Может ли тело быть актором правой политики? Безусловно. Почему до сих пор не стало (в отличие от политики левой, где тело, пусть и нарочито уродливое и больное, давно уже часть политического)? Потому что среди правых распространены различные точки зрения на тело, позиционирующие его как нечто "природное", а следовательно естественное и самоценное, не подлежащее трактованию, либо вообще "находящееся в ведении и собственности Бога" и тем более не подлежащее "политизации". Тело женщины нередко усложняется дополнительными эссенциалистскими заморочками типа "женщина - это природа, мужчина - интеллект", "женщина это хаотическое, эмоциональное, тёмное и влажное, мужчина - упорядоченное, интеллектуальное, солярное и сухое" и тд, вследствие чего женское тело "без контроля" (дресс-кода, присутствия мужчины или вне "сексуальной" обстановки) просто воспринимается как чуть ли не онтологическая угроза.
В латиноамериканском правом дискурсе возобладала иная точка зрения, что часто игнорируется обозревателями и "интеллектуалами", которые пытаются подвести регион под статус "недоевропы" и экстраполируют на него европейские интеллектуальные, философские и прочие тренды. В действительности в Латинской Америке консерваторы и антикоммунисты чаще проводили следующую точку зрения: женщина есть спокойный интеллект и гарант порядка, которая обуздывает агрессивный мужской хаос, поэтому роль женщины в обществе (а не "у очага" за закрытыми дверьми) высока и должна такой оставаться. Это породило сильно отличавшееся от европейского отношение к женщине при правых режимах и авторитарных режимах третьего пути, которые зачастую были дико "фем-френдли" и предоставляли женщинам очень широкие возможности.
Я уже не раз, хотя и оч мало, писала о никарагуанском сомосизме, который буквально давал прикурить большинству современных ему европейских режимов в смысле прав и социально-профессиональной организации женщин - при этом государство было антикоммунистическим до мозга костей. Доминиканская Республика (см., в частности, свежий лонгрид о режиме Рафаэля Трухильо: https://www.kittysanders.com/6100), Венесуэла, Бразилия, Мексика, Аргентина (в последней женщина - Эва Перон, была вообще инкорпорирована в "авторитарную фигуру власти", составляя добрую половину этой самой фигуры, и вскоре затмила мужчину-носителя этой самой авторитарной власти - самого Хуана Перона, уже после смерти став "воплощением перонистской этики и политики"; кстати, вроде бы нечто подобное было на Филиппинах, я имею в виду пару Имельда и Фердинанд Маркос) - во всех перечисленных странах правые и третьепутистские режимы активно интегрировали женщин на правах партнёров, а не пассивной "домашней поддержки".
В очень консервативной христианской Чили, где, казалось бы, первомиристское влияние было не только сильным, но и усвоенным без особых "латиноамериканских трансмутаций", женщина что при Пиночете, что при более раннем Габриэле Гонсалесе Виделе, что в начале 20 века, рассматривалась как активная участница общественно-политической жизни, носительница духа, воплощение культуры, защитница нации и учитель, обладающий сильным чувством патриотизма и близости к Богу, что прямо противоположно правой европейской гендерно-политической традиции, утверждавшей до недавних пор, что женщина темна, хаотична, неорганизована и не контролирует себя, а следовательно, находится "дальше от Бога", чем мужчина. Нечто среднее между этими двумя вариантами было во франкистской Испании, что неудивительно (юг и восток континента это единственные места, где в Европе 20 века, да и 21 века вообще было можно хоть как-то жить, не чувствуя себя обитательницей плюшевого кукольно-индустриального фрик-концлагеря), и салазаровской Португалии, но даже там не смогли в латиноамериканской степени отойти от общеевропейских ярлыков и приписывания женщине "таинственно-хаотического и интуитивного, природного" начала (из чего проистекал избыточный, навязанный государством, культ домохозяйки и матери, который зачастую мешал женщинам, что хотели работать, творить, воевать, заниматься альт-культурой и политикой и развиваться профессионально, и ставил их в оппозицию режиму), пусть и в гораздо меньшей степени, чем в остальной Европе.
Возвращаясь к телу. Оно, безусловно, является политическим аргументом, поскольку является неотчуждаемой собственностью человека, константой и одновременно "визитной картой", важной компонентой социальной личности (а в случае с женским телом оно ещё и ключ к новой жизни), а следовательно, воспринимается обществом серьёзно. В то же время тело становится аргументом, когда с его помощью осуществляют трансгрессивное или эстетически необычное действие, нечто шокирующее, прекрасное, пугающее или завораживающее. Обычный показ тела без повода вне стен соотв. заведений может шокировать раз, может два, но когда даже на уличной рекламе везде полуголые люди, а современное искусство - это пение гениталиями и гендерфричество, этот эффект улетучивается, и требуется брать всё новые и новые "шок-рубежи", чтобы докричаться до публики. Осознав это, левые пошли своим традиционным путём - путём воспевания экстремального уродства, дегенерации, нездоровья, патологии, уменьшения-депривации и войны с константами (включая медицинские и эстетические) как с "признаками тоталитаризма". Правые не отреагировали как следует, потому что единственный адекватный философский и парадигматический ответ на это - сложная, адаптированная под современность, отвечающая на основные философские вызовы от марксистского-маоистского-новолевого до "альт-консервативных" сценариев, типа исламского, эстетизация тела, рефлексирование справа его роли в христианской культуре, переосмысление античных и "не-европейских" по происхождению, но живых и сочетающихся с европейскими, концепций телесности и человеческой материальности, и солидаризации на базе концепции "здоровой красоты". Концепты здоровья и красоты традиционно были мощным оружием правых, но они его выронили, когда с одной стороны погнались за "войной с современным миром и возрождением славного прошлого" (европейский сценарий, в ходе которого на поверхность всплыли персонажи, которые рассуждали про "запретить бабам сексуальность, собственные интересы и общественную деятельность, а то зохватют власть, буит порнократия, кастрация и Кибела, ууу, вы што жи, хотите как при Гелиогабале?!"), а с другой вписались в штатовскую "конкуренцию идей с визуализацией того, как Должно Быть, посредством низких налогов, рынка-рынка-рынка, консервативного искусства, кодекса Хейса и, позднее, визуального телесного арта вплоть до порно" (которое некоторое время играло роль "гетеросексуальной направляющей" в американской культуре). Разбежавшись по двум вышеозначенным тупикам, страдая от адских имперских комплексов, давления и террора слева и презрения к чужим культурам, правые "первомиристы" упустили из виду прямую и широкую магистраль, по которой следовало бы шагать, и уже вряд ли что-то сделают самостоятельно, т.к. их банально инкорпорировали в мировой политический мейнстрим - на правах пугала и мальчика для битья.
Поскольку в "первом мире" (за исключением, возможно, Японии) пространство идей монополизировано, тотально и за неверные идеи, высказанные даже в личном блоге, там устраивают социальную казнь, увольнения, сладострастные доносы и сажают в тюрьмы, развивать идеи в тамошнем пространстве или делать что-либо "на благо Европы и развитых стран" нет - это то же самое, что работать на СССР или Третий Рейх потому что "там строят заводы и автобаны, а следовательно, всё хорошо, да и ЧК с Гестапо, в сущности, не так уж плохи - ведь если ты не контра, не политическая и классово-расово верная, то дальше тюрьмы не пошлют, а тюрьмы там комфортные и обедами кормят. Макароны!". В "третьем мире", или развивающихся странах, на "глобальной Периферии", пространство идей живое и даже здоровое, и все "перспективы свободы" сосредоточены именно здесь - в южноамериканских и центральноамериканских республиках, не желающих отказываться от собственной идентичности, в неисламизированной и неевропеизированной, т.е. не подвергнутой "универсализации", и "идэйной унификации" Азии и Африке, и совсем уж отчасти в Восточной-Центральной и Южной, "периферийной" Европе.
Соответственно, имеет смысл делать интеллектуально-культурные инвестиции и вкладывать собственную креативность именно в развивающиеся страны. Тело здесь (по крайней мере, в Латине) не перегружено больными репрессивными левацкими или евроконсервативными контекстами, но при этом не выхолощено до состояния чистого и незначительного в условиях высокой конкуренции капитала - картинки на продажу, как случилось в Штатах. Оно не было обессмыслено избыточными трансгрессивными практиками, низвержением авторитетов и констант, сумерками идолов и прочей ницшеанско-неомарксистской хуетой. Тело здесь - вместилище жизни, творение, ключевая часть производственного процесса, оно обладает некой "адамической материальной мистикой", способностью из не-организованного чего-то создать нечто, поименовать это, заявить о себе продуктом своего труда, демонстрацией себя и призывом к себе. Здесь тело - это серьёзно, потому что оно - это Я. И Он. И Она. И Мы. И боги. И Бог. И сын Божий. И Его Мать. И Континент. И Нация. И Независимость. И Опыт. А раз серьёзно - значит, есть с чем и над чем работать, так я мыслю.
Комментариев нет:
Отправить комментарий