Гораздо нужнее — популярная система символов, некая мифология или мифоподобная идеология, которая, обладая наркотизирующей силой внушения вместо убедительности, позволяла бы манипулировать и управлять сознанием масс, одновременно подкупая и прельщая каждого индивида туманной возможностью «восстать» из прозябания к гордому самовозвышению, от фатальности к своеволию, от исполнительства и подчиненности к господству над миром… Она должна подсказывать ему: «Мятежник хочет быть «всем»», «Бунт — одно из главных измерений человека».
Такого рода анти-субстанциалистская мифологическая и мифоподобная символика существует. Древнейшим образом ее может послужить миф о Прометее. В новейших своих вариантах и разработках он концентрирует в себе различные антропософские и антропотеистические веяния и псевдопророчества. Существует и так называемая героическая этика, или прометеизм в более узком смысле. В нем обновляются тенденции ренессансного «титанизма» и проповедуется, что наделенный «творческим величием» человек имеет призванием и сверхзадачей присвоить себе господство над космосом в качестве его центра, подобно тому как когда-то Прометей — похититель огня — присвоил нечто более высокое ради свое-мерно-земных интересов. Вся Вселенная объявляется всего лишь материалом и фоном для самоутверждения начала собственно человеческого, сугубо человеческого…
Суть символики прометеизма, взятого в самом широком смысле, — в качестве мифоподобной практически-действенной идеологии — на самом деле очень проста. Она заключается в решимости наложить на всю Вселенную, ведомую и неведомую, готовое мерило человеческих присвоительских интересов и потребностей и сделать его своей добычей, своим средством. В прошлом было и ныне есть на Земле великое множество людей, являющихся на практике обыденно-жизненного отношения к окружающему миру именно прометеистами, хотя сами они этого не знают и, скорее всего, никогда не занимались изучением идеологии прометеизма и анти-субстанциализма. Для них стало привычным делом вторгаться во внечеловеческую действительность и распоряжаться ею, так сказать, в одностороннем порядке — «по праву Прометея», — т. е. нимало не будучи готовым поставить свои при-своительские потребности и критерии под сомнение и посмотреть на себя радикально извне — с позиции «другой стороны», со стороны Вселенной и ее имманентной объективной диалектики. Эта аксиологически совершенно слепая и глухая к внечеловеческому миру решимость навязывать себя ему, вламываться в него в качестве добытчика и похитителя, присвоителя и использователя, в качестве незванного и непрошенного хозяина и своекорыстного, своемерного господина стала как бы само собой разумеющейся «нормой» (опять-таки, «по праву Прометея») для слишком многих землян. Мы, люди, слишком привыкли вовсе не задумываться над тем, насколько мы сами достойны активно присутствовать, распространять свое влияние и по-своему изменять мир, да и достойны ли вообще. Практический, бессознательный прометеизм и есть не что иное, как жизненная ориентация на преуспеяние в средствах, в вооруженности и оснащенности, безудержно и безмерно развиваемых безотносительно к сфере ценностей, к реальному возвышению человека от не-достоинства к достоинству и, следовательно, при пренебрежении к такому возвышению.
Необыкновенное обилие во всех жанрах искусства и распространенность более или менее апологетических версий мифа о Прометее — похитителе, т. е. таких, в которых он изображается благородным героем и безвинным страдальцем за свое благодеяние, вряд ли было бы возможно без достаточно широкой распространенности стихийного, бессознательного прометеизма. Однако тем печальнее наблюдать, как сознательный и даже философски искушенный антропоцентризм берет на себя упрочение и усиление этой нравственной невоспитанности, этой инерции, этой крайней отсталости культуры общения в ее глубинных и универсальных формах. Как концепция и как намеренное культивирование символов отказа человека от того пути совершенствования и многомерного исторического прогресса, на котором он может стать действительно достойным своего космического созидательного (анти-энтропийного) со-творческого призвания, прометеизм представляет собою выразительное подытожение всего антропоцентризма вообще — как коллективного, так и индивидуального — подытожение и выражение его губительности для человечества.
Ведь со-творческое космическое призвание отнюдь не есть нечто такое, во что можно было бы вломиться и что поддавалось бы похищению и присвоению «в одностороннем порядке», т. е. лишь на том субъективистском «основании», что мы этого хотим (почему именно такая оценка Г. Батищевым «прометеизма» является истинной, а не наоборот, не понятно! Неужто Вселенная ему сама нашептала? Вспоминается старый анекдот: «Если человек говорит с богом — это молитва, а если бог говорит с человеком — это шизофрения», — Ред.).
Батищев Г. С. Введение в диалектику творчества. — С -Петербург: Изд-во РХГИ,1997. — 464 с., 1997 — 464 с. — § 4. «Феноменологический редукционизм». Прометеизм как символическое подытожение всего антропоцентризма. — С.428-430. — http://bookucheba.com/filosofiya-dialektika/fenomenologicheskiy-reduktsio-nizm-prometeizm-27248.html
Такого рода анти-субстанциалистская мифологическая и мифоподобная символика существует. Древнейшим образом ее может послужить миф о Прометее. В новейших своих вариантах и разработках он концентрирует в себе различные антропософские и антропотеистические веяния и псевдопророчества. Существует и так называемая героическая этика, или прометеизм в более узком смысле. В нем обновляются тенденции ренессансного «титанизма» и проповедуется, что наделенный «творческим величием» человек имеет призванием и сверхзадачей присвоить себе господство над космосом в качестве его центра, подобно тому как когда-то Прометей — похититель огня — присвоил нечто более высокое ради свое-мерно-земных интересов. Вся Вселенная объявляется всего лишь материалом и фоном для самоутверждения начала собственно человеческого, сугубо человеческого…
Суть символики прометеизма, взятого в самом широком смысле, — в качестве мифоподобной практически-действенной идеологии — на самом деле очень проста. Она заключается в решимости наложить на всю Вселенную, ведомую и неведомую, готовое мерило человеческих присвоительских интересов и потребностей и сделать его своей добычей, своим средством. В прошлом было и ныне есть на Земле великое множество людей, являющихся на практике обыденно-жизненного отношения к окружающему миру именно прометеистами, хотя сами они этого не знают и, скорее всего, никогда не занимались изучением идеологии прометеизма и анти-субстанциализма. Для них стало привычным делом вторгаться во внечеловеческую действительность и распоряжаться ею, так сказать, в одностороннем порядке — «по праву Прометея», — т. е. нимало не будучи готовым поставить свои при-своительские потребности и критерии под сомнение и посмотреть на себя радикально извне — с позиции «другой стороны», со стороны Вселенной и ее имманентной объективной диалектики. Эта аксиологически совершенно слепая и глухая к внечеловеческому миру решимость навязывать себя ему, вламываться в него в качестве добытчика и похитителя, присвоителя и использователя, в качестве незванного и непрошенного хозяина и своекорыстного, своемерного господина стала как бы само собой разумеющейся «нормой» (опять-таки, «по праву Прометея») для слишком многих землян. Мы, люди, слишком привыкли вовсе не задумываться над тем, насколько мы сами достойны активно присутствовать, распространять свое влияние и по-своему изменять мир, да и достойны ли вообще. Практический, бессознательный прометеизм и есть не что иное, как жизненная ориентация на преуспеяние в средствах, в вооруженности и оснащенности, безудержно и безмерно развиваемых безотносительно к сфере ценностей, к реальному возвышению человека от не-достоинства к достоинству и, следовательно, при пренебрежении к такому возвышению.
Необыкновенное обилие во всех жанрах искусства и распространенность более или менее апологетических версий мифа о Прометее — похитителе, т. е. таких, в которых он изображается благородным героем и безвинным страдальцем за свое благодеяние, вряд ли было бы возможно без достаточно широкой распространенности стихийного, бессознательного прометеизма. Однако тем печальнее наблюдать, как сознательный и даже философски искушенный антропоцентризм берет на себя упрочение и усиление этой нравственной невоспитанности, этой инерции, этой крайней отсталости культуры общения в ее глубинных и универсальных формах. Как концепция и как намеренное культивирование символов отказа человека от того пути совершенствования и многомерного исторического прогресса, на котором он может стать действительно достойным своего космического созидательного (анти-энтропийного) со-творческого призвания, прометеизм представляет собою выразительное подытожение всего антропоцентризма вообще — как коллективного, так и индивидуального — подытожение и выражение его губительности для человечества.
Ведь со-творческое космическое призвание отнюдь не есть нечто такое, во что можно было бы вломиться и что поддавалось бы похищению и присвоению «в одностороннем порядке», т. е. лишь на том субъективистском «основании», что мы этого хотим (почему именно такая оценка Г. Батищевым «прометеизма» является истинной, а не наоборот, не понятно! Неужто Вселенная ему сама нашептала? Вспоминается старый анекдот: «Если человек говорит с богом — это молитва, а если бог говорит с человеком — это шизофрения», — Ред.).
Батищев Г. С. Введение в диалектику творчества. — С -Петербург: Изд-во РХГИ,1997. — 464 с., 1997 — 464 с. — § 4. «Феноменологический редукционизм». Прометеизм как символическое подытожение всего антропоцентризма. — С.428-430. — http://bookucheba.com/filosofiya-dialektika/fenomenologicheskiy-reduktsio-nizm-prometeizm-27248.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий