Княжна Дараган («Тараканова») утверждала, что Омелян Пугачев начинал как личный охранник (сердюк) её дяди, гетмана Украины Кирилла Розумовского, позже был отправлен учиться математике и военной науке в Берлин. Если это правда, то понятно, откуда взялись воззвания Пугачева к немцам на немецком языке, а также почему на одном из прижизненн¬ых портретов Емельян изображен гладко выбритым, по-европейски¬ одетым, в треуголке (да и казнен-то Емельян Пугачев в возрасте 33-х лет).
Да и странное поведение губернатора Оренбурга датчанина полковника Иоганна Рейнсдорпа (1730-1782), участника Семилетней войны, кавалера ордена Святой Анны, не организовавшего никакого сопротивления восставшим, вызывает подозрение в его либо знакомстве с Пугачевым, либо даже соучастии (повстанцам точно были известны маршруты посланных против них карательных экспедиций, их численность и состав, в основном из казаков, сразу же переходивших на сторону восставших). Пассивная оборона губернатором Оренбурга вызывала большие нарекания снявшего осаду бригадного генерала П. М. Голицына, но из-за отсутствия прямых доказательств подозрения были «сняты» и И. Рейнсдорп был награждён орденом Святого Александра Невского и оставался на посту оренбургского губернатора до февраля 1781 г.
Будучи ранен в ходе турецкой кампании, несколько лет Емельян Пугачев проживал в Киеве у неких состоятельных родственников. Известно, например, что его знаменитый родственник Пугач был в 1775 г. полковником Буго-Гардийской паланки Запорожского казачьего войска. Вернувшись в 1771 г. на Дон, он встретился с когда-то пойманными им в Польше староверами-расскольниками, обвинившими его в своих страданиях. Уязвленный и раскаявшись, Емелян Пугачев помогал некоторым из них бежать (за это в расскольнических скитах позже ему постоянно оказывали помощь и давали убежище). Пытался помочь бежать с Таганрога на Терек от поборов кредиторов семье своей сестры Феодосье Павловой, но был раскрыт… С этого времени начались его многочисленные аресты и бегства. Одно время был атаманом нескольких станиц терских казаков и отправлен с прошением от Терского войска в Петербург в Войсковую коллегию, но был схвачен царскими властями в Моздоке и ограблен, но опять бежал с помощью бывшего сослуживца по Северной войне. После некоторых мытарств Емельян Пугачев явился к властям с повинной и согласился на вольное поселение на реке Иргыз в Симбирской губернии. Прибыв туда, Емельян Пугачев стал организовывать переход желающих яицких казаков на Кубань (находившуюся тогда под властью Турции), к тамошним казакам-некрасовцам, но был схвачен и посажен в 1773 г. в острог в Казани.
Бежав оттуда, 18 сентября 1773 г. Емельян Пугачев как «император Петр III» с помощью собранного войска из казаков, татар, калмыков и башкир, с распущенными знамёнами, штурмовал яицкие городки. Представителем инородцев в штабе Пугачева стал башкир Идыр (Идорка) Баймеков, а его приемный сын Болтай – писарем татарской грамоты. Во время осады Оренбурга к Пугачеву прибыл 1 500 джигитов-башкир во главе со старшинами Кинзей Арслановым, Ямансары Япаровым и Альвеем, 500 воинов-марийцев (черемисов) во главе со старейшимной Мендеем, 300 ставропольских всадников-калмыков во главе с калмыцким князем Федором Дербетевым, сотня татар-мишарей сотника Канзафара Усаева, 200 всадников-казахов (кайсак-киргизов) из Младшего жуза во главе с султаном Сеит-Али. Также в тылу правительственных войск партизанил большой отряд казахов Среднего жуза во главе с женщиной, которую прозвали «Невидимка». Позже из Уфимского края прибыл, ударив в спину правительственным войскам генерала Карра и князя Уракова, с многочисленным отрядом башкирской конницы 20-летний Салават Юлаев, сын старшины Шайтан-Кудейской волости Юлая Азналина, героя Северной войны, командовавшего в ходе её отрядом башкирской конницы и хорошо знакомый по войне и польскому походу с Емельяном Пугачевым. Сам Салават Юлаев был воспитаником историка, просветителя и краеведа Петра Рычкова, соратника и ученика жившего ранее долго в Башкирии «последнего летописца» Руси В.Н. Татищева и поддерживающего отношения с академиком П.С. Палласом. П. Рычков во время осады находился в Оренбурге и с помощью голубиной почты отправлял восставшим сообщения о состоянии в крепости.
Украинцы составляли значительную, если не большую часть населения Дона. Как отмечал исследователь Бронштейн, уже в 1638 г. на Дону насчитывалось свыше 10 тысяч «черкас» (украинцев). Да и название столицы Донского казацкого войска – Черкасск говорит само за себя: «черкасами» когда-то называли украинцев. Украинцы преобладали также в Волжском казачьем войске, значительная часть их была и в Терском и Яицком казачьих войсках. Поэтому закономерно, что украинцы были его основной ударной силой. Бывшие гайдамаки (есть данные о том, что даже сам Максим Зализняк убежал с сибирской каторги и присоединился к восставшим), запорожцы… Вот лишь несколько фамилий активнейших соратников Емельки Пугача (а их можно назвать и целую сотню): Мелещенко, Заклиста, Журба, Новиковский, Кармацко, Шаварнивский, Журбинский, Стодола, Криворученко, Черваченко, Величко… Почти тысяча украинских казаков перешла на сторону повстанцев весной 1774 г. из русской карательной экспедиции, посланной на подавление восстания, которой командовал генерал Бибиков. Пугачевцы появились и в Запорожье. Как сообщал епископ Феодосий, в январе 1774 г. в Запорожье пугачевские полковники Емельянов и Стодола призывали казаков присоединиться к восстанию. Тот же епископ Феодосий писал: «Весной 1774-го года к проживающим здесь запорожцам присоединились несколько бурлаков из разбитого пугачевского войска». Да и сам Емелька Пугач после поражения намеревался «пробраться морем к запорожским казакам».
Организационно войско Пугачева называлось Главная Армия, управляла ей Государственная Военная Коллегия (ГВК), подчиненная Походной Канцелярии императора Петра Федоровича и его сына Павла Петровича. Общевойсковым атаманом и начальником канцелярии был постоянный советник Андрей Овчинников. Управляющие, атаманы и полковники образовывали Главный штаб (Совет).
Когда Пугачев был схвачен предателями-заговорщиками, Екатерина II в восторге писала: «Маркиза Пугачева везут из Симбирска в Москву, связанного, скрученного словно медведя, а в Москве его ожидает виселица». Странно услышать такой титул с уст императрицы в отношении обычного, казалось бы, холопа…
Честь Пугачеву была оказана настолько, что его судили 35 крупнейших сановников (14 сенаторов, 11 «персон первых трёх классов», 4 члена Синода и 6 президентов коллегий) в Троицком зале Кремлевского дворца.
Место казни «было на так называемом Болоте» (нынешней Болотной площади). Когда граф П.И. Панин спросил Пугачева, как же он посмел, вор, назваться государем, Пугачев ответил, играя словами: «Я не ворон, я вороненок, а ворон-то еще летает».
А.С. Пушкин, занявшись исследованием истории Пугачевского бунта, вскоре обнаружил в архивах поразительные нестыковки с официальной версией – и прекратил исследование, решив, что будет «себе дороже», если явит миру подлинную историю и сущность Пугачевщины.
Комментариев нет:
Отправить комментарий