Александр Волынский: Евразийская мечта о Святой Руси

1.

"Научно-идеологическое" движение евразийцев было создано в 1921 году  в Праге. Отцами-основателями его стали экономист, географ П.Н. Савицкий; лингвист и этнолог Н.С. Трубецкой; теоретик музыки, искусствовед П.П. Сувчинский; религиозный философ Г.В. Флоровский. Движение было весьма разнородным, однако, по мнению П.Н. Савицкого, была важная "скрепа", связывающая таких разных авторов в евразийстве, - попытка найти преодоление большевизма "в духе". Несмотря на тот факт, что Савицкий воевал в «белой» армии, он выступал, в первую очередь, с патриотических и евразийских позиций, и для него европеизация представлялась гораздо большим злом, нежели большевизм. Он  писал: «Кто бы ни победил в гражданской войне – «белые» или «красные», – все равно Россия будет противостоять Западу, все равно она будет великой державой, все равно она создаст Великую Империю».

В основополагающем для евразийцев труде князя Трубецкого «Европа и человечество», автор дает определение человечеству как совокупности неевропейских народов, традиционных обществ, которые живут в соответствии со своими обычаями и порядками. Человечество, по Трубецкому, выступает антиподом Европы. Последняя же является «агрессивной аномалией», которая стремится навязать остальным народам мира свои локальные ценности, выдавая их за нечто универсальное и лучшее. При этом русскому народу евразийцы отводили поистине мессианскую роль: он должен был сплотить все народы Евразии и помочь им «сбросить европейское иго», а также защитить свои цивилизационные свободы, прежде  всего-Православие.

В евразийстве монгольское завоевание трактуется как исключительно положительный период русской истории. Орда объединяет раздробленные восточно-славянские княжества, и эти земли становятся основанием для будущего построения мировой империи. Те части Киевской Руси, которые в XIII веке попали под влияние европейской цивилизации, постепенно растворились в ней и лишись своей политической самостоятельности и культурной самобытности. И наоборот, те земли, которые попали под власть Орды, позже становятся хребтом континентальной цивилизации – России-Евразии. В своей книге «Наследие Чингисхана» кн. Н. С. Трубецкой пишет, что Киевская Русь была лишь разновидностью восточноевропейского княжества, а централизация его впоследствии была сильно преувеличена историками. «Татаро-монгольское завоевание легко справилось с этой незаконченной геополитической конструкцией, вобрало ее в себя как составляющую часть. Но монголы были не просто варварами. Они исполняли великую имперостроительную функцию, закладывая фундамент гигантского континентального государства, базу многополюсной евразийской цивилизации, сущностно альтернативной романо-германской модели, но вполне способной к динамическому развитию и культурной конкуренции».

Важнейшую роль отводят евразийцы туранскому фактору в формировании класса «тягловых» и «служилых» людей. «И именно великороссы, духовно и этнически смешавшиеся с евразийскими имперостроителями Чингисхана, стали ядром и зерном континентальной России-Евразии, переплавились культурно и духовно в особый интегрирующий, государствообразующий этнос». В отличие от ненавистного для евразийцев европейского сознания, человек в евразийском мире должен следовать целям государства. Строй, при котором нет настоящей частной собственности на землю, и где положение социальной группы определяются её отношением к государству, берет свои истоки из традиционного уклада кочевых народов. Такой уклад Московская Русь заимствовала у монгольских завоевателей. Лесостепная Россия, как держава континентального масштаба, требует управления в соответствии с особым строгим отбором. Евразийский отбор управленцев осуществляется с учетом геополитических условий и требует определенной этики. Эта этика вбирает в себя принцип коллективной ответственности, бескорыстия, взаимопомощи, аскетизма, воли, выносливости, беспрекословного подчинения начальству, строгой иерархии. Как считают евразийцы, только такие сильные качества могут обеспечить контроль над обширными и малозаселенными территориями лесостепной зоны. Эти принципы были заложены в основу свода законов Чингисхана «Яса», а позже «евразийский отбор» осуществлялся в рамках политической системы Московской Руси. В соответствии с евразийской идеологией, логика российского государства, вся его историческая, традиционная и геополитическая сущность тяготеет к «евразийскому отбору».

2.

Князь  Трубецкой в своей статье «Об идее-правительнице идеократического государства» формулирует понятие  "идеократии". Идеократии  он противопоставляет демократическое государство, в котором отсутствуют собственные убеждения, поскольку правящий слой состоит из людей от разных политических партий. Из-за отсутствия собственной единой идеологии правящий слой, считает Н. С. Трубецкой, не в силах самостоятельно руководить культурой и хозяйственной жизнью государства, а потому старается не вмешиваться в эти сферы жизни. Поэтому управление культурой  и  экономикой  демократическое государство предоставляет «безответственным факторам (частному капиталу и прессе)». И, наоборот, под идеократией Трубецкой подразумевает такое государство, которое обладает собственной единой системой убеждений, имеет свою идею-правительницу, и в силу этого, само активно организовывает все стороны жизни и руководит ими. При этом носителями этой идеиправительницы является правящий слой, объединенный, при этом, в одну государственную идеологическую организацию. 

Россия всегда мыслилась евразийцами  как Святая Русь, как держава, которая воплощает историческую миссию. Именно евразийское мировоззрение должно было стать национальной идеей России, её идеей-правительницей. При этом воплощению этой идеи должны быть подчинены все аспекты общественной жизни, политики, экономики, хозяйственной деятельности.

200 лет Московского царства для евразийства – это наивысший расцвет российского государства, качественный пик развития. При этом евразийцы считают, что важнейшую роль в подъеме государства сыграл географический фактор, а именно, перенос столицы и центра влияния с Запада (Киев, Новгород) на Восток в Москву. Это изменение центра тяжести означало повышение влияния евразийского (туранского) фактора в российской державности. Московское царство объединяет бывшие тюркскомонгольские территории, правда не с Востока на Запад, как это когда-то сделал Чингисхан, а с Запада на Восток. Таким образом, Москва наследует империю Чингисхана. И в этом и есть практическое значение евразийства.

Переместив столицу в СанктПетербург, Петр I отказывается от исторической теории «Москва – Третий Рим». Интересы этого правителя были устремлены на Запад. В евразийском сознании Россия при Романовых подвергается тому, от чего её ранее уберегла власть Орды – насильственной европеизации. Ориентация Петра на Европу выражается и в повседневной жизни: он вводит европейский костюм, всячески пытается распространить в своем государстве обычаи и нравы Европы. Для евразийцев такая политика – вторжение запада в евразийскую Русь и разрушение традиции. 

Будущее России евразийцы видели в перерождении большевизма в более консервативную модель и становлении на путь строительства великой евразийской державы. При этом неотъемлемой частью этой державы должно было стать православие. Падение царизма евразийцы не считают крахом традиции. Конец правления Романовых – это конец засилья романо-германского мировоззрения в российском государстве. Октябрьскую революцию евразийцы расценивали как частичный духовный возврат к допетровским временам, возврат к Москве и Московскому Царству. Это подтверждается и символическим возвращением столицы в Москву большевиками. Евразийцы видели в революции традиционный подтекст, считали, что она приведет к возрождению цивилизационного противостояния с Западом. История показала, что в этом евразийцы оказались правы.

3.

Московский  профессор  философии, неоевразиец Владимир Николаевич  Шевченко пишет: "Остается нерешенным главный для российских людей вопрос: «Кто Мы? Зачем Россия призвана в этот мир?». С каждой сменой культурно-исторической эпохи, а сегодня мы как раз имеем дело с такой сменой, приходится заново отвечать на этот вопрос. Сделан ли нами сегодня цивилизационный выбор? Нет, еще не сделан. И дело здесь не в выборе названия цивилизации. Дело в самой сути. Проблема цивилизационной идентичности России — это проблема самотождественности. Ответ на вопрос особенно важен для нас потому, что он раскрывает духовно-нравственные ценности и нормы, традиции и высшие смыслы жизни — и стратегические цели как для всей страны, так и для каждого человека в отдельности. Право на альтернативный путь цивилизационного развития в сравнении с Западом российским обществом поистине выстрадано всей его многовековой историей. И тем не менее мы находимся сейчас в самом начале пути. Смена исторических эпох закономерно вызывает реабилитацию философской утопии в последние десятилетия в отечественной и зарубежной литературе. Это знаменательное явление. Известно выражение: история движется вперед утопиями, — особенно оно верно при смене культурно-исторических эпох. Речь, конечно, идет здесь о философской утопии, которая принципиально отличается от художественной утопии и антиутопии. Мы можем с полной уверенностью сказать, культура России постепенно начинает обретать всечеловеческий характер. На этом пути у России есть большое будущее. В этом миссия России. В этом ее историческое предназначение. Вбирать в себя все ценное, что создано культурами других народов, — и тем самым способствовать созданию подлинных всечеловеческих ценностей, пополнению культурной сокровищницы всего человечества".

Кроме  культурной  "всечеловечности"  В. Н. Шевченко, в  качестве  компонента  Святой  Руси, утверждает  и  "соборность": "... Можно сказать, что цивилизационный проект для России в результате совместных обсуждений должен создать ясное представление о цивилизации в России как о многосоставном, многоуровневом и многосубъектном образовании, причем таком образовании, в котором каждая из его составляющих могла бы иметь собственную программу развития на длительную перспективу. Но эти программы нужно согласовать так, чтобы согласие стало постоянно достижимой нормой и чтобы все культуры и живущие в них народы вместе могли бы принимать участие в управлении всем этим процессом. Но при условии, что все эти совместные действия будут совершаться в русле собственной логики культуры всей России как целостности, которая будет обеспечивать органическое и успешное становление всесубъектности российского общества и которую можно мыслить как светский аналог соборности".

Очевидно, что  обеспечить  "всечеловечность"  и  "соборность"  может  только  "империя". В  качестве  примера  Шевченко  приводит  Иран  и  Китай: "... Вместо национальных государств мы имеем здесь государства, которые можно в первом приближении назвать импероподобными образованиями, постепенно приобретающими свое самостоятельное эмпирическое и теоретическое содержание. Такие образования постепенно становятся новым историческим типом государства в условиях становления много-цивилизационного мира. По мере дальнейшего развития матрица такой государственности будет трансформироваться. И называть такое государство просто реинкарнацией империи — значит не видеть тех важных, а возможно и фундаментальных в обозримом будущем функциональных и структурных изменений, которые претерпевает современное значительное по размерам не-западное государство."

Совершенно  в  идеократическом  духе  евразийства  и  в  согласии  с  практикой  геополитического  реванша, В. Н. Шевченко  требует  более  четкой  формулировки  Русской  идеи: "... Российские граждане вправе знать, что будет в стране и со страной через 10, 20 и даже 50 лет. Без образа Будущего общество обречено на угасание и распад. Результаты последних социологических исследований указывают на то, что в массовом сознании российских людей совершенно определенно имеются все те компоненты, из которых складывалась русская мечта в прошлом. Это — чувство справедливости, приверженность социальному равенству, осознание свободы, понимаемой прежде всего как внутренней свободы, признание за государством права быть носителем и защитником идеи общего дела, нравственного идеала; наконец, признание первенства в жизни социальных прав граждан над политическими. Обеспечение безопасности страны в этих условиях оказывается не просто военно-политической задачей, а внутренним стержнем самого цивилизационного Проекта. Необходимость эффективного противодействия различным военным угрозам, прямого военного нападения на протяжении столетий выступало и выступает константой российской цивилизации, она пронизывает все уровни и сферы сознания общества. С определения условий, при которых возможна эффективная защита от войны, должно начинаться обсуждение конкретных параметров Проекта. Диалог цивилизаций и конкуренция цивилизационных проектов больших государств-цивилизаций — таковы две реалии становящегося современного полицентричного, много-цивилизационного мира. Нахождение баланса между ними в условиях реальных катастрофических угроз, нависших над всем человечеством, есть самое сложное противоречие современности, разрешение которого требует от всех сторон этого необычного дискурса предельной осмотрительности, выдержки и ответственности".

***

Как видим из изложенного выше, евразийство  наиболее  правдиво  описало  этапы  и  суть  истории  России. 

Однако,  образ  Запада  в  русском  сознании - это  мифический  конструкт. Наполеон  и  Гитлер, конечно,  пришли  с  Запада, но  они,  как  раз, ближе  к  милитаристскому  и  имперскому  духу  Орды, чем  к  демократии. Капитализм  и  демократия  требуют  уважения  к  личности  и  собственности, капитализм  и  демократия построены  на отчуждении.

Нынешняя  Россия,  действительно,  построена  на  принципах  кочевого  общежития  и  абсолютного  авторитета  власти.

Но почему? Русские  еще  со  времен  Иллариона были  уверены, что  Благодать  превыше  Закона. Но  также подспудно понимали, что там,  где  нет  закона, торжествует  анархия.  Поэтому Ярослав Мудрый и дал им "Русскую Правду" (1016 г.), созданную на основе устного восточнославянского обычного права с включением отдельных элементов византийского права (т.е. оба её составляющие - европейские и фактически тождественны "Салической Правде", "Lex Salica"), а затем дополненую через век "Уставом Владимира Мономаха". Но затем, в связи с утратой её, Северо-Восточная Русь вынуждена была подчиниться "Ордынской Ясе"...

Собственно в "Ясе" хан ("каган") как "Сын Вечного Неба" (вернее, земное воплощение Хаджира Чингис-тенгри, одного из светлых духов-сыновей неба, имя происходит от авестийского "джахан-гир" - "завоеватель мира") -  это "катехон" -  тот, кто удерживает человечество от гибели исчезновения, поглощения хаосом ("морем"). С Ханом-Катехоном  связана легитимность политической системы, критерии справедливости и источник права. 

Но, казалось бы сейчас, когда у русских есть вся возможность вернуться к европейской Правде Святой Руси, русские  добровольно  отказываются  от  политических  свобод  в  пользу  "катехона" (в лице Пахана), и делают это потому, что  боятся  самих  себя, боятся  разрушительных  демонов своего собственного сознания, мифологизированного  московской  исторической  традицией.