Двадцать шестого февраля начался очередной цикл крымобесия, под который в этом году были даже подверстаны президентские выборы. Видимо, в какой-то момент Господь наказывает тем, что отбирает способность критического суждения и аналитического подхода к тем или иным феноменам и процессам у очень большого количества в общем-то неглупых людей и даже профессиональных аналитиков.
В прежние юбилеи во мне укрепилось представление о том, что Крым для России — это то, что Полтавская битва для Швеции: из сверхдержавы Швеция стала маленькой и уютной, без глобальных претензий и общеевропейских проектов. Если повезет, такая убогая и неинтересная участь ждет нас всех. Если не повезет, будет хуже и больнее.
В этом году пришло понимание важной инновации.
Крымская история не только подорвала будущее РФ, но и убила прекрасный миф о великой русской культуре, литературе и философии. Это не значит, что в Европе и во всём мире станут сжигать книжки Достоевского-Толстого-Чехова или партитуры симфоний Чайковского и записи «Весны священной» Стравинского. Это значит, что русская культура как определенная целостность будет переинтерпретирована и перетолкована как сугубо эстетический феномен, лишенный универсального этического и метафизического содержания. (Нечто подобное в меньшем масштабе в XX веке произошло с культурой немецкой, когда Ницше, Вагнер и «немецкий дух» на какое-то время оказались чуть ли не под запретом.) А русская культура была интересна прежде всего не своей формой, не своим эстетическим совершенством — поскольку в этом отношении она в XVIII-XX веках преимущественно заимствовала западноевропейские образцы, модели, матрицы, парадигмы. Она была интересна своим внутренним содержанием — смыслами, сверхсмыслами, своей устремленностью к Небесам, своим представлениями о преображении и теургических возможностях человека.
В прежние юбилеи во мне укрепилось представление о том, что Крым для России — это то, что Полтавская битва для Швеции: из сверхдержавы Швеция стала маленькой и уютной, без глобальных претензий и общеевропейских проектов. Если повезет, такая убогая и неинтересная участь ждет нас всех. Если не повезет, будет хуже и больнее.
В этом году пришло понимание важной инновации.
Крымская история не только подорвала будущее РФ, но и убила прекрасный миф о великой русской культуре, литературе и философии. Это не значит, что в Европе и во всём мире станут сжигать книжки Достоевского-Толстого-Чехова или партитуры симфоний Чайковского и записи «Весны священной» Стравинского. Это значит, что русская культура как определенная целостность будет переинтерпретирована и перетолкована как сугубо эстетический феномен, лишенный универсального этического и метафизического содержания. (Нечто подобное в меньшем масштабе в XX веке произошло с культурой немецкой, когда Ницше, Вагнер и «немецкий дух» на какое-то время оказались чуть ли не под запретом.) А русская культура была интересна прежде всего не своей формой, не своим эстетическим совершенством — поскольку в этом отношении она в XVIII-XX веках преимущественно заимствовала западноевропейские образцы, модели, матрицы, парадигмы. Она была интересна своим внутренним содержанием — смыслами, сверхсмыслами, своей устремленностью к Небесам, своим представлениями о преображении и теургических возможностях человека.
* ПРИКАРПАТСЬКИЙ ІНСТИТУТ ЕТНОСОЦІАЛЬНИХ ДОСЛІДЖЕНЬ ТА СТРАТЕГІЧНОГО АНАЛІЗУ НАРАТИВНИХ СИСТЕМ















