что, если после 2014 г. Китай сможет занять место США в афганской системе безопасности, то будет бороться с терроризмом, делая ставку на невоенные методы, которые могут принести успех.
Основным источником сил афганских талибов является поддержка определенных кругов в Пакистане, которые обеспечивают им безопасный тыл. Талибан для Пакистана — механизм влияния на афганскую политику с целью недопущения формирования индийско-афганского альянса, который бы создал большие проблемы Исламабаду.
Трудность в том, что за последние 10 лет Кабулу и Дели удалось установить прочные дружеские связи, а индийский кинематограф, экспортируемый в Афганистан, помог сформировать благоприятный имидж Индии в этой стране. Пакистан же за годы войны был крайне демонизирован в афганском массовом сознании, кроме того, в отношениях двух стран очень остро стоит вопрос территориальных претензий, что делает возможность формирования афганско-пакистанского союза ничтожной.
Все это формирует политический тупик: ни США, ни Афганистан не могут и не хотят дать Исламабаду достаточных гарантий безопасности, а без них пакистанские политики боятся отказаться от поддержки террористов, являющихся единственным орудием защита их интересов в регионе.
Ситуация кардинально изменится, когда в игру вступит Китай, который сохраняет хорошие отношения с Пакистаном. Если с помощью финансовых механизмов будет сформирована прокитайская ориентация Кабула, то уже КНР может выступить надежным гарантом безопасности Исламабада.
Однако подобный сценарий не может устраивать большинство региональных игроков, включая Индию, Казахстан и Россию, т.к. он подразумевает не пропорциональное усиление Пекина и формирование под его началом геополитической оси «от моря до моря». Подобный сценарий также вряд ли встретит одобрение в США и Европе.
Строго говоря, на сегодняшний день лучшим выходом из ситуации стало бы завершение военного этапа афганской операции к 2014 г., за которым последовала бы передача частичной ответственности ШОС. В первую очередь России, Китаю и Казахстану, которые могли бы добиться разрешения международного клубка противоречий без формирования новых геополитических перекосов и конфликтных ситуаций.
Комментариев нет:
Отправить комментарий