В прошлом веке коммунистическая идеология потерпела крах в Холодной войне, но сейчас либеральный Запад оказался в ситуации нового идеологического проивостояния, и опять центром антилиберализма стала Россия. О новом вызове Западу размышляет в колонке для The New York Times редактор отдела политики газеты Die Zeit Йохен Биттнер.
Во времена расцвета коммунистической идеологии ее приверженцы утверждали, что капитализм предал рабочего. Какие выводы мы теперь можем следить из нового боевого клича Москвы о том, что демократия предала избирателя? Это мировоззрение во времена президента России Владимира Путина все яснее вырисовывается в мозаике публичных политических заявлений, бесед с экспертами не для прессы и сообщений разведки. Назовем его «ордеризм». Ордеризм бросил вызов демократии во многих частях мира — в Турции, Польше, Филиппинах. Но путинская Россия считает, что авторское право на эту формулу принадлежит ей, и рассматривает ее как острый конец клина, который она пытается воткнуть между странами Запада.
Основная политическая предпосылка этой идеологии — в том, что либеральная демократия и международное право не выполнили своих обязательств. Вместо стабильности они породили неравенство и хаос. Светская религия, которую исповедовали в западных парламентах, — это глобализация (или, в случае Евросоюза, европеизация). И эта вера, по мнению ордеристов, игнорировала негативные стороны. Самая очевидная из этих негативных сторон, считают ордеристы, — это то, что открытые границы и всемирная торговля привели к исчезновению рабочих мест и массовой миграции. В то же самое время стирание ментальных границ потрясло западные общества: потенциально любая из традиционных ценностей теперь может быть подвергнута сомнению, ни один обычай, традиция или институт больше не является священным. Это та самая снисходительность, которая привела к свободной продаже марихуаны, однополым бракам и коронации бородатого трансвестита по имени Кончита Вурст на конкурсе Евровидения 2014 года, и она же заставляет терпеть воинствующий исламизм внутри границ Запада. Это та же самая моральная слабость и декаданс, предупреждают ордеристы, которые предшествовали падению империй прошлого. Подобно Нерону, истеблишмент в своих дворцах занят пустяками, пока горит Рим.
Ордеризм также утверждает, что на мировой сцене международное право попрано правилами, устанавливаемыми тем, кто сильнее, что приводит к ужасным последствиям. Даже Запад, говорят ордеристы, вспоминает о глобальном верховенстве права только тогда, когда это ему выгодно. В иных случаях США и их союзники игнорируют или обходят решения ООН. Ордеристы считают, что события в Украине в 2014 году — самое очевидное доказательство лицемерия Запада: по их словам, США вдохновляли и финансировали переворот в Киеве, а потом поставили у руля послушных политиков. Верховенство закона и либеральная многосторонность, утверждают они, — лишь троянские кони, с помощью которых Запад подбирается все ближе и ближе к их границам.
Согласно мировоззрению ордеристов, захват Россией Крымского полуострова, где расположена обширная российская военно-морская база, был актом самозащиты, — равно как и наращивание оборонных расходов, и частые военные учения у границ России и НАТО. Они верят, что точно так же, как в XX веке Запад сдерживал агрессивный Восток, теперь нужно сдерживать высокомерный и склонный к мегаломании Запад, чтобы предотвратить распространение еще большего хаоса.
Ордеризм ставит стабильность выше демократии и предлагает альтернативу моральной пропасти, в которую проваливаются общества, основанные на невмешательстве и попустительстве. Россия предстает моделью нового общественного договора. Он основан на патриотизме, традиционных гендерных ролях, православном христианстве, военной силе, а на вершине всего — добрый царь, который обещает только то, что может дать своим подданным (если народ его в достаточной мере поддержит, он может дать много).
Возможно, ордеризм не в состоянии похвастать такими же экономическими успехами, как либерализм, но его приверженцы настаивают, что единство и общий дух упорядоченного народа позволят пережить неминуемый упадок беспорядочного Запада.
Легко понять, почему ордеризм привлекателен, особенно для тех, кто при либеральной демократии столкнулся с беспорядками и падением нравов. Но точно так же, как утопические обещания коммунистов были всего лишь фиговым листком для тирании, за официальным фасадом ордеризма прячется нечто куда более мрачное. Порядок привлекателен лишь до тех пор, пока он не начинает удушать и подавлять. Никем не контролируемые автократы превращают слабых и наиболее уязвимых в козлов отпущения и пускаются в международные авантюры, чтобы отвлечь внимание от внутренних проблем. Общество раскалывается, в нем правит страх. В конечном счете, ордеризм оказывается неспособен выполнить свои обещания.
Поразительно, насколько ордеризм оказался совместимым с настроениями многих избирателей в США и Европе. Кампания Дональда Трампа сводится к обещанию жесткого порядка. А решение британских избирателей выйти из Евросоюза, подстегнутое обещаниями Партии независимости Соединенного Королевства и других, говоривших о порядке в независимой Англии, — не что иное, как попытка остановить пугающие и приводящие в замешательство последствия глобализации.
С ордеризмом трудно справиться отчасти потому, что это идеология без идеологии. Он непостоянен, прагматичен и циничен, его смысл и ценности меняются в зависимости от обстоятельств.
Но есть один урок, полезный для сегодняшней битвы с ордеризмом, который Запад может извлечь из вчерашнего сражения с коммунизмом. Западные лидеры должны отвечать на критику либеральной демократии, а не просто отвергать ее как порождение коварного антилиберального мировоззрения. Если бы Франклин Д. Рузвельт и послевоенные лидеры Западной Европы отмахивались от призывов к построению государства всеобщего благосостояния как от вдохновленных коммунистическими идеями, они накликали бы революцию. Но они построили прогрессивные государственные институты, которые тогда лишили антилиберализм привлекательности.
Когда исчезают рабочие места и один за другим происходят теракты, демократическим политикам нужны крепкие нервы и свежие идеи, чтобы справиться с необходимым ремонтом. В новом столкновении мировоззрений нам нужно новое поколение Рузвельтов, Аденауэров и Монне — лидеры, которые примут вызов ордеризма, не набрасываясь на его приверженцев. Спокойствие и боевой дух — вот то, что может снова сделать демократию великой.
Оригинал статьи: Йохен Биттнер, «Новая идеология новой Холодной войны», The New York Times, 1 августа
http://www.nytimes.com/2016/08/02/opinion/the-new-ideology-of-the-new-cold-war.html
The New Ideology of the New Cold War
Jochen Bittner AUG. 1, 2016
HAMBURG, Germany — In its heyday, Communism claimed that capitalism had betrayed the worker. So what should we make of Moscow’s new battle cry, that democracy has betrayed the voter?
It’s a worldview that has become increasingly clear through the era of Russia’s president, Vladimir V. Putin, via a mosaic of public political statements, off-the-record conversations with academics and intelligence insights. Let’s call it “orderism.”
Orderism has started to challenge democracy in many parts of the world — Turkey, Poland, the Philippines. But Mr. Putin’s Russia believes it holds the copyright on this formula, and sees it as the sharp end of the wedge it is trying to drive among the nations of the West.
The ideology’s basic political premise is that liberal democracy and international law have not lived up to their promise. Instead of creating stability, they have produced inequality and chaos. The secular religion worshiped in the Western parliaments was globalization (or, in the European Union’s case, Europeanization). These beliefs, according to the orderists, overlooked the downsides.
The most obvious downside, according to orderism, is that open borders and global trade have led to vanishing jobs and mass migration. At the same time, a mental borderlessness has shaken liberal societies: With potentially every traditional value now up for negotiation, no habit, custom or institution is sacred. The same leniency that allows for the free sale of marijuana, same-sex marriages and the crowning of a bearded drag queen named Conchita Wurst as the winner of the 2014 Eurovision song contest also tolerates militant Islamism within Western borders.
It is the same moral weakness and decadence, orderism warns, that preceded the fall of previous empires. Like Nero, the establishment is fiddling in its palaces while Rome burns.
Orderism also claims that, on the global stage, international law is beaten into submission by the rules of the strongest, with terrible outcomes. Even the West, orderists claim, adheres to the global rule of law only when it suits its interests. When it doesn’t, the United States and its allies ignore or circumvent United Nations provisions. Orderists believe that events in Ukraine in 2014 are Exhibit A for Western hypocrisy: The United States encouraged and financed a coup in Kiev, they say, and installed obedient politicians afterward. The rule of law and liberal multilateralism, they insist, are just Trojan horses, carrying the West closer and closer to their borders.
Thus it is an act of self-defense for Russia, in the orderist worldview, to secure the Crimean Peninsula, with its sprawling Russian Navy port; to increase military spending; and to hold frequent military exercises along the Russian-NATO borders. Just as the West contained an aggressive East in the 20th century, orderism believes the East must now contain a megalomaniac and arrogant West to prevent the spread of even more chaos.
Orderism prioritizes stability over democracy and offers an alternative to the moral abyss of laissez-faire societies. Russia stands as a model for this new social contract. This contract is built on patriotism, traditional gender roles, Orthodox Christianity, military strength and, at the top, a benevolent czar who will promise only as much as he can deliver (provided the public gives him sufficient support, he can deliver a lot). Orderism may not yet boast the same economic performance as liberalism, but its adherents insist that the cohesion and the common spirit of an orderly nation will allow it to outlive the inevitable downturn of the disorderly West.
It’s easy to see why, especially for those who have suffered dislocation and anomie under liberal democracy, orderism is appealing. But just as the utopian promises of Communism were merely a fig leaf for tyranny, the official face of orderism hides something much darker. Order is attractive only until it stifles, and then represses. Unchecked autocrats turn on the weakest and most vulnerable as scapegoats, and lash out in foreign misadventures to divert attention from problems at home. Society breaks down; fear reigns. Orderism ultimately fails to deliver on its own promises.
What is striking, though, is how compatible orderism is with the attitudes of many voters in the United States and Europe. Donald J. Trump’s campaign boils down to a promise of tough order. And the decision of British voters to leave the European Union, catalyzed by the promise of the U.K. Independence Party and others of an orderly, independent England, was nothing but an attempt to stop the frightening and discomfiting effects of globalization. Part of the difficulty in dealing with orderism is that it is ideological without being an ideology. It is mercurial, pragmatic and cynical; its meaning and values change to fit the circumstances.
Yet, in tackling today’s orderism, there is one lesson the West can draw from yesterday’s fight against Communism. Western leaders must respond to criticisms of liberal democracy, not simply reject them as the product of an insidious, anti-liberal worldview. If Franklin D. Roosevelt and Western Europe’s postwar leaders had dismissed calls for stronger welfare states as Communist-inspired, they would have invited revolution. Instead, they built progressive state institutions that drained the appeal of anti-liberalism.
If jobs are lost and terrorist attacks are mounting, democratic politicians have to have the steady nerves and fresh ideas to carry out the necessary repair work. In this new clash of worldviews, we need a new generation of Roosevelts, Adenauers and Monnets, leaders who will take on orderism’s challenge without lashing out at its adherents. A calm adversarial spirit is what can make democracy great again.
Jochen Bittner is a political editor for the weekly newspaper Die Zeit and a contributing opinion writer.
Во времена расцвета коммунистической идеологии ее приверженцы утверждали, что капитализм предал рабочего. Какие выводы мы теперь можем следить из нового боевого клича Москвы о том, что демократия предала избирателя? Это мировоззрение во времена президента России Владимира Путина все яснее вырисовывается в мозаике публичных политических заявлений, бесед с экспертами не для прессы и сообщений разведки. Назовем его «ордеризм». Ордеризм бросил вызов демократии во многих частях мира — в Турции, Польше, Филиппинах. Но путинская Россия считает, что авторское право на эту формулу принадлежит ей, и рассматривает ее как острый конец клина, который она пытается воткнуть между странами Запада.
Основная политическая предпосылка этой идеологии — в том, что либеральная демократия и международное право не выполнили своих обязательств. Вместо стабильности они породили неравенство и хаос. Светская религия, которую исповедовали в западных парламентах, — это глобализация (или, в случае Евросоюза, европеизация). И эта вера, по мнению ордеристов, игнорировала негативные стороны. Самая очевидная из этих негативных сторон, считают ордеристы, — это то, что открытые границы и всемирная торговля привели к исчезновению рабочих мест и массовой миграции. В то же самое время стирание ментальных границ потрясло западные общества: потенциально любая из традиционных ценностей теперь может быть подвергнута сомнению, ни один обычай, традиция или институт больше не является священным. Это та самая снисходительность, которая привела к свободной продаже марихуаны, однополым бракам и коронации бородатого трансвестита по имени Кончита Вурст на конкурсе Евровидения 2014 года, и она же заставляет терпеть воинствующий исламизм внутри границ Запада. Это та же самая моральная слабость и декаданс, предупреждают ордеристы, которые предшествовали падению империй прошлого. Подобно Нерону, истеблишмент в своих дворцах занят пустяками, пока горит Рим.
Ордеризм также утверждает, что на мировой сцене международное право попрано правилами, устанавливаемыми тем, кто сильнее, что приводит к ужасным последствиям. Даже Запад, говорят ордеристы, вспоминает о глобальном верховенстве права только тогда, когда это ему выгодно. В иных случаях США и их союзники игнорируют или обходят решения ООН. Ордеристы считают, что события в Украине в 2014 году — самое очевидное доказательство лицемерия Запада: по их словам, США вдохновляли и финансировали переворот в Киеве, а потом поставили у руля послушных политиков. Верховенство закона и либеральная многосторонность, утверждают они, — лишь троянские кони, с помощью которых Запад подбирается все ближе и ближе к их границам.
Согласно мировоззрению ордеристов, захват Россией Крымского полуострова, где расположена обширная российская военно-морская база, был актом самозащиты, — равно как и наращивание оборонных расходов, и частые военные учения у границ России и НАТО. Они верят, что точно так же, как в XX веке Запад сдерживал агрессивный Восток, теперь нужно сдерживать высокомерный и склонный к мегаломании Запад, чтобы предотвратить распространение еще большего хаоса.
Ордеризм ставит стабильность выше демократии и предлагает альтернативу моральной пропасти, в которую проваливаются общества, основанные на невмешательстве и попустительстве. Россия предстает моделью нового общественного договора. Он основан на патриотизме, традиционных гендерных ролях, православном христианстве, военной силе, а на вершине всего — добрый царь, который обещает только то, что может дать своим подданным (если народ его в достаточной мере поддержит, он может дать много).
Возможно, ордеризм не в состоянии похвастать такими же экономическими успехами, как либерализм, но его приверженцы настаивают, что единство и общий дух упорядоченного народа позволят пережить неминуемый упадок беспорядочного Запада.
Легко понять, почему ордеризм привлекателен, особенно для тех, кто при либеральной демократии столкнулся с беспорядками и падением нравов. Но точно так же, как утопические обещания коммунистов были всего лишь фиговым листком для тирании, за официальным фасадом ордеризма прячется нечто куда более мрачное. Порядок привлекателен лишь до тех пор, пока он не начинает удушать и подавлять. Никем не контролируемые автократы превращают слабых и наиболее уязвимых в козлов отпущения и пускаются в международные авантюры, чтобы отвлечь внимание от внутренних проблем. Общество раскалывается, в нем правит страх. В конечном счете, ордеризм оказывается неспособен выполнить свои обещания.
Поразительно, насколько ордеризм оказался совместимым с настроениями многих избирателей в США и Европе. Кампания Дональда Трампа сводится к обещанию жесткого порядка. А решение британских избирателей выйти из Евросоюза, подстегнутое обещаниями Партии независимости Соединенного Королевства и других, говоривших о порядке в независимой Англии, — не что иное, как попытка остановить пугающие и приводящие в замешательство последствия глобализации.
С ордеризмом трудно справиться отчасти потому, что это идеология без идеологии. Он непостоянен, прагматичен и циничен, его смысл и ценности меняются в зависимости от обстоятельств.
Но есть один урок, полезный для сегодняшней битвы с ордеризмом, который Запад может извлечь из вчерашнего сражения с коммунизмом. Западные лидеры должны отвечать на критику либеральной демократии, а не просто отвергать ее как порождение коварного антилиберального мировоззрения. Если бы Франклин Д. Рузвельт и послевоенные лидеры Западной Европы отмахивались от призывов к построению государства всеобщего благосостояния как от вдохновленных коммунистическими идеями, они накликали бы революцию. Но они построили прогрессивные государственные институты, которые тогда лишили антилиберализм привлекательности.
Когда исчезают рабочие места и один за другим происходят теракты, демократическим политикам нужны крепкие нервы и свежие идеи, чтобы справиться с необходимым ремонтом. В новом столкновении мировоззрений нам нужно новое поколение Рузвельтов, Аденауэров и Монне — лидеры, которые примут вызов ордеризма, не набрасываясь на его приверженцев. Спокойствие и боевой дух — вот то, что может снова сделать демократию великой.
Оригинал статьи: Йохен Биттнер, «Новая идеология новой Холодной войны», The New York Times, 1 августа
http://www.nytimes.com/2016/08/02/opinion/the-new-ideology-of-the-new-cold-war.html
The New Ideology of the New Cold War
Jochen Bittner AUG. 1, 2016
HAMBURG, Germany — In its heyday, Communism claimed that capitalism had betrayed the worker. So what should we make of Moscow’s new battle cry, that democracy has betrayed the voter?
It’s a worldview that has become increasingly clear through the era of Russia’s president, Vladimir V. Putin, via a mosaic of public political statements, off-the-record conversations with academics and intelligence insights. Let’s call it “orderism.”
Orderism has started to challenge democracy in many parts of the world — Turkey, Poland, the Philippines. But Mr. Putin’s Russia believes it holds the copyright on this formula, and sees it as the sharp end of the wedge it is trying to drive among the nations of the West.
The ideology’s basic political premise is that liberal democracy and international law have not lived up to their promise. Instead of creating stability, they have produced inequality and chaos. The secular religion worshiped in the Western parliaments was globalization (or, in the European Union’s case, Europeanization). These beliefs, according to the orderists, overlooked the downsides.
The most obvious downside, according to orderism, is that open borders and global trade have led to vanishing jobs and mass migration. At the same time, a mental borderlessness has shaken liberal societies: With potentially every traditional value now up for negotiation, no habit, custom or institution is sacred. The same leniency that allows for the free sale of marijuana, same-sex marriages and the crowning of a bearded drag queen named Conchita Wurst as the winner of the 2014 Eurovision song contest also tolerates militant Islamism within Western borders.
It is the same moral weakness and decadence, orderism warns, that preceded the fall of previous empires. Like Nero, the establishment is fiddling in its palaces while Rome burns.
Orderism also claims that, on the global stage, international law is beaten into submission by the rules of the strongest, with terrible outcomes. Even the West, orderists claim, adheres to the global rule of law only when it suits its interests. When it doesn’t, the United States and its allies ignore or circumvent United Nations provisions. Orderists believe that events in Ukraine in 2014 are Exhibit A for Western hypocrisy: The United States encouraged and financed a coup in Kiev, they say, and installed obedient politicians afterward. The rule of law and liberal multilateralism, they insist, are just Trojan horses, carrying the West closer and closer to their borders.
Thus it is an act of self-defense for Russia, in the orderist worldview, to secure the Crimean Peninsula, with its sprawling Russian Navy port; to increase military spending; and to hold frequent military exercises along the Russian-NATO borders. Just as the West contained an aggressive East in the 20th century, orderism believes the East must now contain a megalomaniac and arrogant West to prevent the spread of even more chaos.
Orderism prioritizes stability over democracy and offers an alternative to the moral abyss of laissez-faire societies. Russia stands as a model for this new social contract. This contract is built on patriotism, traditional gender roles, Orthodox Christianity, military strength and, at the top, a benevolent czar who will promise only as much as he can deliver (provided the public gives him sufficient support, he can deliver a lot). Orderism may not yet boast the same economic performance as liberalism, but its adherents insist that the cohesion and the common spirit of an orderly nation will allow it to outlive the inevitable downturn of the disorderly West.
It’s easy to see why, especially for those who have suffered dislocation and anomie under liberal democracy, orderism is appealing. But just as the utopian promises of Communism were merely a fig leaf for tyranny, the official face of orderism hides something much darker. Order is attractive only until it stifles, and then represses. Unchecked autocrats turn on the weakest and most vulnerable as scapegoats, and lash out in foreign misadventures to divert attention from problems at home. Society breaks down; fear reigns. Orderism ultimately fails to deliver on its own promises.
What is striking, though, is how compatible orderism is with the attitudes of many voters in the United States and Europe. Donald J. Trump’s campaign boils down to a promise of tough order. And the decision of British voters to leave the European Union, catalyzed by the promise of the U.K. Independence Party and others of an orderly, independent England, was nothing but an attempt to stop the frightening and discomfiting effects of globalization. Part of the difficulty in dealing with orderism is that it is ideological without being an ideology. It is mercurial, pragmatic and cynical; its meaning and values change to fit the circumstances.
Yet, in tackling today’s orderism, there is one lesson the West can draw from yesterday’s fight against Communism. Western leaders must respond to criticisms of liberal democracy, not simply reject them as the product of an insidious, anti-liberal worldview. If Franklin D. Roosevelt and Western Europe’s postwar leaders had dismissed calls for stronger welfare states as Communist-inspired, they would have invited revolution. Instead, they built progressive state institutions that drained the appeal of anti-liberalism.
If jobs are lost and terrorist attacks are mounting, democratic politicians have to have the steady nerves and fresh ideas to carry out the necessary repair work. In this new clash of worldviews, we need a new generation of Roosevelts, Adenauers and Monnets, leaders who will take on orderism’s challenge without lashing out at its adherents. A calm adversarial spirit is what can make democracy great again.
Jochen Bittner is a political editor for the weekly newspaper Die Zeit and a contributing opinion writer.
Комментариев нет:
Отправить комментарий