Мы столкнулись с ситуацией, которая никогда ранее не наблюдалась в человеческой истории.
Текущая фаза развития — индустриальная — исчерпала свой базовый ресурс и вышла в состояние катастрофы, из которой всегда есть два устойчивых выхода: либо пройти фазовый барьер и перейти к следующей фазе развития, либо не пройти — и тогда придется возвращаться в предыдущую стадию. Остаться в нынешней невозможно: мировая экономика глобализирована, нам просто некуда «откочевывать» в географическом смысле.
Дело здесь вот в чем. У любой из известных нам трех фаз развития (архаичной, традиционной, индустриальной) есть четко выраженный ландшафтный базовый ресурс.
Для архаики это — экологическая пирамида, в которую человек встроен, и в которой он имеет собственное место и пищевой ресурс. Кстати, достаточно большой, так как человек — это «абсолютный хищник». Исчерпав его, человек вынужден либо откочевывать на новое место, в котором есть пригодный для добычи пищевой ресурс (а значит, остаться в архаичной фазе развития), либо создать технологии новой фазы — перейти от охоты и собирательства к аграрному сельхозпроизводству и выращивать пищевой ресурс «на месте». Третий сценарий — вымереть, но его нет смысла рассматривать, так как это очевидный конец истории.
Аналогичный кризис наступает и для традиционной фазы, базовый ресурс которой — плодородная почва. Когда вся пригодная для обработки территория превращена в пастбища и поля, традиционная фаза входит в непреодолимый кризис, ей некуда развиваться в географическом смысле, а значит — она вынуждена делать выбор между деградацией и прорывом в следующую стадию. Деградация, понятно, означает катастрофическое сжатие численности населения, которое попросту не прокормится на технологиях предыдущей фазы.
У индустриальной фазы развития базовый ресурс — это инфраструктура, коммуникации. Проблема индустриальной фазы хорошо известна: в ходе ее развития возникает дивергенция производства и потребления — все формы капитала, включая человеческий, стремятся в мировые города, где капитализация максимальна. Все формы производства стремятся туда, где капитализация минимальна, где ключевые ресурсы минимальны по стоимости — в первую очередь, источники сырья и рабочей силы. При этом процесс, как всегда, обладает собственной внутренней динамикой — он всегда ускоряется с течением времени.
В отличие от традиционной (и тем более архаичной) фазы индустриальная экономика глобальна — кризис наступает тогда, когда индустриальная фаза «захватит» весь коммуникационно доступный мир. В архаичной фазе и традиционной в силу неразвитости коммуникаций и транспортных технологий фазовая катастрофа возникает на локальных территориях, скажем, Древний Рим, который не сумел пройти фазовый переход от традиционной экономики к мануфактурному производству (почему — вопрос отдельный, который здесь нет смысла разбирать), по современным масштабам был всего лишь макрорегиональным субъектом, но по меркам традиционной фазы его территория была избыточно большой, а потому даже распад Римской империи проходил в две стадии, растянувшись на тысячелетие между падением Рима и Константинополя.
И вот здесь, кстати, и возникает ситуация, с которой человечество никогда ранее не сталкивалась — скорость развития индустриальной фазы и протекание катастрофы ее завершения происходит с ранее невиданным темпом. Если архаика уступала место традиционной экономике несколько тысяч лет — именно на такой срок был растянут переход от «до-древнего» мира к просто древнему, то переход от традиционной фазы к индустриальной произошел буквально за несколько сот лет. А сама индустриальная экономика сумела глобализоваться буквально в течение столетия и подошла к состоянию кризиса буквально вот-вот по историческим меркам: первые маркеры надвигающейся катастрофы стали проявляться в начале 70 годов 20 века, а окончательно катастрофа оформилась к началу нынешнего. Сам фазовый переход будет так же стремительным — никто не даст нескольких сот лет, чтобы его совершить, а значит, возникает проблема, решение которой придется находить «на ходу». Это проблема психического порядка — нормальный человек просто не в состоянии адаптироваться к столь стремительным изменениям.
Человеческая психика — невероятно гибкий инструмент познания окружающего мира в начале жизни, но при этом она же стремительно превращается в консервативный ресурс сохранения устойчивости человека как элемента социума после того, как этап взросления и обучения пройден. Есть, конечно, отклонения, и есть люди с пластичной психикой, но будучи чистой воды дивергентами, они принудительно изолируются от общества и пребывают под надзором психиатров. И, кстати, вполне обосновано.
Соответственно, возникает очевидная проблема стремительного перехода — большая часть человечества психически не готова к столь стремительным изменениям. Она просто не способна отрефлексировать возникающие противоречия, не может выработать необходимые стратегии личного и коллективного поведения, а значит — по мере перехода будет сопротивляться изменениям, причем чем дальше эти изменения зайдут — тем более ожесточенные формы будет принимать и сопротивление.
Фон у процесса перехода, как всегда, крайне неблагоприятный. Изменения вообще происходят не от хорошей жизни, а от плохой. А глобальные изменения всегда происходят на фоне чудовищных и апокалиптических катастроф глобального же масштаба. В результате фазового кризиса на земном шаре возникла исключительно неустойчивая ситуация, когда производство и потребление географически разведены, а экономический механизм полностью зависит от сколь-либо нормального функционирования транспортной инфраструктуры.
Проблема коммуникаций, в сущности, давно известна — это так называемое правило последней мили. Суть его в том, что стоимость последнего отрезка любой коммуникации сравнима со стоимостью всей предыдущей инфраструктурной цепи. [Самый простейший и приблизительный расчет показывает, что в текущих ценах стоимость газификации остающихся неохваченных газовыми сетями российских домохозяйств составляет примерно 2,5 трлн рублей — и это самая минимальная сумма, в реальности она, по-видимому, в разы больше. При этом стоимость основных фондов Газпрома, да и вообще его стоимость сравнима с этой суммой — на ноябрь 2020 года капитализация Газпрома примерно 3,5 трлн рублей. Это и есть видимый пример невероятной затратности «последней мили, так как вообще-то 2,5 трлн рублей — это газификация 35% российских домохозяйств, 65% уже газифицированы. То есть, общая (валовая) стоимость «последней мили» для газификации страны существенно превосходит всю инфраструктуру газовой отрасли «до» последнего отрезка].
Мало того — удельная стоимость последней мили по отношению к стоимости всей инфраструктуры только растет. И это справедливо для любой отрасли. А значит — наступает момент, когда доставка товара или услуги до конечного потребителя делает экономически нецелесообразной всю логистическую цепочку. Наступает кризис фазы, которая не в состоянии на базе имеющихся в ней технологий дать разумный ответ на вопрос: как обеспечить работоспособность коммуникаций между двумя критически различными областями — областью потребления и областью производства в ситуации непрерывного роста нагрузки на всю транспортную систему.
Специфика фазового кризиса между тем прямо противоположна революционной ситуации. Революционная ситуация возникает в самом слабом звене (или звеньях) однородной социальной системы, а вот фазовый кризис, напротив — в наиболее развитых звеньях, которые исчерпали ранее других базовый ресурс развития индустриальной фазы — инфраструктуру.
Что, собственно, мы и наблюдаем в ходе текущего кризиса мировой капиталистической системы. Которая, конечно, ужа давно не та, как ее описывали Маркс и Энгельс, а потому использование инструментария и понятий марксизма, его понятийного аппарата довольно натянуто и условно. Более логично отталкиваться от мир-системного анализа и его инструментов, но в относительно упрощенном виде некоторые понятия и определения эпохи раннего капитализма, наверное, можно применять и использовать — хотя и отдавая себе отчет в их условности. Здесь я, конечно, буду идти вразрез с «верными марксистами», воспринимающими единственно верное учение как догму и руководство к любому действию и размахивающие цитатниками великих учителей по любому поводу.
Итак. От теории к практике. Фазовый переход и его законы развития неумолимы — его придется проходить, так как ресурсные возможности текущей фазы развития исчерпаны. Перенапряженные инфраструктура и коммуникации делают невозможным дальнейшее развитие глобального капитализма в рамках индустриальной фазы. Перед человечеством жестко стоит вопрос — либо прорыв к «заиндустриальному» развитию и поиск нового базового ресурса (вместе с технологиями по его использованию,) либо откат назад — с очевидной масштабнейшей депопуляцией, и в первую очередь в самых развитых странах и регионах, так как именно там инфраструктура «проедена» наиболее полно.
Паллиативный выход — это расширение ареала обитания человечества в рамках нынешней индустриальной фазы. Расширяться можно в двух направлениях — океан и космос. Кстати, виднейшие фантасты 60-70 годов, работающие в космической тематике, очень четко уловили эту особенность — космос в большинстве их утопий — это всегда индустриальная фаза. И не потому, что фантасты не способны были представить что-то иное, а как раз потому, что это строго в рамках логики «кочевой» индустриальной фазы, разрешающей свои противоречия через географическую — в данном случае космическую — экспансию.
Однако можно предположить, что сейчас время упущено. Эта возможность уже закрыта. Мир вступил в фазу катастрофы, а потому отыграть назад невозможно. Катастрофа — это путь в один конец, кнопки «Undo» в ней не предусмотрено. У человечества был шанс, оно его не использовало. Ну, это так же, как нынешний кремлевский режим — у него был шанс использовать счастливым образом доставшиеся ему 4-5 трлн долларов сверхдоходов, но люди с психологией и бэкграундом рыночных рекетиров и наперсточников так и остались на уровне, с которого захватили власть в стране. И отыграть назад уже не удастся — сверхдоход украден либо разбазарен, нового больше не будет.
Выхода нет, придется проходить через Переход. В том состоянии, в котором в него вошли. Шаг в пропасть сделан, и теперь остается либо разбиться о скалы, либо в полете изобрести и сделать из того, что в руках, парашют. И выжить. Грустить об упущенных шансах теперь бессмысленно.
Уникальность нынешней ситуации с переходом заставляет сделать весьма неприятный для понимания вывод. В случае, если переход завершится неудачей — а вероятность такого исхода всегда существенно выше исхода положительного, то деградация приведет к появлению огромного — буквально миллиарды — лишних людей, которые банально не выживут на технологиях прошлых укладов.
Мы прямо сейчас видим, как это происходит и будет происходить — разваливаются важнейшие отрасли, то же здравоохранение. Пустяковая инфекция, с которой здравоохранение почти любой страны справилось бы лет двадцать-тридцать назад «одной левой», теперь вводит в полный коллапс огромные макрорегионы, причем казалось бы, технологически готовые к любым масштабным катаклизмам. Да что двадцать лет назад — сто лет назад человечество как-то справилось с «испанкой», причем после самой разрушительной на тот момент войны, параллельно ей бушевали настоящие, а не фейковые коронавирусные, эпидемии военного времени — тот же брюшной тиф или дизентерия. И ничего — выжили, справились, пошли дальше.
Коллапс здравоохранения — маркер, демонстрирующий кризис индустриальной фазы, неспособной к стандартным реакциям на сугубо стандартные проблемы и вызовы. Здравоохранение развитых стран стало жертвой своего собственного высокого уровня — оно полностью «выжрало» свой инфраструктурный базис, и чем более развита страна, тем катастрофичнее в ней протекает эта липовая «пандемия». Страшным коронавирусом пытаются прикрыть крах отрасли, который объективен. Не Ковид, так что-нибудь другое стало бы триггером обрушения здравоохранения. И когда всевозможные Гейтсы и их подпевалы стращают нас новыми более страшными эпидемиями, то они, конечно, правы — нынешнее здравоохранение — труп. Зомби. Оно не справляется и не вытягивает свой функционал, как и любая система, попавшая в катастрофу. Тем более катастрофу столь высокого порядка, как фазовая.
Соответственно, если мы не сумеем перейти в «заиндустриальное» будущее, мы банально вымрем как раз по тому сюжету, который развивается сейчас у нас перед глазами — через череду пандемий, с которыми умершее здравоохранение справиться не в состоянии. И более того — с каждой новой итерацией положение дел будет все хуже, а динамика ухудшения будет лишь ускоряться. Что логично — буквально год глобальных карантинных мероприятий уже подорвал здоровье и иммунитет миллионов и миллионов людей. Следующая вирусная вспышка по резко упавшему коллективному иммунитету пройдет как бензопила. И так — до тех пор, пока численность населения не выровняется с новым уровнем возможностей медицины, как системы. А она будет зависеть от глубины деградации, которая определится в ходе провала попытки перехода в новую фазу развития.
Но в том-то и дело, что даже прорыв в будущее, успешный прорыв и выход в новую заиндустриальную фазу развития, будет столь же катастрофическим для огромного числа людей. Темп перехода и неспособность адаптироваться к новому миру поставит вопрос о «лишних» людях столь же остро. Две фазы не могут существовать одновременно на одной территории — экономически более развитые технологии победят предыдущий уклад. А миллионы людей не сумеют в них встроиться. Что миллионы — десятки и сотни миллионов. Это — плата за темп. «Сопутствующие потери».
Новый технологический уклад вместе с новой фазой развития поставят еще один принципиальный вопрос — отказ от прежней морали. Те нравственные установки, которые возникли в ходе предыдущего перехода — эпохи Возрождения — в новом укладе будут чужеродными, а потому носители этих установок — угроза новому укладу.
И здесь мы видим вполне логичную попытку разрешить это противоречие — пожилое (и взрослое в целом) население развитых и большей части развивающихся стран предназначается архитекторами нынешнего перехода к утилизации (социализировать их никто, как мы понимаем, не будет — да и задачу такую никто не ставит). А вот молодое поколение ускоренно загоняют в принципиально новую среду массового дистанционного образования. Будет ли оно качественным или наоборот — резко просядет в своем уровне — этот вопрос мне неизвестен и непонятен, лучше, если его будут исследовать специалисты. Но то, что дистантное образование — это крест на социальной адаптации детей, крах прежней модели обучения социальным навыкам, общению, получению нравственных установок по принципу «глаза в глаза» («учитель-ученик») - факт. Новое, молодое поколение должно быть полностью освобождено от нынешних моральных, нравственных и этических норм.
Это не вина и не беда — это железный закон развития. Вспомним люденов Стругацких — их этика буквально в одно поколение полностью отошла от человеческой, создав свою систему ценностей. Новые люди, которые будут жить в новом заиндустриальном будущем, тоже получат новую психологию, этику, эстетику, логику. Новые нравственные ориентиры. Вся проблема в том, что раньше новую нравственность можно было взращивать на старой почве — времени было для этого предостаточно. Сегодня мы (ну, не мы, а человечество) будем проходить этот путь настолько стремительно, что новая нравственность просто не успеет зацепиться за старые нормы. А потому она станет расти буквально на камнях. У такого положения вещей есть, кстати, и следствие — уже через пару поколений 20-21 век и все, что было до них, будут восприниматься как глубоко доисторические времена. И вызывать интерес не больший, чем история Древнего Вавилона или взаимоотношения кроманьонцев с неандертальцами. У нового мира не будет вообще никакой ментальной связи с нами. Уже поэтому разнообразные политики, мечтающие вписать свое имя в историю, могут спать спокойно — истории не будет. Ну, то есть, будут, конечно, несколько специалистов, которые смогут приблизительно отличить Клинтона от Вашингтона, Путина от Керенского — но основная масса человечества интересоваться делами такой глубокой древности не будет просто по определению.
И вывод из сказанного выглядит тоже не очень-то оптимистичным: даже в случае успеха и прорыва в заиндустриальное будущее большую часть населения развитых и развивающихся стран это коснется исключительно с негативной стороны — оно обречено на быстрый и, возможно, не слишком безболезненный, уход. Впрочем, динозавры тоже куда-то исчезли и тоже — буквально в один момент. А весь остальной мир продолжил жить, перехватывая и осваивая территории, где когда-то бродили эти экзотические жители планеты.
И последнее. Несмотря на апокалиптичность описанной картины, у нее есть и вполне оптимистичные «ответвления». Тонкость в том, что для самых развитых и откровенно неразвитых стран в этом сюжете оптимизма почти нет — им придется проходить через катаклизмы очень высокого уровня и порядка. А вот для стран второго и третьего эшелона возможны просветы. И Украина, кстати, имеет ряд возможностей в этом перечне рисков. Возможностей для более плавного и щадящего перехода. Мы стараниями вначале партийных и комсомольских чинуш, а затем воров и бандитов вышли из списка и перечня развитых стран, что бы по этому поводу не брызгали пропагандисты. И это, конечно, минус. Но вот в ситуации катастрофического перехода более низкий уровень развития создает и резерв для более плавного перехода. С меньшими негативными последствиями и большим перечнем позитивных возможностей.
Комментариев нет:
Отправить комментарий