Мифические цивилизационные проекты реформации России и естественнонаучные теории России, этногенеза и взаимодействия «доминирующих» этносов. Так бы я определил содержание своего выступления.
Уже очевидно, что иммунная система организма нашей страны отторгает чужеродный белок, вживляемый в него шокотерапевтами. Аллергическая реакция видна всем, надвигается анафилактический шок, и та часть шокотерапевтов, которая знает, что не уйти ей от суда людского, как не уйти от Божьего суда, резко тормозит. Курс продолжают две категории людей, которых так одинаково определили великие знатоки «невозможных переворотов» в России и революций вообще. Пушкин: «Не приведет бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный». Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердные, коим «чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка». Маркс: «Теперь мы знаем, какую роль в революциях играет глупость, умело эксплуатируемая негодяями». Русские патриоты, видя опасность «жестокосердных» «негодяев», бросили силы на борьбу и разоблачение этих врагов — предателей, «оккупантов», «агентов влияния» и пятых колонн, увы, презирая, как и «демократы», русский народ, чья мудрость гласит: услужливый дурак опасней врага. Возникла даже опасность, и о ней необходимо своевременно сказать, превращения самих русских патриотов в «услужливых дураков», даже в «агентов влияния» — тех, чьи реакции легко угадываемы, значит — легко провоцируемы и значит — легко направляемы. А некоторые русские патриоты, подражая, уже заявляют о принципе деления по крови — это она, глупость. Нет большей личной трагедии для патриота, чем такое превращение.
Единственная материальная защита от собственного превращения в невольно услужливую глупость — знания. Получить самые необходимые из них сейчас — очень трудно. Официальный носитель знаний — «интеллигенция», проталкивавшая в жизнь так называемую цивилизационную модель реформации России, с трудом признает, что эта модель провалилась, трансформировалась и реализовывается как модель этнократическая, националистическая, а говоря прямо — нацистская, не ведущая наши народы с упреждением в ту точку социально-исторического пространства (постиндустриальное общество), к которой идут современные общества потребления — страны первого мира («цивилизация»), а возвращая нас к прошлым эпохам дикого капитализма, первоначального накопления капитала и формирования капиталистических государств и наций, более того — сбрасывая нас в эпоху дикого средневековья, феодальной раздробленности, княжеств и улусов, родоплеменного и кланового кровавого соперничества, религиозных войн, фанатизма и садизма (кожу с живых людей в Таджикистане уже сдирают).
Можно ли довериться русской интеллигенции, которая, зная о таком результате (он известен «экспериментально» по 1917-1920-м годам, теоретически — по обобщениям евразийцев в 1927 году и по совершенно точному прогнозу А.И.Ильина) сознательно пошла и продолжает идти по этому кровавому пути, отвергая хорошо известные ей апробированные историей и адекватные организму России высокоэффективные безболезненные пути? Довериться русской интеллигенции нельзя, потому что ее больше нет в природе — она честно покончила жизнь самоубийством. Интеллигенция — явление сугубо российское. Это вовсе не интеллектуалы, работники умственного труда и т.п. Научное определение интеллигенции: это та часть общества (целого), которая подчиняет свои интересы интересам целого в такой степени, что не только не декларирует их, но и не держит в своем индивидуальном и общем сознании и подсознании. Или, по Британской энциклопедии: часть общества, заботящаяся о благе общества как целого и т.д. Такой у нас больше нет: с 1991 г. остались только отдельные русские интеллигенты, реликты. В остальной же трансформированной части работников умственного труда утвердилась психология, которая есть психология «мещанина и в этом смысле демократа» (Пушкин). Именно свою психологию и свои черты мещанина она приписывает всему русскому народу: интеллектуальную лень и интеллектуальную бессовестность, рабское чувство и холуйство, зависть к богатству и мечту о потребительстве, иждивенчество и бездуховность, расизм и склонность к фашизму. Архетип русского народа (аграрно-военный народ) несовместим с этими чертами, он обуславливает иные социальные недуги (например, влечение к уравниловке, беспрекословное подчинение «командиру», даже ведущему к гибели — эта самодисциплина военного народа и выдается за рабскую психологию — а уж тем более, верховному главнокомандующему, что было успешно использовано для уничтожения государства).
Знания о сущности России, русского этноса и российского суперэтноса, русском самосознании и месте в истории — не просто есть. Россия — самая изученная в мире страна. Дело не только в том, что в странах с развитой наукой количество «советологов» и русистов было почти таким же, как специалистов по всем остальным странам вместе взятым, и что приблизительно в таком же соотношении было финансирование этих исследований и операций. Количество — в науке не главное. Дело в обоюдной страстности изучения России мировым научным сообществом: россиефобии, включая русофобию, и ненависти одних и патриотизма — других, русских ученых. Страсть и класс исследователей в прошлом веке были выше в Европе, у русофобов, поэтому, хотя славянофилы (Хомяков, Данилевский, Достоевский, Леонтьев, Соловьев) и совершили множество открытий России и сущности русского этноса, общий ключ к познанию России был найден все же в Европе, а именно — неприятелем России Карлом Марксом, надо отдать ему должное. Он найден был им как результат анализа ключевого периода истории России — освобождения Руси от татаро-монгольского ига. Потрясение проявленной при этом русской ловкостью принесло озарение Марксу: «… такое освобождение похоже скорее на явление природы, чем дело рук человеческих». Исследовательская страсть заставила Маркса (лишь в этом случае) не только принять геологический детерминизм, но перешагнуть через «материализм» и признать мистические начала России, говоря современным языком, — ее этнопсихологическое поле: Москва — не просто «колыбель народа» и «центр естественных стремлений великой русской расы», она — «центр, откуда как бы излучались все особенности континентального народа». Марксом открыты также евразийский синтез Россией генотипов народов Европы и Азии, социальный генотип, основанный на общинном духе и солидарных отношениях и показано, что в будущем взорвет Россию — как раз то, что будет объединять Европу: частная собственность и политические свободы.
Все это было заново открыто русскими учеными в 20 веке и они пошли гораздо дальше. Россия похожа скорее на явление природы, чем на дело рук человеческих, и россиеведение невозможно без развитого природоведения. С начала 20 века произошел взрыв природоведческого знания, и центр этого научного творчества, начиная с Докучаева, его генетического почвоведения и закона мировой зональности (1899 г.), переместился в Россию. Его ученик В.Вернадский создал учения о Биосфере Земли, о живом веществе, о ноосфере. Творчеством сотни русских ученых, среди которых такие великие имена, как И.Павлов, Б.Полынов, Н.Вавилов, А.Чижевский, К.Циолковский, был создан новый класс наук, включающий биосферно-экологическое знание о человеке, этносах и космосе, венчающийся религиозной философией русского космизма, прославившейся на Западе. В недрах этого нового класса наук выросло научное знание о России, русском этносе и российском суперэтносе, включающее как фундаментальное теоретическое знание, так и прикладные (практические) учения о России. Среди последних выделяются исследования Д.И.Менделеева, ощутившего опасность для России и переключившегося в 20 веке с химии на изучение России. В завершающей своей книге «К познанию России» (написанной в 1906 г., а всего о России им написано около 100 книг и статей) он изложил полную и глубокую концепцию хозяйственно-экономической, демографической и оптимальной национальной политики России, а также геополитики. В 1920-е годы исследования Г.В.Вернадского и П.Савицкого привели к основам естественнонаучной теории России — соответственно ее этноисторических ритмов (алгоритма) и евразийско-континентальной сущности России. Ученик Савицкого (в Мордовских лагерях) Л.Н.Гумилев уже в наше время, в 1970-е годы, создал общую биосферную теорию этногенеза, в частности, попутно сорвавшую западнические мифы о российском суперэтносе и межнациональных отношениях в России. В 1990-е годы теория Гумилева на новом материале наук о Земле получила поразительные подтверждения, связывающие ее с теорией биосферы Земли В.И.Вернадского и учением А.Чижевского о связи Земля-Космос. Наконец, в 1987 г. академиком В.А.Легасовым, как результат анализа Чернобыльской трагедии, осмысленный с позиций ноосферной концепции Вернадского, была создана концепция безопасности России («Дамоклов меч»), по-видимому, не просто венчающая, но связывающая весь новый класс наук в единое целое, замыкающая друг на друга его отдельные и недавно казавшиеся разрозненными направления.
Вот та гигантская единая база знаний о России, наработанных русской интеллигенцией, правопреемником интеллектуального наследия которой должен стать Русский собор, в той мере, в какой он, заменяя погибшую русскую интеллигенцию, стремится стать той частью целого, России, которая подчиняет свои интересы интересам целого, не оставляя в себе никаких своекорыстных интересов. Как и всякая классика, этот великий багаж должен осваиваться без посредников и комментаторов каждым сознательным сыном России индивидуально и каждому откроется свое особенное, созвучное только ему в этой бездне знаний. Тем самым наш коллективный разум и коллективные чувства, значит и наша сила, обогатятся миллионократно. Лишь приоткрывая щель в эту кладовую знаний, я дам кратчайший конспект типовой матрицы России, определяющей сущность русского самосознания и коридор возможностей и безопасности России, за пределами которого находятся «невозможные перевороты» и «русский бунт».
Российскую типовую матрицу составляют:
• национальная сущность России — равновесное евразийское полиэтническое сообщество — тело, сформировавшееся в длительном взаимодействии русского ядра с вмещающим его равнинным аква-лесо-степным ландшафтом и окружающей его этнической средой;
• культурно-духовная сущность — поликонфессиональный симбиоз языческо-православного религиозного чувства последовательно с исламской и буддийской культурами;
• социальный биотип — вожаческая стая/стадо (без вожака — стадо);
• социальный генотип — традиционное общество, воспроизводящее солидарные патриархальные отношения типа семейных с патернализмом в своих ячейках (производственных, административно-национальных, криминальных и т.д.);
• глубинно-социальный психотип — открытый слабый нерешительно-терпеливый и предельно-самоотрекающийся рефлексант (необходимое пояснение: «слабый тип» — слабая реакция на относительно сильное раздражение, а «сильный тип» сильная реакция на слабое воздействие (псих): «хорошо и плохо» в физическом и психическом «противоположны»);
• доминирующий архетип — континентальный аграрно-военный народ.
Отсюда формула-требование адекватной многомерности русского национального сознания: «Наше национальное сознание должно быть сложным, в соответствии со сложной проблемой новой России (примитив губителен). Это сознание должно быть одновременно великорусским, русским и российским» (Г.П. Федоров). В российское сознание аналогично должны сливаться другие сознания россиян, например:
украинское, русское, российское;
татарское, тюркское, российское;
башкирское, тюркское, российское;
мордовское, угро-финское, российское.
И в этих слияниях примитив также губителен.
Большая формула национальной русской идеи (за что можно умереть): правда и вера, други своя и любовь/земля и воля/Святая Русь. Подмена идеи легко контролируется критерием смерти: если коммунизм был «правдой», за него можно было умереть; умереть за прибыль 300% (по Марксу) всякому русскому пока невозможно, но можно умереть даже за «поганого татарина» (национальность не имеет значения), если он стал «други своя». Российская типовая матрица диктует определенную систему правил и ограничений на социальную инженерию в России и вполне определенную систему техники безопасности социальной инженерии. Эта техника безопасности была нарушена, что в любом инженерном деле является уголовным преступлением. Нарушена она была сознательно. Академик В.А.Легасов не только сформулировал основные ее позиции, девять «граней» в его терминологии, но и своевременно предупредил руководителей, политиков и научное сообщество о том, что дестабилизация страны хотя бы по одной из этих девяти граней (геополитической, военной, административно-политической, экономической, социальной, личностной, нравственной, религиозной, национальной) неизбежно приведет к «небывалой мировой катастрофе». Его предупреждения были отвергнуты и дестабилизация страны была произведена сразу по всем девяти граням безопасности, включая сознательную дестабилизацию межнационального равновесия в стране. Мы сразу вошли в зону бедствия, неконтролируемое 9-мерное пространство опасности немыслимо сложной конфигурации. Основанием для такого вывода Легасову послужило, во-первых, профессиональное знание ставшей чрезвычайно острой проблемой радиационной и химической опасности; оружие массового поражения и мирные объекты, на которых сконцентрированы в городах энергетические источники небывалой мощности и общедоступные опасные вещества (эквиваленты оружия массового поражения) в количествах, по его подсчетам, около 100 тысяч летальных доз на каждого жителя! Во-вторых, обнаруженное им по Чернобылю слабое место — «человеческий фактор», который никакими техническими средствами подстраховать достаточно надежно нельзя. В-третьих, всеобщая в мире неготовность во всех отношениях и на всех уровнях к небывалой в истории опасности. В-четвертых, легкость и потрясающая эффективность реализации этой опасности при непреодолимой трудности ее предотвращения, спасения людей и реабилитация пораженных людей и местности. Наконец главное, в-пятых, обнаруженное им в Чернобыле по трем признакам массовое поражение психики, предшествующее аварии: неадекватность поведения, некритичность с потерей самоконтроля, потеря инстинктов самосохранения и сохранения рода. Четвертый признак был выявлен позднее: десемантизация (Э.Володин) и делогизация (С.Кара-Мурза), охватившие все наше общество. Наконец, пятый признак массового психического поражения и шизофренизации сознания очевиден всем: деструктивность и творческое бесплодие («шизофреник бесплоден» — критерий, по которому его отличают от чудака-ученого, психика которого все же не перешла предел). Легасов не дал обьяснения этому явлению и не искал его связей с другими явлениями. В менее выраженной форме оно замечалось ранее исследовательскими группами экологов (в том числе нашей) при изучении экологических психозов населения. У нас возникла даже гипотеза (и она опубликована), что переход биосферы через техносферу в ноосферу осуществляется через энергетически возбужденное состояние живого вещества земной коры, в котором одним из самых тонких сенсоров (экстра-сенсоров) является человеческая нервная система и психика, то есть — через шизосферу.
Хотя в числе 9 граней опасностей Легасов рассмотрел проблему межнациональных отношений, конфликтов, сепаратизма и даже терроризма (задолго до того, как их актуальность стала очевидной), он не связывал это явление с этногенезом. Между тем теория Гумилева поспела к сроку и в ней было показано и четко сформулировано, что пассионарность — не только и не столько чрезвычайная активность (люди «длинной воли», очень ею гордящиеся), но прежде всего это беспредельная страсть (passio — страсть) как антиинстинкт, как «качество, толкающее к иллюзорным целям, страсть, которая сильнее самого инстинкта самосохранения, антиинстинкт». Л. Гумилев искал источник пассионарности и интуиция вывела его на теорию В.Вернадского: на биохимическую активность и энергию живого вещества. Сразу после смерти Л.Гумилева было обнаружено, что оси зон пассионарных толчков этногенеза на земной поверхности совпадают с известными зонами геологической активности или определенным образом ориентированы относительно двух уникальных точек на земной поверхности — проекций мантийного потока Земли, полученных в теории геодинамики О.Сорохтина. Среднее время между двумя сериями пассионарных толчков составляет 400 лет. Наконец, в этом году нами обнаружено и бесспорное эмпирическое подтверждение: именно на гумилевских осях лежат все 22 найденные на границах океана и континентов сероводородные зоны — свидетели биохимической активности. Это заставляет не только присмотреться к замеченной народом связи: в Армении межнациональный конфликт — и следом землятресение в Спитаке, в Душанбе конфликт — и землятресение, но и связывать теории русского этногенеза по Л.Гумилеву, человеческих популяций как живого экстрасенсорного вещества земной коры по В.И.Вернадскому и 800-летних этногеографических циклов нашествий Азии по Л.Гумилеву, с астрономическими периодичностями и библейско-мистическими преданиями, с циклами массовых психических возбуждений и поражений в России и Руси (смут), включая современную смуту и прогнозируя на основе этого следующую.
Кратко излагая эту естественнонаучную теорию России и ее «доминирующих» этносов, буду подчеркивать лишь те аспекты, которые опасно мифологизированы, или, открывшись в теории, позволяют понять совершенно непонятные современные явления и тенденции в нашем народе, превратно интерпретируемые с добрыми или злыми намереньями, или прояснить суть мифологизированных межнациональных отношений, например, русско-татарских, или увидеть будущую судьбу сепаратизма (того же татарского), или оценить суть современного реформаторства, будущую судьбу его и России и т.д. Я не вижу вне этой теории возможности нелживой нормальной интерпретации русско-еврейских, да и русско-татарских отношений.
Судьба восточных славян — прарусичей прослеживается в глубину веков до нашей эры и та, по-видимому, героическая эпоха привлекает внимание русской молодежи больше, чем «болотное сидение» нулевых годов на средней Висле-среднем Днестре, иногда со знаменитой тростинкой во рту под водой сутки при вражеском набеге. (Возможно, что эта водная процедура и есть источник той терпеливости и выдержки русских, которые потрясают других и сегодня; она инстинктивно воспроизводится веками в нерациональной процедуре рыбной ловли с удочкой или в вовсе уж иррациональном сидении над прорубью в тридцатиградусный мороз — аналог этому мы имеем только в системе йога). Но судьба и алгоритм русского энтоса и России предопределены Вифлеемской звездой, на соединение с которой этот этнос «настроился» и пошел с момента, когда о ней как о высшем знаке рождения Христа возвестили волхвы. С этого, нулевого года, и целесообразно вести счет. Вифлеемская звезда Библии реально является тройным соединением на небосводе Марса, Сатурна и Юпитера. Период появления этой «тройной» звезды был вычислен Кеплером во время ее последнего (1608 г.) «появления». Он равен приблизительно 400 лет, как и средний период пассионарных толчков этногенеза.
Ее «появление» сопровождается климатическими потрясениями, этническим стрессом и массовыми более или менее выраженными проявлениями поражения психики. Так в период ее последнего «появления» в Европе отмечалась десемантизация, которую Бэкон отнес к «идолам рыночной толпы», имея в виду митинги, которые проходили на рыночной площади. С этого времени пошли перестройка Европы из феодальной в индустриальную, вытеснение религиозного сознания наукой и кровавая смена традиционного общества на гражданское. В Китае в это время отмечены сильные социальные потрясения. А Россия, как описывает Карамзин, «готовилась к ужаснейшему из явлений в своей истории», великой смуте: рождались животные-уроды (мутанты), происходили климатические потрясения («… пала на миллионы людей казнь страшная: весною, в 1601 году, небо омрачилось густою тьмою, и дожди лили в течение десяти недель непрестанно… в 15 августа жестокий мороз повредил как зеленому хлебу, так и всем плодам незрелым»), которые привели к великому голоду («… ели собак, кошек, стерво, всякую нечистоту… не только грабили, убивали за ломоть хлеба, но и пожирали друг друга… мясо человеческое продавалось в пирогах на рынках! Матери глодали трупы своих младенцев… и в сие время другие изверги копили, берегли хлеб в надежде продать его еще дороже!»), в изобилии появились в России жестокосердные корыстолюбцы, политические мошенники, лжелюди и все приметы, напоминающие наше время вхождения в очередную смуту «адскою игрою Борисова властолюбия, бедствиями свирепого голода и повсеместных разбоев, ожесточением сердец, развратом народа — всем, что предшествует ниспровержению Государств, осужденных Провидением на гибель или на мучительное возрождение». Может показаться загадочной, мистической эта математическая точность описания Карамзиным детерминированности событий, разделенных 400 годами. Разделенные этими четырьмя великими веками биосферно-космические повторения, вызывая стресс, снимают в этносе, как и в индивидууме, культурные утонченные слои и обнажают древние простые грубые общие механизмы.
Эти приблизительно 400 лет составляют период русского этноритма, заканчивающийся смутой, предельным русским самоотречением и сменой стратегических ориентиров этноса. Каждый второй цикл, т.е. через 800 лет — сокрушительный, с азиатским нашествием. Округленно: 400 г — нашествие гуннов, 1200 г — нашествие татаро-монгол и 2000 г — мы уже видим, что Азия вызревает для этого (на это особенно обратил внимание мирового сообщества Фритьоф Нансен, заявивший после обследования Дальнего Востока, что в предстоящем русско-азиатском конфликте России придется мобилизовать все свои физические и интеллектуальные силы, но этого будет недостаточно — потребуется объединенная помощь всей Европы).
Проследим русский этногенез в этих циклах и смену стратегических ориентиров, отмечая появление и проявления лишь сущности (матрично-типовых) черт русского этноса и России, а также предпосылок и самого формирования российского суперэтноса. На рубеже эры это тихое языческое оседлое агро-аква-лесное восточнославянское племя, не знающее рабовладения и живущее в «народоправстве», мир и спокойствие которого имеют естественноприродную защиту из болот, реки и леса и не требуют укреплений. Его «оседлая жизнь приучает человека к труду, к которому он не чувствует никакого влечения» (Крживицкий). Степь, море, горы ему не известны и этих слов нет в языке. Пассионарный толчок, связанный с «тройной звездой», активизирует его и в 0-400 гг. оно осваивает лесостепь между Днестром и Днепром. Происходит взаимодействие в основном со скифско-сарматскими (иранскими) местными племенами в форме славяно-иранского симбиоза, метисация (смешение, включая также фракийские и восточногерманские племена) и медленная сильно пролонгированная ассимиляция иранского элемента на равноправной основе. В язык приходят иранские слова (степь, хата, сапог, штаны), в языческий пантеон — иранские (скифско-сарматские) боги Хорс и Симаргл, а в племенную элиту — скифо-сарматы, имена которых (Прастен, Истр, Фрастен, Фурстен) встречаются аж через 700 лет в списках русских вождей, подписавших договор с Византией (10 век). Необходимо учесть, что это еще эпоха полной свободы племен от мирового общественного мнения, заставляющего сейчас все народы маскировать свою глубинную сущность под «общекультурные» (европейские) нормы. Человечество в это время в целом — цефализированное и частично (в незначительной степени) одухотворенное живое вещество земной коры, по Вернадскому, и бессознательно-органическая стихия народа, по Г.Федотову. Проявляемый глубинно-присущий русскому народу стихийный бессознательно-органический тип межэтнического контакта и реакции: симбиоз, очень медленный синтез на основе бесспорной этнотолерантности (более чем терпимости) и равноправии без грубых деформаций культурно-идентификационных полей реагирующих этносов и с включением в продукт синтеза их главных кодов, носителей, бессмертно-генетических маркеров — имен богов и людей. Причем последние не стираются следующими циклами, а захораниваются под этноисторическими наслоениями. Не наблюдается инстинктивной боязни гетерогенности и разнообразия (т.е. процесс экологичен) как потенциальной угрозы целостности — боязни, свойственной глубинно-неуверенному в себя (и не экологическому) народу. Это принципиально экологичный симбиотический неколонизаторский тип культуро- и этноконтакта, в отличие от проявленных антиэкологичных (понижающих разнообразие) колонизаторского англосаксонского и трофическо-ассимиляторского (сьесть и переварить) германского типов. Определенной деформации синтеза подвергаются оба контактера. И вот что интересно и важно для дальнейшего: пластичность восточнославянского элемента и его, если выражаться точно, высокая селективно-хемосорбционная способность. Не просто переимчивость и обучаемость, а редкая способность определить ценный недостаточный в себе компонент силы (культуры, искусства — на тех порах военного), избирательно впитать его (сорбировать), быстро ассимилировать и трансформировать его (буквально химически) органично себе и многократно усилив его в себе. Это стихийно-русское явление, лишь намеченное в иранском цикле, через тысячу лет, в татарском цикле, с блеском проявится в картине избавления от татаро-монгольского ига, поразившем Маркса тем, как московиты овладели монгольским искусством ига и далеко превзошли своих учителей (страх европейца перед этой стихийной способностью можно понять). В скифском цикле предков русских — это быстрое, за 2-3 поколения, овладение одним из скифско-славянских симбиотов (антами) воинским искусством. Уже в IV веке они на равных сражаются с готами, в VI веке — с Византией и принимаются ею в наемники, а Агафий Схоластик пишет о Добрагасте, служившем у императора Юстиниана таксиархом — военачальником.
Следующий цикл, 400-800 гг., принято считать норманнским по трансформации верхушки элиты, власти и оформлению государственности. Но прежде всего он важен этногенетически как контакт и метисация (после гуннского нашествия и гибели скифства) с финно-угорскими племенами, легшими в отличие от хазар в социально-генетический код русских, а одновременно и булгар (будущих современных татар), обеспечив абсолютную идентичность спектров суеверности современных русских и татар, т.е. их глубинную психологическую родственность, подкрепленную затем общими половецко-кипчакскими и затем татаро-монгольскими элементами. Хазары в этом цикле стали главным противником, под вассальную зависимость от которых попала Русь (а также Булгария) и ради победы над которыми, по-видимому, и была в конце концов в военной оси Север-Юг выбрана северная, норманская ориентация. Здесь объектом всеобщего внимания историков и философов, начиная с Вл. Соловьева, стало коренное отличительное русское свойство — самоотречение (Вл. Соловьев), самоосуждение (Ковалевский), самоотрицание (Белинский), самоотчуждение (Достоевский).
П.Е.Астафьев (1890 г.) настаивал на нравственно-религиозной христианской основе этого свойства: в отчужденности от всяких «политических прав» и от «народовластия» выражается инстинкт буквально нравственно-религиозного самосохранения (а не самоотречения по Вл.Соловьеву) русского народа, прямо противоположный инстинктам самосохранения политического, социального, юридического и экономического, двигавшим и двигающим жизнь Западной Европы. Душа всего дороже. Дороже порядка, организации и «вексельной честности» (по К. Леонтьеву) западного европейца. Суть по Астафьеву в трансформации: инстинкт самосохранения — инстинкт идентичности — инстинкт спасения души.
Аксаков тоже считал природу этого свойства религиозной и, споря с Соловьевым, настаивал на особом отношении русских к власти на Земле как к похоти и злу, выразив свою мысль в прекрасных словах, не зная которые нельзя познать глубинный русский характер и его сегодняшние проявления, поражающие всех людей, неграмотных в этих вопросах:
«Не от национальности отрекались наши предки (по Соловьеву — Т.А.), а от похоти властвования и командования друг над другом, отрекались от вражды и раздора, обуздывая себя всеобщим послушанием единой, общей для всех, призванной со стороны власти. То же самое отречение от властолюбивой похоти, от принципа «народного верховенства»… проявлялось и после варягов несколько раз в русской истории, а в 1613 году, когда государство разбилось вдребезги, народ восстановил его снова, ходил до самодержавного царя за Волгу, несколько лет упрочивал его власть авторитетом и надзором своих земских соборов, а потом с полным доверием, не заручившись никакими гарантиями, «пошел в отставку», по выражению Хомякова, возвратился к своей земской жизни».
Возможно, это и является нравственно-религиозным инстинктом («естественный религиозный орган», по Романо Гвардии, у всякого русского, без сомнения, есть и он сильнее желудка, что показали лучше всего как раз атеистические времена), но очевидно, что он дохристианский, возможно — природосозвучный христианству, что обусловило принятие его Русью. Важно обратить внимание на процедуру (ритуал) самоотречения: только испытав норманна, осознав его превосходяще- или равносильным врагом и оформив (закодировав) это осознание лингвистически (омонимо-синонимически) как варяг-ворог-враг, Русь отдается ему во власть и через свою уникальную хемосорбционную (ассимилирующую) способность исторически мгновенно становится одной из первых военных сил в мире. Только что, в VII-VIII веках византийцы, опрашивая попавшихся среди пленных хазар русских северян, записывают их ответы: — железа не знаем; не воюем; песни поем (подтверждение тому, что русские изначально невоенный народ, а таковым их сделала жизнь, и то же мы видим по дунайским славянским племенам, которых Аспарух, придя со своими болгарами-тюрками на Дунай, взял под свое военное покровительство, освободив от дани Византии). А уже назавтра Святослав — всемирно признанный полководец могучего войска. Он потрясает Византию, уничтожает походя, но начисто и бесследно Хазарский каганат. В общем справедливый миф о нежестокости русских, поразивший Прокопия их гуманизм и жалость по отношению к побежденным врагам и пленным, в такой степени не встречающиеся ни у кого по сегодняшний день (вспомним Германию 1945 года), он миф и есть и не следует абсолютизировать это свойство и паразитировать на нем, что уже сотни лет делает Европа. Хазарская экзекуция Святослава сверхжестока и беспощадна. Она в определенной степени воспроизвелась Иваном Грозным в Казанской акции и еще воспроизведется. Никакие внешние нормативы ей не указ. Действуют внутренние нормы — самоубежденность, что действительно «довели», «наше дело правое» и тогда — «не в силе бог, а в правде». Предвестником этого состояния является запредельное самоунижение и истерика с разрывом рубашки на груди (по В. Высоцкому: должна вспотеть мошонка). Эти признаки явно накапливаются сейчас.
Византийский полководец Цимисхий признает: русские в своих краях слыли непобедимыми, а мы в своих, и никто не мог уступить, легче было погибнуть (ясно чем чревата сегодняшняя уступка русских в паритете). Опять подтверждается тот же механизм самоотречения Руси и самоотдачи ее в чужую власть: только испытав Византию и взаимопризнав ее силу равной, Русь на следующем своем цикле, 800-1200 гг., ставшем византийским, отдается Византии во власть, на этот раз духовную. Она самоотрекается от язычества с поразившим всех самобичеванием и издевательством над своими недавними идолами (так что сейчас издевательству над коммунистическими идолами нечего удивляться) и принимает православие, соединившись со своею судьбою, с Вифлеемской звездой. Этот же механизм целиком заработает в татарский цикл, 1200-1600 гг., с быстрым осознанием военно-политического превосходства татаро-монгол, симбиозом и братанием (Александра Невского с сыном Батыя христианином-несторианцем Сартаком), лингвистическим кодированием врага («незванный гость хуже поганого татарина» и т.д.), пролонгированной ассимиляцией, включением татар в русскую элиту вплоть до царской родни и даже сажания на престол, в конце татарского цикла, татар Годунова и Бикбулата, русско-татарской метисацией с сохранением у метисов, русских татар, именных меток (Карамзин, Кочубей, Шереметьев, Келдыш, Кудашев и т.д.) или без сохранения — Гаврила Державин (Нарбековы), Толстой (Идрисовы), Достоевский (Челебеи), Ахматова-Горенко и Лев Гумилев (Чагодаи) и т.д. Великая русская литература — единственная духовная опора русского народа в 20 столетии и мировоззренческо-культурная скрепа российского суперэтноса — является всего лишь побочным продуктом метисации, произведенным в следующем цикле, 1600-2000 гг., — цикле вестернизации. С татарского цикла русские становятся военным народом (а не народом воинов, как пишет С. Кургинян — таким он бывал уже и ранее).
С татарского цикла видно, что русский этнос самоотречением, саморасчленением, дроблением территории и склокой (в 12 веке, на пике могущества, до нашествия) подсознательно провоцирует враждебную силу нового типа на нашествие, испытывает ее и, как Иванушка в сказке о Кащее, терпеливо, перенося любые страдания, беды, унижения и потери, тщательно ищет генетический секрет новой силы (спрятанной в яйце — генетическом символе). Для выявления этого секрета он ее и провоцирует, а когда находит этот секрет, ассимилирует его, поднимает на уровень искусства и уже походя побеждает этого нового врага, забрав все, включая землю. Для этого он должен быть прав (иначе бог не даст силы и действительно не даст, как это было видно по финской и афганским кампаниям). И он сделал себя правым в любых глазах по двухвековой методике: наши земли — ваши… а теперь ваши земли — наши. В эту ловушку невозможно не пойти. Придя на Русь и создав иго, Чингисхан (Батый) открыл и легитимировал для русских маршрут до Тихого океана и даже по инерции через него. Мы видим, как сейчас включается органически-стихийно этот механизм.
Цикл вестернизации, 1600-2000 гг., заканчиваемый нами сейчас, ничем принципиально новым не отличается. Разве только тем, что Запад не выдержал испытания: суворовское «русские прусских всегда бивали» засело в подсознании этноса. Этого нельзя было сказать ни о скифах, ни о варягах, ни о византийцах, ни тем более о татарах. И русские совершили трюк Ивана Поддубного: подняв над головой «победителя», легли на лопатки на ковер и положили «победителя» на себя. И тот обьявил на весь мир, что он победитель. А дело-то серьезное. И русскому этносу не то что привычное — оно бессознательно-стихийно его собственное. Секрет могущества ищется, он уже частично ассимилирован (секрет культурно-научно-технический германо-англосаксонский), а частично нет (секрет финансово-экономически-конспиративный иудейско-англосаксонский) и пока этот процесс не завершится, этнос не успокоится и будет все более настойчиво с приближением срока идти на любые жертвы, лишения, беды, самоунижения и провокации. Он «чувствует», что старый цикл заканчивается и подходит новый, азиатский или евразийский цикл, 2000-2400 гг., цикл, по-видимому, азиатского нашествия в той или иной форме. Мешать этому процессу бесполезно — это биосферно-космическое явление.
Надо его учитывать и не суетиться раньше времени.
Уже очевидно, что иммунная система организма нашей страны отторгает чужеродный белок, вживляемый в него шокотерапевтами. Аллергическая реакция видна всем, надвигается анафилактический шок, и та часть шокотерапевтов, которая знает, что не уйти ей от суда людского, как не уйти от Божьего суда, резко тормозит. Курс продолжают две категории людей, которых так одинаково определили великие знатоки «невозможных переворотов» в России и революций вообще. Пушкин: «Не приведет бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный». Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердные, коим «чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка». Маркс: «Теперь мы знаем, какую роль в революциях играет глупость, умело эксплуатируемая негодяями». Русские патриоты, видя опасность «жестокосердных» «негодяев», бросили силы на борьбу и разоблачение этих врагов — предателей, «оккупантов», «агентов влияния» и пятых колонн, увы, презирая, как и «демократы», русский народ, чья мудрость гласит: услужливый дурак опасней врага. Возникла даже опасность, и о ней необходимо своевременно сказать, превращения самих русских патриотов в «услужливых дураков», даже в «агентов влияния» — тех, чьи реакции легко угадываемы, значит — легко провоцируемы и значит — легко направляемы. А некоторые русские патриоты, подражая, уже заявляют о принципе деления по крови — это она, глупость. Нет большей личной трагедии для патриота, чем такое превращение.
Единственная материальная защита от собственного превращения в невольно услужливую глупость — знания. Получить самые необходимые из них сейчас — очень трудно. Официальный носитель знаний — «интеллигенция», проталкивавшая в жизнь так называемую цивилизационную модель реформации России, с трудом признает, что эта модель провалилась, трансформировалась и реализовывается как модель этнократическая, националистическая, а говоря прямо — нацистская, не ведущая наши народы с упреждением в ту точку социально-исторического пространства (постиндустриальное общество), к которой идут современные общества потребления — страны первого мира («цивилизация»), а возвращая нас к прошлым эпохам дикого капитализма, первоначального накопления капитала и формирования капиталистических государств и наций, более того — сбрасывая нас в эпоху дикого средневековья, феодальной раздробленности, княжеств и улусов, родоплеменного и кланового кровавого соперничества, религиозных войн, фанатизма и садизма (кожу с живых людей в Таджикистане уже сдирают).
Можно ли довериться русской интеллигенции, которая, зная о таком результате (он известен «экспериментально» по 1917-1920-м годам, теоретически — по обобщениям евразийцев в 1927 году и по совершенно точному прогнозу А.И.Ильина) сознательно пошла и продолжает идти по этому кровавому пути, отвергая хорошо известные ей апробированные историей и адекватные организму России высокоэффективные безболезненные пути? Довериться русской интеллигенции нельзя, потому что ее больше нет в природе — она честно покончила жизнь самоубийством. Интеллигенция — явление сугубо российское. Это вовсе не интеллектуалы, работники умственного труда и т.п. Научное определение интеллигенции: это та часть общества (целого), которая подчиняет свои интересы интересам целого в такой степени, что не только не декларирует их, но и не держит в своем индивидуальном и общем сознании и подсознании. Или, по Британской энциклопедии: часть общества, заботящаяся о благе общества как целого и т.д. Такой у нас больше нет: с 1991 г. остались только отдельные русские интеллигенты, реликты. В остальной же трансформированной части работников умственного труда утвердилась психология, которая есть психология «мещанина и в этом смысле демократа» (Пушкин). Именно свою психологию и свои черты мещанина она приписывает всему русскому народу: интеллектуальную лень и интеллектуальную бессовестность, рабское чувство и холуйство, зависть к богатству и мечту о потребительстве, иждивенчество и бездуховность, расизм и склонность к фашизму. Архетип русского народа (аграрно-военный народ) несовместим с этими чертами, он обуславливает иные социальные недуги (например, влечение к уравниловке, беспрекословное подчинение «командиру», даже ведущему к гибели — эта самодисциплина военного народа и выдается за рабскую психологию — а уж тем более, верховному главнокомандующему, что было успешно использовано для уничтожения государства).
Знания о сущности России, русского этноса и российского суперэтноса, русском самосознании и месте в истории — не просто есть. Россия — самая изученная в мире страна. Дело не только в том, что в странах с развитой наукой количество «советологов» и русистов было почти таким же, как специалистов по всем остальным странам вместе взятым, и что приблизительно в таком же соотношении было финансирование этих исследований и операций. Количество — в науке не главное. Дело в обоюдной страстности изучения России мировым научным сообществом: россиефобии, включая русофобию, и ненависти одних и патриотизма — других, русских ученых. Страсть и класс исследователей в прошлом веке были выше в Европе, у русофобов, поэтому, хотя славянофилы (Хомяков, Данилевский, Достоевский, Леонтьев, Соловьев) и совершили множество открытий России и сущности русского этноса, общий ключ к познанию России был найден все же в Европе, а именно — неприятелем России Карлом Марксом, надо отдать ему должное. Он найден был им как результат анализа ключевого периода истории России — освобождения Руси от татаро-монгольского ига. Потрясение проявленной при этом русской ловкостью принесло озарение Марксу: «… такое освобождение похоже скорее на явление природы, чем дело рук человеческих». Исследовательская страсть заставила Маркса (лишь в этом случае) не только принять геологический детерминизм, но перешагнуть через «материализм» и признать мистические начала России, говоря современным языком, — ее этнопсихологическое поле: Москва — не просто «колыбель народа» и «центр естественных стремлений великой русской расы», она — «центр, откуда как бы излучались все особенности континентального народа». Марксом открыты также евразийский синтез Россией генотипов народов Европы и Азии, социальный генотип, основанный на общинном духе и солидарных отношениях и показано, что в будущем взорвет Россию — как раз то, что будет объединять Европу: частная собственность и политические свободы.
Все это было заново открыто русскими учеными в 20 веке и они пошли гораздо дальше. Россия похожа скорее на явление природы, чем на дело рук человеческих, и россиеведение невозможно без развитого природоведения. С начала 20 века произошел взрыв природоведческого знания, и центр этого научного творчества, начиная с Докучаева, его генетического почвоведения и закона мировой зональности (1899 г.), переместился в Россию. Его ученик В.Вернадский создал учения о Биосфере Земли, о живом веществе, о ноосфере. Творчеством сотни русских ученых, среди которых такие великие имена, как И.Павлов, Б.Полынов, Н.Вавилов, А.Чижевский, К.Циолковский, был создан новый класс наук, включающий биосферно-экологическое знание о человеке, этносах и космосе, венчающийся религиозной философией русского космизма, прославившейся на Западе. В недрах этого нового класса наук выросло научное знание о России, русском этносе и российском суперэтносе, включающее как фундаментальное теоретическое знание, так и прикладные (практические) учения о России. Среди последних выделяются исследования Д.И.Менделеева, ощутившего опасность для России и переключившегося в 20 веке с химии на изучение России. В завершающей своей книге «К познанию России» (написанной в 1906 г., а всего о России им написано около 100 книг и статей) он изложил полную и глубокую концепцию хозяйственно-экономической, демографической и оптимальной национальной политики России, а также геополитики. В 1920-е годы исследования Г.В.Вернадского и П.Савицкого привели к основам естественнонаучной теории России — соответственно ее этноисторических ритмов (алгоритма) и евразийско-континентальной сущности России. Ученик Савицкого (в Мордовских лагерях) Л.Н.Гумилев уже в наше время, в 1970-е годы, создал общую биосферную теорию этногенеза, в частности, попутно сорвавшую западнические мифы о российском суперэтносе и межнациональных отношениях в России. В 1990-е годы теория Гумилева на новом материале наук о Земле получила поразительные подтверждения, связывающие ее с теорией биосферы Земли В.И.Вернадского и учением А.Чижевского о связи Земля-Космос. Наконец, в 1987 г. академиком В.А.Легасовым, как результат анализа Чернобыльской трагедии, осмысленный с позиций ноосферной концепции Вернадского, была создана концепция безопасности России («Дамоклов меч»), по-видимому, не просто венчающая, но связывающая весь новый класс наук в единое целое, замыкающая друг на друга его отдельные и недавно казавшиеся разрозненными направления.
Вот та гигантская единая база знаний о России, наработанных русской интеллигенцией, правопреемником интеллектуального наследия которой должен стать Русский собор, в той мере, в какой он, заменяя погибшую русскую интеллигенцию, стремится стать той частью целого, России, которая подчиняет свои интересы интересам целого, не оставляя в себе никаких своекорыстных интересов. Как и всякая классика, этот великий багаж должен осваиваться без посредников и комментаторов каждым сознательным сыном России индивидуально и каждому откроется свое особенное, созвучное только ему в этой бездне знаний. Тем самым наш коллективный разум и коллективные чувства, значит и наша сила, обогатятся миллионократно. Лишь приоткрывая щель в эту кладовую знаний, я дам кратчайший конспект типовой матрицы России, определяющей сущность русского самосознания и коридор возможностей и безопасности России, за пределами которого находятся «невозможные перевороты» и «русский бунт».
Российскую типовую матрицу составляют:
• национальная сущность России — равновесное евразийское полиэтническое сообщество — тело, сформировавшееся в длительном взаимодействии русского ядра с вмещающим его равнинным аква-лесо-степным ландшафтом и окружающей его этнической средой;
• культурно-духовная сущность — поликонфессиональный симбиоз языческо-православного религиозного чувства последовательно с исламской и буддийской культурами;
• социальный биотип — вожаческая стая/стадо (без вожака — стадо);
• социальный генотип — традиционное общество, воспроизводящее солидарные патриархальные отношения типа семейных с патернализмом в своих ячейках (производственных, административно-национальных, криминальных и т.д.);
• глубинно-социальный психотип — открытый слабый нерешительно-терпеливый и предельно-самоотрекающийся рефлексант (необходимое пояснение: «слабый тип» — слабая реакция на относительно сильное раздражение, а «сильный тип» сильная реакция на слабое воздействие (псих): «хорошо и плохо» в физическом и психическом «противоположны»);
• доминирующий архетип — континентальный аграрно-военный народ.
Отсюда формула-требование адекватной многомерности русского национального сознания: «Наше национальное сознание должно быть сложным, в соответствии со сложной проблемой новой России (примитив губителен). Это сознание должно быть одновременно великорусским, русским и российским» (Г.П. Федоров). В российское сознание аналогично должны сливаться другие сознания россиян, например:
украинское, русское, российское;
татарское, тюркское, российское;
башкирское, тюркское, российское;
мордовское, угро-финское, российское.
И в этих слияниях примитив также губителен.
Большая формула национальной русской идеи (за что можно умереть): правда и вера, други своя и любовь/земля и воля/Святая Русь. Подмена идеи легко контролируется критерием смерти: если коммунизм был «правдой», за него можно было умереть; умереть за прибыль 300% (по Марксу) всякому русскому пока невозможно, но можно умереть даже за «поганого татарина» (национальность не имеет значения), если он стал «други своя». Российская типовая матрица диктует определенную систему правил и ограничений на социальную инженерию в России и вполне определенную систему техники безопасности социальной инженерии. Эта техника безопасности была нарушена, что в любом инженерном деле является уголовным преступлением. Нарушена она была сознательно. Академик В.А.Легасов не только сформулировал основные ее позиции, девять «граней» в его терминологии, но и своевременно предупредил руководителей, политиков и научное сообщество о том, что дестабилизация страны хотя бы по одной из этих девяти граней (геополитической, военной, административно-политической, экономической, социальной, личностной, нравственной, религиозной, национальной) неизбежно приведет к «небывалой мировой катастрофе». Его предупреждения были отвергнуты и дестабилизация страны была произведена сразу по всем девяти граням безопасности, включая сознательную дестабилизацию межнационального равновесия в стране. Мы сразу вошли в зону бедствия, неконтролируемое 9-мерное пространство опасности немыслимо сложной конфигурации. Основанием для такого вывода Легасову послужило, во-первых, профессиональное знание ставшей чрезвычайно острой проблемой радиационной и химической опасности; оружие массового поражения и мирные объекты, на которых сконцентрированы в городах энергетические источники небывалой мощности и общедоступные опасные вещества (эквиваленты оружия массового поражения) в количествах, по его подсчетам, около 100 тысяч летальных доз на каждого жителя! Во-вторых, обнаруженное им по Чернобылю слабое место — «человеческий фактор», который никакими техническими средствами подстраховать достаточно надежно нельзя. В-третьих, всеобщая в мире неготовность во всех отношениях и на всех уровнях к небывалой в истории опасности. В-четвертых, легкость и потрясающая эффективность реализации этой опасности при непреодолимой трудности ее предотвращения, спасения людей и реабилитация пораженных людей и местности. Наконец главное, в-пятых, обнаруженное им в Чернобыле по трем признакам массовое поражение психики, предшествующее аварии: неадекватность поведения, некритичность с потерей самоконтроля, потеря инстинктов самосохранения и сохранения рода. Четвертый признак был выявлен позднее: десемантизация (Э.Володин) и делогизация (С.Кара-Мурза), охватившие все наше общество. Наконец, пятый признак массового психического поражения и шизофренизации сознания очевиден всем: деструктивность и творческое бесплодие («шизофреник бесплоден» — критерий, по которому его отличают от чудака-ученого, психика которого все же не перешла предел). Легасов не дал обьяснения этому явлению и не искал его связей с другими явлениями. В менее выраженной форме оно замечалось ранее исследовательскими группами экологов (в том числе нашей) при изучении экологических психозов населения. У нас возникла даже гипотеза (и она опубликована), что переход биосферы через техносферу в ноосферу осуществляется через энергетически возбужденное состояние живого вещества земной коры, в котором одним из самых тонких сенсоров (экстра-сенсоров) является человеческая нервная система и психика, то есть — через шизосферу.
Хотя в числе 9 граней опасностей Легасов рассмотрел проблему межнациональных отношений, конфликтов, сепаратизма и даже терроризма (задолго до того, как их актуальность стала очевидной), он не связывал это явление с этногенезом. Между тем теория Гумилева поспела к сроку и в ней было показано и четко сформулировано, что пассионарность — не только и не столько чрезвычайная активность (люди «длинной воли», очень ею гордящиеся), но прежде всего это беспредельная страсть (passio — страсть) как антиинстинкт, как «качество, толкающее к иллюзорным целям, страсть, которая сильнее самого инстинкта самосохранения, антиинстинкт». Л. Гумилев искал источник пассионарности и интуиция вывела его на теорию В.Вернадского: на биохимическую активность и энергию живого вещества. Сразу после смерти Л.Гумилева было обнаружено, что оси зон пассионарных толчков этногенеза на земной поверхности совпадают с известными зонами геологической активности или определенным образом ориентированы относительно двух уникальных точек на земной поверхности — проекций мантийного потока Земли, полученных в теории геодинамики О.Сорохтина. Среднее время между двумя сериями пассионарных толчков составляет 400 лет. Наконец, в этом году нами обнаружено и бесспорное эмпирическое подтверждение: именно на гумилевских осях лежат все 22 найденные на границах океана и континентов сероводородные зоны — свидетели биохимической активности. Это заставляет не только присмотреться к замеченной народом связи: в Армении межнациональный конфликт — и следом землятресение в Спитаке, в Душанбе конфликт — и землятресение, но и связывать теории русского этногенеза по Л.Гумилеву, человеческих популяций как живого экстрасенсорного вещества земной коры по В.И.Вернадскому и 800-летних этногеографических циклов нашествий Азии по Л.Гумилеву, с астрономическими периодичностями и библейско-мистическими преданиями, с циклами массовых психических возбуждений и поражений в России и Руси (смут), включая современную смуту и прогнозируя на основе этого следующую.
Кратко излагая эту естественнонаучную теорию России и ее «доминирующих» этносов, буду подчеркивать лишь те аспекты, которые опасно мифологизированы, или, открывшись в теории, позволяют понять совершенно непонятные современные явления и тенденции в нашем народе, превратно интерпретируемые с добрыми или злыми намереньями, или прояснить суть мифологизированных межнациональных отношений, например, русско-татарских, или увидеть будущую судьбу сепаратизма (того же татарского), или оценить суть современного реформаторства, будущую судьбу его и России и т.д. Я не вижу вне этой теории возможности нелживой нормальной интерпретации русско-еврейских, да и русско-татарских отношений.
Судьба восточных славян — прарусичей прослеживается в глубину веков до нашей эры и та, по-видимому, героическая эпоха привлекает внимание русской молодежи больше, чем «болотное сидение» нулевых годов на средней Висле-среднем Днестре, иногда со знаменитой тростинкой во рту под водой сутки при вражеском набеге. (Возможно, что эта водная процедура и есть источник той терпеливости и выдержки русских, которые потрясают других и сегодня; она инстинктивно воспроизводится веками в нерациональной процедуре рыбной ловли с удочкой или в вовсе уж иррациональном сидении над прорубью в тридцатиградусный мороз — аналог этому мы имеем только в системе йога). Но судьба и алгоритм русского энтоса и России предопределены Вифлеемской звездой, на соединение с которой этот этнос «настроился» и пошел с момента, когда о ней как о высшем знаке рождения Христа возвестили волхвы. С этого, нулевого года, и целесообразно вести счет. Вифлеемская звезда Библии реально является тройным соединением на небосводе Марса, Сатурна и Юпитера. Период появления этой «тройной» звезды был вычислен Кеплером во время ее последнего (1608 г.) «появления». Он равен приблизительно 400 лет, как и средний период пассионарных толчков этногенеза.
Ее «появление» сопровождается климатическими потрясениями, этническим стрессом и массовыми более или менее выраженными проявлениями поражения психики. Так в период ее последнего «появления» в Европе отмечалась десемантизация, которую Бэкон отнес к «идолам рыночной толпы», имея в виду митинги, которые проходили на рыночной площади. С этого времени пошли перестройка Европы из феодальной в индустриальную, вытеснение религиозного сознания наукой и кровавая смена традиционного общества на гражданское. В Китае в это время отмечены сильные социальные потрясения. А Россия, как описывает Карамзин, «готовилась к ужаснейшему из явлений в своей истории», великой смуте: рождались животные-уроды (мутанты), происходили климатические потрясения («… пала на миллионы людей казнь страшная: весною, в 1601 году, небо омрачилось густою тьмою, и дожди лили в течение десяти недель непрестанно… в 15 августа жестокий мороз повредил как зеленому хлебу, так и всем плодам незрелым»), которые привели к великому голоду («… ели собак, кошек, стерво, всякую нечистоту… не только грабили, убивали за ломоть хлеба, но и пожирали друг друга… мясо человеческое продавалось в пирогах на рынках! Матери глодали трупы своих младенцев… и в сие время другие изверги копили, берегли хлеб в надежде продать его еще дороже!»), в изобилии появились в России жестокосердные корыстолюбцы, политические мошенники, лжелюди и все приметы, напоминающие наше время вхождения в очередную смуту «адскою игрою Борисова властолюбия, бедствиями свирепого голода и повсеместных разбоев, ожесточением сердец, развратом народа — всем, что предшествует ниспровержению Государств, осужденных Провидением на гибель или на мучительное возрождение». Может показаться загадочной, мистической эта математическая точность описания Карамзиным детерминированности событий, разделенных 400 годами. Разделенные этими четырьмя великими веками биосферно-космические повторения, вызывая стресс, снимают в этносе, как и в индивидууме, культурные утонченные слои и обнажают древние простые грубые общие механизмы.
Эти приблизительно 400 лет составляют период русского этноритма, заканчивающийся смутой, предельным русским самоотречением и сменой стратегических ориентиров этноса. Каждый второй цикл, т.е. через 800 лет — сокрушительный, с азиатским нашествием. Округленно: 400 г — нашествие гуннов, 1200 г — нашествие татаро-монгол и 2000 г — мы уже видим, что Азия вызревает для этого (на это особенно обратил внимание мирового сообщества Фритьоф Нансен, заявивший после обследования Дальнего Востока, что в предстоящем русско-азиатском конфликте России придется мобилизовать все свои физические и интеллектуальные силы, но этого будет недостаточно — потребуется объединенная помощь всей Европы).
Проследим русский этногенез в этих циклах и смену стратегических ориентиров, отмечая появление и проявления лишь сущности (матрично-типовых) черт русского этноса и России, а также предпосылок и самого формирования российского суперэтноса. На рубеже эры это тихое языческое оседлое агро-аква-лесное восточнославянское племя, не знающее рабовладения и живущее в «народоправстве», мир и спокойствие которого имеют естественноприродную защиту из болот, реки и леса и не требуют укреплений. Его «оседлая жизнь приучает человека к труду, к которому он не чувствует никакого влечения» (Крживицкий). Степь, море, горы ему не известны и этих слов нет в языке. Пассионарный толчок, связанный с «тройной звездой», активизирует его и в 0-400 гг. оно осваивает лесостепь между Днестром и Днепром. Происходит взаимодействие в основном со скифско-сарматскими (иранскими) местными племенами в форме славяно-иранского симбиоза, метисация (смешение, включая также фракийские и восточногерманские племена) и медленная сильно пролонгированная ассимиляция иранского элемента на равноправной основе. В язык приходят иранские слова (степь, хата, сапог, штаны), в языческий пантеон — иранские (скифско-сарматские) боги Хорс и Симаргл, а в племенную элиту — скифо-сарматы, имена которых (Прастен, Истр, Фрастен, Фурстен) встречаются аж через 700 лет в списках русских вождей, подписавших договор с Византией (10 век). Необходимо учесть, что это еще эпоха полной свободы племен от мирового общественного мнения, заставляющего сейчас все народы маскировать свою глубинную сущность под «общекультурные» (европейские) нормы. Человечество в это время в целом — цефализированное и частично (в незначительной степени) одухотворенное живое вещество земной коры, по Вернадскому, и бессознательно-органическая стихия народа, по Г.Федотову. Проявляемый глубинно-присущий русскому народу стихийный бессознательно-органический тип межэтнического контакта и реакции: симбиоз, очень медленный синтез на основе бесспорной этнотолерантности (более чем терпимости) и равноправии без грубых деформаций культурно-идентификационных полей реагирующих этносов и с включением в продукт синтеза их главных кодов, носителей, бессмертно-генетических маркеров — имен богов и людей. Причем последние не стираются следующими циклами, а захораниваются под этноисторическими наслоениями. Не наблюдается инстинктивной боязни гетерогенности и разнообразия (т.е. процесс экологичен) как потенциальной угрозы целостности — боязни, свойственной глубинно-неуверенному в себя (и не экологическому) народу. Это принципиально экологичный симбиотический неколонизаторский тип культуро- и этноконтакта, в отличие от проявленных антиэкологичных (понижающих разнообразие) колонизаторского англосаксонского и трофическо-ассимиляторского (сьесть и переварить) германского типов. Определенной деформации синтеза подвергаются оба контактера. И вот что интересно и важно для дальнейшего: пластичность восточнославянского элемента и его, если выражаться точно, высокая селективно-хемосорбционная способность. Не просто переимчивость и обучаемость, а редкая способность определить ценный недостаточный в себе компонент силы (культуры, искусства — на тех порах военного), избирательно впитать его (сорбировать), быстро ассимилировать и трансформировать его (буквально химически) органично себе и многократно усилив его в себе. Это стихийно-русское явление, лишь намеченное в иранском цикле, через тысячу лет, в татарском цикле, с блеском проявится в картине избавления от татаро-монгольского ига, поразившем Маркса тем, как московиты овладели монгольским искусством ига и далеко превзошли своих учителей (страх европейца перед этой стихийной способностью можно понять). В скифском цикле предков русских — это быстрое, за 2-3 поколения, овладение одним из скифско-славянских симбиотов (антами) воинским искусством. Уже в IV веке они на равных сражаются с готами, в VI веке — с Византией и принимаются ею в наемники, а Агафий Схоластик пишет о Добрагасте, служившем у императора Юстиниана таксиархом — военачальником.
Следующий цикл, 400-800 гг., принято считать норманнским по трансформации верхушки элиты, власти и оформлению государственности. Но прежде всего он важен этногенетически как контакт и метисация (после гуннского нашествия и гибели скифства) с финно-угорскими племенами, легшими в отличие от хазар в социально-генетический код русских, а одновременно и булгар (будущих современных татар), обеспечив абсолютную идентичность спектров суеверности современных русских и татар, т.е. их глубинную психологическую родственность, подкрепленную затем общими половецко-кипчакскими и затем татаро-монгольскими элементами. Хазары в этом цикле стали главным противником, под вассальную зависимость от которых попала Русь (а также Булгария) и ради победы над которыми, по-видимому, и была в конце концов в военной оси Север-Юг выбрана северная, норманская ориентация. Здесь объектом всеобщего внимания историков и философов, начиная с Вл. Соловьева, стало коренное отличительное русское свойство — самоотречение (Вл. Соловьев), самоосуждение (Ковалевский), самоотрицание (Белинский), самоотчуждение (Достоевский).
П.Е.Астафьев (1890 г.) настаивал на нравственно-религиозной христианской основе этого свойства: в отчужденности от всяких «политических прав» и от «народовластия» выражается инстинкт буквально нравственно-религиозного самосохранения (а не самоотречения по Вл.Соловьеву) русского народа, прямо противоположный инстинктам самосохранения политического, социального, юридического и экономического, двигавшим и двигающим жизнь Западной Европы. Душа всего дороже. Дороже порядка, организации и «вексельной честности» (по К. Леонтьеву) западного европейца. Суть по Астафьеву в трансформации: инстинкт самосохранения — инстинкт идентичности — инстинкт спасения души.
Аксаков тоже считал природу этого свойства религиозной и, споря с Соловьевым, настаивал на особом отношении русских к власти на Земле как к похоти и злу, выразив свою мысль в прекрасных словах, не зная которые нельзя познать глубинный русский характер и его сегодняшние проявления, поражающие всех людей, неграмотных в этих вопросах:
«Не от национальности отрекались наши предки (по Соловьеву — Т.А.), а от похоти властвования и командования друг над другом, отрекались от вражды и раздора, обуздывая себя всеобщим послушанием единой, общей для всех, призванной со стороны власти. То же самое отречение от властолюбивой похоти, от принципа «народного верховенства»… проявлялось и после варягов несколько раз в русской истории, а в 1613 году, когда государство разбилось вдребезги, народ восстановил его снова, ходил до самодержавного царя за Волгу, несколько лет упрочивал его власть авторитетом и надзором своих земских соборов, а потом с полным доверием, не заручившись никакими гарантиями, «пошел в отставку», по выражению Хомякова, возвратился к своей земской жизни».
Возможно, это и является нравственно-религиозным инстинктом («естественный религиозный орган», по Романо Гвардии, у всякого русского, без сомнения, есть и он сильнее желудка, что показали лучше всего как раз атеистические времена), но очевидно, что он дохристианский, возможно — природосозвучный христианству, что обусловило принятие его Русью. Важно обратить внимание на процедуру (ритуал) самоотречения: только испытав норманна, осознав его превосходяще- или равносильным врагом и оформив (закодировав) это осознание лингвистически (омонимо-синонимически) как варяг-ворог-враг, Русь отдается ему во власть и через свою уникальную хемосорбционную (ассимилирующую) способность исторически мгновенно становится одной из первых военных сил в мире. Только что, в VII-VIII веках византийцы, опрашивая попавшихся среди пленных хазар русских северян, записывают их ответы: — железа не знаем; не воюем; песни поем (подтверждение тому, что русские изначально невоенный народ, а таковым их сделала жизнь, и то же мы видим по дунайским славянским племенам, которых Аспарух, придя со своими болгарами-тюрками на Дунай, взял под свое военное покровительство, освободив от дани Византии). А уже назавтра Святослав — всемирно признанный полководец могучего войска. Он потрясает Византию, уничтожает походя, но начисто и бесследно Хазарский каганат. В общем справедливый миф о нежестокости русских, поразивший Прокопия их гуманизм и жалость по отношению к побежденным врагам и пленным, в такой степени не встречающиеся ни у кого по сегодняшний день (вспомним Германию 1945 года), он миф и есть и не следует абсолютизировать это свойство и паразитировать на нем, что уже сотни лет делает Европа. Хазарская экзекуция Святослава сверхжестока и беспощадна. Она в определенной степени воспроизвелась Иваном Грозным в Казанской акции и еще воспроизведется. Никакие внешние нормативы ей не указ. Действуют внутренние нормы — самоубежденность, что действительно «довели», «наше дело правое» и тогда — «не в силе бог, а в правде». Предвестником этого состояния является запредельное самоунижение и истерика с разрывом рубашки на груди (по В. Высоцкому: должна вспотеть мошонка). Эти признаки явно накапливаются сейчас.
Византийский полководец Цимисхий признает: русские в своих краях слыли непобедимыми, а мы в своих, и никто не мог уступить, легче было погибнуть (ясно чем чревата сегодняшняя уступка русских в паритете). Опять подтверждается тот же механизм самоотречения Руси и самоотдачи ее в чужую власть: только испытав Византию и взаимопризнав ее силу равной, Русь на следующем своем цикле, 800-1200 гг., ставшем византийским, отдается Византии во власть, на этот раз духовную. Она самоотрекается от язычества с поразившим всех самобичеванием и издевательством над своими недавними идолами (так что сейчас издевательству над коммунистическими идолами нечего удивляться) и принимает православие, соединившись со своею судьбою, с Вифлеемской звездой. Этот же механизм целиком заработает в татарский цикл, 1200-1600 гг., с быстрым осознанием военно-политического превосходства татаро-монгол, симбиозом и братанием (Александра Невского с сыном Батыя христианином-несторианцем Сартаком), лингвистическим кодированием врага («незванный гость хуже поганого татарина» и т.д.), пролонгированной ассимиляцией, включением татар в русскую элиту вплоть до царской родни и даже сажания на престол, в конце татарского цикла, татар Годунова и Бикбулата, русско-татарской метисацией с сохранением у метисов, русских татар, именных меток (Карамзин, Кочубей, Шереметьев, Келдыш, Кудашев и т.д.) или без сохранения — Гаврила Державин (Нарбековы), Толстой (Идрисовы), Достоевский (Челебеи), Ахматова-Горенко и Лев Гумилев (Чагодаи) и т.д. Великая русская литература — единственная духовная опора русского народа в 20 столетии и мировоззренческо-культурная скрепа российского суперэтноса — является всего лишь побочным продуктом метисации, произведенным в следующем цикле, 1600-2000 гг., — цикле вестернизации. С татарского цикла русские становятся военным народом (а не народом воинов, как пишет С. Кургинян — таким он бывал уже и ранее).
С татарского цикла видно, что русский этнос самоотречением, саморасчленением, дроблением территории и склокой (в 12 веке, на пике могущества, до нашествия) подсознательно провоцирует враждебную силу нового типа на нашествие, испытывает ее и, как Иванушка в сказке о Кащее, терпеливо, перенося любые страдания, беды, унижения и потери, тщательно ищет генетический секрет новой силы (спрятанной в яйце — генетическом символе). Для выявления этого секрета он ее и провоцирует, а когда находит этот секрет, ассимилирует его, поднимает на уровень искусства и уже походя побеждает этого нового врага, забрав все, включая землю. Для этого он должен быть прав (иначе бог не даст силы и действительно не даст, как это было видно по финской и афганским кампаниям). И он сделал себя правым в любых глазах по двухвековой методике: наши земли — ваши… а теперь ваши земли — наши. В эту ловушку невозможно не пойти. Придя на Русь и создав иго, Чингисхан (Батый) открыл и легитимировал для русских маршрут до Тихого океана и даже по инерции через него. Мы видим, как сейчас включается органически-стихийно этот механизм.
Цикл вестернизации, 1600-2000 гг., заканчиваемый нами сейчас, ничем принципиально новым не отличается. Разве только тем, что Запад не выдержал испытания: суворовское «русские прусских всегда бивали» засело в подсознании этноса. Этого нельзя было сказать ни о скифах, ни о варягах, ни о византийцах, ни тем более о татарах. И русские совершили трюк Ивана Поддубного: подняв над головой «победителя», легли на лопатки на ковер и положили «победителя» на себя. И тот обьявил на весь мир, что он победитель. А дело-то серьезное. И русскому этносу не то что привычное — оно бессознательно-стихийно его собственное. Секрет могущества ищется, он уже частично ассимилирован (секрет культурно-научно-технический германо-англосаксонский), а частично нет (секрет финансово-экономически-конспиративный иудейско-англосаксонский) и пока этот процесс не завершится, этнос не успокоится и будет все более настойчиво с приближением срока идти на любые жертвы, лишения, беды, самоунижения и провокации. Он «чувствует», что старый цикл заканчивается и подходит новый, азиатский или евразийский цикл, 2000-2400 гг., цикл, по-видимому, азиатского нашествия в той или иной форме. Мешать этому процессу бесполезно — это биосферно-космическое явление.
Надо его учитывать и не суетиться раньше времени.
Комментариев нет:
Отправить комментарий