«… Східнокарпатський регіон є західною, крайньою частиною Великого Євразійського Степу (Хінгано-Карпатського, довжиною біля 8000 км), який був ареною великих міграцій. Особливо давніх номадів Сходу. Наприкінці шляху їхніх західних переселень та військових вторгнень до Європи стояли Карпати. Вони відігравали роль «великої природної стіни» і водночас «воріт у Європу», де була побудована багатоешелонова система з «Довгих валів». Зокрема Римом і Болгарією, а потім поновленаранньодержавними утвореннями даного регіону… Через Східнокарпатський регіон проходили численні міграції також народів Європи – як із півночі, так і з півдня та заходу. Все це перетворювало тоді його на велику етнокультурну й етнополітичну контактну зону, яка в окремі кліматичні періоди характеризувалася значною густотою населення. У цю справді «благодатну землю»прагнули дійти й поселитися десятки давніх племен і народів з Європи та Азії. Окремі з них навіть зафіксовані історично в самих назвах Карпат, зокрема як гори Ріпейські, Певкінські, Бастарнські, Сарматські, Венедські, Угорські, Руські тощо. Загалом у Східнокарпатському регіоні давнє населення належало до чотирьох історико-географічних ареалів: Східносередземноморського, Центральноєвропейського, Східноєвропейського і Євразійського Степу Все це наклало відбиток на історичну долю його населення… Ця велика етнокультурна контактна зона вплинула і на надзвичайну різноманітність та своєрідність численних етнографічних груп населення регіону. Вони відображають як окремі давні, так і особливо пізньосередньовічні традиції, набуті в процесі цих переселенських і міграційних рухів…»
***
... - А я по радио сейчас твоего Наполеона слушаю, - мама позавчера сообщила, по телефону. Его письма к Жозефине. Тааак интересно там у них всё было, так он переживал, такие страсти. У меня слёзы на глазах. Оказывается, Жозефина его на шесть старше, ты знал?
Прослезить мою маму не столь сложно. В годы перестройки и гласности мама рыдала в голос, когда на экране кто-то хватал и куда-то тащил рабыню Изауру, а в уперестроенные и оглашенные годы - горько плакала из-за того, что хватали и тащили Простомарию). Наполеон для моей мамы - это, во-первых, тортик, который она сама неплохо сделает при желании; во-вторых, тёмная бутылка, которую папа как-то горделиво, как добытое в сражении вражеское знамя, привёз из Вильнюса или Каунаса в 1980 году; в-третьих, - тот, в треуголке, эпизодический персонаж из "Войны и мира", о котором Кирилл когда-то рассуждал с экрана, ещё на самарских каналах. ... И вот теперь - плоский Наполеон ожил и зашевелился, обрёл некую подвижную трёхмерность - не своими сражениями, а - только посредством Жозефины. Для моей мамы жозефинистский, слегка, но пряно эротизированный эпос - несравненно острее, проникновеннее, действеннее, - чем эпос наполеоновский, облечённый в какие-то давно истлевшие мундиры
***
И вот я вытащил с полки "Жозефину", Флейшмана, (Москва, 2017), пролистнул.
Именно эту книжку читают по радио. Просто потому, что другой "Жозефины" на русском нет.
Эта книжка - очередной, столетней давности, репринт, которыми росийские издательства почему-то уже лет двадцать заваливают исторические пустоты русской наполеоники, - не заполняют, а маскируют.
Гектор Флейшман умер в 1913 году; бельгийский беллетрист, драматург, журналист, фельетонист; а историк - так, заодно, кстати. Самая его известная книжка - "Женщины Наполеона".
По-журналистски сжатая, - торопливая, вприпрыжку, - флейшманова биография императрицы Жозефины - это не более, чем жизнеописание женщины, глазами либерального, но брутального интеллектуала 1890х: притом - весьма сердитое жизнеописание.
На протяжении ста тридцати страниц этот фламандец строго отчитывает Жозефину - как серьёзный мужчина, ревнитель морали и семейных ценностей.
"... Разумеется, в той участи, которая постигла Францию, виновата не только Жозефина. Однако и её доля вины велика".
***
... Осознавала ли себя Жозефина политическим деятелем и идеологом - это вообще не важно; главное - императрица таким деятелем, несомненно, была, и свою миссию - всеми силами воплощала, достаточно решительно и последовательно, - это из этого же текста Флейшмана легко усмотреть.
Они - разные, не одно целое, а только политические союзники:
Наполеон - император, с грохотом прорвавшийся из Республики;
Жозефина - императрица, грациозно проскользнувшая из Королевства.
"Жозефина оставалась виконтессой де Богарнэ, которая сидела в тюрьме, мужа которой гильотинировали. И если она не ненавидела тех, кто виновен в этих преступлениях, то только потому, что не была создана для благородной ненависти. Роялисты всегда видели в Жозефине своего человека. Пусть и презираемого, но всё же своего. И в этом не приходится сомневаться. Не её ли вытолкнули, чтобы спасти Полиньяков...? Не она ли молила императора за герцога Энгиенского? Когда Людовик XVIII пожелал войти в сношения с Бонапартом, кто проложил путь к нему?" ( ... это - Флейшман: корявый перевод - не моя вина КС).
Разумеется, Жозефина не была роялисткой в прямом смысле, она не мечтала о возвращении Бурбонов на трон Франции и Габсбургов на трон Ломбардии - просто потому, что она сама сидела на этих самых тронах, и совершенно не желала никому ничего уступать. У Жозефины были свои тронные планы: это - её дети от первого брака, сын Эжен Александр и дочь Ортанс. Она и за генерала Бонапарта вышла в своё время - только потому, что должна была обустроить будущее своим детям.
Идео-парадигма Жозефины - это плавное, шелковое, по возможности незаметное слияние тысячелетнего Королевства со свежеизготовленной Империей в единый неразрывный вектор монархической Франции; Наполеоны - не более и не менее, чем Четвёртая Династия; когда-то Каролинги силой вырвали корону у Меровингов, а Капетинги свирепо отобрали её у Каролингов; Наполеон, - в макроисторчиском ракурсе, - проделал то же самое, и, даже учитывая трагедию Конде д'Энгиена, действовал намного осторожнее и бережнее, чем легендарные бородачи в кольчугах, бонапарты раннего средневековья - Пипин Короткий и Гуго Капет. И, вполне очевидно было, что Наполеоны могут без особых затруднений смениться на Богарнэ, -= когда придёт время.
Детей законных у Наполеона не было - ещё пять лет после вступления на трон; ближайший племянник - это был сын Ортанс де Богарнэ, внук Жозефины. И - сын, Эжен де Богарнэ де ля Фертэ: он - официально усыновлённый пасынок Императора, принц Империи; у него - своя, индивидуальная, харизма - спокойная, но призывно сияющая; собственная, притом совершенно безупречная, военная биография; в его распоряжении - отдельное Королевство Италия; принц Эжен несколько чопорен и скучноват для Парижа, но - ни одного скандала, ни одной глупости, ни одного смешного жеста, даже ни одного серьёзного поражения (а он на войне с шестнадцати лет).
"Четвёртая династия" - это то, что сам Наполеон, республиканский стратег, усваивал постепенно и нелегко, но, в конце концов, проникся.
***
... Политический апофеоз Жозефины - (об этом Флейшман, и прочие её биографы, как-то не задумываются) - это май 1814 года. Начало Венского конгресса. Сразу после отречения Наполеона; Париж - в распоряжении российских войск, а войска - в распоряжении русского царя. Жозефина, казалось бы, - даже не за кулисами, и даже не зритель, она давно уже - вне политического театра, на улице. Она - давно (пятый год) разведённая императрица, герцогиня де Наварр с титулом величества, она - уже провинциалка, живёт в своём отдалённом замке. ("Говорят, ты толстеешь, как добрая нормандская крестьянка", - добродушно писал ей Наполеон в ноябре 1811 года).
И - вдруг: русский царь Александр призывает её в императорский дворец, в Мальмезон. Там они видятся - почти что через день, и Александр о чём-то беседует с Жозефиной часами. Охраняет герцогиню де Наварр конвой лейб-гвардии Казачьего полка, - тот же полк составляет эскорт императора России. Это не забота о безопасности, а демонстративный жест.
Эжен де Богарнэ, принц Франкфуртский, и Ортанс, герцогиня де Сен-Лё, тоже всё время возникают около царя Александра.
В мае 014го всё это было очень серьёзно: трон Франции - опустел три недели назад, ещё зияет пустотой; Бурбон - это кандидат от Британии и Австрии; Император России убеждён, что победа принадлежит только ему, он уже явственно ощущает, как его начинают вытеснять из центра управления континентом, - и ему нужен собственный кандидат. Наилучший из всех - это Эжен де Богарнэ.
В мае 1814 года, под напором русского царя, Жозефина как бы олицетворяла собой всё ещё не упразднённую официально Империю. 24 мая 1814 года Жозефина снова открыла бал (в честь короля Пруссии) - в паре с императором Александром; у них была важная позиция, на которой они были на равных - оба превосходно танцевали.
В ночь Жозефина слегла, наутро уже не могла двигаться, задыхалась и стонала; 29-го умерла в агонии, пятидесяти лет от роду, - "от гнилостной лихорадки", как загадочно объявили врачи. Александр приезжал к ней каждый день, но, человек крайне чувствительный и впечатлительный, не решался зайти к больной. Наверно, половина современных историков сходится в том, что это было убийство. Жозефина в мае 1814го была крайне опасна. И её обезвредили.
***
Летом 1814 года царь Александр всё ещё не отказывался от жозефинистского проекта окончательно: только под его непрестанным воздействием Венский конгресс официально объявил, что принц Эжен де Богарнэ рассматривается как один из монархов, которому Конгресс обязывается компенсировать утрату престола (которого - не было, строго говоря).
Поскольку владения на континенте распределены, то Конгресс обсуждал возможность изъятия, - желательно, мирного, - территорий у Османии: предполагалось, что королевство для принца Эжена будет создано - островное, - на Корфу или на Кандии (Крите). То есть: если бы это удалось - то принц Эжен стал был православным королём, повелителем греков.
Но уже тогда выяснилось, что никакой политической победы России - нет и не будет. Император Александр, - по духу и характеру, на самом деле, намного больше похожий на своего отца, чем принято считать, - проявил непреклонную волю и решимость в 1812ом, когда ему грозил открытый противник, но быстро терялся, путался, впадал в меланхолию и уступал, когда его обволакивали невидимой паутиной союзники. Практически все пропозиции России были мягко отторгнуты Конгрессом. Повторился сценарий, выработанный ещё во времена Петра Первого: русские дивизии в очередной раз были употреблены для передела границ в интересах Британии и Австрии.
***
... Но: самое странное - вот что: политический (династический, в то время это одно и то же) проект Жозефины - всё-таки вполне осуществился. Она, если вдуматься, победила.
Во Франции создал Вторую Империю её внук от дочери, - Наполеон III.
Старшая внучка, - дочь принца Эжена, - стала королевой Швеции и Норвегии, следующая внучка - императрица Бразилии; старший внук, Огюст де Богарнэ де Лейтхентерг, женился на королеве Португалии, и не основал новую португальскую династию только потому, что скоропостижно скончался (при неясных обстоятельствах, как и бабушка).
И - продолжение российской линии сценария:
младший внук Жозефины - герцог Максимилиан Лейхтенбергский, - в 1839 году женился на Марии Всероссийской, дочери Николая I.
Его сыновья - члены Российского Императорского Дома, - усилиями российской дипломатии продвигались, - как шахматные офицеры, - на новые престолы православных королевств: Николай Лейхтенбергский - в Греции, Евгений Лейхтенбергский - в Болгарии. (И снова Россия торжественно проиграла эти королевские партии Британии и Австрии).
Тем не менее: благодаря шведскому браку, прямые потомки императрицы Жозефины сейчас сидят на тронах в Швеции, Норвегии, Дании, Бельгии и Люксембурге, то есть почти на всех сохранившихся престолах.
В отличие от потомства сыновей Наполеона; которые сейчас - не более, чем граждане Французской республики.
В сущности, жозефинитский клан - это наиболее прочный и долговременный из всех проектов наполеоновской эпохи.
Комментариев нет:
Отправить комментарий