А еще раньше перед выбором стоял прототип Руси, особое социокультурное пространство руссов, хотя до этого оно тысячелетиями было стабильно на тех территориях, которые затем заняли иные этносы и трансформированные остатки самих руссов.
Если не учитывать «стабильную эпоху», то последние 3-4 тысячелетия наши предки стали реализовывать иной подход, тренироваться в выборах пути, в сомнениях, в проблематизациях.
В условиях быстрых изменений, изматывающих внутренних и внешних конфликтов, переработки примитивизма приходящих на цивилизованную территорию все новых этнокультурных аборигенов, русы, а затем их наиболее устойчивая составляющая – славяне, особая часть славян – русские и примыкающие к ним, совмещающие свое бытие в приемлемом «общежитии» иные этносы, стали жить в достаточно регулярно повторяющемся рефлексивном режиме.
Несмотря на колебания в уровне социокультурной, нравственно-духовной устремленности, снижающейся в дикости междоусобицы, но компенсированной соответствующими возвратами в мудрость, поиск правды, подлинного пути, своего места в оппозиции Запад-Восток, Север-Юг – оставался лейтмотивом внутренней жизни в политическом и духовно-цивилизационном измерении.
Появление Советской России и СССР, социалистического лагеря не было случайным, так как устремленность на правду и подлинность была спекулятивно употреблена, а православная универсумальность, соединившая канонизированность христианства с древними формами универсумального воззрения на мир и отношения к нему, идущими из арийских времен и более древних прототипов руссов, создала настроенность на найденность пути.
Все издержки и приватизации в исполнении замысла, продвижении идеи, все манипулятивные усилия верхов оставляли подозрение о подлинности нового пути сохраняемыми.
Вся интенсивная практика СССР шла в рамках большого «эксперимента», а в нем всегда допустимы «ошибки», их прощение.
Наш народ уже давно имеет интуитивно поддерживаемую рефлексивную самореализацию. Он предназначает себя к поискам, пробам, ошибкам, поправкам, уходам от стабильности, прощение издержек, самоотчуждению ради более значимого, чем каждый из нас и даже чем все мы взятые. Он считает себя служащим большим идеям и несклонен к рутине, регулярности, успокоенности, бесконечной повторяемости и всему, что является «скучным», неинтересным, невдохновляющим.
Сколько бы в него не вносили идею верности законам как рукотворным установлениям, он старается не обращать внимания на эти «мелочи» и никак не сосредоточится на создании условий стабильного бытия.
За время существования СССР была проведена «культурная революция», внесение стереотипов образованности всему населению, а высшее образование уходило далеко от принципа прагматической необходимости, создавая предпосылку появления интеллектуального инкубатора всего мира.
И этот инкубатор был создан при всей несформированности механизма эффективного применения изобретений, открытий и т.п.
Применение результатов инновационных разработок не было значимым не только для верхов, но и во всей массе участников интеллектуального производства и потребления.
Применение результатов должно опираться на прагматизм, рутинность, регулярность, а они столь далеки для большинства нашего населения. Оно может спокойно ждать новых несоответствий и драм, чтобы их героически и творчески, талантливо преодолевать.
Конечно, были и у нас некоторые слои населения, которые могли совмещать творчество, поиск нового и регулярность, реализуемость, достигаемость целей, приводить полярные начала в гармонию. Но чаще все же эта гармонизация была в чрезвычайных ситуациях, в экстремальных условиях преодоления угроз, например, отставания в разработке новейших систем вооружения.
Едва ли случайно, что именно в наших пределах появилось рефлексивное и методологическое движение, которое отдает первенство значимости реагирования на разрывы размышлениям рефлексивного типа.
Только у нас могли гигантское время, причем по преимуществу, личное, после рабочего дня «тратить» на участие в семинарах, в дискуссиях, длящихся месяцами и чаще, так и не заканчивающихся.
Такая неутомимость имела своих героев, например, А.А.Зиновьев, Г.П.Щедровицкий, В.А.Лефевр и другие.
Но герои не смогли бы сделать воспроизводящимся поток мысли, если бы не было людей, готовых участвовать в этом потоке, работать в нем «на износ» более интенсивно, чем на основной работе.
Разве может страна вырастить в себе такое сообщество, не имея рефлексивных глубинных корней!
При этом само сообщество в своем структурировании проявляло все те же качества неуемной инновационности, ухода от фиксированности, определенности, обязательности, рутинной организованности и др. Если это иногда уменьшалось, и мы были похожи на «солидную организацию», и то лишь за счет невероятных усилий лидеров, их харизмы.
Даже самые мощные результаты мысли недолго оставались догматизированными, методично применяемыми. Любой активный участник считал себя в праве все подвергнуть сомнению, уйти от исходных оснований, попробовать свою инаковость в интенсивном интеллектуальном бою, не заботясь о своем выживании.
Как правило, менее всего удавалось гармонизовать полярные начала: рутину воспроизводства и критическое размежевание мысли предшественника и даже своей собственной мысли.
Неэффективность для действий оказывалась эффективностью в инноватике. До сих пор инноватика без ограничений, самодвижение проблематизации и самовыражение в творчестве остается доминирующим.
Иначе говоря, Россия была в той или иной выраженности рефлексивной страной. Она ею и остается. Это настолько внутреннее свойство России, что она, при всей неповторимости и после развала СССР играет роль рефлексивного сердца и даже «тела» всего мирового сообщества.
Если дополнить рефлексивную устремленность и потенциал России с потенциалом действия всех остальных стран, то мировая цивилизация стала бы образцом гармонического целого, преодолевающего накопленные уродства техногенности, примитивизированного прагматизма, противоопоставленности идеалов и духовных акцентировок, наивной и опасной любви к гегемонии и др.
Однако, та же рефлексивность, которая уже оформилась в России и имеет достаточную устойчивость пока в «пионерском» слое интеллектуалов, но уже выходит на простор интеллектуального производства, которая еще не совместилась с творческим самовыражением в науке, инженерии и т.п., она обладает своей «ахиллесовой пятой». Ее признаком выступает рыхлость рефлексивной мысли, прикрепленность к субъективности самого мыслящего. Что резко снижает потенциал продуктивности и надежности рефлексии.
С этой точки зрения и Россия, и рефлексивно-методологическое движение стоит перед выбором стратегического типа. Либо она так и останется необузданной и воспроизводящей напряжение точки в движении без ответственности за линию движения, разбрасывая по пути фрагменты своей отчуждаемой мысли, либо она будет обуздана на основе преодоления субъективной случайности, прихода к надперсональности и вневременности содержания и подходов в своей рефлексивной самоорганизации.
Мы уже неоднократно комментировали воспроизводство недостаточности рефлексирующей мысли, ее «детское» состояние в культуре мышления. Напомним основное противопоставление.
В методологии, как и в любом секторе интеллектуальной практики, есть различие между естественным самовыражением, субъективно-ситуационным оискусствлением и сущностно-надситуативным оискусствлением при сохранении учета ситуационности.
В истории культуры резко осуществлялся выход в третий уровень развитости механизмов мышления. Можно привести примеры, облегчающие понимание нашей мысли, с Запада и Востока.
На Востоке «Книга Перемен» (И-Цзин) показывает путь развития и фиксирует принципиальную обращенность к всеобщим законам бытия и саму необходимость вписывания усилий по развитию и даже изменению в универсальный ход бытия.
Не зная этих законов не возвысившись внутренне до них нельзя прийти к адекватности в поведении в условиях хаоса, что и является «высшим» в самоорганизации.
Реконструируя взгляды китайцев, выраженные более 4 тысяч лет тому назад можно только порадоваться их прозорливости. А подобное. в еще более отстающее от нас время, можно поискать подобных выводов у руссов.
На Западе совсем недавно возвысился к сущности Гегель и раскрыл путь к абсолютному знанию, дав абсолютный метод. Им воспользовался в меру сил Маркс, создав мощную теорию самодвижения экономики в ее развитии.
Примеров следования великим прозрениям Востока и великим раскрытиям Запада немного или они не видны, не демонстративны.
К примеру, Сунь-Цзы, великий стратег, две с половиной тысячи лет назад говорил о всеобщих, универсумальных принципах стратегического анализа, учитывающих сущность бытия. Эти принципы применимы и к настоящему времени, если уйти от особенностей исторической конкретности.
И Гегель применим сейчас, если бы гуманитарная наука захотела большей реформации и приближения к подлинной научности и философской возвышенности. Но, кстати, методологи больше любят Фихте и Канта. Однако это лишь начало реформы в культуре мышления, а Гегель задел ее неизмеримо более высокое воплощение.
Оставалось ввести всю «систему Гегеля» в рефлексивное пространство совокупной практики и дать ему место предельного категориального обеспечения организации рефлексивных процессов. Именно это мы поняли в середине 70-х г.г. Но именно это было предметом наивной критики нашего гегельянства в 70-80 г.г. внутри методологического сообщества.
Тем самым, если учесть результаты Гегеля, иметь в виду все намеки подобного рода в прошлом, опираться на рефлексивную и инструментально-мыслительную практику и ее рефлексию в XX веке, то можно перевести все рефлектирующее целое с уровня ЕИ на уровень ИЕ, где «искусственное», неслучайное, сущностное предопределяет способ организации рефлексивных процессов и не задерживается на формализме мышления, дает ему содержательность в неслучайных рамках формы.
Можно перевести, если неизбежную необходимость в этом поймут или догадаются об этом хотя бы ведущие методологи и рефлексивные лидеры. Речь иногда ведется о том, что означает перевод методологического, а тем более рефлексивного мышления на использование понятий. Но о понятиях мнения расходятся и по тем же основаниям.
Гегель дал свое видение «понятия». В рамках своего «метода», и оно является высшим уровнем обсуждения понятий, практики создания, совершенствования и применения понятий. После Гегеля уровень анализа понятий стал неуклонно снижаться и в методологии он не ушел далеко от снижения.
Двигаться в понятиях сложно и легче просто манипулировать, хотя и с рефлексивностью. Гегель называл это «дурной бесконечностью». Именно понятия и являются основным условием перевода мышления с ЕИ-уровня на ИЕ–уровень, в том числе рефлексивного мышления.
Мы считаем, что подготовлены все условия для перехода к новой стратегии управления Россией, опирающейся на самую современную рефлексивно-мыслительную культуру, на современную и именно отечественную методологию с сохранением всего ого в истории культуры мышления, является высшим и соответствующем «прорывной устремленности.
В методологии (ММК) в 70-80 г.г. немало говорилось о совокупном едином мышлении.
Можно перефразировать все это в тезис о возможности создания единого рефлексивно-мыслительного пространства России, в котором соотносимыми и используемыми становятся все формы рефлексивно-мыслительных проявлений.
Здесь имеется в виду не «информационное пространство», а именно рефлексивно-мыслительное пространство, в котором размещаются и все типы информации, знаний, норм и др. продуктов интеллектуальной работы.
Но движения в этом пространстве, совмещение рефлектирующих, мыслящих, их участие в реализации идей, достижение целей, воплощение стратегий не может быть стихийным и не может быть формалистичным, отчужденным.
Совмещение позитивных начал и устранение негативных начал требует особой устремленности на использование критериальных систем универсумального типа, как для понимания устроенности всего, так и для выработки своего отношения ко всему, включая себя, самоопределения и самоположения в реальность.
В последние годы рефлексивные специалисты и методологи стали активно позиционироваться в стратегическом слое аналитики и управления. Но сама сущность стратегического управления и мышления управленца, если он не удовлетворяется лишь самовыражением, даже талантливым, должен, как утверждал Сунь-Цзы, иметь мировоззренческие и мироотношенческие ориентиры, знать суть бытия и соотносить с ней все исторические и ситуационные «детали».
Поэтому стратег, удовлетворяющийся лишь живым моментом, своей уникальностью, вписанностью из сути бытия является идущим в шарлатанство, пусть и красивое, наивно талантливое. Управление страной, любой большой системой нельзя вести вне вписанности в суть бытия, о чем говорится и в «Книге Перемен», и у Клаузевица, и у Свечина и других глубоких мыслителей стратегического направления.
Россия пробрела необходимые предпосылки для лидерства в мире мысли и рефлексивность стала здесь основанием взлета. Но она должна еще ввести достаточные предпосылки, собственно культуру мышления, помещенную в рефлексивное пространство.
И тогда видны образы России, могущей сохранить творческое, инновационное самовыражение и привести его в гармонию не только с историчностью и изменяемостью всего, но и с внеисторичностью, миром «идей» по Платону, с «идеей идей» как началом всего, с Богом, с «абсолютным духом», по Гегелю. В этом воплотилось бы оформлено космическое самовыражение «русских», выплеснувшееся столетие назад.
Войдя в эпоху гармонизации начал, Россия станет способной создать высшую управляемость, быть увлекающей всех своей глубиной мысли и самоорганизации, быть способной преодолеть массу ненужного и искривленного, навязываемого нам со всех сторон мистификаторами «правильного образа жизни».
Такой Россией мы будем гордиться с неизбежностью, служа не временности эгоизма и отстраненности от сущности, а вневременности, которая приблизится к нам, если мы сами устремимся к ней.
Комментариев нет:
Отправить комментарий