Как-то в 1970 году ко мне в кабинет (я тогда заведовал отделом рабочей молодежи журнала ЦК ВЛКСМ «Техника-молодежи», будучи в 1965 году изгнанным из КПСС и из Академии наук СССР за свой якобы фашистский опус «Устав нрава») зашел наш главный редактор мой наставник и друг славный Василий Дмитриевич Захарченко и сказал — «Валера, у меня там сидит поэт Александр Коваленков, да ты слышал песни на его стихи «Когда душа поёт и просится сердце в полёт», он на даче провёл интереснейшие опыты с муравьями, я хочу напечатать статью о них, помоги». Так я познакомился и подружился с замечательным человеком — Александром Александровичем Коваленковым (15 марта 1911, Новгород — 1971, Москва).
В этом году прозевал я столетие со дня его рождения, и в этом же году — 40 лет, как его не стало. И точная дата его смерти мне неизвестна, и фотографий его я не нашел, сколько ни гуглил (только обнаружилась коллективная фотка журналистов Карельского фронта 1943 года). Он меня увлёк муравьями. Только недавно прочёл увлекательные книги о муравьях современного французского писателя-философа Бернара Вербера, а тогда мирмикология была для меня в новинку. Материал Александра Александровича о его удивительных экспериментах мы опубликовали (Муравьиная звезда // Техника-молодежи, Москва, 1970, № 9; по закону подлости этого номера у меня под рукой нет http://jur.kruzzz.com/index.php?q=node/2822; в самой ссылке на сайте — ошибка. Скачать надо так: Скачать http://jur.kruzzz.com/mags/TM/1970/tm_1970_09.djvu).
Мой ровесник израильский (бывший советский) писатель Давид Перецович Мaркиш на Интернет-портале Лехаим пишет в воспоминаниях о московском Литературном институте «Перекрёсток»:
«Между Поспеловым /теоретик литературы, брат известного партийного босса/ и Светловым располагался Александр Александрович Коваленков, обучавший нас технике стихосложения, чтобы мы всё-таки могли отличить ямб от хорея. Это было полезно, спору нет. Коваленков, надо отдать ему должное, блестяще разбирался в своем ремесле; познания его были велики. Жизнь Коваленкова сложилась удивительным образом: на склоне лет он пришел к выводу, что муравьи прилетели к нам с другой планеты, что они – истинные носители разума и знаний; он и книгу об этом написал. Партийные идеологи были неприятно удивлены аполитичностью взглядов известного литератора: на территории СССР даже птицам небесным должно было быть ясно, что единственным носителем разума и мирового прогресса является советский человек, а никакой не муравей. И обстоятельные разъяснения Коваленкова воспринимались слушателями недоверчиво, а то и с опаской. Дискуссия затягивалась, каждая из двух сторон стояла на своем; компромисс, действительно, тут был невозможен. Закончилось всё этот так, как и должно было закончиться: Коваленков умер, совершенно уверенный в своей правоте. Мир праху его».
Александр Александрович подарил мне свою светлую книгу рассказов «Сенсатор» (Москва: Издательство «Советская Россия», 1967. — 158 стр.). Советская литература очень разная, и очень много в ней хорошего и высокого, а рассказы Александра Коваленкова меня лично трогают, в них правда жизни, в том числе и военной (рассказ «Увольнительная», стр. 96-97). В рассказе «Картошка» (стр. 17-24) — о контрасте двух начал в людях через их отношение к родной природе, по морали он чем-то напоминает роман другого лично знакомого мне писателя-классика Леонида Максимовича Леонова «Русский лес» (1953), который в своё время произвел на меня сильнейшее впечатление и во многом определил моё миропонимание. С одной стороны благоговение перед храмом творения (Свешников), а с другой — механистическо-рациональное равнодушие к окружающей среде и даже бездушие, несмотря на эрудицию (Савкин):
«/стр. 19:/ Любители задарма поесть кидаются на все, даже на кислицу, даже на дички. По сути дела, они ведут себя так же, как эти создания, — Савкин указал рукой на затерявшийся в орешнике муравейник. Его вершина переросла . и вобрала в себя нижние, находившиеся в двух метрах от земли ветки сосны. Широкая желтая полоса песка окаймляла хвойное сооружение. Основание муравейника было равно площади развернутого парашюта.
— Вот это да!—изумился Свешников. И по равнодушному выражению глаз приятеля понял, что жизнь леса была от него далека.
— А что «да»? — спросил Савкин. — Муравейник как муравейник.
— Не думаю, что ты такие где-нибудь видел.
— Видел, — сказал Савкин. — Видел и даже изучал. Интересовался архитектурными способностями термитов. Они, брат, еще похлеще башни сооружают. Целую полку книг по этому вопросу прочел. И знаешь, — помолчав, добавил Савкин, — я пришел к выводу, что у шестиногих мы можем многому поучиться.
/стр. 20:/ Не ожидавший такого оборота, Свешников поставил корзину на пенек и с любопытством стал слушать.
— Смотри,— указал прутиком Савкии на суетившихся в сухом былишшке муравьев.— Здесь у них и улицы, и шос се, и пункты содействия для доставки скоропортящихся грузов. Есть, наверно, и регулировщики движения. Только вместо милицейского жезла они орудуют своими усиками. Все подчинено единой разумной воле. Бездельников и праздных гуляк здесь не найдешь.
«Да он романтик и фантазер, — подумалось Свешнико ву. — Вот никогда не предполагал…»
— У них существуют свои проекты и планы, — не торо пясь, продолжал Савкин. — Они заготовляют продукты на зимний период, знают, как их предохранить от порчи. Умеют пасти и доить тлей, воевать с пчелами и разумно воспитывать рабов, украденных в детском возрасте из чужих муравейников.
Свешников засмеялся:
— Послушаешь тебя, так действительно поверишь, что насекомые — мыслящие существа. Не знаю, как насчет термитов, а воля и разумение муравьев — для меня вещь сомнительная. Если бы это не было интересной выдумкой и сказкой, мы бы вступили в общение с твоими шестиногими друзьями, нашли бы общий язык, пускай даже самый примитивный на первых порах. Не будешь же ты, в самом деле, утверждать, что по соседству с нашим земным, реаль ным миром существует другой, такой же реальный, но только не познанный нами. Ведь это сюжет для американ ских псевдонаучных фильмов.
Утверждать не буду, — сказал Савкин, — но почему бы не предположить такое? Органы чувств и способы мышления у муравьев совсем иные, чем у нас. Но они живут, развиваются и совершенствуют свои трудовые и общест венные навыки. Мы этого не замечаем. Представь себе /стр. 21:/ человека, который не знает, что такое радио. Если такому чудаку попадется в руки приемник или радиопередатчик, он не сможет понять, каково его назначение, хотя, разобрав по винтикам и колесикам неведомый аппарат, получит точ ное представление, как вращаются его рукоятки и движут ся рычажки. Наблюдая за насекомыми и даже препарируя их, мы находимся примерно в таком же положении.
— Это своеобразная поповщина, — усмехнулся Свешни ков. — Орехи ты назвал «божьим даром», а муравьев, того гляди, «божьими тварями» поименуешь. Призываешь ве рить тому, что не может быть как-то доказано. Хуже крапивы, черт их дери! — Свешников сунул руку за ворот рубашки. Извлеченный им муравей забегал по ладони, приподнялся и, поджав брюшко, выпустил тончайшую струйку остро пахнущей кислоты. — Пойдем. Тут на опуш ке подберезовики водятся. Я с пустой корзиной возвра щаться домой не привык.
— Валяй, — сказал Савкин.— А я приустал немного. Расстелю плащ да поваляюсь. Найдешь меня здесь. Желаю удачи.— Он стал развязывать свой рюкзак.
— Ладно, — сказал Свешников. — Счастливых сновиде ний, фантазер.
И ветки кустарника сомкнулись за его спиной.
В детстве, когда грибы играли с ним в прятки, Андрей, чтобы их выманить и не испугать, ставил корзину в укромное место и притворялся случайным посетителем леса. Он засовывал руки в карманы, посвистывал, смотрел, задрав голову, на птиц, стрекоз и вообще на что угодно, но только не на усыпанную хвоей и листвой землю. Следил за пере мещением облаков, а сам нет-нет да и стрелял глазом куда-нибудь в заросли кукушкина льна, где, не успев накрыть ся багряным кленовым листом, торчал долгожданный гриб.
Хорошая была игра».
Увы, «фантазёр» Савкин сжёг муравейник, и Свешников, увидев такое святотатство, в заключительных словах рассказа «Картошка» — «повернулся и зашагал прочь».
В Аннотации к книге сказано — «Автор сборника «Сенсатор» Александр Коваленков известен советскому читателю, как поэт. Вышли книги его стихов: «Собеседник», «Новые ключи», «Избранная лирика» и ряд других. Коваленков — автор текста таких популярных песен, как «Солнце скрылось за горою», «Украина и Россия», «Нет на свете дальних стран». Сборник «Сенсатор» не первая книга А. Коваленкова-прозаика. Свойственные его рассказам п повестям живописность, лиричность, гражданственность про явились и в произведениях этого сборника».
В Литературной энциклопедии сообщается (Светлакова М.А.), что Александр Александрович Коваленков — член Коммунистической партии с 1961, в 1932 окончил сценарный факультет Московского института кинематографии. Первая книга стихов «Зеленый берег» вышла в 1935. В годы Великой Отечественной войны — сотрудник армейской газеты на Карельском фронте. Сборники стихов «Ее Карелией зовут…» (1942), «Далеко на севере» (1943), рассказ в стихах «Северный бастион» (1943), поэма «На высокой волне» (1943) повествуют о мужестве и героизме советских бойцов. Сборники «Лирика» (1954), «Ясный день» (1946), «Стихи» (1960) содержат пейзажную и любовную лирику. Для Коваленкова характерно следование духу народных сказок и легенд, их песенным ритмам. Коваленков — автор песен «Песня о Ленине», «Студенческая», «Аленушка» и др., сборников рассказов: «Дело воображения» (1962), «Выше любви» (1964), а также работ по теории и критике поэзии.
Сочинения: Перед боем, Москва, 1939; Стежки-дорожки, Москва, 1945; Союзница. Стихи, Москва, 1960; Избранные стихи, Москва, 1964; Практика современного стихосложения. 2-ое издание, Москва, 1962; Хорошие, разные, Москва, 1962; Поэзия простых слов, Москва, 1965; Собеседник. Книга стихов, Москва, 1965.
Литература о нём: Дмоховский А., Ясный свет, «Литература и жизнь», 1960, 10 августа; Смирнов С., Чистый голос. К 50-летию А. Коваленкова, «Литература и жизнь», 1961, 15 марта.
Многие его тексты антологичны. Например, в подборке русских поэтов-космистов «Русские поэты о космосе и космонавтике. Часть I: 1743-1961» (из сборника «Байконур – Вселенная: Стихи» (М.: Современник, 1987) — его стихотворение «Звёздной ночью» (1955):
Загадочно мерцая в окулярах,
Плывёт сквозь тьму космических глубин
Оранжевый сосед земного шара,
Фантазий и утопий властелин –
Марс. Миллионовёрстным расстояньем
Уменьшен, в детский мячик превращён,
Плывёт, мерцает гаснущим сияньем
Закатных, нам неведомых времён.
Кто дышит атмосферой разрежённой
И, может быть, следит который век
За нашею планетою зелёной,
Где марсиан придумал человек!
Трёхногие гиганты страшной сказки,
Железные грибы багровой тьмы…
Уэллс их создал людям для острастки,
Пугая слишком смелые умы.
Нет, не затем мечта стремилась к свету
И сердце Циолковского влекла,
Чтоб вестницей войны послать ракету,
Туда, где жизнь спасения ждала!
Не угадать и не назначить срока,
Но он настанет, этот день и час,
Когда мы встретим тех, кто издалёка,
Надежды не теряя, верил в нас.
Педагогическая деятельность учителей-фронтовиков явилась продолжением их воинских подвигов. Недаром Владимир Фирсов посвятил своё стихотворение “Первый учитель” памяти Александра Александровича Ковалёнкова (это пронзительное поэтическое постижение передаёт суть того фронтового поколения победителей):
Я помню сожжённые сёла
И после победного дня
Пустую,
Холодную школу,
Где четверо, кроме меня.
Где нам однорукий учитель
Рассказывал про Сталинград…
Я помню
Поношенный китель
И пятна — следы от наград.
Он жил одиноко при школе.
И в класс приходил налегке.
И медленно
Левой рукою
Слова
Выводил
На доске.
Мелок под рукою крошился,
Учитель не мог нам сказать,
Что заново с нами
Учился
Умению ровно писать.
Ему мы во всём подражали —
Таков был ребячий закон.
И пусть мы неровно писали,
Зато мы писали, как он.
Зато из рассказов недлинных
Под шорох осенней листвы
Мы знали про взятье Берлина
И про оборону Москвы.
В том же самом году в сорок пятом
Он как-то однажды сказал:
— Любите Отчизну, ребята,-
И вдаль за окно указал.
Дымок от землянок лучился
Жестокой печалью земли…
— Всё это, ребята, Отчизна,
Её мы в бою сберегли.
И слово заметное это
Я множество раз выводил,
И столько душевного света
В звучанье его находил!
А после
Поношенный китель
Я помню, как злую судьбу,-
Лежал в нём
Мой первый учитель
В некрашеном сером гробу.
Ушёл, говорили, до срока.
Все беды теперь позади.
Рука его
Так одинока
Лежала на правой груди.
Могилу
Землёй закидали,
И женщины
Тихо рыдали,
И кто-то негромко сказал:
— Медалей-то, бабы, медалей!
Ить он никогда не казал…
Мой первый учитель!
Не вправе
Забыть о тебе никогда.
Пусть жил ты и умер не в славе —
Ты с нами идёшь сквозь года.
Тебе я обязан
Всем чистым,
Всем светлым,
Что есть на земле.
И думой о судьбах Отчизны,
Что нёс ты на светлом челе.
Другой знакомый мне писатель и поэт Владимир Солоухин так вспоминает об ушедшем Александре Коваленкове в заметке «Соловьи золотые» (День поэзии 1972. Москва: Советский писатель, 1972, стр. 288):
«Он был поэт, педагог, прозаик, теоретик русского стихосложения, интересный собеседник, эрудит, рыболов, грибник, неисправимый романтик.
На вид он казался суховатым педантом, а на самом деле был душевным и отзывчивым человеком, склонным к выдумке и фантазии.
— Вы знаете, какая рыба самая вкусная?
— Наверно, карась или форель.
— Ну что вы! Вот бывают щурятки, когда они величиной ещё с карандаш…
Эти щурятки величиной с карандаш безвкусны, как трава, водянисты, но собеседник мой убеждённо верил, что это самая вкусная рыба на земле. Не знаю, пробовал ли он их, но ему хотелось, чтобы было именно так.
— Державин? Пушкин сказал про него, что это дурной перевод с какого-то прекрасного подстрочника. Да, но если бы перевести этот оригинал как следует (с точки зрения Пушкина), то и получился бы сам Пушкин!
На его семинар ходили с других семинаров и с разных курсов. Пожалуй, только здесь можно было услышать, как свободно учитель оперирует строками и строфами из Верлена, Вийона, Данте, Петрарки, Апполинера, Петефи, Бодлера, Верхарна, Эминеску, Уитмена, Киплинга, Саади, Хафиза, а потом ещё из малоизвестных нам тогда Нарбута, Хлебникова, Бориса Корнилова, Незлобина, Ходасевича, Саши Чёрного, Цветаевой…
По двум-трём удачным строкам в неопытных ещё стихах он умел определить будущего поэта, как это было, скажем, в случае с Константином Ваншенкиным.
Автор тонких лирических стихотворений, он втайне гордился не больше ли, чем своей лирикой, тем, что солдатский строй поет его песню «Солнце скрылось за горою, затуманились речные перекаты…».
Он хорошо воевал и вообще в жизни был мужественным человеком.
Природу он любил не как её слепая частица, а пропуская через сложнейшие сита ассоциаций и реминисценций. Была у него тяга, так сказать, к микромиру. Не просто пейзаж — лес и река, но стоять и следить, как с вершины осины падает красный лист. Его зигзаги, его бреющий полёт доставлял поэту такое же эстетическое наслаждение, как балет или музыка. Одно время он увлёкся фотографией мелких деталей земного мира. Положить на землю кольцо с руки и запечатлеть, как через него перелезает муравей. Но — вот другая черта — не догадаться при этом, что для такой съёмки нужна специальная оптика, например телеобъектив 135.
Он смотрел на землю влюблёнными, но и анализирующими глазами. Романтик боролся с теоретиком, с учёным, но романтик неизменно побеждал.
Поэтому стихи Александра Коваленкова напоены солнцем, блеском воды, свежестью лесной поляны и речного берега. Недаром один из главных его сборников стихотворений называется «Ясный день», недаром обложку этого сборника украшает изображение красногрудого снегиря.
Время от времени от него приходили открыточки без начала, как будто продолжается давно начатый разговор. Они свидетельствовали, что какая-нибудь новая работа его бывшего ученика замечена и прочитана. Последняя такая открыточка написана им за несколько часов до смерти (по поводу статьи «Океан родной речи»). Вспоминаю строки, которые теперь можно считать хрестоматийными.
Сказки пишут для храбрых.
Зачем равнодушному сказка?
Что чудес не бывает,
Он знает со школьной скамьи.
Для него хороша
И обычная серая краска.
Он уверен —
Невзрачны на вид соловьи.
Соловьи золотые!..
В этом восклицательном утверждении весь поэт Александр Коваленков».
На Интернет-форуме города Окуловка (Новгородская область) размещён под ником «Бабка Ёжка» более подробный рассказ — «Александр Александрович Коваленков» (18 марта 2010 года). Это — перепечатка материала Юрия Москаленко из познавательного Интернет-журнала ШколаЖизни.ру «Кого из поэтов его коллега назвал «тонколицым и чутким оленем»?» (опубликовано 18.10.2008 в рубрике «Биографии»):
«Сегодняшний выпуск «Антологии отечественной поэзии» будет посвящен поэту, который сегодня изрядно забыт, но писал тонкие стихи, некоторые из которых положены на музыку и стали народными песнями. Далеко ходить не надо, достаточно вспомнить его стихотворение «Солнце скрылось за горою» /1947/. Люди старшего поколения хорошо помнят эти стихи, положенные на музыку Матвеем Блантером…
Солнце скрылось за горою,
Затуманились речные перекаты,
А дорогою степною
Шли с войны домой советские солдаты.
От жары, от злого зноя
Гимнастерки на плечах повыгорали;
Свое знамя боевое
От врагов солдаты сердцем заслоняли.
Они жизни не щадили,
Защищая отчий край – страну родную;
Одолели, победили
Всех врагов в боях за Родину святую.
Солнце скрылось за горою,
Затуманились речные перекаты,
А дорогою степною
Шли с войны домой советские солдаты.
Мне казалась, что песня была написана, по меньшей мере, до войны, но работая над сегодняшней статьей, я обнаружил, что дата ее создания – 1947 год…
Но песни у Александра Коваленкова (а именно так зовут нашего сегодняшнего героя) появлялись еще и до войны. В частности, в том грозном 1941 году было написано стихотворение совместно с П. Шубиным, которое стала заглавной песней в кинофильме «Боксеры».
На светлых стадионах,
Широких и зеленых,
Для молодости нашей открыт простор.
Всегда готовят к бою
Дорожкой беговою.
Навстречу победе бежит боксер!
Припев:
Закалка боевая,
Отвага молодая,
Находчивость и смелость идет всегда вперед!
Для спорта и для боя
Есть правило такое:
Всех смелых и умелых победа ждет!
Не зная утомленья,
Идем мы в наступленье,
С противником на ринге вступая в бой.
И бой тому не страшен,
Кто молод и отважен,
Кто всюду умеет владеть собой!
Но давайте, наконец, обратимся к биографии Александра Александровича. Он родился 15 марта 1911 года в Новгороде, в семье, которую с полным правом можно назвать прогрессивной. Отец – Александр Коваленков – был инженером-радиоконструктором, мама – довольно образованная молодая женщина. И оба его деда были незаурядными личностями. Дед по отцу – заслуженный учитель городской приходской школы № 3 в городе Новгороде, писал и издавал свои учебники. За заслуги в области народного образования ему было даровано дворянство.
Дед по матери, по фамилии Рипный, жил в деревне Перетенка Окуловского района и был управляющим в имении действительного статского советника, одного из лидеров октябристов, председателя III и IV Государственной думы, в 1917 г. – председателя Временного комитета Государственной думы Михаила Родзянко. Так получилось, что практически с детства Саша воспитывался у родных матери в деревне Перетенка. Тем более, что мама скончалась тогда, когда сыну исполнилось всего-то семь лет. Как вспоминала потом тетка будущего поэта, везде в их доме была нацарапана рукой Саши надпись: «Будь проклят 1918 год, он унес мою маму».
Но горе притупляется. Саша пошел в школу, где считался одним из лучших учеников. «Красота новгородских перелесков, где мы с ребятами собирали грибы, вольная воля рек и озер, где белели наши берестяные поплавки и отражались в омутах можжевеловые удилища», – так вспоминал о своей малой родине Александр Александрович позднее.
В 1921 году отец забрал сына в Москву, куда перебрался после смерти жены. Окончив в Москве среднюю школу, Александр-младший попытался получить техническое образование, работал в качестве практиканта в одной из радиолабораторий Московского аэродрома. Но потом выбрал иную стезю – попытался сочинять киносценарии, поступив в Государственный институт кинематографии.
Его первые поэтические опыты были замечены и одобрены первым пролетарским писателем Максимом Горьким. Дружил Коваленков и с такими незаурядными личностями, как Михаил Светлов и Евгений Петров.
Его стихи были очень лиричны. Достаточно вспомнить его обращение к сыну «Снегирь».
Клубы дыма, танки, самолеты,
Сломанные надвое мосты,
Конские хвосты, штыки пехоты,
Взрывов желто-красные кусты,
Людоед бежит во все лопатки,
Снайпер с елки целится в него,
Войско чужестранцев в беспорядке,
Солнце видит наше торжество…
Вот что нарисовано в тетрадке
У мальчишки – сына моего.
Говорю: – Рисунок сделан смело,
Только что ж бумагу тратить зря?
Кончен бой, сраженье отгремело,
Ты изобразил бы снегиря.
Или, скажем, лодку, рыболова,
Разные деревья и цветы…
Мало ли хорошего, такого,
Что видал и что запомнил ты!
Но художник явно не согласен –
Смотрит вбок, вздыхает тяжело:
– Что там рисовать скворца иль ясень,
То ли дело – сабля наголо.
Лодку, – говорит, – я нарисую.
С парусом, чтоб плыть в далекий край.
С пушками зенитными, такую,
На которой спасся бы Чапай.
– Я пойду гулять…
– Ну что ж, ступай…–
Неперед известно по программе,
Что наследник явится домой
Весь в песке, с известкой под ногтями,
С круглою медалью жестяной.
Тут пойдет обычная беседа:
– Кто пустил стрелу в окно соседа?
– Кем и чем губа рассечена?
– Почему опять была война?
Вымоют мальчишку, спать уложат,
Скажут, улыбаясь: – Вот беда,
Каждый вечер все одно и то же,
С девочкой спокойнее куда…
И возникнет дальней песни эхо –
«Нас не трогай», и приснится ширь,
Где сидит на придорожной вехе
Зоревой суворовский снегирь.
Это стихотворение написано в последний предвоенный год.
А дальше была война. С первого ее дня Александр Коваленков неоднократно бывал на фронте, был неоднократно ранен, стал инвалидом. Но даже несмотря на это, поэт не ожесточился, его стихи продолжают оставаться лирическими. Нельзя не вспомнить его песню «Колыбельная», музыку к которой написал все тот же Матвей Блантер.
Солнце скрылось за дальней горой,
Опускается ночь над тобой.
Опускается и говорит:
Почему этот мальчик не спит?
Твой отец далеко, в том краю,
Где не мамы, а пули поют.
Где земля наша ночью и днем
Полыхает смертельным огнем.
Припев:
Спи, мой хороший, мой славный,
Спи, мой любимый, забавный.
Баю-баю, песню пою,
Ты ведь у нас самый главный.
Скоро день тот грядет наконец,
И с победой вернется отец,
И он пальцем тебе погрозит:
Почему этот мальчик не спит?
За окошком кругом тишина.
Задремала на небе луна.
Спит кроватка, и столик, и стул,
Вот и мальчик послушный уснул.
Далеко вдали, за чертой земли,
Скоро день начнется новый.
Ну, поспеши же спать,
Чтобы завтра встать
Рано утром ясным и здоровым.
(1944)
После войны Александр Александрович преподавал в Литературном институте основы стихосложения. Когда умер Сталин, в первую же ночь в Москве были арестованы несколько тысяч человек. Среди них был преподаватель Литинститута поэт Александр Коваленков, всегда подчеркнуто элегантный по тем френчево-гимнастерочным временам. У него было легкое помешательство литературного гурмана – ему казалось, что все стихи молодых поэтов написаны давным-давно до нас.
Немедленно после ареста Коваленкова по литературным коридорам поползли слухи о том, что он был агентом иностранных разведок. В связи с этой версией довольно двусмысленно прозвучала реплика поэта Сергея Смирнова на литинститутском собрании: «А вот наш недавний коллега Александр Коваленков оказался по ту сторону баррикад».
Но через месяц Коваленков вернулся…
Вот еще одно лирическое стихотворение Александра Александровича.
В юношеском, солнечном эфире
Лучшим чувствам не было помех.
Я считал доказанным, что в мире
Ты добрей, красивей, лучше всех.
Лирика, до святости возвысясь,
Нас купала в свете и тепле.
Все цвело. И даже наша близость
Нам казалась лучшей на земле.
Свежесть, превратившаяся в пламя,
Радуги горячей гроз ночных…
Мало ли что было между нами,
Как и у других.
Но не здесь взяла свое начало
Та любовь, что горестей сильней,
Та, что не казнила, а прощала,
Не боясь ошибок и страстей.
Не в цветах, а в ссадинах и шрамах
От разлук, обманов и обид
С материнской нежностью, упрямо
Нам она всю правду говорит.
А из туч снежок летит колючий,
Тая на морщинках дорогих.
И опять зову я самой лучшей
Ту, что так обычна для других.
В 50-е годы Коваленков увлекся «космической» темой и неопознанными летающими объектами /МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Об этом — в данной заметке выше/
Фронтовые раны подорвали здоровье поэта. Он скончался, прожив всего 60 лет, в 1971 году. Его издатель В. Туркин посвятил Александру Александровичу Коваленкову удивительные стихи:
Отходил по земле Коваленков,
Отгорел одиноким огнем
Не осталось о нем киноленты,
Мемуаров не пишут о нем.
Человек бескорыстного долга, –
И не знаю я, как для кого, –
Для меня будет памятным долго
Иронический голос его.
Он носил в себе тайну – обиду,
Но с подчеркнуто гордой судьбой
Никому этой тайны не выдал,
А пронес до могилы с собой
Вот стучится он в дверь.
Вот он входит.
Осторожен. Медлительно-тих.
До наивности весь превосходен
В обстоятельных жестах своих.
Избалован вниманьем не слишком
И в быту до чудачества строг, –
Инвалид – пенсионную книжку
Он с войны нераскрытой сберег.
Не слывя богачом, он упрямо –
Сам прошедший фронты и бои –
Все Вьетнаму, Вьетнаму, Вьетнаму
Высылал гонорары свои.
Мне, издателю, тихо напомнил,
Ни аванса не ждя, ничего:
«Не забудьте про мой однотомник»,
Вот и все завещанье его.
Он к грядущим ушел поколеньям
Не гудком пароходным в дыму,
Тонколицым и чутким оленем,
Лишь не чутким к себе самому.
Виновато на траурных лентах
«Незабвенный» мы пишем о нем…
Отходил по Земле Коваленков,
Отгорел одиноким огнем.
Дай Бог, чтобы и о нас кто-то так вспомнил…»
Такие люди, как Александр Ковалёнков, говоря словами его песни, «Одолели, победили Всех врагов в боях за Родину святую». Он — не только поэт Великой Победы, но и Русский Космист, воспевающий красоту родной земли. Песни на его стихи — уже часть народной души, никакая нынешняя бесовщина не вымарает. И современная молодежь, в частности романтическая девушка Наташа (Simenola), черпает в его творчестве волю жить и любить. Вот отрывок из её Дневника, строчки Александра Ковалёнкова и фото Русского Леса — а это и есть наша Святая Родина, которую отстояли для нас наши предки — советские солдаты-победители:
Случалось ли вам собирать грибы
В лесу, где тропинки протоптаны лешим,
Где кони туманов встают на дыбы
В проемах полян и зеленых проплешин?
Видали ли вы, как старик подосиновик
В траву загоняет свою детвору,
Как в желтых сапожках и ярко-малиновых
Ведут хоровод сыроежки в бору?
Видали ли вы, как под томною крышей
Гуляет в сапожках сафьяновых рыжик,
И гриб-боровик входит в сумрак глубокий,
За юбки молоденьких елок держась?
Ложилась ли вам на горячие щеки
Лесных паутинок холодная прядь?
А если вам все и знакомо, и дорого, —
То значит, вы знаете, как хороши
Случайные встречи средь сонного шороха
В местах, где, казалось бы, нет ни души.
Источник: http://skurlatov.livejournal.com/1219237.html
Итак, Александр Александрович Коваленков увлёк меня муравьями, я интересуюсь его творчеством, однако меня поражает, как мало о нём известно. В какой день он умер, кто знает? Остались ли у него дети? Где его архив? Если наши философы смогли самоорганизоваться и собрать информацию о своих коллегах советского периода и издали более двух десятков томов по истории отечественной философии в 1917-1991 годах, то я пока не встретил достойного исследования о советской поэзии. Некоторые поэтические светила изучены хорошо, а где панорама? Один из ведущих сотрудников нашего Университета Молодого Марксиста Вадим Валерианович Кожинов подвижнически отслеживал поэтический процесс, оставил прекрасный задел, однако советская поэзия настолько богата, что осмыслить все её направления и имена очень непросто, надо жизнь посвятить. Или, как философы, собраться инициативной группой где-нибудь в академическом Институте мировой литературы, на филологическом факультете МГУ или в Литературном институте и приступить к сбору материалов и его научному анализу и к публикациям. Издать хотя бы Энциклопедию советской поэзии, вспомнить всех её остойных творцов (их немало).
Французский современный классик Бернар Вербер (кстати, 18 сентября ему исполнится 50 лет) стимулировал во всём мире интерес к муравьям, написав несколько захватывающих романов о них. Рекомендую погрузиться в открытый им мир! Постижение тайн мирмикологии продолжается и в нашей стране. Так, Владимир Игошин сообщает в статье «Открытие ученых: Муравьи владеют арифметикой» (Комсомольская правда, Москва, 4 мая 2011 года, № 63 /25680/, стр. 18) — «Новосибирские ученые доказали: муравьи умеют считать. Оказывается, насекомые используют числа, чтобы рассказать собратьям, как добраться до еды».
«Новосибирских ученых Жанну Резникову и Бориса Рябко, которые исследуют поведение насекомых, сейчас буквально забрасывают письмами коллеги из Европы и Штатов, звонят журналисты. Слава обрушилась на россиян, когда сюжет об их открытии показал на весь мир канал «Дискавери».
ПРИНЦИП АНТЕННОГО КОДА
Собственно, то, что муравьи общаются друг с другом, науке известно. Но сибирские ученые доказали, что муравьи умеют считать — складывать и вычитать простые числа. Несколько лет подряд сибирские ученые ставили два эксперимента, которые пока никому не удалось повторить (хотя многие западные ученые сейчас пытаются присвоить открытия сибиряков).
Суть эксперимента проста. В специальную емкость помещают лабиринт — большую «гребенку» с отходящими от основного ствола 30 одинаковыми дорожками. На некоторых дорожках оставляют ватку, смоченную водой, а на одной — с сахарным сиропом. После этого на «гребенку» выбегает муравей-разведчик. Он мчится по всем дорожкам, находит провиант и возвращается в муравейник, расположенный тут же — в прозрачной емкости, чтобы имитировать естественную среду.
Вернувшись, разведчик применяет «антенный код», то есть, касаясь своими усиками усиков собеседника, рассказывает мурашам-фуражирам, чья задача собирать еду для всей семьи, где найти провизию. В этот момент «гребенку» меняют, чтобы муравьишки не нашли путь к пище по запаху.
— Ватку с сиропом мы оставляли на разных дорожках: то на пятой, то на одиннадцатой, то на третьей — методом случайного выбора, — объяснил Борис Рябко, доктор технических наук, профессор, проректор по научной работе Сибирского государственного университета телекоммуникации и информации. — Оказалось, что муравьи умеют передавать друг другу данные уверенно, почти без ошибок, используя числа.
Жанна Резникова и Борис Рябко уже лет тридцать изучают способности муравьев передавать друг другу информацию
«Прямо мимо восьми поворотов, а потом направо» — примерно так говорит собратьям разведчик. Муравьиный отряд устремляется вперед и — почти всегда безошибочно — находит еду. Мураши прибегают туда, где, по данным разведки, находился сироп. Чтобы не перепутать насекомых, ученые помечали их спинки капельками краски.
— Если группа приходит правильно, можно считать, что разведчик передал информацию, — сказала Жанна Резникова, доктор биологических наук, профессор, заведующая лабораторией поведенческой экологии сообществ животных Института систематики и экологии животных Сибирского отделения Российской академии наук (СО РАН). — А вот что конкретно говорят друг другу муравьи, мы, естественно, можем только догадываться.
6 БИТ ИНФОРМАЦИИ В ПРОЦЕССОРЕ МОЗГА
Аналогичный эксперимент с муравьями сибирские ученые ставили и на так называемом бинарном дереве — каждая его веточка через определенный промежуток раздваивается. Оказалось, что муравьишки точно запоминают количество и направление поворотов, чтобы сообщить своим собратьям примерно так: «Вначале прямо, потом направо, потом налево и снова направо — там ждет много вкусного».
— Муравей способен передать до 6 бит информации, мы измерили скорость — около 1 бита в минуту, — рассказал Борис Яковлевич. — Первые опыты на бинарном дереве позволили доказать, что у муравьев существует язык. А также, что насекомые способны передавать сообщения, включающие числа.
Например, если муравьишкам нужно было по пути к сиропу пять раз подряд поворачивать налево, то они быстрее запоминали и передавали полученные разведданные. Если же насекомым нужно было сказать соплеменникам, что бежать нужно «направо, налево и так три раза», то мураши тратили на эту операцию в три раза меньше времени, чем когда порядок поворотов был случайным.
— Насекомым, как и людям, легче запомнить последовательность «налево-направо», если она повторяется, — уверены новосибирские ученые. — Самое интересное в том, что в эксперимент с «гребенкой» доказал: муравьи умеют складывать и вычитать в пределах двух-трех единиц.
Если несколько дней подряд лакомство лежит на одной и той же дорожке «гребенки», то мураши могут сказать друг другу: «Все как вчера!» На такое сообщение насекомые тратят всего пять — семь секунд. Чуть дольше будет послание: «Как вчера, но на две дорожки раньше!» А если еда лежит на последней — 30-й — дорожке, то муравей будет рассказывать про находку не меньше минуты, а то и трех, что считается продолжительным диалогом.
Эксперименты показали: спешащие за лакомством насекомые-труженики точно запоминают маршрут, о котором им «рассказали» сородичи
ИНТЕЛЛЕКТ, КАК У ДЕТЕЙ?
В авторитетном научном журнале Behavior, который недавно рассказал о работах Резниковой и Рябко, написали, что муравьи сильны в математике, как… пятилетние дети! Но сибирские ученые считают это шуткой журналиста.
— С очень большой натяжкой пятилетних детей можно сравнить с муравьями, но исключительно в их способностях к арифметическим действиям, — сказали «Комсомолке» ученые.
Кстати, сибирские ученые используют для опытов только лесных рыжих муравьев, называя их «интеллектуальной элитой». В лесу им встречается больше препятствий, да и путь к пище сложнее. Сообщество лесных муравьев может насчитывать до миллиона особей. Естественно, посчитать всех своих сородичей муравьи не смогут, но узнают своих знакомых в «лицо». Есть у муравьев и нечто вроде радио: когда к муравейнику подходит медведь, насекомые выделяют феромоны с сигналом «общая тревога». А еще муравьи способны оценить уровень угрозы, прикидывая на глаз количество врагов.
— Эксперименты с муравьями — первые в мире, использующие естественный язык животных, — говорит Резникова.
Интересно, что свои исследования новосибирские ученые начинали еще в 80-х, но слава в научных кругах к ним пришла только сейчас.
— Многие годы в наши работы никто до конца не верил, — рассказала Жанна Ильинична. — Сейчас же подобным образом экспериментируют во всем мире в десятках лабораторий — с шимпанзе, дельфинами, слонами, даже рыбками. А когда доказали, что даже новорожденные цыплята могут совершать простые арифметические операции, к нашим исследованиям стали относиться серьезнее».
А В ЭТО ВРЕМЯ: Один за всех — все за одного
Американские ученые из Технологического института Джорджии исследовали удивительную способность красных огненных муравьев вида Solenopsis invicta. Их полно в Бразилии. Встречаются эти насекомые и в южных районах США — там, где часто случаются наводнения, вые тропическими ливнями. Муравьев регулярно смывает водой. Но они не тонут. Потому что строят плоты из самих себя.
Ученые имитировали природную катастрофу — заливали водой примерно по 8 тысяч муравьев. Они моментально хватались друг за друга челюстями, создавая весьма плотный, но гибкий плот толщиной примерно в сантиметр. На «строительство» уходило в среднем по 100 секунд.
В виде плота муравьи могут плавать по нескольку недель, а то и месяцев. А поодиночке они тонут за час — другой.
17:
Род людей в семействе человечества сделало огромный шаг в изучении рода насекомых. Теперь понятно что у насекомых тоже есть человеческий разум.
Но вот что больше захватывает в разделе переселения «душ», это то, что и т.д. и т.п., и насекомые, и животные, и люди, управляются «душами» универсально к родам в семействе.
света:
а не прочесть ли вам Харун Яхья “Чудо муравья”
Комментариев нет:
Отправить комментарий