Мустафа Кемаль решил провозгласить Турцию республикой. Этому предшествовало создание Народной партии под его руководством, куда вошли депутаты от первой группы Общества защиты прав Анатолии и Румелии, успех этой партии на выборах ВНСТ (кемалисты выиграли войну против Греции, настаивавшей на выполнении унизительных условий Севрского договора, заключённого державами Антанты с султанским правительством), подписание мирного договора между Турцией и Антантой в Лозанне (его подписали представители кемалистов, он заменил Севрский договор, не признаваемый ими).
Сторонники прежней формы правления выступили против намерения Мустафы Кемаля. Однако благодаря подавляющему большинству в ВНСТ 29 октября 1923 г. ему удалось провозгласить Турцию республикой — первой среди стран Востока. а самого себя — её президентом.
Провозглашение республики встретило сопротивление всех приверженцев султанской власти (особенно в Стамбуле, на который власть Анкары ещё не распространялась). Следует отметить, что некоторые представители мусульманского духовенства оправдывали, правда вынужденно, провозглашение республики. Депутат меджлиса Февзи-ходжа, например, утверждал, что республиканский строй соответствует Исламу и что республика является формой власти и правления первоначальных Исламских обществ.
Провозглашение республики и избрание Мустафы Кемаля президентом ещё более упрочили положение правящей Народной партии. Кемалисты перешли к дальнейшим мероприятиям, направленных против политических противников, в особенности духовенства.
Именно в то время, когда просултанские и прохалифатские круги намеревались сделать Абдул-Меджида конституционным монархом, кемалисты решили пойти на ликвидацию халифата, чтобы лишить его сторонников всех надежд на восстановление прежней формы и системы правления. Без этого и нельзя было думать об устранении своих политических противников и ограничении влияния духовенства.
Законопроект о ликвидации халифата сперва прошёл через фракцию НРП. С обоснованием законопроекта 1 марта 1924 г. выступил Мустафа Кемаль. Он сказал: «Равным образом необходимо сделать так, чтобы наша священная религия Ислама, принадлежностью к которой мы гордимся, тоже не была больше средством политики, каким она являлась в течение многих веков. И ради земного и ради потустороннего счастья нам настоятельно необходимо полностью освободить нашу религию, наши верования от влияния старой политики, старых политических институтов, служивших корыстолюбивым интересам узких групп. Только так религия Ислама сможет проявить свои высокие качества». Необходимость ликвидации халифата Мустафа Кемаль аргументировал также тем, что халифат впредь не может быть ничем иным, как только «предметом насмешки в глазах действительно цивилизованного и культурного мира».
3 марта 1924 г. шейх Савфет-эфенди (депутат из Урфы, сейчас Şanlıurfa — «Счастливая Урфа») от имени 50 депутатов представил на обсуждение ВНСТ законопроект об упразднении халифата, который предусматривал также выслать из страны всех членов Османской династии. Весьма примечательно, что при обосновании законопроекта министр юстиции Махмуд Эсад-бей (Бозкурт) ссылался на Коран: «Характер, придаваемый религией халифату, двух родов: духовный и политический. Политическая сторона имеет особое значение, выходящее за рамки настоящей темы. Наша задача — проследить, как Исламская религия понимает халифатский вопрос. Вам известно, что в Коране нет никакого стиха о халифате в такой форме, которая некоторыми богословами ему придаётся в настоящее время. Халифат имеет своей задачей создать в Исламском мире правительство. Вопрос о том, необходим ли в настоящих условиях халиф или нет, должен быть разрешён только в политическом плане. Быть может, эту функцию может выполнять президент или даже само Великое Национальное Собрание страны».
Как следует из его речи, одним из доводов ликвидации халифата служила передача прерогатив халифа ВНСТ. На помощь законопроекту опять был призван Ислам. Сторонники ликвидации халифата доказывали, что «республика является ничем иным, как халифатом. в той его форме, которая была установлена Пророком Мухаммедом» (да благословит его Аллах и приветствует).
Законопроект поддержали и некоторые представители мусульманского духовенства, как, например, Сеид-бей, который в своих доводах также ссылался на предписания Ислама, Следует отметить, что ликвидация халифата, как и следовало ожидать, с одобрением была встречена депутатами-шиитами и шейхами шиитских орденов и сект. Однако шейхи орденов накшбенди и мевлеви выступали за сохранение халифата.
Во время голосования сторонники халифата, и в первую очередь суннитское духовенство, особенно главы упомянутых орденов накшбенди и мевлеви, устроили обструкцию, покинули меджлис. Пришлось выступить и Исмету-паше (Инёню) — главе правительства, который необходимость ликвидации халифата обосновал тем, что нельзя допускать существования государства в государстве. Сторонники халифата попытались пойти на сделку — предложили Мустафе Кемалю титул халифа, лишь бы халифат был сохранён. Приняв это предложение, Мустафа Кемаль стал бы президентом-халифом. Он отказался от титула халифа и после 5-часового обсуждения законопроекта всё же сумел добиться его принятия.
Закон предусматривал высылку всех членов Османской династии из Турции и отводил годичный срок для разрешения всех их имущественных вопросов. Правительство Турецкой Республики одновременно обязывалось выплачивать жалование (цивильный лист) как низложенному султану, членам его семьи и династии, так и низложенному халифу и его семье.
Заодно были упразднены должность Шейх-уль-Ислама и министерство по делам шариата и вакуфов. В законе от 3 марта 1924 г. по этому вопросу говорилось следующее: «В Турецкой Республике право применения религиозных норм, касающихся взаимоотношений граждан между собой, принадлежит Великому Национальному Собранию и образованному им правительству. Для проведения в жизнь всех предписаний священной мусульманской религии, относящихся к религиозному культу и убеждениям, равно как и управление институциями культа, в столице Республики учреждается управление по делам религии».
Закон также предусматривал, что главу управления по делам религии назначает Президент Республики, по представлению председателя Совета министров. Таким образом, руководство религиозными делами непосредственно целиком и полностью подчинялось высшим республиканским властям. Управление по делам религии вошло в состав Совета министров вместе со своими финансами. Далее, статья 5 Закона предусматривала, что «управление всеми мечетями, молельнями, текке и монастырями, расположенными в пределах Турецкой Республики, право назначения и увольнения имамов, проповедников, шейхов, муэззинов и всех других духовных лиц составляет компетенцию главы управления по делам религии».
Что касается имущества мечетей, джами и вакуфов, в частности земельной собственности, то учреждалось главное управление по делам вакуфов, вместо совета по делам вакуфов (был учреждён в декабре 1922 г. при министерстве шариата и вакуфов. т.е. религии), которое также непосредственно подчинялось Совету министров. Таким образом, через управление по делам вакуфов государство установило свой контроль, правда, пока временно, над вакуфными землями. Предусматривалось, что вакуфное дело должно быть разрешено «в непосредственных интересах нации».
Обращают на себя внимание следующие обстоятельства. Если раньше религиозными делами занималось министерство, что подчёркивало уровень важности этих дел, то сейчас они поступали в ведение управления. т.е. учреждения, стоящего значительно ниже любого министерства. Кроме того, руководство религиозными делами и церковным имуществом разделялось на независимые друг от друга учреждения, подчинённые одному органу.
После ликвидации султаната, халифата и провозглашения Республики основными политическими противниками нового режима оставались бывшие сановники и чиновники султанской администрации, а также мусульманское духовенство, в особенности высшее духовенство Стамбула и Анатолии. Турецкие предприниматели, получившие относительную свободу предпринимательства, впервые почувствовали. что неприкосновенность частной собственности гарантируется не на словах, а на практике, и поэтому и не думали переходить в лагерь противников Республики.
Что касается сановников и в особенности чиновников бывшей султанской администрации, то они со временем примирились с новой властью и влились в состав республиканской администрации, правда. без прежних привилегий.
Оставалось многочисленное мусульманское духовенство, в особенности высшее, со своими земельными угодьями, имеющее огромное воздействие на верующие массы, которое никак не могло примириться с нововведениями республиканских властей. так как они были направлены на подрыв его феодально-экономических и политических позиций и сословных привилегий. Против служителей культа было очень трудно бороться, так как они держались весьма сплочённо и идеологически, и организационно.
Любое мероприятие против духовенства служители культа преподносили как святотатство, чему охотно верили верующие массы. Мусульманское духовенство, ещё вчера являвшееся союзником кемалистов в войне против держав Антанты и сумевшее не только расширить своё влияние, но и упрочить свои позиции, превратилось в одного из наиболее сильных противников всех нововведений республиканских властей. Однако следует учесть, что политика в отношении служителей культа проводилась гибко — ограничение влияния духовенства чередовалось с уступками.
3 марта 1924 г. ВНСТ приняло ещё один закон, направленный на ограничение позиций духовенства — закон о едином и совместном обучении, согласно которому все учебные и научные заведения передавались гражданскому ведомству — министерству национального просвещения. Основой школьного обучения объявлялась начальная светская школа, посещение которой было обязательным. Министерству передавались также все религиозные учебные заведения, в том числе и вакуфные. В течение месяца по всей стране было закрыто 450 медресе. Небезынтересно, что в самой Анатолии медресе были закрыты ещё до принятия соответствующего закона. Власти также исключили предметы по религии из школьной программы. Однако, если учесть полное отсутствие новых учебников, программ, нехватку светских школ и учителей, то станет понятно, как много времени потребовалось для того, чтобы значительно ограничить влияние духовенства на школу.
Через месяц, 8 апреля 1924 г., меджлис принял другой закон аналогичного характера, согласно которому отделялось от церкви судопроизводство. Закон предусматривал упразднение всех шариатских судов и передачу их функций гражданским. Отметим, что ещё в сентябре 1921 г. кемалистские власти несколько изменили судопроизводство в шариатских судах. Гражданские суды всегда пользовались покровительством новых властей, о чём говорят хотя бы бюджетные ассигнования на их деятельность (они получали средств в 5 раз больше, чем шариатские суды). Однако следует иметь в виду, что несмотря на упразднение шариатских судов, судопроизводство в гражданских судах до принятия гражданского законодательства основывалось на правовых канонах Ислама.
Отделение школы и суда от церкви должно было ограничить позиции духовенства, так как они являлись довольно сильным средством давления на верующие массы и благодаря им духовенство имело возможность вмешиваться в общественно-политическую жизнь страны. Влияние духовенства также ограничивалось тем, что в совет старейшин села в качестве обязательного члена, кроме имама, входил и местный учитель.
Серьёзным ограничением влияния духовенства и всех антиреспубликанских сил следует считать и перенесение столицы из Стамбула в Анкару, Таким образом, духовенство Стамбула, связанное многочисленными нитями с дворцом султана, было изолировано от Анатолии и лишалось власти над ней.
Мероприятия кемалистов против засилия духовенства — ликвидация халифата, Шейх-уль-Исламата, а также министерства по делам шариата и вакуфов, огосударствление церковного имущества, в особенности земельной собственности, отделение школы и суда от церкви, упразднение религиозных школ и переход к светскому образованию — довольно ослабили позиции духовенства в общественно-политической системе страны и одновременно облегчили дальнейшую борьбу за экономическое развитие Турции.
Просултанские и прохалифатские круги, в том числе и высшее суннитское духовенство, развернули широкую агитацию против мероприятий республиканских властей, обвиняя их в «безбожии», в «покушениях на Ислам» и т.д. Ещё в ходе национальной войны, почуяв опасность, они создали политическую партию — Народную во главе с Хамдуллой Субхи (Танриовер). Партия Х.С.Танриовера стремилась к объединению мусульман не только Востока, но и в мировом масштабе. В этом направлении предпринимал шаги и сам бывший халиф. В статье «Голос с кладбища» газета «Hakimiyeti milliye» писала, что «проживающий в Ницце бывший халиф ведёт пропаганду, рассчитывая ни больше ни меньше, как на священную войну для восстановления халифата». В Силифке, Бурсе, Решадие и Адапазары имели место выступления против ликвидации халифата. Прохалифатские круги находили поддержку и во внешнем мире, как, например, у богословов университета Аль-Азхар (Каир), халифа защищала и Англия.
Вместе стем кемалисты были вынуждены в некоторых случаях делать уступки духовенству. Так, например, закон о провозглашении Республики в Турции одновременно предусматривал, что религией турецкого государства является Ислам, т.е. Ислам оставался государственной религией. Духовенству удалось отклонить распространение избирательного права на женщин. Власти предусмотрели открытие богословского факультета при Стамбульском университете, 7 апреля 1924 г. этот факультет был открыт, несмотря на то, что учебный год подходил к концу. Слушателей духовных школ в армию не призывали. Далее, в день принятия закона о ликвидации султаната ВНСТ приняло также решение об объявлении 12 реби-уль-эввель (Мавлид — день рождения — Пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует) «Праздником демократии» («Hakimiyeti milliye»). Практиковался роспуск ВНСТ по случаю религиозных праздников.
Чтобы доказать, что он является правоверным и благочестивым мусульманином, Мустафа Кемаль запросил у меджлиса деньги на строительство большой мечети рядом со своим домом (Чанкая).
Следует отметить, что в первой программе правящей Народной партии, первоначально принятой как предвыборная (8 апреля 1923 г.), провозглашалась впервые на Востоке необходимость осуществления светских преобразований. Принцип лаицизма был изложен в следующей редакции: «В области управления государством партия приняла за принцип принятие и применение всех законов, установлений и норм соответственно светским потребностям и основным нормам, обеспеченным современной цивилизацией, наукой и техникой. Считая религиозные воззрения делом совести, партия рассматривает как главный фактор успеха нации на пути прогресса отделение религиозных идей от государственных и светских дел, равно как и от политики».
После провозглашения Республики и ликвидации халифата, Народная партия, переименованная в Народно-республиканскую партию (НРП, 10 ноября 1924 г.), приняла новую программу, которая специально состояла из 6 принципов по числу постулатов («столпов») Ислама — согласно 6-ти основным обязанностям мусульманина. Но самой важной и существенной уступкой духовенству было, как отмечено выше, сохранение в конституции 1924 г. прежнего статуса Ислама, гласящего, что «религией Турецкого государства является Ислам».
Несмотря на то, что правящая НРП пошла на некоторые уступки религии и духовенству, законодательное оформление современных преобразований встретило сопротивление просултанских и прохалифатских кругов. Последние сгруппировались в Прогрессивно-республиканскую партию (ПРП, ноябрь 1924 г.), которую возглавили высокопоставленные военные Али Фуад-паша (Джебесой), Кязым Карабекир-паша и Хусейн Реуф (Орбай), разошедшиеся с Мустафой Кемалем в вопросах будущих судеб Турции. В состав партии, опиравшейся главным образом на феодально-клерикальные круги, вошли члены второй группы Общества защиты прав Анатолии и Румелии, а также «чалмоносной оппозиции» в ВНСТ. Программа партии, несмотря на её громкое название, фактически ничего общего не имела ни с прогрессом турецкого общества, ни с укреплением республиканской формы правления. Наоборот, партия выступала против всех буржуазно-демократических мероприятий НРП, выдвигая главным образом требование восстановления султаната и халифата, разумеется с последующим перенесением столицы в Стамбул. Печатным органом Прогрессивно-республиканской партии являлась газета «Tanin» во главе с бывшим видным деятелем партии «Единение и прогресс» Хусейном Джахидом (Ялчин).
Одним из основных обвинений, выдвигавшихся Прогрессивно-республиканской партией против правящей НРП, служило обвинение в «безбожии», «кощунстве» и «вероотступничестве», т.е. феодально-клерикальные круги использовали религию как средство межпартийной борьбы.
В разгар обострения борьбы между сторонниками и противниками Республики на востоке страны в феврале 1925 г. вспыхнуло восстание курдских племён под руководством главы ордена накшбенди шейха Саида. Оно проходило под «знаменем Ислама» и «в защиту Ислама и халифата» и имело своей целью, как заявил на суде в Диярбакыре сам шейх Саид, «восстановление царства религии». В восстании шейха Саида приняли участие также мусульманское духовенство и главы других орденов и сект. Многие мечети и текке были превращены в опорные пункты мятежников. Его поддерживали и другие антиреспубликанские силы, в частности Прогрессивно-республиканская партия. После поражения восстания власти репрессировали всех, кто его поддерживал. Небезынтересно отметить, что турецких солдат совершенно не смутило то обстоятельство, что повстанцы шейха Саида выступили против них с криками «сдавайтесь во имя Пророка Мухаммеда» (да благословит его Аллах и приветствует), неся на штыках полотнища с молитвами. Солдаты выполнили приказ своих командиров — подавить мятежников. Суровость, проявленная турецкими властями при подавлении восстания шейха Саида и последующих восстаний курдов, объясняется также принадлежностью последних к шиитским сектам.
4 марта 1925 г. ВНСТ приняло Закон об охране порядка, направленный против противников правящей партии. Закон запрещал деятельность любых политических партий и организаций, кроме НРП. Нарушение Закона каралось Судом независимости, приговоры которого предусматривали только высшую меру наказания.
На основании указанного закона были закрыты такие известные органы просултанских и прохалифатских кругов, как «Tevhidi efkyar», «Sebilürreşad», «İstiklyal», «Son telgraf», «Tanin» (Стамбул), «İstikbal» (Трабзон), «Sedaa-i hakk» (Измир). Власти обвинили ПРП в использовании религии в качестве средства политической борьбы, в участии в восстании шейха Саида, а также в организации антиреспубликанского заговора против Президента Республики. В результате ПРП была распущена, а её деятели едва избежали сурового наказания. Власти выслали из страны 150 человек, в том числе и некоторых представителей высшего духовенства — шейх-уль-исламов Мустафу Сабри-эфенди и Хайры-эфенди (Ургюплю). Именно в это время ВНСТ приняло постановление, запрещающее злоупотребление религией в политических целях.
После подавления восстания шейха Саида, запрещения ПРП, ограничения в законодательном порядке влияния духовенства только лишь культовой сферой республиканские власти решили запретить также деятельность религиозных орденов и сект. С этой целью была принята целая серия законодательных актов. Так, например, 1 марта 1925 г. вступил в силу закон, согласно которому ашар, поступавший духовенству и различным орденам и сектам, был заменён поземельным налогом и налогом на продукты земледелия, поступавшие в продажу, в пользу государства. (Закон об отмене ашара в Турции был принят ещё в июне 1924 г.)
В начале апреля 1925 г. ВНСТ узаконило изъятие почти всей земельной собственности мечетей и вакуфов, что явилось ещё одним чувствительным ударом по материальным позициям духовенства. 30 ноября 1925 г. был принят закон о запрещении религиозных орденов и сект, закрытии завие, текке и тюрбе. Он предусматривал закрытие всех завие и текке, находившихся на территории Турецкой Республики. Подлежали закрытию все тюрбе, в том числе и тюрбе султанов и святых, с упразднением должности их хранителей. Оставались открытыми только завие и текке, использовавшиеся в качестве мечетей или молелен. Этим же законом были отменены такие религиозные звания, как шейх, дервиш, мюрид, сеид, челеби, баба, деде, эмир, наиб и халифе. Заодно власти запретили все дервишские занятия — «предсказывать будущее», «метать жребий судьбы» (т.е. гадать), «исцелять посредством дыхания» (т.е. лечить знахарскими методами), «обеспечить успех посредством амулетов» и т.д. Члены «братств» и сект лишились и права ношения и своей религиозной одежды. Закон запретил также организацию религиозных празднеств и шествий вне действующих мечетей. Нарушение закона каралось тюремным заключением от 2-х до 3-х месяцев или денежным штрафом не менее 50 лир. Наказанию подлежали и лица, которые хотя бы на время предоставляли помещения для исполнения дервишских ритуальных обрядов.
Сразу же после принятия этих законов власти перешли к действию. Так, например, в Стамбуле и Измире были разогнаны секты бехаи и бибери. Тем самым власти доказали, что они преисполнены желания довести до конца борьбу с сектантством. Религиозным орденам и сектам пришлось уйти в подполье. Закон о запрещении орденов и сект одновременно служил на пользу ортодоксальному суннизму. Он способствовал принятию суннизма всеми мусульманами.
При Стамбульском университете, на богословском факультете, власти создали специальную комиссию, которая должна была разработать мероприятия в области религии. Комиссия дала целый ряд рекомендаций, из которых привлекает особое внимание предложение об использовании всех служб, и главным образом чтения Корана, на турецком языке, вместо арабского, которое и было вскоре осуществлено.
21 февраля 1925 г. ВНСТ приняло решение о назначении комиссии экспертов для перевода Корана и других книг по Исламу, а также пятничной молитвы на турецкий язык. В том же году был поставлен вопрос о перенесении дня отдыха с пятницы на воскресенье, однако это не удалось осуществить. Власти также распорядились, впервые в истории Турции, чтобы пост в Рамазан проводился без соблюдения соответствующих ритуалов — прекращения торговли и работы государственных учреждений, обязательного поста, пальбы из пушек.
Было отменено преподавание арабского и персидского языков. Однако банковские купюры продолжались печататься на арабском языке.
С июля 1926 г. началась постепенная ликвидация всех школ по подготовке имамов и хатипов, кроме школ в Стамбуле и Кютахье. Если в 1924 г. в стране имелось 29 таких школ, то в 1930 г. их осталось только две. В начале 1930-х гг. был закрыт и богословский факультет Стамбульского университета. (В 1933 г. он был преобразован в Институт Исламских исследований при Стамбульском университете, который в 1941 г. тоже был закрыт.) Ислам, преподавание которого в школе являлось обязательным, совсем сняли из программы.
Ещё в мае 1925 г. турецкие власти приняли Гражданский кодекс по образцу Гражданского кодекса швейцарского кантона Невшатель. Вскоре ими был принят и новый Уголовный кодекс (по образцу итальянского), статья 163 которого запрещала изменение политического, социального, экономического и юридического порядка государства соответственно постулатам религии. В том же году мусульманский лунный календарь был заменён григорианским, а летосчисление переведено на европейское.
Республиканские власти особое внимание уделили женскому вопросу. Как отмечал Мустафа Кемаль в своей речи в Измире 31 января 1923 г., причина неуспешного развития турецкого общества коренилась в пренебрежении и нерадении, проявленным по отношению к женщинам. Первоначальным этапом улучшения положения турецких женщин следует считать охват девочек, правда ещё неполное, начальным образованием и их совместную учёбу с мальчиками, вопреки сильному сопротивлению духовенства.
Что касается брачно-семейных отношений, то сразу же после ухода младотурок с политической арены султанские власти отменили временный закон о семейном праве, принятый 1 января 1917 г. Но республиканские власти, несмотря на свою довольно активную политику по ограничению позиций духовенства, пока ещё не касались улучшения положения турчанки в семье, которое на первое время после провозглашения Республики оставалось прежним. Новое выражалось пока в том, что жёны руководителей Республики появлялись в обществе без традиционного женского платья — пече, чадры и чаршафа, с открытыми лицами, но обязательно с мужьями.
Поскольку новые власти не рисковали предпринимать что-либо в женском вопросе, боясь гнева мужчин, женщины сами решили проявить инициативу. В конце февраля 1926 г. группа женщин из Денизли и Эскишехира направила Президенту Республики петицию с требованием упразднить чадру и чаршаф, так как добровольный отказ от чадры и чаршафа произойдёт не скоро. Этому вопросу было посвящено и постановление вилайетских властей Трабзона в начале декабря 1926 г. Запрет на ношение пече и чадры аргументировался весьма интересным образом: «Постановлением административного совета вилайета запрещается впредь носить «пече», препятствующее женщине своим личным заработком обеспечивать себе существование и являющееся вредным для здоровья. В сущности «пече» является зачастую средством скрыть свою личность для зловредных и низких женщин. Вот почему с точки зрения поддержания общественного порядка дальнейшее ношение «пече» не может быть терпимо».
Разумеется, самым важным мероприятием по эмансипации турчанки должно было быть принятие закона, заменяющего все прежние шариатские нормы в брачно-семейных отношениях.
Вышеупомянутый Гражданский кодекс устанавливал личное равноправие мужчин и женщин и утверждал единобрачие (1 мужчине — 1 жена). Однако он не распространялся на уже существующие семьи. Религиозный брак заменялся гражданским. Впервые в истории мусульманских стран женщина получила равное с мужчиной право на развод. Брак между мусульманином и иноверкой разрешался, как и прежде, при условии перехода в Ислам и принятия турецкого имени и фамилии. Дети, родившиеся от такого брака, считались турками. В законе был сохранён также такой шариатский принцип, как раздел имущества в пользу мужчины, и т.д. Таким образом, в некоторых вопросах брачно-семейного права турчанка не приравнивалась к мужчине, т.е. брачно-семейные отношения ещё не полностью были освобождены из-под влияния Ислама. Но то обстоятельство, что устанавливался гражданский брак, т.е. юридическое оформление семейных отношений брало на себя государство, ослабляло позиции духовенства, лишало его ещё одной сферы влияния.
Что касается политического равенства, то лишь в апреле 1930 г. женщина получила право принимать участие в выборах муниципальных органов и быть избранной в них. Более чем через 4 года, в декабре 1934 г., она получила право участвовать в выборах в меджлис, и таким образом завершился процесс политической эмансипации турецкой женщины в законодательном порядке.
Каждое из упомянутых мероприятий одновременно являлось ступенью к конечной цели — конституционному отделению церкви (т.е. мечети) от государства, одной из основ светского устройства общества.
На конгрессе НРП в октябре 1927 г. было принято решение об отделении церкви от государства. 1 апреля 1928 г. 109 депутатов ВНСТ, в том числе Исмет-паша, Кязым-паша (Озальп) и Якуб Кадри (Караосманоглу), представили в президиум меджлиса законопроект об изменении статьи конституции, касающейся статуса Ислама и церкви. Автором законопроекта являлся министр юстиции Махмуд Эсад-бей (Бозкурт). Вместе с упомянутым законопроектом в президиум меджлиса поступила и докладная записка конституционной комиссии, где отмечалось, что «принципу отделения религии от общества не нужно придавать смысла безбожия. Разделение религиозных и государственных дел образует гарантию того, что религия не будет оружием тех, кто управляет или кому пришлось бы управлять. Религия, имеющая задачей обеспечение духовного счастья человечества, сможет царствовать над совестью лиц, устанавливая священную связь между Богом и личностью. В зависимости от своих предпочтений разные лица будут искать эту священную связь в мечетях, храмах, синагогах, либо же в своём собственном сознании». Государство и его законы оказывают свою поддержку и одни и другим. На сей раз дело обошлось без религиозной аргументации.
Законопроект подтверждал свободу совести и вероисповедания и запрещал злоупотребление религией в политических целях. Но следует учесть, что провозглашая свободу совести и вероисповедания, он не обеспечивал права граждан на атеизм (безбожие).
Обсуждение в меджлисе законопроекта и докладной записки конституционной комиссии прошло без каких-либо эксцессов, и 9 апреля 1928 г. ВНСТ единогласно утвердило законопроект об отделении церкви от государства. Таким образом, впервые в истории Турции и вообще мусульманского мира Ислам конституционно перестал быть государственной религией, и церковь конституционно была отделена от государства, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Если прежде в статье 2-й конституции говорилось, что «государственной религией Турецкой Республики является Ислам», то в изменённой редакции она уже гласила, что «официальной религией Турецкой Республики является Ислам». Однако имелся не Ислам вообще, а только суннитского направления, т.е. суннизм фактически был взят под защиту государства.
Отделение церкви от государства, как отмечали сами турецкие власти, не преследовало цели устройства безбожного общества (как это имело место в СССР), а только должно было способствовать отстранению духовенства от государственных дел. Оно было направлено на приспособление и окончательное подчинение духовенства как служилого сословия интересам турецкого общества. Государственная власть намеревалась сохранить социальную сущность духовенства, роль и функции, весьма нужные для духовного воспитания турецкого народа, и поэтому не ставила перед собой цели довести отделение церкви от государства до конца (что было осуществлено в Советском Союзе в 1920-е гг.). Часть духовенства продолжала получать жалование из государственной казны, а не проживала только на добровольные пожертвования прихожан или милостынею верующих. Сохранились также субсидии на различные религиозные цели и содержание религиозных учреждений. Религиозные праздники, в особенности Рамазан, Курбан-байрамы и Шекер-байрамы, как и во времена Османской империи, официально были объявлены государственными и приравнены к национальным.
В турецкой армии духовенство сохраняло своё идейное влияние, статус войскового муллы (капеллана) продолжал существовать. Более того, чтобы обеспечить армию войсковыми имамами и муллами, были открыты специальные школы. Одним из свидетельств неполного отделения церкви от государства являлось и то, что духовенству разрешалось на базе медресе открывать школы имамов и хатипов. Открытие таких школ мотивировалось задачей подготовки просвещённых духовных лиц.
Духовенству оказывались льготы материального характера. Так, например, в феврале 1926 г. министерство финансов освободило от земельного налога владения вакуфов, отведённые под жилища имамов и муэззинов. Как уступку духовенству, хотя и косвенную, следует рассматривать решение властей о выплате пенсий бывшим чиновникам султанского режима и их семьям, так как многие из их являлись высшими религиозными сановниками. Далее, в 1930 г. день отдыха был перенесён с пятницы на 7-й день недели — воскресенье. Однако, чтобы не вызвать недовольства мусульманского духовенства, воскресенье стали называть «джума» (по-турецки «пятница»), только потом оно стало называться «пазар» — «нерабочий день».
Необходимо также отметить, что немусульмане не могли вступать в ряды НРП. В условиях однопартийной системы это значило, что немусульмане не могли занимать должности в партийном и государственном аппаратах, несмотря на то, что конституция Турецкой Республики провозглашала равенство всех перед законом.
Ограничивая или отстраняя духовенство от государственных дел, руководители Турции в то же время рассматривали Ислам как самую совершенную религию. Этому задавал тон лично Мустафа Кемаль, стремясь отвести от себя и правящей НРП обвинения в безбожии. Так, например, ещё в феврале 1923 г. он утверждал, что Ислам является самой естественной и благоразумной религией, а в мечети Балыкесира заявил, что «нация и Ислам едины, Ислам дал людям дух спасения». Печать правящей партии регулярно выступала со статьями, где подчёркивалось, что Мустафа Кемаль придерживается высокого мнения об Исламе. Мустафа Кемаль и другие деятели правящей партии показывали свою религиозность, публично исполняя предписания Ислама.
Однако несмотря на уступки духовенству, в некоторых случаях последнее не собиралось отказываться от своих прежних привилегий и позиций и всеми средствами боролось против осуществления даже умеренных национальных преобразований. Его борьбе благоприятствовали огромное религиозное рвение населения, возросшее в период национальной войны, сила многовековых Исламских традиций. Прислушиваясь к проповедям имамов и хатипов, мулл и других служителей религии, многие родители не хотели, чтобы их дети обучались в светских школах, кстати, весьма немногочисленных в то время, особенно в сельской местности и восточных районах страны. Они противились также совместному обучению мальчиков и девочек, не говоря о том, что были против обучения девочек вообще. Отсутствие школ и нехватка учителей открывали широкие возможности для деятельности медресе.
В условиях почти полной неграмотности сельского населения служители религии пока ещё оставались единственными грамотными людьми и поэтому пользовались на селе большим влиянием. Нередки были случаи, в особенности в сёлах и восточных и северо-восточных вилайетах страны, на которые центральная власть ещё не распространялась, тайное оформление браков при участии духовенства. Полное отсутствие медицинского обслуживания в тех районах в свою очередь способствовало сохранению знахарской практики дервишей. Прогрессивные преобразования властей духовенство преподносило как безбожие, богохульство. В стране продолжали свою деятельность религиозные ордена и секты, тайные текке и завие.
Подрыв феодально-экономических и других позиций духовенства привёл к тому, что оно не только участвовало, но зачастую само являлось инициатором антиправительственных выступлений. Группа шейхов и дервишей направила властям петицию не с просьбой, а с требованием возобновления деятельности религиозных орденов, на что Мустафа Кемаль ответил, что Турция никогда не будет страной шейхов, дервишей и мюридов. Духовенству удалось организовать ряд крестьянских выступлений против замены властями феса шапкой в вилайетах Сивас, Эрзурум, Ризе и Мараш, воспользовавшись тем, что безземельные и малоземельные крестьяне, не получившие землю после окончания национальной войны, естественно, имели основания быть недовольными властями. Эти выступления были подавлены.
Самым значительным антиправительственным выступлением членов «братства» накшбенди являлся мятеж в Менемене (небольшой городок к северу от Измира) 23 декабря 1930 г., который возглавил шейх Гиритли дервиш Мехмед, объявивший себя Махди. Мятежники во главе с шейхом, несущим зелёное знамя, двинулись к центру города. Здесь шейх Мехмед выступил с речью, в которой обвинил власти в попрании веры и справедливости и призывал народ свергнуть власть «гяуров». В конце своей речи он призвал всех правоверных мусульман «спасти священную веру Ислама» и восстановить шариат. Население города поддержало мятежников, а блюстители порядка ретировались. Как впоследствии выяснилось, выступления членов ордена накшбенди готовились также в Манисе и Балыкесире.
Вылазка сектантов в Менемене, может быть, не получила бы столь широкого политического резонанса, если бы не одно зловещее событие. В то время как «Махди» призывал верующих выступить против властей, мимо проходил учитель начальной школы Мустафа Фехми (Кубилай), призванный на сборы офицеров запаса. Он решил урезонить зарвавшегося шейха, но был ранен одним из мятежников и упал. Шейх отрезал ножом его голову и в присутствии публики испил кровь «гяура». Были убиты ещё двое. На некоторое время мятежники оказались хозяевами положения, пока подоспели войска. Власти немедленно учредили военно-полевой Суд независимости, по приговору которого было казнено 28 мятежников.
Вылазка накшбендинцев и поддержка, оказанная им населением города, говорила о том, что несмотря на мероприятия кемалистов по ограничению деятельности духовенства, влияние последнего, как и орденов и сект, на широкие верующие массы по-прежнему оставалось сильным. Суровая расправа властей с мятежниками должна была устрашить духовенство и членов орденов и сект, лишить их всяких надежд на успех антиреспубликанских выступлений, силой оружия расчистить дорогу для дальнейшего проведения национальных преобразований.
Кемалисты предприняли ряд новых мероприятий, направленных на утверждение модернизации страны и дальнейшее ослабление влияния мусульманского духовенства на общество. Так, например, постепенно муфтии были лишены государственного жалования. Налог, вносимый на содержание духовенства, начиная с 1928 г. стали использовать на развитие авиации (авиационный налог).
Попытки заменить арабский алфавит латинским в 1923 и 1928 гг. не увенчались успехом (в советском Азербайджане арабский алфавит был заменён латинским в 1922 г.), однако в ноябре 1929 г., благодаря решительным действиям Мустафы Кемаля и его сторонников, был, наконец, введён новый алфавит. Выступая перед общественностью страны, Мустафа Кемаль говорил: «Граждане, мы должны принять новый алфавит для нашего прекрасно звучащего турецкого языка. Мы должны освободиться от непонятных нам значков, в железных тисках которых наш мозг томился в течение веков… Научитесь без промедления этим новым турецким буквам. Обучите им весь народ… Рассматривайте это как патриотический и национальный долг».
Тогда же было установлено обязательное применение турецкого языка во всей деятельности духовенства. Нарушение закона каралось тюремным заключением до 3-х месяцев или денежным штрафом до 200 лир.
В 1933 г. впервые в истории Турции Коран был переведён на турецкий язык и издан латинскими буквами. Преподавание религии стали вести на родном языке.
Для того, чтобы светское устройство общества имело более прочный фундамент, принцип лаицизма утверждается на конгрессах НРП как один из основных принципов её программы. Так, например, в программе, принятой на III конгрессе НРП (14 июня 1931 г.), этот принцип был утверждён ещё раз и сформулирован следующим образом: «Считая религиозные воззрения делом совести, партия рассматривает как главный фактор успеха нации по пути прогресса отделение религиозных идей от государственных и светских дел, равно как и от политики». А в 1937 г. все 6 принципов программы НРП, в том числе и лаицизм, были включены в конституцию страны.
Однако, несмотря на упрочение власти сторонников лаицизма, сектанты продолжали не подчиняться властям. Поэтому в апреле 1935 г. власти возбудили дело против шейха секты нурджи Саида Нурси (Бедуизаман Саиди Курди) и его 29 последователей, которые обвинялись в организации антиправительственной манифестации 30 марта 1935 г. (Саид Нурси вплоть до мая 1950 г. находился в ссылке в различных вилайетах и был освобождён по амнистии, объявленной Демократической партией, после её прихода к власти.) Вскоре в Невшехире были арестованы 30 «братьев» за исполнение дервишских обрядов. Особенно усердствовали ордена накшбенди и бекташи.. В 1935 — 1936 гг. члены ордена накшбенди выступили против властей в Сиирде и Искилине. Что касается членов ордена бекташи, то они проводили весьма активную деятельность в Стамбуле и в районе Измира. В 1930 г. в самой столице начала действовать секта тиджани во главе с шейхом Кемалем Пилавоглу, юристом, выходцем из знатной анкарской семьи.
С отставкой И.Инёню с поста премьер-министра (октябрь 1937 г.) и смертью М.К.Ататюрка (ноябрь 1938 г.) у мусульманского духовенства возникла надежда, что предстоят изменения во внутриполитическом плане, так как осуществление преобразований в духе лаицизма оно связывало с их именами, в особенности с именем М.К.Ататюрка. Духовенство, выдавая желаемое за действительное, распускало слухи о том, что власти собираются ввести религиозное обучение, запретить женщинам работать в учреждениях и т.д. Распространялись также слухи о том, что намечается восстановление халифата. Чтобы расссеять всякие надежды на возврат к прошлому, пришлось выступить самому премьер-министру Р.Сайдаму, назначенному на этот пост новым президентом И.Инёню.
Антиреспубликанские слухи послужили поводом для того, чтобы турецкие власти приняли новые меры в отношении духовенства.
В 1938 г. был принят закон «об обществах», ещё раз запрещающий партиям использовать религию и духовенство в качестве средств пропаганды, а в марте 1940 г. меджлис принял так назывемый «сельский закон», в котором особое внимание было уделено правовому статусу сельского имама. Согласно закону, сельские имамы должны были назначаться старостой (мухтаром) с согласия его непосредственного духовного предводителя — муфтия. Село могло иметь только 1 имама. Имамом мог быть тот, кто знал в достаточной степени, кроме самой религии и специальных религиозных ритуалов, историю и географию Ислама и Турции, санитарию, умел читать и писать, а также знал 4 действия арифметики. Жалование имаму определялось в прежнем размере и выплачивалось ему советом старейшин села. В отличие от закона о селе от 18 марта 1924 г., имам не входил в состав обязательных членов совета старейшин села.
Подытоживая осуществление преобразований в 1920 — 1930 гг. в Турции и борьбу за ограничение влияния духовенства на общество, следует отметить, что этот процесс принял очень затяжной характери длился до Второй мировой войны. Духовенство перестало быть одним из правящих сословий и основных политических противников республиканского режима, однако это вовсе не означало, что оно примирилось со своим положением.
К началу Второй мировой войны политика лаицизма не восторжествовала повсюду и полностью. Она фактически не вышла за черту городов и крупных населённых пунктов. Острая нехватка светских школ, учителей и новых учебных материалов, а также медицинских учреждений и врачей создавала удобную почву для деятельности духовенства. На селе, особенно в восточной и юго-восточной Анатолии, в силу господства феодалов и полуфеодалов, а также родовых и родо-племенных отношений, глубокой религиозности и неграмотности крестьянских масс, полновластия помещиков, шейхов и беков, а также духовенства и сопротивления последних всяким республиканским нововведениям, положение по сравнению с прежними временами мало чем изменилось.
В период Второй мировой войны Турция переживала серьёзные экономические и финансовые трудности, главной причиной которых являлись непомерно высокие военные расходы. Ухудшилось материальное положение большинства населения годода и села — почти в 4 раза по сравнению с довоенным временем. Материальные лишения и трудности, неуверенность в завтрашнем дне, религиозность населения, низкий уровень национального самосознания рядовых турок благоприятствовали расширению влияния Ислама и мусульманского духовенства на них. Поэтому в годы Второй мировой войны в Турции отмечался рост влияния Ислама и духовенства. Французский востоковед П.Рондо писал: «Даже в крупных городах бросался в глаза рост религиозности народа. Путешественник, приехавший из Багдада или Дамаска, войдя в мечети Стамбула, удивлялся большому наплыву и рвению верующих. На мосту Галаты лавочники продавали маленького формата Кораны на арабском языке, ввезённые контрабандным способом».
В этот период активизировали свою деятельность различные религиозные ордена и секты, в особенности мевлеви, накшбенди, бекташи и тиджани.
Выход из нараставшего внутриполитического кризиса правящие круги пытались найти в реформах, которые должны были способствовать сохранению власти НРП. 11 июня 1945 г. был принят закон о земельной реформе, предусматривавший передачу нуждающимся крестьянам также всех вакуфных земель и земель других религиозных и благотворительных учреждений, не используемых в общественных целях. Однако наиболее эффективным манёвром в этом направлении являлось разрешение на создание новых политических партий. В течение короткого времени возникло множество партий.
В июле 1946 г. в Стамбуле сформировалась Партия защиты Ислама, лидерами которой являлись Н.Гюнеш, М.Озбек и З.Сюэр. Она ставила своей целью якобы «держатсь подальше от политики и политических партий, однако содействовать пользе, солидарности, цивилизации, взаимному уважению, помощи и единству только мусульман». Однако не сумев создать сеть низовых организаций, партия эта не вышла на широкую политическую арену. Было фактически оформлено только руководящее ядро. В декабре 1946 г. по приказу командования осадным положением Стамбула партия была запрещена. Таким образом, первая попытка создания партии с религиозной программой потерпела неудачу.
Заметное место среди возникших политических партий заняла Демократическая партия, основателями которой явились Дж. Баяр, А.Мендерес, Ф.Кёпрюлю и Р.Коралтан. Программа партии признавала свободу совести и вероисповедания и отделение церкви от государства. между программами ДП и НРП не было существенной разницы.
В условиях продолжавшегося кризиса в правящих верхах, нарастания влияния ДП и ослабления позиций НРП последней было необходимо пересмотреть свою политику, в том числе и в области религии. На практике НРП пыталась посредством уступок духовенству заручиться его поддержкой и через него расширить влияние на избирателей-верующих. Таким образом, правящая НРП положила начало политике использования религии и духовенства в целях межпартийной борьбы. Это прежде всего проявилось в систематическом увеличении бюджетных ассигнований по линии управления по делам религии. В 1944 — 1950 гг. ассигнования на него постоянно росли — с 927 тыс. до 2,9 млн. лир. И это в условиях, когла Турция переживала острые финансовые затруднения и бюджет имел хронический дефицит, а просвещение и здравоохранение влачили жалкое существование.
Правительство НРП одновременно увеличивало бюджетные ассигнования по линии управления вакуфов, которое с каждым годом расширяло свою деятельность. В 1945 г. было отремонтировано 29 мечетей, в последующие годы реставрировались мечети Шемси-паша, Ениджами, Фатих, Сулеймание. Вакуфы с разрешения властей занимались и благотворительностью, что расширяло влияние духовенства на верующих граждан. Был начат ремонт медресе Газанферага (Стамбул), Загонас-паша (Балыкесир), Улуджами, мавзолеев Йылдырым Баязида и Йешиль («Зелёный», Бурса), мавзолеев матери султана Мехмеда II Фатиха (Стамбул), мавзолея и мечети Хаджи Байрама (Анкара). На ремонт только Йешиль-тюрбе (Бурса) было израсходовано 2 млн. лир. Было принято решение об открытии 19 мавзолеев.
Хотя в стране имелось 25 тысяч действующих религиозных учреждений, началось строительство новых мечетей в Джебеджи, Йенидогане, Малтепе (Анкара), Зонгулдаке, Атифбее и Нарлы. Уступкой верующим со стороны НРП было также разрешение большому числу паломников, даже и женщинам, впервые за прошедшие 20 лет совершить хадж в Мекку. Партийная печать начала уделять место оповещениям о религиозных праздниках и поздравлять в связи с их наступлением. Власти смотрели сквозь пальцы на расширение изданий литературы на религиозную тематику. Вышли в свет «Пророк в истории Ислама» Ф.Гюджюйенера (Стамбул, 1946), книги главного управления по делам религии Ш.Ялткая и будущего главы этого управления А.Х.Аксеки. Возобновилось издание журналов «Sebilürreşad», «Selamet» и др. По радио читались аяты Корана во врмя передач в честь М.К.Ататюрка и т.д.
Чтобы привлечь на свою сторону симпатии верующих, правящая партия выступала в защиту Ислама и мусульман от международного коммунизма. Нарушителям законодательства об орденах и сектах выносили довольно мягкие приговоры, объясняя это «расширением рамок демократии».
Самой важной уступкой мусульманскому духовенству явились мероприятия НРП по введению религиозного обучения в школах, вузах, а также по подготовке кадров духовенства. Введение преподавания Ислама в школах аргументировалось необходимостью предотвратить падение морали среди учащихся из-за отсутствия страха перед Аллахом. В качестве мотивировки использовалось и то, что дети христиан и евреев обучаются религии, а дети мусульман — нет. С самого начала следует отметить, что преподавание религии в школах и высших учебных заведениях предполагалось вести только на основе суннизма.
В июле 1947 г. министерство просвещения на основе рекомендации правительственной комиссии высказалось за открытие частных школ по обучению основам религии на добровольных началах и специального разрешения местных и других органов власти.
Эволюция политики НРП в отношении религии и духовенства наиболее полно обозначилась на её VII конгрессе, состоявшемся в ноябре-декабре 1947 г. На конгрессе партии, длившемся 20 дней, была подвергнута тщательному обсуждению новая программа НРП, в том числе и принцип лаицизма. Достаточно отметить, что по вопросу лаицизма (ст. 15 программы), выступило около 20 делегатов, несмотря на то, что судя по отчётному докладу генерального председателя партии И.Инёню, напечатанному в газете «Ulus» (полуофициальное издание НРП), он вовсе не коснулся этого вопроса. Один из делегатов, Ф.Дагдаш, подчеркнув положительную роль политики лаицизма в прогрессе Турции, одновременно потребовал ввести преподавание основ религии в начальной школе как полезного предмета.. Заодно он выступил за то, чтобы религиозное обучение вводилось не как частное дело, а на государственном уровне. Делегат от Чорума А.Гюнеш высказался в пользу подготовки образованных служителей культа (прекращено государством в 1931 — 1932 гг.) и открытия богословского факультета университета. Он заметил также, что упадок религии приводит к распутству и злу. Другой делегат, С.Текелиоглу (Сейхан) сетовал на отсутствие духовных школ, в пользу открытия которых приводил тот аргумент, что в других странах готовят даже хахамов (т.е.раввинов) — служителей иудаизма. Далее он продолжал, что не бывает нации без религиии что из-за «безбожия» в стране развелись распутство и картёжничество, так как никто не трепещет перед Исламом. Ш.Нойман, делегат из Кайсери, говорил, что соблюдение морали Ислама приведёт Турцию к благоденствию. В своём выступлении Х.С.Танриовер — представитель правого крыла НРП и один из основателей младотурецких «турецких очагов» (патриотические «народные дома» в Османской империи в начале XX в. — закрыты в начале Первой мировой войны), а затем реакционной Народной партии в период национальной войны 1919 — 1923 гг., требовал открытия школ имамов и хатипов. Он утверждал, что религия является объединяющим началом, и требовал уделять больше внимания ей и духовенству, исходя из необходимости использовать Ислам во внешнеполитической деятельности.
Согласно американскому историку Э.Бизби, необходимость введения религиозного обучения Х.С.Танриовер мотивировал тем, что коммунизм самым непосредственным образом угрожает Турции. «Если турецкие отцы не хотят оплакивать своих убитых детей, — говорил Х.С.Танриовер, — как отцы Испании, Греции и Дальнего Востока, то они должны уделить особое внимание удовлетворению духовных потребностей подрастающего поколения, так как ни полиция и не суды не способны нанести поражение этой чужестранной идеологии (т.е. идеологии коммунизма)».
Х.С.Танриоверу возражали представители умеренного крыла НРП. В частности, публицист Дж.С. Барлас указывал, что в Западной Европе духовные школы и высшие учебные заведения содержатся за счёт прихожан и Папы Римского, а не государства. Религия не противостоит учению коммунизма, так как, согласно его мнению, коммунизм является якобы доктриной экономического характера и ему можно противопоставить только экономические аргументы. В то же время Дж.С.Барлас высказал предложение использовать религию как одно из средств борьбы против коммунизма.
Против Х.С.Танриовера выступил также делегат от Эрзинджана Б.К.Чаглар, который под аплодисменты присутствующих заявил, что религиозный обскурантизм для Турции опасен в той же мере, что и большевизм.
Конгресс НРП принял статью 15 новой программы в той редакции, в какой она была предложена. Из этой статьи становится ясным, что между прежней и новой программами НРП по вопросу политики в области религии и духовенства нет существенной разницы. Обе программы исходили из светского устройства общества, провозглашали отделение религии и церкви от государства и свободу совести и вероисповедания.
Затем вопрос религиозного обучения был затронут на заседании меджлиса. В мае 1948 г. парламентская группа НРП большинством голосов решила организовать при министерстве просвещения курсы по подготовке «политсостава» — служителей культа, разумеется, на основе суннизма, с 10-месячным сроком обучения. На эти курсы имели право поступать лица со средним образованием, не моложе 18 лет, отслужившие свой срок в армии. Открытие курсов по подготовке имамов и хатипов обосновывалось нехваткой служителей культа вообще и просвещённых в частности. Тогда же парламентская фракция НРП выполнила решение об открытии факультета Исламского богословия при университете для подготовки кадров духовенства с высшим духовным образованием, а также муфтиев и ваизов, несмотря на то, что первоначально было решено оставить этот вопрос на усмотрение самих университетов. Фракция объясняла своё решение тем, что университеты опоздали с разрешением этого вопроса. Открытие факультета мотивировалось острой нехваткой кадров духовенства с высшим духовным образованием.
Согласно утверждению министра просвещения, богословский факультет предусматривалось открыть при Анкарском университете, профессура которого раньше других выразила желание открыть этот факультет. Интересно заметить, что богословский факультет открывался не в Стамбуле, где имелись библиотеки, музеи, хорошо подготовленные преподаватели и где когда-то функционировал такой факультет, а в Анкаре, под присмотром центральных властей.
Затем министерство просвещения решило открыть курсы по подготовке кадров духовенства в Стамбуле, Измире, Анкаре, Сейхане, Диярбакыре и Эрзуруме. Как видно из географии распределения этих курсов, они охватывали почти все важные районы страны. Предусматривалось ежегодно принимать по 50 учащихся. Лица, уличённые в пьянстве и пристрастии к картам, на курсы не зачислялись. курсы являлись самостоятельными в финансовом отношении, а обучение на них было платным. Впоследствии стало известно, что управление вакуфов намерено взять на себя часть расходов учащихся.
Комментариев нет:
Отправить комментарий