«… Східнокарпатський регіон є західною, крайньою частиною Великого Євразійського Степу (Хінгано-Карпатського, довжиною біля 8000 км), який був ареною великих міграцій. Особливо давніх номадів Сходу. Наприкінці шляху їхніх західних переселень та військових вторгнень до Європи стояли Карпати. Вони відігравали роль «великої природної стіни» і водночас «воріт у Європу», де була побудована багатоешелонова система з «Довгих валів». Зокрема Римом і Болгарією, а потім поновленаранньодержавними утвореннями даного регіону… Через Східнокарпатський регіон проходили численні міграції також народів Європи – як із півночі, так і з півдня та заходу. Все це перетворювало тоді його на велику етнокультурну й етнополітичну контактну зону, яка в окремі кліматичні періоди характеризувалася значною густотою населення. У цю справді «благодатну землю»прагнули дійти й поселитися десятки давніх племен і народів з Європи та Азії. Окремі з них навіть зафіксовані історично в самих назвах Карпат, зокрема як гори Ріпейські, Певкінські, Бастарнські, Сарматські, Венедські, Угорські, Руські тощо. Загалом у Східнокарпатському регіоні давнє населення належало до чотирьох історико-географічних ареалів: Східносередземноморського, Центральноєвропейського, Східноєвропейського і Євразійського Степу Все це наклало відбиток на історичну долю його населення… Ця велика етнокультурна контактна зона вплинула і на надзвичайну різноманітність та своєрідність численних етнографічних груп населення регіону. Вони відображають як окремі давні, так і особливо пізньосередньовічні традиції, набуті в процесі цих переселенських і міграційних рухів…»
ранне-советское (восприятие Угрюмого в Лакейской, Passé simple);
поздне-советское (восприятие Любопытного в Музее, Passé composé)
и пост-советское (восприятие Варвара на Руинах, Passé antérieur).
В каждой позиции есть свои преимущества.
Посетитель Музея - это пуанта наиболее привлекательная во всех отношениях, по-своему почтительная, порой даже бережная, - хотя, впрочем, это бережность, с которой ворона относится к какой-то блестящей штуке, подхваченной унесённой в гнездо неведомо зачем: нечто красивое, но несъедобное. Экскурсант приятно скользит по поверхности Былого, и ощущает себя не просто знатоком, но и обладателем всего. что есть в музее, - ведь это для него, для Посетителя, собственно, все эти музеи и выстроены. И не задумывается о том, что эта поверхность так гладка и гостеприимна - потому, что это не само Прошлое, а толстое запылённое стекло, - не соединяющее, а, на самом деле, отделяющее.
Подглядывающий Лакей - это роль хороша тем, что она - живая, неспокойно-егозливая, жгуче-сопричастная; для этой роли - в отличие от Посетителя, - Прошлое не в прошлом, и даже, строго говоря, прошлого вообще нет; для Лакея не существует третьего измерения - Глубины Времён; для него прошлое сплющено в текст, в страницу, которая нужна только потому, что чем-то полезна для настоящего. Лакей не может усидеть в зрительном зале Истории; он всегда - за кого-то и против кого-то, даже если речь идёт о бронтозаврах и атлантидах. Такой исторический надзиратель - остро приметлив, потому что не равнодушен; но неравнодушие его - злое, беспокойное, оскаленное.
Барин непрерывно раздражает лакея не каким-то там социальным неравенством ( ....- да ничего подобного: весьма часто Лакей и ощущает себя, и действительно является гораздо более респектабельным и комфортно устроившимся, чем барин - ...);
суть противостояния в том, что Лакей и Барин - это непримиримые конкуренты: они обитают в одном пространстве, пользуются одними вещами, но и пространство, и вещи, и самую суть общей вещепространственности видят совершенно по-разному, разными глазами. Лакей всегда лучше Барина знает всю барскую жизнь, и каким Барину быть надлежит, и негодует в ярости - не потому, что он сам не Барин, а потому, что Барин не соответствует лакейскому представлению: именно в этом для Лакея - невыносимая неправильность, оскорбительное беззаконие.
Варвар - не отворачивается от Прошлого скучающе, как может показаться на первый взгляд; руины для Варвара чрезвычайно порой привлекательны, весёлую охотничью жадность пробуждают; и прежде всего тем, что эти нагромождения - пустынны, здесь никого нет, и, может, никогда никого и не было; Варвар предполагает, что здесь может быть что-то такое, чем стоило бы заняться, - клады какие-нибудь там, и просто - ничейное необитаемое место, которое почему бы и не захватить;
Варвар, в отличие от Лакея и Экскурсанта, - не ощущает какого-то высокомерия, модернистского превосходства над прошлым; ему вполне достаточно того. что он, Варвар, жив, а эти, былые, все эти доспехи и мощи, портреты и скелеты, - мертвы.
***
Лакей - хмуро, нахраписто и хищно ощущает осязаемость былого, но обманывается, путая с бытием Былого - тексты и картинки, которые абсолютно лживы просто потому, что и тексты написаны, и картинки эти нарисованы - им же, Лакеем, такими же, как он, для самих себя.
Экскурсант рассматривает под стеклом всего лишь осколки, обломки, трупы, - вещественные доказательства, позволяющие установить личность покойного Прошедшего и выдвинуть несколько версий мотивов и обстоятельств его кончины.
Варвар просто обитает между собственным рождением и собственной смертью, как в тёмной узкой щели. И если ему попытаться объяснить, что его собственная теплокровная экзистенция, и всё мироздание, в котором он обитает, - это, на самом деле, не данная тесная норка в пять-семь-восемь десятилетий, а наисложнейшее сооружение, которое непрерывно созидается и до, и после, - то Варвар просто не будет слушать, ему это не нужно.
***
Внутри треугольника Истории - пустота.
Точки обрисовывают, но не соприкасаются.
Все три позиции - это совершенное, решительное отчуждение, приговаривающее Прошлое к смертной казни без права на прошение о помиловании.
Комментариев нет:
Отправить комментарий