Оговорюсь, что все мои источники на данный момент — переводы, а потому статья носит черновой характер. С переводами Толкиена дело обстоит далеко не благополучно, в данном случае я говорю не столько о литературности, сколько о точности передачи смысла. Перевод «Хоббита» Рахмановой достаточно хорош, а вот ВК не имеет адекватного перевода. Перевод Кистяковского-Муравьева (как его ещё называют, кистямур) на мой взгляд, лучший, несмотря на все ляпы и отсебятину. Толкиен будет цитироваться в статье по этим переводам, письма — имеющие огромную важность — пока мной недостаточно изучены, а потому несколько цитат будет дано по работе М. В. Медоварова «Дж.Р.Р.ТОЛКИЕН — христианин, консерватор, традиционалист» (глава 6 — http://mahtalcar.narod.ru/literature/tolkien/tolk6.html). Сам опус Медоварова весьма сомнителен по своим установкам и выводам, хотя местами встречаются интересные мысли. Самое ценное то, что он специально выделил тему техники, дал важные цитаты из писем (в своём переводе, насколько я понял). Для удобства привожу слова Толкиена в его переводе, но прекрасно понимаю, что их нужно проверять по изданному переводу, а так же по подлиннику. Надеюсь, что среди моих друзей в ЖЖ найдутся люди, хорошо знающие английский и при этом испытывающие интерес к Толкиену, которые помогут мне доработать эту тему.
Когда я написал в заголовке поста «Толкиен — анархо-примитивист», я не передергивал и не искажал действительность, хотя и (признаю) допустил некую гиперболизацию. Скорее следует говорить об анархической тенденции в мировоззрении Толкиена и примитивистской тенденции. Сам анархо-примитивизм как направление социальной мысли возник спустя десятилетие после смерти Профессора (так часто называют Толкиена, если кто не в курсе). Но по всем признакам можно рассматривать Толкиена как предшественника анархо-примитивизма. Надеюсь, данный мной анализ, сопровождающийся цитатами, убедит вас, что в моей позиции нет тенденциозности. Уверен, что вы для себя откроете много неожиданного в уже казалось бы хорошо знакомой книге. Смысл ВК совсем не лежит на поверхности. Давайте же копнем поглубже.
Основная трудность состоит в том, что Толкиен не выражал явно свои убеждения или предпочтения, он целенаправлено писал художественное произведение, пусть и серьёзное. Возможно поэтому сочинения Профессора обойдены вниманием философов. Но любой, кто внимательно читал, знает, что там содержится своеобразная философия. Не «между строк», скорее в самих строках, только рассеяна по всей книге (ВК). О жанре ВК говорили много, и это, конечно, не фентези в чистом виде. Если говорить о произведении, ВК ближе не к сказке, а к… философскому роману. Да, именно так — и тому есть много подтверждений. Собственно, один из немногих серьёзных исследователей творчества Толкиена в России, С.Л. Кошелев так его и характеризовал: «Следовательно, в жанровом отношении «Повелитель колец» может быть определён как фантастический философский роман». «Повелитель колец» — фантастический философский роман с элементами волшебной сказки и героической эпопеи.» http://www.kulichki.com/tolkien/arhiv/manuscr/koshel84.shtml
Чем нам это помогает? Мы видим, что Толкиен выразил свои идеи художественными средствами, расставляя акценты, придавая разным героям, народам, государствам разный характер. Прямых оценок нет — но их нетрудно сделать самому читателю по авторским подсказкам.
Мне встречались утверждения, что Толкиен — монархист, причем это говорилось как само собой разумеющееся. Да, Толкиен любил традицию, древность, средневековье, эпос и миф, но это не делает его автоматически монархистом. Это может объяснить изобилие монархов в созданном им мире, некоторую терпимость к монархическому устройству. Но вот считал ли он монархию лучшей формой устройства? Заглянем сначала в «Хоббит». Там мы встречаем пять монархических правителей из шести упомянутых. Элронд, владыка эльфов, упомянут всколзь, однако ему дана положительная характеристика. Главный орк, само собой, плохой. Плохой он, однако, прежде всего для внешних. Впрочем, возможно что и для своих — не сахар, слишком мало о нем сказано. Остается три фигуры, о которых говорится более подробно. Это король лесных эльфов и Бэрд, ставший королем возрожденного Дейла. Король эльфов встретил гномов весьма неласково — хотя за ними не числилось никакой вины. Его поведение было довольно высокомерным и жестким, хотя судя по всему он был хорошим правителем для своего народа, да и вообще достаточно разумным и справедливым. Короче, он изображается вполне обычным «человеком», без всякого ореола священности или социального пиетета. Четвертый — Бэрд, провозглашенный королем только в самом конце повести. Последний король — вы догадались — Торин, предводитель гномов, одна из самых главных фигур всей этой истории. У Торина с Бэрдом много общего — он тоже из королевского рода, тоже имеет авторитет в своём народе и становится (провозглашается) королем по праву. Только если Бэрд провозглашен королем народом, после того как убил дракона, то Торин стал Королем-под-горой как бы автоматически после возвращения, без всякого обсуждения. Но Эсгарот управлялся выборным бургомистром, а потому момент выбора короля (правда королем Эсгарота он не стал, но стал королем людей будущего возрожденного города Дейла). Можно заметить, что Толкиен не только признает лигитимность королевской власти, но и указывает на личные признаки, отличающие королей, делающие их достойными короны. Казалось бы — это напрямую говорит о поддержке монархической власти. А если взглянуть наоборот? Не для того ли он наделяет королей особыми достоинствами, чтобы оправдать их возвышенное положение. Но ведь если не корона создает авторитет короля, значит сама по себе она ничего не значит. Есть ещё одна интересная фраза в «Хоббите», которую я хочу здесь вспомнить. Бильбо получает в дар мифрильную кольчугу и не какую-нибудь, а сделанную для королевского рода, какого-то принца. И вот что говорит король лесных эльфов: «Бильбо Бэггинс! Ты более достоин носить королевские доспехи эльфов, чем многие из тех, на ком они сидят лучше». Случайно ли сказано именно так? Не думаю. Как Бильбо, так и четверо хоббитов в ВК запросто общаются с королями, нисколько не чувствуя неловкости или робости. И они достойны стоять вровень с королями — что и показывается оказываемыми им в конце ВК почестями. Добавлю ещё кое-что. Поведение Торина показано наиболее подробно. И мы видим его «важность» (мягкий вариант высокомерия»), видим его ошибки, серьёзнейшие ошибки, чуть не приведшие к войне гномов и людей. Торин особой симпатии не вызывает, не случайно подружился с Бильбо не он, а Балин. Итак, о монархизме Толкиена не может быть и речи. Почему же столько королей вокруг? Да ведь это проекция эпохи раннего средневековья, при всей сказочности мира Средиземья. Это не Толкиену так хочется, а так есть. И всё же чувствуется, что короли для него симпатичнее демократических правителей. В «Хоббите» мы встречаемся с бургомистром Эсгарота, вроде бы неплохим правителем, но в последний момент он сбегает с золотом, выделенным на воссстановление города. Он обокрал свой народ, народ, который ему доверял, и чьим слугой он себя изображал. Здесь проявляется вся суть демократии — правитель никак не укоренен, не связан со своим постом лично, род и личные достоинства не имеют особого значения. Если обратиться к ВК, там вообще демократия, «самоуправление» не встречается. А как же хоббиты и их страна — Шир? Там нет демократии и выборных правителей. Впрочем, подробный разговор хоббитах ещё впереди. Заглянем ещё в ВК — как там обстоит дело с властью, правителями, королями? конечно, там персонажей намного больше, чем в «Хоббите», но картина примерно та же. Есть правители злые (Саурон, Саруман), есть ошибающиеся, находящие в заблуждении и даже безумии (Денетор, Теоден), есть благородные и светлые (Элронд, Галадриэль, Арагорн). Власть как таковая показана далеко не с лучшей стороны. Особенно власть человеческих правителей. Вспомним о кольценосцах-королях прошлого, командующих орками по слову Тёмного Владыки (Саурона). Да и Арагорн становится королем только в финале, как бы заслужив трон. Очень уж много схожих моментов в «Хоббите» и ВК. Бэрд заслужил трон — и Арагорн заслужил трон, хотя оба были потомками угасших королевских родов. Получается, получение власти нуждается в обосновании личными достоинствами. Это уже достаточное свидетельство отсутствия у Толкиена пиетета по отношении к монархии. Не забудем и о том, что в его время Англия была монархией вполне настоящей, хотя и не абсолютистской, но он создает фантастическую, волшебную страну, как бы побег из реальности. Очень много отдельных фраз, моментов свидетельствует о недоверии Толкиена к власти, к единоличному правлению. Каменкович и Каррик — достаточно авторитетные перводчики и исследователи творчества Толкиена, пишут: «Взгляды Толкиена приходится признать весьма и весьма «правыми», от этого никуда не деться. Многие вспоминали, что в общении с ним возникало впечатление, будто этот человек принадлежит не XX веку, а глубокой древности. Во всяком случае, ни одна из современных ему политических систем не принималась им безоговорочно». Ну, монархия вполне привычна для Толкиена, и при его любви к Англии и её прошлому воспринимается как норма, как неизбежное и приемлемое устройство. И тем неожиданнее слова самого Толкиена: «Мои политические взгляды склоняются всё больше и больше к «анархии» (в философском понимании, означающем отмену контроля над людьми с помощью бомб) — или к «неконституционной» монархии». Вот вам и сюрприз, Толкиен — анархист. Впрочем, если внимательно читать ВК, об этой тенденции его мысли можно догадаться. Я имею в виду устройство Шира, или точнее — отсутствие устройства. Но о хоббитах и шире будет особый разговор. Отношение Толкиена к власти и управлению людьми проявляется в следующих словах: «Самая несовершенная работа для любого человека, даже для святых (которые, в любом случае, по крайней мере, не хотели её брать на себя) — это командовать другим человеком. Ни один человек из миллиона не свободен от этого, и менее всего тот, кто ищет такую возможность. И, наконец, её выполняет только маленькая группа людей, которые знают, кто их хозяин. Средневековые люди были слишком правы в определении «nolo episcopari» как лучшего ответа, который человек может дать тем, кто делает его епископом». Подумайте — как можно отрицать власть и при этом быть монархистом? Скорее всего, осознавая утопичность безвластия, Толкиен выбирает «наименьшее зло», монархию, но такую, где король действительно по заслугам носит корону. Забегая вперед, замечу, что здесь позиция Толкиена полностью совпадает с позицией Лао-цзы, который давал немало наставлений правителю. Цель — не поддержать власть, а смягчить, ограничить её в случае невозможности её устранения. Идеал же именно анархический, свобода жизни людей при минимуме управления. Но впрямую сказать об этом было невозможно и ненужно — Толкиена бы не поняли. А такие невозможно правильные и достойные короли, как у Толкиена, только подчеркивают — по контрасту — зло верховной власти.
В заключение — для полноты картины. В письме от 29 ноября 1943 г. Толкиен пишет «Я арестовал бы любого, кто использует слово «государство» (в любом другом смысле, кроме как неодушевленное королевство Англия и его обитатели, вещь, которая не имеет силы, прав или разума); и после шанса на отречение, я казнил бы их, если бы они заупрямились! Если бы мы могли вернуться к личным именам, это было бы куда лучше. «Правительство» — это абстрактное существительное, означающее процесс управления, и должно быть преступлением писать его с большой буквы или относить это слово к людям. Если бы у людей была привычка ссылаться на «совет короля Георга, Уинстона и его шайку», начался бы долгий путь к очищению мыслей и к уменьшению риска страшного обвала в теократию». Безвластие как наилучший вариант и монархия как терпимый вариант — альтернатива современной анонимной власти, «правительству». Судя по всему, Толкиена больше всего возмущала именно Мегамашина, не власть как таковая, а использование её по отношению к людям, с превращением их в простые инструменты. Но и сама власть при этом компрометируется, нет такого волшебства, чтобы удержать правителя от злоупотребления. Саруман — белый маг, по сути — предводитель сил света в Средиземье, заключил договор с Сауроном и сам стал темным (по своим делам). Многоцветье его балахона, утратившего белизну — символ обманчивой лживой власти, только изображающей из себя благо.
Теперь о примитивизме. Примитивизм — это не пещеры и первобытность, это упрощение жизни, отказ от машинной цивилизации и её порождений, поиск в прошлом образцов наилучшей жизни. Именно таких взглядов и придерживался Толкиен! И примеров много как в его опубликованных произведениях, так и в письмах. Тем, кто только открыл «Хоббита», не могут не броситься в глаза примечательные слова, сказанные будто мимоходом: «…однажды в тиши утра, в те далекие времена, когда в мире было гораздо меньше шума и больше зелени…». Меня ещё в детстве зацепили эти слова, вроде ничего особого, но сколько безнадежной грусти, сколько сожаления от сравнения нынешнего и прошлого времени. Выразить антицивилизационный настрой всего в двух словах — это нужно уметь! Но это далеко не единственное место в книгах Толкиена, где он высказывается о недостатках технического прогресса и современной цивилизации, чаще всего намеками, но уж очень прозрачными. А в других текстах, помимо ВК, и в письмах позиция Толкиена вырисовывается со всей определенностью. «Сегодня трудно вообразить, что можно увидеть что-либо не уродливое — если только оно не построено задолго до нас». Это уже обращенность в прошлое, но не в прошлое само по себе, не в прошлое, как идеал, а в прошлое как убежище от нового, как лучшее по контрасту. как монархия лучше демократии, так и прошлое лучше настоящего. Не думаю, что Толкиен действительно грезил ранним средневековьем, но оно было ближе его душе, чем современный город и промышленная цивилизация.
Орки — испорченные люди — в произведениях Толкиена не просто занимаются техникой (особенно военной), но и любят её. Вот что мы читаем в «Хоббите» — и это ещё «детская сказка», не забывайте! «Гоблины, надо сказать, жестокие, злобные и скверные существа. Они не умеют делать красивых вещей, но зато отлично делают все злодейское. Они не хуже гномов, исключая наиболее искусных, умеют рыть туннели и разрабатывать рудники, когда захотят, но сами они всегда грязные и неопрятные. Молоты, топоры, мечи, кинжалы, мотыги, клещи и орудия пытки — все это они прекрасно делают сами или заставляют делать других. Другие это пленники, рабы, которые работают на них, пока не умрут от недостатка воздуха и света. Не исключено, что именно гоблины изобрели некоторые машины, которые доставляют неприятности человечеству, особенно те, которые предназначаются для уничтожения большого числа людей за один раз. Механизмы, моторы и взрывы всегда занимали и восхищали гоблинов. Однако в те времена, о которых мы рассказываем, и в той дикой местности гоблины еще не доросли до такой стадии цивилизации (так это называется)». Что вы не говорите, а это уже приговор. Или диагноз — как вам больше нравится. Соседство слов «механизмы» и «злодейство» вовсе не случайно. А вот антиподы орков — хоббиты. Текст из пролога к ВК: «они любят тишину и покой, тучную пашню и цветущие луга, а сейчас в мире стало что-то очень шумно и довольно тесно. Умелые и сноровистые, хоббиты, однако, терпеть не могли — не могут и поныне — устройств сложнее кузнечных мехов, водяной мельницы и прялки». Здесь настолько ясное выражение позиции Толкиена, что перетолковать нельзя при всем желании. При чем осуждается не только машинная техника, но всё современное положение дел, начиная с избыточности населения. Не могу не заметить, что это одно из важных положений современного примитивизма: вся цивилизация завязана на перенаселении, и отказаться от неё не вернувшись к старой численности невозможно. У Толкиена постоянно ощущается контраст — зеленая Хоббитания (Шир) и мрачный, испоганеный Мордор, немногочисленные веселые хоббиты — и толпы угрюмых и злобных орков. Учитывая то, что Толкиен постоянно подчеркивал в разное время, что орки — это люди…
В одном письме 1944 года Толкиен подробно описывает свой взгляд на технику: «В отличие от искусства, которое довольствуется тем, что создаёт новый, вторичный мир в воображении, техника пытается претворить желание в жизнь и так создать некую могучую силу в этом мире; а ведь на самом деле подлинного удовлетворения это ни за что не принесёт. Трудосберегающие машины лишь порождают труд ещё более тяжкий и нескончаемый. А к этому врожденному безсилию твари добавляется ещё и грехопадение, в силу которого наши изобретения не только не исполняют наших желаний, но и приводят к новому, ещё более ужасному злу. Мы неизбежно приходим от Дедала и Икара к гигантской бомбе. Это не преимущество мудрости! Эта ужасная правда… так просто и так ужасающе представлена в наше время, с ещё худшей угрозой для будущего — всемирной умственной болезнью, которую ощущает только меньшинство. Даже если люди когда-либо слышали легенды (а это становится всё реже), они не подозревают об их предзнаменованиях. Как может производитель мотоциклов назвать продукцию «мотоциклы Иксиона»! Иксиона, который был навеки привязан в аду к постоянно вращающемуся колесу!»
Вы, наверно, думаете, что позиция Толкиена была — пассивное сожаление о переменах? Как бы не так, он вполне понимал необходимость активного противодействия цивилизации и смеялся над апологетами техники. «Не так давно я слышал, как один человек из Оксфорда заявлял, что они «приветствует» близость роботизированных фабрик массового производства и шум автомобильных пробок на дорогах, потому что они дают его университету «соприкосновение с настоящей жизнью»… Человечество живёт и работает в XX веке в мире, который с опасной стремительностью скатывается к варваризации, и… невозможно надолго сохранить оазисы здравомыслия в этой пустыне безрассудства за простой оградой, без активных наступательных действий (интеллектуальных и практических)». Что же это за наступательные действия такие? Удивительно, правда, при всей мягкости Профессора, при его подчеркнутом пацифизме — такие резкие, решительные слова. Толкиен связывает эскапизм и активный бунт против техники, современный луддизм: «Эскапист не так подчинен причудам мимолётной моды, как эти его оппоненты. Он не превращает вещи (которые, может быть, достаточно полезны, чтобы считать их плохими) в своих хозяев или своих богов, поклоняясь им как неизбежным, даже «непоколебимым». И его противники, столь легко презирающие его, не имеют гарантии, что он на этом остановится: он может собрать людей и пойти крушить лампы. Эскапизм имеет другое, более зловещее лицо: Противодействие». Это новый и очень глубокий взгляд. Эскапизм пассивный, наркотический, сменяется эскапизмом активным, деятельным, ведущим к преобразованию жизни. Если первый можно сравнить с компьютерными играми, засасывающими молодежь, то второй, активный — с ролевыми играми, порожденными во многом именно влиянием книг Толкиена. Да, это ещё уход, а не протест, но уход физический. Можно играть в лесу, но никак не в городе, и это вовсе не случайно.
Тема власти и техники соединяются в ВК в образе Сарумана. Саруман — мудрец, волшебник, ставший правителем, хотя не должен был этого делать. Но кем же он стал повелевать? Не людьми, нет, он стал производить орков. И истреблять всё живое. Можно сказать, что именно Саруман и его Айзенгард воплощает образ нашей цивилизации, тогда как Мордор, страна Саурона, показывает, куда можно придти таким путем. Мордор — это мощнейшая антиутопия. Но эпопея заканчивается победой света и падением Мордора. Предупреждение не пропало зря — жители Средиземья выбрали свободную, спокойную жизнь, а не мощь Кольца.
Автор: drevniy_daos
Источник: ЖЖ-сообщество анархо-примитивистов — a_primitivism
Комментариев нет:
Отправить комментарий