Какие же обстоятельства в истории калевальского народа послужили не только живому присутствию памяти о прошлом в повседневном настоящем, но и актуальному воздействию этой памяти на жизненный цикл карела и его племени, связывающий его жизнь с навыками и мировоззренческими константами его предков?
Важнейшим обстоятельством такого рода явилось географическое положение карельского народа, который в своей ранней истории находился за пределами прямого, пограничного воздействия как шведов, так и славян, располагаясь, однако, на водных артериях, а стало быть, вблизи торговых путей. Известный еще в 9-м веке норвежцам карельский народ не сталкивался со славянами и шведами, доминируя, однако, на северо-востоке Европы, о чем настойчиво и свидетельствуют упоминания карел в сагахи других исторических источниках. Именно при таком положении только и могли возникнуть калевальские руны о героях и героических походах, являющие собой альтернативу скандинавским и славянским военным преданиям. Характерно, что первое упоминание в славянских летописях «корелы», связано с военным походом карел на Хяме. А участие вместе с новгородцами в разорении Сигтуны, свидетельствует о развитых мореходных качествах карел, которые могли возникнуть именно при условии существования в качестве самостоятельной военной общности, что является логическим аргументом для понимания Биармии, как раннесредневекого карельского государства. Известные попытки переделать свидетельства о карельской Биармии в род скандинавской мифологии (Джаксон, Кочкуркина) игнорируют не только исторические свидетельства скандинавских источников, но и саму необходимость объяснить, где и в каком качестве пребывали носители древнейшего прибалтийско-финского языка, неизвестные южным народам (славянам до 12-го века). Отличающиеся оригинальной и древней культурой и более того – антропологическим своеобразием, выделяющим их среди прочих прибалтийских финнов.
Альберт Эдельфельт. «Смерть епископа Хенрика», 1877.
Лалли, финский крестьянин-язычник, на льду озера Кёюлиёнярви убивает первого епископа Финляндии Генриха Уппсальского, прибывшего из Британии через Швецию крестить финнов.
Одним из важнейших результатов наличия у карел древней государственности и сложившегося мировоззрения стало полное отторжение христианства. Еще долго после формального крещения «множества корел» новгородским князем Ярославом калевальский народ боролся, как со шведами, так и с новгородцами. И лишь утрата самостоятельности в конце 13-го века привела к известному распространению христианства. Однако, как справедливо замечают авторы «Очерков истории Карелии», только «в 14-м в., вместе с утверждением феодальных порядков, на территории Карелии стало глубоко внедряться христианство».
А ведь еще в 1256-м году Папа Римский Александр 4-й издает буллу, где следующим образом описывает отношение карел к вере Христовой: «Враги Христа, которых обыкновенно зовут карелами, убивали много христиан, проливали много крови. Сжигали много деревень и опустошали много полей, оскверняли священные места, предназначенные для богослужения, похищали много крещенных детей, которых они забирали для того, чтобы вырастить их в язычестве т держать в жесточайшем рабстве» .
В 14-м же веке, когда христианство «глубоко внедрилось в карельскую жизнь, происходит настоящая война карел с христитанами: «в 1338 г.. произошло восстание сельского населения, проживавшего в местности «на Кобылицах», в двух-трех десятках километров от Ореховца (ныне территория Токсовского района, Ленинградской области). Внешне это народное восстание было направлено против тех, кто принял православие. Летописец так и отмечает, что восставшими были убиты христиане, проживавшие в Кореле. Восставшие проникли и в Выборг и там также «много посекоша» христиан». И ведь это сопротивление имело за собой древнюю традицию народной войны, которая только и позволяла карелам сохранять себя веками, рядом с агрессивными христианскими соседями: «По сообщению скандинавских хроник, в 1178 г. карелами в районе Або был уничтожен замок епископа Рудольфа, которого победители взяли в плен. Позднее шведы получили еще более тяжелый удар с востока: в 1187 г. был уничтожен самый крупный город Швеции Сигтуна – торговый центр северной Прибалтики. Десять лет спустя после этого события новгородцы разгромили шведскую колонию в районе Або».
И пусть феодальное насилие под эгидой христианской религии и привело к формальному навязыванию карелам чуждого им вероисповедания. Эта религиозная конструкция та ки осталась мертвой формой, под которой сохранялась настоящая, народная жизнь. Так те же «Очерки истории Карелии» приводят свидетельства церковного феодала Макария, из которых следует практическая чуждость православного мировоззрения карельскому народу: «В конце 15-го – начале 16-го вв. у карельского народа сохранилось еще множество пережитков первобытно-общинных верований. В грамоте новгородского архиепископа Макария, посланной им в 1534 г. священникам в чудь, в ижору и в Корельский уезд. Указывается, что жители этих районов не признают и христианской веры, а молятся «по скверным своим мольбищам древесом и каменью». Большим влиянием среди карел пользовались жрецы (арбуи). Они являлись проповедниками и хранителями древних языческих верований и обрядов, должны были присутствовать при рождении и при похоронах. Архиепископ Макарий писал. Что «те деи арбуи младенцем их имена нарекают свойски», т.е. языческие. Мертвых карелы хоронили «в селах курганом и по комолищем»».
Замечательные свидетельства об отношении к христианству сохранила и руническая поэзия. Это средоточие народного карельского мировоззрения. Как писал лучший наш знаток калевальского эпоса В.Я. Евсеев: «народный эпос в своей средневековой версии свидетельствует лишь о незначительном, чисто внешнем влиянии христианской обрядности на карельское и финско-ижорское население».
И действительно, в рунах церкви – «деталь пейзажа» или даже «церкви Хийси», а монахини опозорены «беглецом Лемминкяйненом, несмотря на их «святость»».
Проходят века, и первый карельский ученый Н.Ф. Лесков в 1893-м году пишет, что «На шею ребенку привешивается медный крестик со множеством различных амулетов, которые совершенно закрывают собою символический знак христианства».
И уже в конце 20-го столетия выдающийся карельский этнограф Ю.Ю. Сурхаско подытожил значение христианства для народного мировоззрения карелов: «еще в конце 19-го – начале 20-го в., карелы, усвоив внешнюю, обрядовую сторону православия, в большинстве своем оставались верны традиционному миропониманию, в котором были тесно переплетены между собою здравые, по сути атеистические взгляды на природу и самые разнообразные, преимущественно дохристианские, религиозно-магические представления». При этом, согласно Ю. Ю. Сурхаско, «столь же формальный характер носило отношение карел и к старообрядческим канонам, хотя среди населения Олонецкой и Архангельской губерний противостоявшая официальному церковному православию «старая вера» ( viero) пользовалась значительной популярностью, особенно в северных районах. Одна из причин популярности заключалась, на наш взгляд, в том, что старообрядчество позволяло отойти от церкви с ее требованиями и поборами»
И надо признать, что только исторические обстоятельства позволили сохранить карельскому народу себя не просто как этническую группу, но как древнейшую общность со своей оригинальной индивидуальностью и преемством по отношению к наследию предков, к самым архаическим, вероятно, мировоззренческим и общественным формам, сохраняя для всего человечества уникальные навыки и живое мировоззрение в тяжелейших исторических и географических условиях своего бытия. Тот же Ю.Ю. Сурхаско на переломе второго тысячелетия нашей эры подметил, что «Особенно развитой и живучей была система обрядов и представлений, связанных с культом мертвых». Но отношение к предкам, к Сюндюзет – это, собственно, и есть ядро Калевальского эпоса, в котором Вяйнямёне совершает род шаманского путешествия к Випуни – за необходимыми знаниями, без которых невозможно достроить лодку, эту универсальную метафору человеческого дома и общества. И счастлив карельский народ, народ Калевалы, что смог в тяжелейшей борьбе избежать судьбы народа финского, который к середине 19-го века находился в положении, описанном Элиасом Леннротом: «финские рунопевцы до сих пор боятся, что их могут привлечь к ответственности за стихи такого рода». Только в борьбе с чуждым, рабским мировоззрением карелы остались карелами, калевальским народом, и, несмотря на нынешние несчастные социальные обстоятельства, есть надежда, что у карельского народа есть будущее, эта надежда есть, пока, по крайней мере, люди помнят и чтут Калевальские руны, «славных предков своих», находя поддержку и опору себе и своему роду в заветах народной памяти, у предков, в том глубоко национальном мировоззрении, которое, однако, обладает и чертами всеобщими, надо думать, более чем актуальными и для тех народов земли, что, будучи обезличенными, утрачивают не только индивидуальность, но и саму человечность.
Итак, христианство, христианское насилие, не победило – калевальский народ победил христианство и сохранили себя и свой род, и основу своей национальной души - Калевалу!
Комментариев нет:
Отправить комментарий